Первый среди равных. Служа Империи

– Что скажите, господин лейб-полковник? – проследив мой взгляд, осведомился генерал.

– Я-то думал, почему все идут в наступление, а отдельная гвардейская кавалерийская дивизия остаётся в стороне.

– Не останетесь, – улыбнулся генерал. «Он-то уж точно внимательно прочитал и карты, и пояснительную записку, и скорее всего полный план операции», – подумал про себя.

– Значит требуются ещё две дивизии. Второй и девятой будет достаточно?

– Вполне.

– Что-то ещё необходимо?

– Посыльные, здоровые и выносливые кони. И ещё, я бы хотел лично возглавить наступление южной группировки.

– Неудивительно, но командиру стоит находиться не впереди строя, а умелым и своевременным командованием управлять ходом сражения, – как по учебнику выпалил генерал. В принципе я с ним согласен. Командир уровня дивизии уже не простой солдат, а командир с большой буквы, но отступить я не мог.

– У нас на родине говорят, что кто придумал, тот и выполняет, – ответил, лицеприятно перефразировав фразу: «Инициатива трахает инициатора».

– Интересное выражение, надо запомнить, – нехотя согласился генерал, – но тогда вы противоречите сами себе, господин полковник, если уж придумали план, так и контролировать весь ход исполнения, а не отдельного участка, логично поручить именно вам.

В словах генерала имелась доля истины. Никто не владел полной картиной и не разбирался в деталях плана контрнаступления лучше меня.

Глава 5

От настойчивых рекомендаций остаться в штабе армии я отказался и на следующий день перебрался ближе к линии фронта с официальной версией – проведение плановой инспекции. Статус должности позволял, и я всем видом показывал, что по настоянию Её Величества объезжаю войска, проверяя состояние дел. По моему настоянию о плане контрнаступления строжайше запретили открыто обсуждать, делиться какими сведениями с кругом лиц, не вовлечённых в предстоящее событие, а событие намечалось грандиозное. Одновременно радовало и настораживало пассивное поведение врага.

О методах ведения разведки сего времени меня лично просветил начальник особого отдела армии. Именно он рассказал, что главными инструментами разведывательной деятельности являются: вербовка допущенных к тайне лиц, визуальное наблюдение и самое неприятное – взятие языка. Ничего нового, всё те же проверенные методы. Готовя операцию, я старался минимально ограничить круг лиц, осведомлённых о планируемом контрнаступлении, но скрыть передислокацию войск, и это тогда, когда фактически летняя кампания ещё не началась, увеличение количества обозов, двигающихся от складов к расположенным на передовой частям, тихие перешёптывания среди солдат, не удавалось. И я боялся, что враг предпримет контрмеры, которым с достаточной быстрой противодействовать не смогу.

Из размышлений вывел бодрый голос:

– Господин представитель Императрицы, – именно так я просил обращаться ко мне при посторонних ставшего на постоянной основе моим адъютантом лейтенанта Красса, – прибыл фельдъегерь из штаба армии.

– Проси.

Я хоть и недалеко выдвинулся вперёд, ближе к линии фронта, но расстояние в три-четыре часа конного хода доставляло с одной стороны неудобство в координации действий с командующим, но с другой стороны, ускоряло принятие оперативных решений на местах.

Вошёл запыхавшийся курьер, протянул запечатанный пакет. Вскрыл, углубился в чтение, одновременно приказав:

– Лейтенант Красс, накормить курьера, подготовить сменную лошадь и ждать указаний.

Оставшись один, внимательно перечитал послание. В нём докладывал начальник тыла, что обозначенное обмундирование, боеприпасы и прочие затребованные мной для начала боевых действий материальные ценности, обозом направлены в части и через двое суток прибудут к месту назначения. Наступала решающая фаза подготовки к контрнаступлению. Через считанные дни дивизии будут полностью снабжены необходимым, южная группировка скрытно выдвинется в указанный ей район, а северная и так находилась на позиции начала атаки.

«Надо бы как-нибудь разузнать, что делается в стане врага. Последние сведения начальника особого отдела армии туманны и не содержат ничего интересного, а вот что конкретно планирует в летнюю кампанию враг так узнать и не получается», – думал, продолжая в уме перебирать варианты возможных контрмер противника при начале наступления. Погода хоть и устоялась. Весна постепенно входит в свои права и некоторые дороги достаточно просохли, но для скорой переброски сил этого будет недостаточно. Что удручало, я не располагал сведениями о резерве противника. Сколько он может выставить дивизий, начни я операцию. Это был риск, но риск оправданный. Если дальше тянуть, дожидаться, когда сенарцы первыми предпримут атаку на наши позиции, то, разделённая надвое армия с большой долей вероятности не выдержит натиска и придётся отступать.

– Господин представитель Императрицы, – вновь вывел из размышлений адъютант, – прибыл лейб-капитан Дудикс.

Я его сегодня не ждал, но этот уже немолодой офицер часто прибывал без приглашения и практически всегда или с дельными предложениями, или, как можно сразу понять, с жалобами на тыловиков.

– Что у тебя, лейб-капитан? – осведомился у вошедшего офицера. Он был явно чем-то взволнован.

– Господин штабс-полковник, – немного отдышавшись, начал офицер, – ночью, со стороны Дуговатовки мои люди видели множество передвигающихся огней. Утром я послал туда разъезд проверить, что там происходит, но он исчез, не вернулся. Вторую группу, чтобы не привлекать внимание своим интересом я отправлять не стал.

– Противник занял Дуговатовку? – задал очевидный вопрос, а сам продолжал лихорадочно думать. Весь мой план строился на скрытном захвате этого населённого пункта, что открывал южной группировке дорогу к конечной цели – Кенасовке. Если придётся с боем брать ещё и Дуговатовку, то одновременного удара и обходного манёвра не получится. Неизвестно, какими силами занял противник населённый пункт и сколько времени понадобится для завладения этой промежуточной, но важной точкой.

– Точных сведений нет, но все признаки говорят, что в Дуговатовке расположилось до роты противника.

– Примерно рота… – повторил предположение офицера. Оснований не доверять этим сведениям у меня не было, но я всё-таки уточнил, – Уверен? Может ошибся и ночью вернулись местные жители?

– Никак нет! Ошибиться не мог. Да и местных там, откуда так много, всего десяток дворов наберётся. На отшибе село стоит, вдали от основных дорог и конный разъезд не мог просто так кануть в небытие. Словно сквозь землю провалился.

– Конный разъезд… – я продолжал лихорадочно соображать. Потеря конного разъезда не великая утрата, но если их захватили в плен, и они заговорили… – они знали о подготовке?

– Не могу знать. Я как вы приказали строго настрого запретил офицерам говорить о предстоящей операции, но это ж гвардейцы, с немалым боевым опытом. Видели, что идёт подготовка и…

– Я понял, – прервал неуверенные оправдания офицера. На него было больно смотреть. За какие-то несколько минут лицо его осунулось, сам ссутулился и лицо побледнело настолько, что испугался, как бы не случился сердечный приступ. – Успокойся, присядь. Сейчас что-нибудь придумаем, – протянул офицеру стакан воды, а сам лихорадочно соображал, ища выход из затруднительной ситуации. Если Дуговатовку действительно взяли, то весь план надо переделывать, как минимум сдвигать сроки и начинать атаку раньше, пока враг не закрепился на рубеже. Но северная группировка ещё не в полной мере обеспечена и не готова к выступлению. Резерв находится на марше и не прибыл к точке базирования…

– Господин Представитель, курьер ожидает дальнейших указаний, – напомнил вошедший адъютант.

Я перевёл взгляд на бледного лейб-капитана, потом на адъютанта и тут у меня родилась мысль. Если не можем, не привлекая внимания узнать, сколько и с какой целью находится в интересуемом селе солдат, то надо заставить противника самому принять меры оставить важный стратегический пункт.

– Пусть ожидает, – ответил, а сам уселся за письменный стол.

– Вы совершенно правы, господин штабс-полковник, – через несколько минут моей писанины заговорил лейб-капитан.

– Вы о чём? – не понял я, заканчивая составлять письмо на официальном, с Имперскими вензелями, листе бумаги.

– Я поставил под угрозу контрнаступление, нарушил приказ и… достоин наказания, – говоря это лейб-капитан встал, одёрнул мундир и принял стойку: «смирно», – готов предстать перед военным трибуналом.

– Успеете… свободны, – ответил, выдержав долгую паузу. Я по-новому взглянул на офицера. Горяч, но признаёт ошибки, хотя в том, что произошло или возможно произойдёт нет его вины. Случайность, стечение обстоятельств. Тем более толком не знаем всех обстоятельств дела: жив ли конный разъезд, в селе враг или кто из гражданских… Вопросов больше, чем пока ответов на них. И приходится перестраховываться. Вызвал адъютанта с просьбой пригласить курьера.

– А как же докладная командующему? – неуверенно, стоя в дверях, спросил Версант Дудикс.

– Это не докладная, – только успел ответить, как в помещение вошёл курьер. Молодой парень, лет двадцати. Наверно ещё ни разу не брился. Я посмотрел на него, перевёл взгляд на лейб-капитана. Тот продолжал в нерешительности стоять в дверях.

Предстоял тяжёлый выбор. Отправить почти на верную смерть этого молодого курьера или поручить исполнить мою задумку лейб-капитану. С уверенностью предположил, отдай приказ лейб-капитану лично исполнить приказ, тот бы не задумываясь принялся его исполнять, но я медлил, ожидая хоть какого-нибудь знака.

Лейб-капитан и курьер стояли в дверях. Пауза затягивалась. Я уже набрал в лёгкие воздух вновь приказать лейб-капитану оставить нас, как тот сделал пару шагов ко мне, вытянулся по струнке и отрапортовал:

– Господин штабс-полковник, благодарю. Разрешите идти выполнять приказание?

Я перевёл взгляд на ничего не понимающего курьера и ответил:

– Отставить! Фельдъегерь, подождите несколько минут.

Молоденький курьер, не достигший ещё звания офицера, вышел, закрыв за собой дверь.

– Лейб-капитан, вашим людям есть особое поручение, – говорил, держа в руках запечатанный конверт, – в гвардии остались ловкие, быстрые и смелые солдаты, способные пожертвовать собой ради победы Империи? – говорил с налётом пафоса, но другого тона для обращения не нашёл.

– Так точно! Я лично готов выполнить любой приказ.

– Не сомневаюсь. Но я не готов терять командира дивизии перед началом наступления. Выбери самого стойкого и смелого гвардейца с высокими моральными качествами, что не пожалеет жизни… – я остановился, не зная, понял ли меня офицер, когда говорил про морально-волевые качества, но продолжил, – такого, что даже под пытками будет говорить то, что я скажу. Есть такие?

– Есть, господин штабс-полковник и не один.

– Нужен один, но… по комплекции схожий с фельдъегерем. Видел его?

Лейб-капитан кивнул, видимо догадался, что хочу провернуть.

– Адъютант! Приготовь смену одежды фельдъегерю и прикажи ему разоблачаться…

– Как тебя зовут, гвардеец? – передо мной стоял молодой, чуть старше меня солдат. Его длинные рыжие усы так сильно контрастировали с почти наголо бритой головой, что невольно вызвало улыбку.

– Лейб-сержант Её Величества третьей роты первого полка четвёртой гвардейской дивизии Хромстин, господин офицер!

Гвардеец успел переодеться и предстал передо мной в форме фельдъегеря. Он немного тушевался, изредка одёргивая полы мундира, но волнение объяснимо.

Инструктаж затянулся. Я объяснял гвардейцу его задачу в деталях. Куда скакать, в какую сторону пытаться уходить от погони, как себя вести, что говорить, когда показать свой норов, а когда выложить придуманную мной легенду. Присутствующий при этом лейб-капитан стоял молча.

– Всё, фельдъегерь, – закончил монолог, – вопросы есть?

Неожиданно для меня он покосился на лейб-капитана, но продолжал молчать.

– Говори, какие проблемы, не стесняйся.

– Проблем нет, господин офицер, – бодро начал гвардеец, – я лейб-капитану оставил адрес, куда сообщить, если что. Может какая помощь ещё… не помешала бы, – уже тише добавил Хромсин.

– Обещаю, что твоих родных не бросим на произвол судьбы. Лично прослежу, – ответил, а гвардеец просиял и бодро отдав честь, осведомился:

– Разрешите выполнять?!

– Выполняй. Выезжаешь на заре, – я протянул ему запечатанный конверт.

Остался наедине с лейб-капитаном.

– Уверен в гвардейце, не подведёт? – осведомился, зная ответ. На душе было что-то непонятное, непривычное. Впервые за свой недолгий век отправлял если не на верную смерть, то на муки человека. Ладно бы сам. Было бы легче, но другого…

– Не подведёт, – быстро ответил лейб-капитан, а немного подумав, спросил, – вы, господин штабс-полковник, так подробно описывали, что делают сенарцы с пленными. О допросах разного уровня…

– Я был у них в плену, но мне удалось бежать.

Изначально я не хотел говорить гвардейцу о тех тяготах и испытаниях, которые его возможно ждут, но видя его уверенный, самоотверженный взгляд рассказал всё, что знал сам о плене, о тех испытаниях, которые ему предстоит вынести. Тем более, сразу рассказывать заготовленную легенду выглядело бы подозрительно. А так, ну, сдался под пытками, с кем не бывает. И тогда написанный в запечатанном конверте текст сложится в единую картину. Главное, чтобы ему поверили и сразу передали перехваченное донесение если не в штаб армии, то как минимум дивизии и лучше тому командиру, что в состоянии самостоятельно принимать решения. Но это уже ни от меня, ни от гвардейца не зависело. Оставалось только ждать.

Дни пролетали незаметно в решении многочисленных проблем. Я выбивался из сил, разъезжая по частям, контролируя ход подготовки к наступлению. Иногда забывал и пообедать, но бдительный адъютант заставлял меня на непродолжительное время откладывать дела, не давая бренному телу совсем потерять силы.

Вечером, перед самым началом первой фазы контрнаступления, я вновь прибыл на южное направление. Оно меня беспокоило больше, чем северное, так как слишком много условностей и неучтённых допущений вскрылось в ходе подготовки.

Меня встретил лейб-капитан Дудикс с остальными командирами дивизий. Предстояло принять последний перед выступлением доклад и своей волей взять на себя ответственность о начале наступления, отдав соответствующий приказ.

– Господин штабс-полковник, докладываю. Фельдъегерь не прибыл в конечную точку, – сразу с главной новости начал доклад офицер, – немедленно организовали поисковую группу, но розыск результата не дал. Вчера ночью организовали вылазку в Дуговатовку. Противник её покинул.

– Точно? – от сердца отлегло. Значит сработал план, и противник отвёл войска с формально не важной с тактической точки зрения позиции.

– Проверили неоднократно. Посылал две разных группы, из местных.

– Понятно. Всё готово?

– Так точно! – дружно, но тихо ответили офицеры.

– Тогда слушайте мой приказ. Как стемнеет занять Дуговатовку, а дальше согласно плану. Обо всех непредвиденных происшествиях докладывать немедленно. Особенно это вас касается, господин лейб-капитан, – зная горячность и безрассудство, выделил из присутствующих командира гвардии, – и передайте гонцам, чтоб не жалели коней. Я должен знать всё, что происходит из не предусмотренного в плане как можно быстрее!

Козырнув, офицеры удалились, а я остался один. В последние дни перед контрнаступлением в воздухе витала напряжённость. Эти две недели погода стояла не по сезону ясная и тёплая. Дороги просохли, и я боялся, что противник опередит нас, начав летнюю кампанию, не дожидаясь подхода подкреплений, а что подкрепления на подходе мне на днях доложил начальник особого отдела. Он раз в трое суток присылал мне сведения, которыми располагал штаб армии, и концентрация войск противника всего в двух сутках пути западнее Кенасовки меня настораживало.

Я склонился над картой, пытаясь понять, почему враг концентрирует войска в относительном своём тылу, а не выдвигает их ближе к линии фронта, но общая картина выглядела обыденно. Версию, что выдвинул в своей пояснительной записке начальник штаба я обдумал со всех сторон и возможно бы согласился, что идёт рядовая смена долго воюющих частей на свежие, полнокровные, но один момент в этой версии мне не нравился. Ни в одном докладе я не увидел, что обратно в тыл уходят боевые части. Что идут обозы с ранеными и больными докладывалось неоднократно, но идущих на марше частей замечено не было.

Откинул карандаш, прошёлся по кабинету. Примерно в это время передовые части южной группировки скрытно выдвинулись к Дуговатовке. А я уже сгорал от нетерпения, не зная, что происходит на подступах к отправной точке моего плана. Встретили врага или прошли беспрепятственно, вступили в бой и необходимо срочно отправлять к ним подкрепление, или всё-таки лазутчики не ошиблись и сенарцы покинули село.

– Адъютант, пригласи ко мне курьера из второй резервной дивизии, – распорядился, продолжая нервно прохаживаться по кабинету.

Ожидание выматывало. И самое неприятное, что, не зная фактической ситуации я ничем идущим в атаку не мог помочь. В моих силах только ускорить выполнение приказа, когда минуется время на вызов курьера.

– Курьер второй дивизии, штабс-лейтенант Угорикс, господин штабс-полковник, – представившись, вошёл офицер.

– Прибыл курьер четвёртой дивизии, – тут же доложил адъютант.

– Проси!

– Господин штабс-полковник, Дуговатовка без потерь занята нашими войсками, – доложил запыхавшийся курьер.

Я удовлетворённо кивнул. Первая фаза прошла успешно.

Глава 6

Не стал дожидаться рассвета, а с небольшим эскортом, в основном состоящих из приданных мне посыльных, выдвинулся на северный участок атаки. Расстояние преодолели меньше чем за час и успели к началу операции.

Приближаясь к позициям был приятно удивлён тишиной. Не было ни праздно шатающихся, ни предрассветной суматохи. Присмотрелся и понял, что всё готово к началу наступления. Как только забрезжили первые лучи местного светила, не дожидаясь моего приказа, дивизии пришли в движение. Солдаты вышли из укрытий, выстроились в боевое построение и пошли в атаку. Первые несколько минут шли в тишине. Я уже надеялся, что разделяющее расстояние до позиций противника преодолеем скрытно, нас не заметят. Но сначала послышались первые одиночные выстрелы, затем со стороны неприятеля прозвучали слаженные залпы.

Я смотрел, как сохраняя боевой строй под шквальным огнём, солдаты идут вперёд и содрогнулся, представив, если установить всего два пулемёта на флангах, то и десятка шагов не пройдёт эти плотные шеренги.

Прибыл посыльный:

– Дивизии пошли в наступление, но встречены плотным огнём неприятеля, – услышал доклад.

– Вижу, – ответил, понимая, что атака может захлебнуться. – Передай приказ командиру шестой дивизии, пусть своими силами правее обойдёт позиции противника и ударит во фланг.

– Слушаюсь, – ответил посыльный и ускакал.

Я расположился на небольшой возвышенности и мог почти полностью охватывать картину боя. Она меня не радовала. Слишком большие потери и это мы ещё не достигли позиций неприятеля. Всмотрелся, заметил, как часть атакующих войск перестраивается – посыльный передал мой приказ.

Поле боя заволокло дымом пороховых газов. Уже практически ничего не было видно. Плотное облако окутало пространство, на котором шёл бой. С нашей стороны в атаке принимали участие три дивизии, со стороны неприятеля по некоторым данным в обороне стояли две дивизии. Силы можно сказать в нашу пользу, но у атакующих всегда потери выше, чем у обороняющихся. И это ещё не изобрели, не знаю почему, пушки с зарядами картечи. Я задавался этим вопросом и находил только одно объяснение. Металлургия была на зачаточном уровне. Изготовить ствол мушкета смогли, но любое увеличение калибра приводило к разрыву ствола. Может качество металла было ниже требуемого, может технология изготовления хромала. Но факт оставался фактом – убийственного, практически в упор пушечного залпа картечью я не опасался.

– Господин штабс-полковник, ваше приказание выполнено, шестая дивизия пошла в обход, – доложил посыльный.

– Что там конкретно происходит, как далеко продвинулись, какое сопротивление оказывает противник? – из-за витающего над полем боя дыма я ничего не видел, а ещё по земле стелился предрассветный туман.

– Сопротивление слабее, но труднопреодолимый участок. Разлился мелкий ручей и…

– Понятно. Сколько необходимо времени для достижения позиций?

– Не менее часа, – тут же ответил посыльный.

Была мысль ввести резерв и слева обойти позиции неприятеля, но не стал. Слишком рано. А-то сейчас потреплют и основные дивизии, и резерв, а, если вдруг придётся усилить натиск на одном из направлений, то больше никаких войск в моём распоряжении не будет.

«Что-то с юга никто не прибывает, может послать посыльного узнать, что у них там?» – думал, продолжая скорее вслушиваться в картину боя.

Вторая фаза: преодоление сопротивления первой линии обороны заходила в тупик, а предстоял ещё марш по направлению к Кенасовке.

Я осмотрел окружавших меня солдат и офицеров. Набиралось человек сорок. И откуда столько остались в тылу, не понимал. Я прибыл всего-то с десятком посыльных-вестовых.

– Слушай мою команду! – поднялся на стременах, – оружие на гало! – прозвучал шелест вынимаемых из ножен боевых рапир и палашей. – Галопом, за мной, в атаку!!!

С места бросил своего коня вскачь, забирая влево от основного театра сражений. Я надеялся обогнуть открытое пространство нейтральной территории и ударить с левого фланга, где концентрация наших войск оказалась недостаточной, и преодолеть сопротивление противника яростным наскоком. Мой расчёт строился на том, что в дыме боя противник не сразу поймёт численность пустившейся в атаку конницы, а громкое дыхание, ржание и топот коней сформируют необходимый эффект и создадут впечатление грозной силы, ударившей с фланга. И противник дрогнул.

Сначала на фланге, куда я стремился стала замолкать стрельба. Потом организованные, по номерам залпы в центре превратились в беспорядочные, одиночные, а когда я со своим небольшим отрядом достиг позиций неприятеля, то и совсем смолкли.

– Где пеший строй??? Занять позиции!!! – разгорячённый отдавал приказы.

Прибыл вестовой с правого фланга с докладом. И как только отыскал меня?!

– Позиции заняты, враг отступает!

– За ним! Охранному полку занять оборону! – отдавал приказы. Предстояло не только захватить рубеж, но и удержать его. Примерная протяжённость линии соприкосновения с противником составляла тридцать километров и если учесть, что это в обе стороны, так как наш контрудар разрезал оборону противника, запирая в окружении войска в крупном населённом пункте, то ожидать прорыва следовало с двух сторон, что со стороны окружённых, что и основных сил противника, и насыщать оборону приходилось основательно.

– Вперёд, ребятки!!! Потом отдохнём, – подбадривал проходящих мимо усталых солдат. Они целеустремлённо шли вперёд, преследуя неприятеля, заставляя того оказаться в ловушке.

Вызвал посыльного.

– Скачи в штаб армии, доложи о взятии первого рубежа. Основные силы северной группировки преследуют врага по пятам. Он отступает, как и предполагали в Кенасовку. Пусть выдвигаются на позиции и держат центральный участок.

Вестовой ускакал, а я осмотрелся, ища глазами своего адъютанта.

– Господин штабс-полковник, кого-то ищите? – обратился один из вестовых, видимо старший по званию из находящихся поблизости.

– Адъютанта своего ищу. Лейтенанта Красса.

– Во время атаки скакал впереди меня, но потом… я разузнаю. Может с лошадью что, вот и отстал.

За время, прошедшее после моей безрассудной атаки можно пешком три раза обойти всё поле боя, да и я сомневался, что без приказа он вряд ли оставит меня. Помнил, что он скакал рядом со мной, иногда вырываясь вперёд, но потом, в пылу скоротечного боя он как-то выпал из поля зрения и вспомнил о нём я только сейчас, когда выдалась более-менее спокойная минутка.

– Господин штабс-полковник, – обратился прибывший посыльный.

– Короче, докладывай, – перебил официоз. Настроение у меня враз испортилось. Мучали нехорошие предчувствия.

– Лейб-капитан Дудикс докладывает, что сломили сопротивление врага и дивизии продвигаются по направлению западнее Кенасовки.

Я удовлетворённо кивнул, приня́в доклад. План вступил в третью фазу – окружение и замыкание кольца вокруг Кенасовки. На это отводилось время до сегодняшнего вечера, и я надеялся, что ско́рое продвижение не застопорится в самый неподходящий момент.

– Господин штабс-полковник, – обратился тот вестовой, что обещал разыскать моего адъютанта.

– Слушаю, где лейтенант Красс? Лошадь никак не может поменять или ранен?

– Убит, господин штабс-полковник. Не сразу его отыскали. Лошадью привалило. Думали, что всадник уцелел, а как стали тщательно осматривать. Ели извлекли из-под коня. Весь поломан, словно кукла.

Я остановил коня. Повернул поводья… Хотел вернуться, отдать последние почести, но посмотрев на проходящих мимо солдат и офицеров подумал: «Сколько ещё таких как этот лейтенант погибнет в этой войне? Сколько останется безымянных героев, отдавших жизнь, защищая свою родину?..».

– Похоронили? – спросил, сглатывая подкатившийся к горлу ком.

– Похоронная команда осталась, они своё дело знают, не беспокойтесь…

Не встречая серьёзного сопротивления, мы продвигались вперёд, преследуя неприятеля. Ему удалось оторваться от авангарда, но впереди располагался только один населённый пункт, куда как я думал и спешили сенарцы, чтобы укрыться за его стенами и организовать оборону.

– Господин штабс-полковник, – догнал меня вестовой. Я с сопровождавшими меня посыльными ехал в ядре колонны, что пешим маршем шла по дороге.

– Докладывай, – прибыл гонец с южной стороны.

– Дивизии встретили серьёзное сопротивление, вступили в бой, – на одном дыхании выпалил посыльный.

– Где? – я восстанавливал в памяти карту, пытаясь понять, где противник успел создать организованное сопротивление.

– Возле Сухопатовки.

– Понял, – быстро сообразил, где именно противнику удалось организовать сопротивление, – ты и ты, слушать мой приказ! – подозвал двоих гонцов.

– Конному резерву немедленно выдвинуться по направлению к Сухопатовке и прорвать оборону. Не дать отбросить наши войска назад! Ты, – указал на другого посыльного, – скачи в авангард и прикажи ускорить шаг.

Хотя я и не обладал полной картиной, но в сложившейся ситуации приказ выглядел обоснованным. Необходимо усилить завязшую в преодолении обороны противника группировку и одновременно ударить с противоположной стороны, чтобы сенарцы не смогли усилиться, перебросив части на угрожающий участок линии прорыва…

Время перевалило за полдень, а мы всё-ещё никак не добрались до Кенасовки. Я стал сомневаться, а не поторопился ли я, введя в бой свой единственный мобильный резерв. Тем более, предстояло обойти по дуге населённый пункт и сомкнуть кольцо, а мобильными частями это можно было сделать значительно быстрее, а вместо этого я отправил кавалеристов-гвардейцев прорывать оборону.

Слева показалась массивная оборонительная стена.

– Вот и Кенасовка, – выдохнул с облегчением. Из плана мы выбились примерно на три-четыре часа, но всего не предусмотришь. Возле стен формировались ряды из отступающих под стены сенарцев. Скакали туда-сюда конные воины, но ударной силы сенарцев – тяжёлой кавалерии я не заметил.

– Пятой дивизии выстроиться в боевой порядок на расстоянии пятисот конных шагов от врага, остальным продолжать движение и с запада соединиться с атакующими с юга, – отдал приказ особо ни к кому не обращаясь. Рядом со мной постоянно находился тот самый офицер в чине лейб-капитана, что сообщил о смерти моего адъютанта. Он и принял на себя обязанности моего помощника. При необходимости дублируя приказ, отправляя посыльных за уточнённым сведениями, а иногда и остужая излишне ретивых вестовых, рвущихся в бой.

Выглядевшее наспех собранным войско постепенно приобретало структуру, стали проглядываться черты организации и порядка.

– Что-то не нравится мне всё это, – пробормотал себе под нос, думая, что меня никто не услышит.

– Извините, не расслышал приказа, – отозвался лейб-капитан.

– Тебя как зовут, офицер? – представился случай познакомиться.

– Курьер по особым поручениям особой гвардейской кавалерийской дивизии лейб-капитан Савелкин, – бодро представился средних лет мужчина.

– Давно на службе? – спросил, продолжая оценивать обстановку.

– Давно. Второй десяток пошёл.

– Как думаешь, пойдут в контратаку или только пугают? – осведомился, надеясь получить свежий взгляд на обстановку.

– Несомненно. Им деваться-то некуда. Вот только не все вышли на позицию. Минимум ещё столько же должно быть, да и кавалерии не видно.

– То-то и оно. Где резерв, почему не подошёл? – оглядел выстраивающие в боевой порядок войска.

– В пути. Скоро будут. Я как подошли к городу, повторно отправил гонца, чтобы поторопили. Скоро должны прибыть.

– Хорошо. Что на юге? Есть сведения? Резерв туда ушёл?

– Так точно, убыл в боевом порядке. Но вестовой обратно пока не прибыл. Прикажите направить? – я оглядел находящихся подле офицеров и солдат. Всего трое вестовых не задействованы, да и лошади были в мыле. Значит совсем недавно им пришлось проделывать такой путь, на что пешему понадобился почти весь световой день.

– Нет, пусть отдыхают. Сменные лошади есть?

– Всех уже задействовали. Больше смены нет, – с выдохом ответил Савелкин. Вот о чём я не позаботился, так о сменных лошадях для вестовых. Они-то, как? Поступил приказ и понеслись, не жалея коня его выполнять. И хорошо если в конечном пункте им предоставят свежую лошадь под замену, а если такой возможности не будет, то приходится на уже уставшей возвращаться назад, загоняя кобылу.

– Господин штабс-полковник, укажите место в боевом построении, – лично прибыл с докладом командир стоявшей в резерве девятой дивизии. Корить его за медлительность не стал. Видел, что солдаты шли на пределе своих сил. Ведь у тех, кто принимал участие в бою и часть боезапаса израсходована, и соответственно переносимый груз меньше. Конечно, бой – это не отдых, но в бешеной гонке вымотались все.

– Твоё место на флангах. Расположи два полка на левом фланге и два полка на правом, и чтоб все видели, что это свежие силы, только что подошедшие, особенно противник.

– Слушаюсь! – без лишних вопросов командир убыл…

Напряжение нарастало. Противник, видя, что подошли дополнительные силы вновь принялся перестраивать боевой порядок, а доклада о соединении южной и северной группировки я до сих пор не получил. Меня это настораживало, но ничего поделать не мог. Отправить вновь гонца узнать, что происходит на юге – потерять время. Проще дождаться доклада от войск совершавших сейчас обходной манёвр с севера.