Лицо Глаттона осунулось, изрезалось морщинами. Волосы стали выпадать, начали появляться старческие пятна. Один из охранников забился в угол, уставился на дряблые руки. Второй попытался помочь приподняться мистеру Глаттону, но тоже упал.

«Нет, нет, нет, только не это!» – Джон жал кнопки, но машина не останавливалась. Пока Глаттон дополз до стекла, он превратился в сморщенный скелет.

– Джонниии… – прохрипел он еле слышно, прижимая тощую ладонь к стеклу. Затем медленно опустился на пол. Больше он не двигался, стал усыхать и бледнеть. Охранники обратились дряхлыми стариками и слегли на пол.

Джон подбежал к двери и чуть было не открыл её, но вовремя одумался.

Из тел стали вытекать странного цвета жидкости, которые тут же высыхали. Кожа сжалась и рассыпалась пылью. Скелеты в ветхих костюмах развалились, черепа гулко покатились по комнате.

Дверь, открывшись, высвободила двухсотлетний воздух.

* * *

«Я всё сделал правильно, ошибка не допустима. Только сейчас я понял: ошибка была не в машине, а в самом понимании природы времени. Даже если бы он хотел спасти кого-то от смерти, предотвратить войну или что-то в этом роде, я бы не смог ничего поделать. Время необратимо, оно движется только вперёд, без оглядок и сожалений. Вселенную нельзя уничтожить, она сама защищает себя от парадоксов.

Об этом у меня ещё будет время подумать. Хорошо, что я заранее оборудовал свою комнату. Отныне мне не нужна будет ни вода, ни еда, ни даже воздух. У меня есть полки, заставленные книгами, тубусы полные моих чертежей, инструменты для создания моих новых шедевров. Всё это – мои единственные спутники на ближайшую вечность. И всё благодаря моему венцу творения – камере вне времени.

Если бы я постарался замедлить время, то скорее всего произошло бы что-то наподобие предыдущего эксперимента: вместо того чтобы в моей комнате проходили года, пока у них текут секунды, я бы просто замедлился для них.