Kitobni o'qish: «С друзьями по Санкт-Петербургу. Между Фонтанкой и Литейным», sahifa 2
Другие квартиры в доме сдавались внаем.
В 1883 году Елисеев решил полностью выйти из семейного дела – Торгового дома «Братья Елисеевы», так как состоял на государственной службе. В том же году он получил чин действительного тайного советника. Заслуги Александра Григорьевича на ниве благотворительности невозможно переоценить – перечень опекаемых им школ, училищ, общин, больниц занял бы не одну строку. Чины и награды, полученные им за успехи по службе и за внеслужебные отличия, давали ему право на получение потомственного дворянства. Однако, по принципиальным соображениям, он как старший в роду купцов Елисеевых, оставался до самой смерти в купеческом сословии.
Дом 26, изначально построенный в 1771 году и сменивший многих владельцев, в 1868 году перешёл в собственность графини Марии Ивановны Игнатьевой. Её супруг, Павел Николаевич, в чине прапорщика Преображенского полка в 1814 году вступил в Париж.
За годы службы он занимал многие должности, в том числе – петербургского генерал-губернатора и директора Пажеского корпуса. Сын Павла Николаевича, Алексей Павлович, также занимал ряд высоких постов, в частности, генерал-губернатора Восточной Сибири, а затем Киевского, Подольского и Волынского. При нем в 1897 году дом на Французской набережной был перестроен по проекту гражданского инженера Алексея Константиновича Максимова, приобретя довольно скромный, но, вместе с тем, строгий классический облик. В 1906 году Алексей Павлович был убит членами боевой организации партии социалистов-революционеров.
Последний хозяин особняка, Алексей Алексеевич Игнатьев, был в Париже военным атташе царской России, добровольно перешел на советскую службу и, много позже, стал широко известен по своей книге «50 лет в строю».
В молодости Алексей Игнатьев подружился с Карлом Густавом Маннергеймом – будущим маршалом и президентом Финляндии. В 1939 году Сталин решил использовать этот давний контакт, установив между ними негласную связь, но Маннергейм наотрез отказался общаться, в его понимании, с «предателем» Игнатьевым.
Наб. Кутузова, 28, 30
Скромный особняк Игнатьевых соседствует с домом, который по обилию украшений превосходит большинство зданий на набережной (дом 28). Таким он стал в 1882 году по проекту архитектора Николая Васильевича Набокова в соответствии с модой и желанием вдовы тайного советника Елены Александровны Александровской. Наследство покойного мужа, бывшего Пензенского губернатора, позволяли ей удовлетворять тягу к роскоши. Навес-зонтик с ажурными решетками, служащий одновременно балконом второго этажа, в настоящее время является редкостью. А когда-то их было в Петербурге видимо-невидимо.
В 1835 году дом приобрёл тогдашний петербургский обер-полицмейстер Сергей Алесандрович Кокошкин, о котором, лично его знавший, Александр Иванович Герцен говорил, что «он служил и наживался так же естественно, как поют птицы». Когда Николаю I доложили о корыстолюбии чиновника, тот невозмутимо ответил: «да, но я сплю спокойно, зная, что он полицмейстером в Петербурге». И действительно, не нашлось бы лучшего мастера уладить дело так, чтобы все было шито-крыто, замять любой скандал, или не допустить зловредных слухов до начальственных ушей.
В 1908 году здание выкупило под контору торговое общество «Мазут» и архитектор Борис Ионович Гиршович капитально перестроил два нижних этажа, практически не затронув внешний вид. Отделка нижних этажей частично дошла до наших дней, несмотря на многолетнее пребывание в доме коммунальных квартир.
Следующий дом (дом 30) сохранил в основном черты первоначальной постройки 1760-х годов – трёхэтажный, на высоких подвалах с портиком из четырёх сдвоенных колонн. Мемориальная доска повествует о том, что в этом доме жил фельдмаршал Михаил Илларионович Кутузов.
Во владении семьи Кутузова и потомков, которые носили фамилии Опочининых и Тучковых, старинный особняк находился сто двадцать лет – с 1798 по 1918 годы. История сохранила свидетельство народной любви к великому полководцу. Так в день отъезда главнокомандующего к армии вся набережная от Гагаринской пристани до Прачечного моста была заполнена народом. Михаил Илларионович сел в карету и поехал к Казанскому собору на торжественный молебен. А год спустя, 11 июня 1813 года, колесницу с прахом Кутузова жители встретили на окраине, выпрягли лошадей и сами провезли прах полководца через весь город к месту его упокоения в Казанский собор.
В 1830-е годы Опочинины здесь не жили, предпочитая сдавать особняк в наём. В это время в доме на набережной поселился князь Александр Сергеевич Меншиков, правнук ближайшего сподвижника Петра Великого – Александра Даниловича Меншикова. Александр Сергеевич дослужился до высоких постов начальника Главного морского штаба и финляндского генерал-губернатора, но в памяти потомков остался благодаря острому языку. «Когда отец уведомил его, что нашёл ему невесту, и просил приехать посмотреть её, сын, как всегда, отделался шуткой: «Мне нечего смотреть», – сказал он. – Я женился бы и на козе, если бы у неё были золотые рога и она могла бы родить Меншикова».
Последний владелец дома, Николай Николаевич Тучков, свято хранил реликвии, доставшиеся ему от предков. Среди них были два портрета Кутузова, его любимое кресло, табакерка и часы, находившиеся при фельдмаршале. К сожалению, все это бесследно исчезло в революционное лихолетье.
Наб. Кутузова, 32, 34
Соседнее здание (дом 32), обычное, каких тысячи в нашем городе – предпоследний адрес Александра Сергеевича Пушкина. Здесь, в доме Силы Андреевича Баташева, семья поэта и сёстры Натальи Николаевны проживали с 1834 по 1836 годы. Это был период в жизни Александра Сергеевича, когда трудности, прежде всего материальные, приводили его в угнетённое состояние, сопровождавшееся вспышками раздражительности. В один из таких моментов произошла стычка с управляющим дома, повлёкшая за собой переезд на набережную Мойки, 12.
Последняя хозяйка дома, вступившая во владение недвижимостью в 1889 году, незначительно перестроила свои владения – мезонин был превращен в полноценный этаж, изменились наличники окон, но балкон, на котором, возможно, отдыхал Александр Сергеевич, остался прежним.
А в историю дома 34 вписано имя другого литератора – Алексея Константиновича Толстого, который поселился здесь осенью 1867 года после возвращения из-за границы.
Накануне приезда графской семьи, в 1865 году, архитектор Роберт Андреевич Гедике, по желанию тогдашней владелицы, надстроил некогда классическое здание четвёртым этажом, придав фасаду черты стильной эклектики. В таком виде дом дошёл до наших дней.
В жизни Толстого очень-зима 1867-1868 годов были периодом большой творческой активности. Алексей Константинович заканчивал работу над трагедией «Царь Фёдор Иоаннович» и, перед постановкой на сцене, читал её перед специально приглашёнными гостями, среди которых были писатели, актёры и композиторы. Ни до, ни после в стенах дома не собиралось столько талантливых людей, как в ту памятную зиму.
Последний дом на набережной Кутузова (дом 36) представляет собой образец рядовой застройки конца XVIII века. С екатерининских времён к нему прочно приклеилось название «Баурский» – в память о выдающемся военном инженере Фридрихе Вильгельме (Фёдоре Васильевиче) Бауре. Его биография увлекательней иных романов, а перечень сделанного за небольшой срок настолько велик, что хватило бы на целую плеяду опытных строителей: углубление Фонтанки и строительство ее набережной, каменные гавани в Кронштадте, реконструкция Ладожского канала, участстие в прокладке Екатерининского канала, мощение улиц, устройство канализации Литейной части. Широкую известность Бауру принес проект Таицкого водовода, обеспечивший превосходной водой Царское Село. О нём говорили, что он «никогда и никакими трудами не утомляется», однако в 1783 году, на 53-м году жизни, мучительная болезнь свела его в могилу.
Наб. Кутузова, 36. Дом Баура
После смерти генерал-инженера Баурский дом был выкуплен в казну и в него стали селить придворных служителей.
В XIX веке одним из обитателей Баурского дома с 1841 года и до своей смерти в 1867 году был архитектор Роман Иванович Кузьмин – автор церкви при русском посольстве в Афинах, православного собора на улице Дарю в Париже и, к сожалению, несохранившейся Греческой церкви в Петербурге, на месте которой находится БКЗ «Октябрьский».
В этом доме у чиновника Сергея Ивановича Мережковского в 1866 году родился сын Дмитрий, будущий литератор. Здесь прошли его детские и гимназические годы. Много позже, в «Автобиографической заметке», Мережковский напишет: «Зимою мы жили в старом-престаром, еще петровских времен, Бауеровом доме, на углу Невы и Фонтанки, у Прачешного моста, против Летнего сада… Квартира казенная, огромная, со множеством комнат, жилых и парадных, в двух этажах. Окна на север; комнаты большие, мрачные; обстановка торжественно-чиновничья».
А в 1924 году в маленькой квартире на первом этаже у актрисы Глебовой-Судейкиной жила Анна Ахматова. Сюда приходили в те дни писатель Евгений Замятин, художник Кузьма Πетрoв-Βoдкин, поэты Сергей Εсенин, Федор Сологуб, Юрий Анненков, Осип Мандельштам. Через окошко (шестое окно от угла по набережной Фонтанки) подруги наблюдали страшное наводнение, второе по силе удара стихии. Отсюда Ахматова переедет в Фонтанный дом, а Глебова-Судейкина окажется в эмиграции, где скончается в 1945 году и будет похоронена на русском кладбище Сент-Женевьев-де-Буа.
Ольга Афанасьевна получила эту квартиру как служебную от фарфорового завода, где она тогда работала. Милое увлечение – делать кукол, позволило ей выжить в революционном Петрограде. Она делала танцовщиц, балерин, красоток, которые отправлялись иногда даже за рубеж, в частные коллекции. В настоящее время несколько кукол хранится в запасниках Русского музея.
Анна Ахматова и Ольга Глебова-Судейкина были невероятно близки – этим двум уникальным женщинам были отпущены разносторонние таланты, родство душ в ощущении мира, обоюдное чувство гармонии и тяга к прекрасному во всем.
В цикле «50 величайших женщин» Виталий Яковлевич Вульф, автор и ведущий программы «Мой серебряный шар», писал о Глебовой-Судейкиной:
«…классически правильное лицо кукольной красоты с фарфоровой кожей, огромные серые глаза, в глубине которых сияло, по выражению одного из современников, «священное спокойствие», роскошные светло-золотистые волосы, грациозное тело танцовщицы, безупречный вкус, многогранные таланты – она прекрасно рисовала, готовила, лепила, танцевала, делала кукол, вышивала, переводила стихи – и светлый, легкомысленный характер».
Став женой художника Сергея Судейкина, Ольга часто появлялась в необыкновенных, вызывающих платьях его работы и даже снялась в некоторых из них для открыток, став таким образом одной из первых русских манекенщиц.
Этой замечательной женщине посвящали стихи Александр Блок, Георгий Иванов, Федор Сологуб, Велимир Хлебников и другие поэты Серебряного века. Из-за роковой страсти к Ольге застрелился молодой поэт Всеволод Князев.
«Мне кажется, ее любят все, кто ее знает: это совершенно исключительная женщина» – воспоминал Игорь Северянин.
В эмиграции ее спасали от хандры и депрессии птицы. Кто-то из друзей оставил ей клетку с птицами, потом подарили еще нескольких. В ее парижской квартире одновременно жили до сотни птиц, которых хозяйка пускала свободно летать по двум крохотным комнатам. «Люди больше во мне не нуждаются, поэтому я занимаюсь птицами», – говорила она.
Однако, пришло время нам расстаться с Баурским домом и с набережной Кутузова, поскольку наш путь завершён.
Прогулка вторая
Соляной городок
Соляной городок географически – это квартал, ограниченный с запада и востока набережной Фонтанки и Соляным переулком, а с севера и юга – Гангутской улицей и улицей Пестеля.
Соляной городок ментально – это уникальное место Санкт-Петербурга, богатейшая история которого хранит как славные, так и трагические страницы.
Наш маршрут к Соляному городку мы начнём от дома 1 по Гагаринской улице, что стоит на перекрёстке с набережной Кутузова. В конце XVIII века набережная тоже была Гагаринской, по существовавшему с давних времён перевозу с Гагаринского пенькового буяна.
Слово «буян» в толковании словаря Брокгауза и Ефрона: «складочное место, обыкновенно островки на Неве, в Санкт-Петербурге, с городскими амбарами для выгрузки пеньки, льна, сала, соли и др.».
И буян, и набережная, и улица получили своё имя по фамилии сподвижника Петра I, главы Сибирской губернии Матвея Петровича Гагарина. В 1721 году Матвей Петрович был обвинён в лихоимстве и казнён, имущество конфисковано, а его изображения было приказано уничтожить. Но, как видим, стереть память о Гагарине не удалось.
Обширный угловой участок по Гагаринской улице в 1830-е годы приобрёл граф Александр Григорьевич Кушелев-Безбородко, который в дальнейшем разделил его между сыновьями. Старшему Григорию достался угловой дом 1, который в 1859-1860 годах был перестроен по проекту архитектора Романа Романовича фон Генрихсена в стиле неоренессанс.
В 1892 году владельцем особняка стал тайный советник, купец 1-й гильдии Александр Григорьевич Елисеев, для которого архитектор Александр Карлович Гаммерштедт устроил в бельэтаже «барские покои» из 23 комнат. Остальные квартиры сдавались внаём. Александр Григорьевич ещё в 1883 году вышел из состава владельцев Торгового дома «Братья Елисеевы», а в 1896 году полностью отошёл от фамильных дел, поскольку состоял на государственной службе.
Гагаринская улица, 1
В советское время бывший доходный дом стал обычным домом с коммунальными квартирами. С середины 1970-х здесь жил писатель и необычный человек Владимир Наумович Швейгольц, которому поэт Иосиф Бродский посвятил стихотворение:
«Здесь жил Швейгольц, зарезавший свою
любовницу – из чистой показухи.
Он произнес: «Теперь она в Раю».
Тогда о нем курсировали слухи,
что сам он находился на краю
безумия. Вранье! Я восстаю…»
Швейгольц был человек действительно интересный и незаурядный. Проведя 8 лет в тюрьме, он вернулся больным и вскоре ему ампутировали обе ноги. Друзья выхлопотали ему комнату на первом этаже в этом доме со стороны Гагаринской улицы. Здесь он стал местной знаменитостью, так как про него говорили, что он живет в окне. Целыми днями он торчал на подоконнике и знакомые, коих было огромное количество, общались с ним прямо с улицы, играли в шахматы, ели-пили, благо первый этаж был низкий. Окрестные мамы оставляли на его попечение своих малолетних детей, которые гоняли по комнате на маленькой инвалидной тележке «дяди Вовы».
Вернёмся, однако, в середину XIX века, когда граф Кушелев-Безбородко разделил участок между сыновьями. Дом 3 достался младшему сыну Николаю, для которого архитектор Эдуард Яковлевич Шмидт перестроил существовавшее на тот момент строение в прекрасное палаццо в стиле итальянского возрождения.
Полуциркульные окна бельэтажа вписаны в более широкие полуциркульные арки, украшенные львиными масками. Стены в уровне первого этажа облицованы гранитом, выше – розовым мрамором.
Малый Мраморный дворец
Внутри здания всё поражало богатством и роскошью: парадная лестница, танцевальный и золотой залы в стиле барокко; отделанная дубом и тиснёной кожей бильярдная, освещаемая через стеклянный витраж на потолке; кабинет хозяина, представлявший собой копию кабинета Карла V в Брюгге, в котором хранилась коллекция рыцарского оружия и доспехов. Через курительную (турецкую) комнату можно было попасть в дворовые флигели, где находились зимний сад с фонтаном и бассейном, другие парадные залы, библиотека и театральный флигель.
В 1873 году дом был куплен для великого князя Николая Константиновича (старшего сына великого князя Константина Николаевича, внука Николая I), и с той поры особняк стали называть Малым Мраморным дворцом.
После гибели Александра II Малый Мраморный дворец было решено передать морганатической супруге погибшего императора – княгине Екатерине Михайловне Долгорукой (Юрьевской). По её желанию в одной из парадных комнат разместили церковь с иконостасом, воспроизводящим походный иконостас Александра II и ещё в двух – небольшой музей, открытый для широкой публики, где хранились личные вещи покойного императора, иконы, картины, фотографии, связанные с его жизнью.
В 1913 году княгиня Юрьевская продала дворец и навсегда уехала из России. Новые хозяева на месте театра, оранжереи и сада соорудили шестиэтажный дом с тремя флигелями для извлечения дохода.
С 1920-х годов здесь работало НИИ охраны труда. Со стороны двора были приделаны небольшие переходы, пристройки, дополнительные лестницы. В постсоветское время, до 2017 года в бывшем Малом Мраморном дворце был открыт негосударственный «Европейский университет в Петербурге», готовивший специалистов в области экономики, социологии, истории.
Соседний дом 5 по Гагаринской улице в 1911 году приобрёл председатель совета министров Петр Аркадьевич Столыпин – автор аграрной реформы, направленной на преобразование сельского общества в России с целью создания класса богатых крестьян. Архитектор Иван Ильич Бургазлиев надстроил существовавший двухэтажный дом третьим этажом, сделав фасад более строгим, классическим. Эркер с лучковым фронтоном был сохранен, между окон сделаны пилястры, а окна второго этажа получили полукруглое завершение. Декор фасада был выполнен в бетоне, имитирующем серый гранит. Кстати, особняки братьев жены Столыпина, урождённой Нейдгард – сенаторов Дмитрия Борисовича и Алексея Борисовича на Захарьевской, 31 и Кирочной, 40 были построены тем же зодчим.
Особняк Столыпина
Петру Аркадьевичу не довелось жить в новом доме – в сентябре 1911 года он был смертельно ранен в Киевском оперном театре в присутствии государя-императора.
После завершения отделочных работ Ольга Борисовна с детьми поселилась в своем новом доме, а в 1917 году Столыпины покинули его навсегда.
В советское время в доме 5 работали различные учебные заведения, а сейчас здесь элитный детский сад.
Мы подошли к перекрёстку с улицей Чайковского, от которого к набережной Фонтанки под острым углом отходит улица Оружейника Фёдорова – бывший Косой переулок, проложенный по трассе Косого канала. Канал устроили на территории Литейно-пушечного двора «пожарного страха ради» и для приведения в действие машин и механизмов. По другой версии – для использования энергии более быстрого (по мнению строителей канала) потока для питания фонтанов Летнего сада. Так или иначе, но в конце XVIII века канал засыпали за ненадобностью. В 1974 году бывший Косой переулок получил статус улицы и имя известного конструктора стрелкового оружия Владимира Григорьевича Фёдорова, чей столетний юбилей приходился как раз на этот год (детство будущего оружейника прошло в угловом доме на Фонтанке рядом с Училищем правоведения, в котором его отец занимал некую хозяйственную должность).
Улица Чайковского, 3
Огромный дом (Чайковского, 3), занимающий целый квартал между улицами Оружейника Фёдорова, Чайковского и Соляным переулком, выходит на Гагаринскую узким торцом.
Здание формировалось из отдельных строений на протяжении XIX века и в 1908 году приобрело законченный вид, сохраняющийся и поныне. Архитектор Петр Яковлевич Коленда выровнял по высоте все части дома и перелицевал фасады в стиле эклектики – появились эркеры, завершённые башенками, и декоративные щипцы.
В 1833 году у пожилого князя Луки Степановича Гедианова, проживавшего в этом доме с некоей молодой девушкой Авдотьей Антоновой, родился сын Александр, которого записали, как сына крепостного человека Порфирия Бородина, камердинера князя.
Александр Порфирьевич Бородин известен как выдающийся композитор, член знаменитой «могучей кучки», автор оперы «Князь Игорь», хотя музыка в его жизни была чем-то вроде хобби. Выпускник Медико-хирургической академии, он посвятил жизнь серьезной научной работе – в должности ординарного профессора заведовал в названной академии кафедрой химии. Несомненна и его заслуга в организации Высших женских врачебных курсов, на которых он преподавал с 1872 по 1885 год.
В конце 1860-х в этом доме жил врач-окулист Эдуард Андреевич Юнге, организатор клиники глазных болезней при Медико-хирургической академии.
Эдуард Андреевич создал школу русских офтальмологов, инициировал организацию кафедр глазной хирургии в медицинских учебных заведениях, ввел должности окружных военных окулистов. В 1888 году, выйдя в отставку в чине действительного тайного советника, он приобрёл земли в окрестностях деревни Кок-Тебель в Крыму, где занялся виноделием. Но в начале 1890-х Юнге распродал часть имения небольшими участками, что послужило началом формирования дачного посёлка. Одними из покупателей, в 1893 году, стали Павел фон Теш и его гражданская жена Елена Оттобальдовна Кириенко-Волошина, выстроившая на своей земле дачу, где вместе с ней поселился сын, поэт Максимилиан Волошин.
Улица оружейника Федорова, 15
В трехэтажной рядовой застройке улицы Оружейника Фёдорова выделяется бывший доходный дом 15, возведённый в 1871 году. Архитектор Михаил Алексеевич Макаров, считавшийся одним из «законодателей» зрелой эклектики, украсил здание арочными окнами, обрамлёнными колоннами. Привлекает внимание декоративный карниз – в арочки стилизованных «машикулей» зодчий вставил по декоративному цветку.
По улице Оружейника Фёдорова прогуляемся до Фонтанки и, свернув налево, окажемся на Гангутской улице. Это название существует с 1950 года в честь победы русского флота у острова Гангут (ныне Ханко) в 1714 году. Первоначальное название магистрали – улица Пустого рынка.
Сад Даниила Гранина
Оно связано с тем, что рынок, существовавший в литейной слободе с момента ее основания, в 1730-е был перенесён к церкви Воскресения Христова, что на углу Воскресенского (ныне Чернышевского) проспекта и Шпалерной улицы. Таким образом здешний рынок как бы опустел, стал «пустой». Конечно, несмотря на название, пустым рынок не оставался, здесь велась такая же активная торговля, как и на других рынках столицы. Сегодня на месте рынка разбит сквер, названный в честь замечательного писателя, почётного гражданина города Даниила Александровича Гранина (Соляной пер., 10).
Мы вплотную приблизились к Соляному городоку. В петровские времена на этом месте была Партикулярная верфь, на которой строились небольшие гражданские суда. Пётр I мечтал всех жителей Санкт-Петербурга научить ходить под парусом – для этого он устраивал ежевоскресные прогулки по Неве, так называемой Невской флотилии. После смерти основателя города верфь перевели на Выборгскую сторону, и в 1780 году по проекту архитектора Фёдора Ивановича Волкова вдоль берега Фонтанки было сооружено строгое, протяженное здание для хранения вина и соли. Именно с этого времени за территорией закрепилось название Соляной городок.
Спустя 90 лет было решено организовать здесь всероссийскую промышленную (мануфактурную) выставку. Бывшие амбары получили богатое оформление в стиле необарокко по проекту архитектора Людвига Францевича Фонтана.
Сразу после закрытия выставки представители Русского технического общества обратились к участникам с призывом пожертвовать экспонировавшиеся изделия для создаваемых музеев. Так Соляной городок превратился в музейный комплекс – центр науки, просветительства и культуры.
Улица Гангутская, 1
Со стороны Пантелеймоновской улицы (Пестеля, 1) был устроен Музей прикладных знаний и Педагогический музей. Сельскохозяйственный музей разместился в здании на Фонтанке (наб. Фонтанки, 10), а затем, в 1876-1879 годах, по проекту архитектора Иеронима Севастьяновича Китнера со стороны Рыночной улицы было построено для него специальное здание (Гангутская, 1). По красной линии Соляного переулка в 1888 году возвели здание для Лесотехнического музея с библиотекой (Соляной пер., 11; гражданский инженер Николай Фёдорович Савельев) и в 1902-1903 годах – здание Кустарного музея Министерства земледелия (Соляной пер., 9; архитектор Петр Павлович Трифанов).
Соляной переулок, 9
Повседневной жизнью музейного центра в Соляном городке стали постоянные и временные выставки, народные чтения, съезды, выступления деятелей науки и культуры. Здесь работали кружки, общественные организации, библиотеки, секции, школы.
В советское время часть музеев закрыли, экспонаты передали частично в Московский политехнический музей, частично в Эрмитаж и другие музеи страны.
В 1943 году помещения Сельскохозяйственного музея отдали под выставку "Героическая оборона Ленинграда", которую в 1946 году преобразовали в Музей обороны Ленинграда.
В 1949-м, после начала «Ленинградского дела», музей был уничтожен, поскольку был признан «плодом антисоветского заговора.
В вину создателям музея обороны поставили «выпячивание ленинградских руководителей партии». Вычислили, что портрет секретаря Ленинградского обкома Попкова равен по величине портрету Сталина, что портретов Сталина мало, а роль ЦК партии в «спасении» Ленинграда от блокады показана недостаточно. Директора музея Льва Ракова арестовали и вынесли ему смертный приговор, который впоследствии заменили на 25 лет лагерей. Раков отсидел 7 лет и был освобожден уже после смерти Сталина, в 1956 году, больным и измученным человеком. В 1954 году все расстрелянные участники «Ленинградского дела» были реабилитированы, но Музей обороны Ленинграда так и не открылся. По слухам, циркулировавшим в городе в шестидесятые-семидесятые годы, там было «слишком много правды о войне».
В 1989 году по инициативе ленинградцев Музей обороны Ленинграда был возрожден. Экспонаты, помещавшиеся более чем в 30 залах, теперь разместились в одном (Соляной переулок, 9).
