Пять строф 21 века

Каждое стихотворение, состоящие из 5 строф, таит в себе мини историю. Это может быть маленький роман о влюбленных или природные явления, пронизанные чувствами. Часто стихотворение является выплеском чувств и эмоций, порой сиюминутных. А иногда наоборот, стихотворение содержит в себе содержание того, что происходило в душе автора много лет назад, и, по какой-то причине произошел выплеск памяти. Часто и о любви автор пишет не о той, что происходит в данный момент времени, а о той далекой и давно забытой, но очень дорогой. И вот настал ее момент появится в стихах. Что еще. Автор постоянно скрывает имена героев, надо сказать не каждый человек может выдержать простое посвящение. Для этого нужны особые нервы, можно сказать, закаленные. Есть стихи, которые написаны сразу и навсегда, чаще каждое стихотворение периодически подвергается авторским правкам. Вот и в данном случает, многие стихи, содержащие по 6 или 7 строф, были уменьшены автором до 5 строф. Почему? Есть строфы, которые важны для данной темы стихотворения, а есть строфы проходные. То есть читателю поданы стихи в избранном виде…

Пушкинский день

Пушкин. Стихи еле видно в рекламе,

каждая строчка керамики бег,

мне б бутыли довести хоть на ламе,

рушит поэзию вспыльчивый век.

Не прочитать, иль почти невозможно,

вновь от рекламы слетают стихи.

Их с телефона читать очень сложно,

строчки рекламы быстры и лихи.

Пушкин задумчив в своем постаменте,

тихо, спокойно взирает на мир.

Рядом читают на память, что можно,

в душах людей много пушкинских лир.

Звуки романсов пронзают пространство.

Громко звучит и заученный текст,

Только немного звучит романс странно,

слышится в звуках забытый уж век.

Вновь пролистала стихи сквозь рекламу,

«Тучи» немного читаются вслух,

кончен концерт, и прочитаны главы.

Я промолчала. Ведущий был глух.

Славутич

Прошу не забыть санаторий,

который приветливо встретит,

легко путь к здоровью проторит,

Славутич в историю метит.

В какую историю спросишь?

Пройдите 'Озон' и 'Вихри',

и сразу лет двадцать ты сбросишь,

в массажном лишь кресле не спите.

Еще я хочу вам заметить:

в столовой все бело, все классно.

Бассейны нельзя не отметить:

они все по высшему классу.

Ох, как не отметить дорожки

из мягкого, чистого камня,

бег сумок по ним словно дрожки

выводят прощальные гаммы.

А небо опять изменилось,

и тучки темнеют угрюмо,

еще чуть, ну чуть – прояснилось.

Поднять за Славутич всем рюмки!

Алушта

Гористо-прелестные виды,

как будто дендрарий на воле.

Кто здесь кипарисы не видел,

Иль чайку над морем на волнах.

Над морем – огромное небо,

и Алуште – волшебное море,

и кто только здесь уже не был,

но каждый вдаль моря и сморит.

Здесь словно иное созвездье

домов, что сбегают по кручам.

Любые людские поездки

Всегда по Алуште всех круче.

Пленительно, вольно, волшебно,

чудесно в Алуште весной.

Цветы распускаются щедро,

и горы встают стороной.

Гористо-прелестные виды,

как будто дендрарий на воле.

Кто здесь кипарисы не видел,

Иль чайку над морем на волнах.

Прогулка

Ясный день, мороз и солнце

открывают в зиму дверь.

На пруду из льдинок кольца,

на земле листва теперь.

Рубят сосны лесорубы,

чистят лес перед зимой,

и стволы лежат как трубы,

лесорубом холод – зной.

Песики бегут в одежках,

лапки дергают слегка.

Псы идут спокойно стежкой,

им тепло наверняка.

Детки спят в своих колясках,

и не слышно детский плач,

воздух чист, мороза пляски

не разбудят за калач.

По лесу идут, гуляют

все, кому еще не лень.

Белки к соснам убегают,

а под снегом дремлет пень.

Гусли

Гусли, Новгород, дорога,

древних изб блестят пороги,

здесь Садко наверняка

гнал телегу, лошадь, ноги.

С кем он дрался и за что,

где летал звон колоколен?

Бересту читал почто?

Был судьбой своей доволен.

Крепкий парень был Садко,

сквозь века прошли и гусли.

Не пробил тот щит никто,

о нем шли сказанья устно.

Царь морской его топил,

танцевал под гусли долго.

А Садко воды отпил,

и купцом стал ненадолго.

Древних стен белеют своды

сквозь века и непогоды,

в теплый день или зимой.

Осень встретили с тобой.

Чувство

Чувство управляет человеком,

этикет скандалит, но внутри.

Вот идет красавец, быть бы веку,

он проходит рядом: раз, два, три.

Чувствую идет с душой на вылет,

он готов был трепетно любить,

но судей людских он не осилит.

Слухи. Разговоры. Все забыть.

Так проходят трепетно недели,

он пройдет, не дрогнет даже бровь.

Явно, что давно мы не любили,

очень мы боимся чувства новь.

Но внезапно чувства встрепенулись,

отскочили импульсы волны,

словно юность к нам опять вернулась,

сердце билось рыбкой без воды.

Волга встрепенулась чистой гладью,

словно кожа тянет за собой,

как ту кожу хочется погладить!

Нет, красавец! Чувствам всем отбой!

Дождь и грачи

Стекают капли с сосен, замолкая

на окончанье веток и ствола.

А дождь идет, питье земле давая.

Но птицы не щебечут, есть дела.

А за окном одни грачи летают,

вытаскивая мусор весь на свет.

Грачи людей прекрасно понимают,

они всегда здесь были. Люди – нет.

И только зелень распускает косы,

листочки развернулись под дождем.

Еще чуть-чуть начнутся здесь покосы,

а мы тепла и солнца подождем.

Один лишь дождь отчаянно струится.

Привыкли к интернету, нет сети,

так можно одиночества добиться.

И солнышку не скажешь: «посвети».

Порой из критики и ярого молчанья,

соседи вдруг становятся враги.

А за окном одни грачи кричали,

но ты свой мир и в дождь побереги.

Игуменка

Игуменка, дендрарий, Волга,

пансионат среди полей,

что поймою зовутся, полно,

водичку местную налей.

От нее польза для желудка,

или привет от докторов.

Среди истории голубка

с грачом гуляет средь котов.

Прекрасно мирное соседство,

животный мир среди листвы,

здесь лечат все, и даже сердце

забьется лучше в день весны.

И легкие вздохнут свободно,

расправив крылья. Воздух – плен.

А ингаляция упорно

здесь лечит бронхи, был в них тлен.

А можно полечить колени,

ладони в воске завернуть,

исчезнут в миг остатки лени,

и полечившись, снова в путь.

Ели и сосна

Холод. Ветер. Волга. Ель.

Небо удивляет:

облака плывут на мель,

солнце замедляет.

Редкий вид со всех сторон:

кустики, березки.

Ель не просто, ель-барон,

шишки словно слезки.

А сосна? Нет, не одна,

целые аллеи.

Вековая здесь сосна,

небо сквозь белеет.

Дождик, солнце и тепло,

а бывает холод.

Много волн здесь утекло,

путь у Волги долог.

Руки можно опустить,

подержав их в Волге.

Теплоход не пропустить,

путь туристов долгий.

Шахтер

Едва все снега отошли незаметно,

трава зеленела вдали,

и солнце слепило глаза несусветно,

шахтер про себя говорил.

Красавец шахтер ехал рядом в вагоне,

модерный попался вагон,

и шторки серели из саржи в погоне,

чтоб спрятать шинель и погон.

Любил Воркуту, жену, шахту, поездки -

мужчина напротив сидел.

Жена у него была явно прелестна.

Уехал. На все есть предел.

Откуда он ехал? Что в тундре оставил?

Он третьи был сутки в пути.

Закрыл за собой воркутинские ставни,

где уголь всегда мог найти.

Он четверть от века углем умывался,

по штольне туда и сюда,

однако красивым и бодрым остался,

он сам был как будто слюда.

10 марта

Самый солнечный, морозный,

двадцать два на солнце,

это март такой курьезный,

день рожденья вольный.

Вновь сегодня день великий,

я большая стала,

всем известны солнца блики,

я себя верстала.

Что такое? Что случилось?

Ничего подруги,

семь десятков получилось,

я живу сквозь вьюги.

Я чертила очень долго

и порою много,

я писала стихи столько,

чтоб быть в мыслях строгой.

А потом писала прозу,

пусть не знаменита,

но зато мороза розы,

в день пришли к пииту.

Розы-мимозы

Мерцает иней на морозе,

ведь солнце мир забыло греть.

И только розы и мимозы

всех просят в холод не стареть.

Мимозы зимнею порою,

когда сверкает снег в мороз,

всегда порадуют собою,

их ангел неба нам принес.

Цветы стоят и горделиво

несут улыбку в мир людей,

волшебной силою и льстиво,

сияют нежностью своей.

Благоухают розы долго,

коль примут на ночь ванну все.

От роз прекрасных больше толку,

они приблизят нас к весне.

Прекрасны розы совершенством,

мимозы солнышко дарят.

В каком-то сказочном блаженстве

все мысли тайные летят.

Пень

Вы стали пнем, покрытым мхом,

а все туда же.

Как будто в горле старый ком

на абордаже.

Все ручкой пишите стихи

без клавиш, кнопок.

В свои влюбляетесь грехи

под звуки стопок.

Все вспоминаете себя,

как вас любили.

Живете просто, не скорбя,

жизнь не пропили.

Но что-то скучно стало мне

от ваших басен,

оставлю вас наедине,

как старый бакен.

Пусть обтекает вас вода

с чужою тиной.

Забуду вас я навсегда,

стихи – овином.

Седой Икар

Если вам исполнилось шесть-пять,

стать должны вы в жизни невидимкой,

под запрет попал театр опять,

и свобода стала легкой дымкой.

Украшение улиц не для вас,

старым нет в метро святого места,

в опере услышать могут бас,

только те, кто в возрасте невесты.

Льготы все закрыты до поры,

когда птицы будут плыть по морю,

словно вы забыли суть игры,

в возрасте, когда болеют корью.

Вот такие тяготы пошли,

типа: не ходи куда хотели.

Стали проповедники грешны,

словно прихожанки из борделя.

Дома все сидите те, кто стар,

дома, словно вы примерзли к стулу,

так диктует сам седой Икар,

и Москва уменьшилась до Тулы.

Шарлатанка

Шарлатанка осень разметала

золотые косы по земле,

а потом о счастье растрепала

всей своей березовой семье.

И волшебным действием с пеленок

золотистой праздничной порой

по листве прошелся олененок,

и листву насыпал он горой.

Что-то призадумались осины,

грустным стал осенний дивный сон,

как стволы сереют их лосины,

но смеются тихо в унисон.

Вот они осенние разломы,

яркие кленовые листы,

рядом безутешная солома

из травы, засохшей до весны.

Зеленеет вредная крапива,

все желтеют, зелена она,

словно на века напилась пива,

словно она вечная сосна.

Рабочий сон

Мне нравилось продумывать приборы,

не лестницы, не платья, только их,

из электроники на плате, как наборы,

не спит мой разум, и во сне ретив.

Всю жизнь была «конструктором от Бога»,

а в «6 и 5» сказали тихо: «Нет».

Теперь мечусь во сне, ищу пороги,

ищу себя на склоне женских лет.

Ищу, хожу, по фирмам, коридорам,

пытаюсь отыскать свой прежний быт,

я прохожу вдоль кульманов и компов,

никто меня не знает, труд забыт.

Я столько в этом мире начертила!

Но все труды остались за чертой

подписок, мол, не знаю, не юлила.

Научный труд без чертежей? Постой,

коль спишь, так спи, пришла святая старость,

не смеешь даже выйти со двора.

О, Боже мой! В своем уме? Так, малость.

Еще могла придумать. Жизнь добра.

Гений

Я благодушно почиваю

без славы, почестей, похвал,

я меньше все себя читаю,

и не пишу за валом вал.

Ушел мой вал девятый, суя

осталась с мыслями одна,

я зеленею словно туя,

слегка колюча, как сосна.

Короче ель пред вами, люди,

мой ствол уходит в небеса,

мои стихи никто не судит,

из прозы выросли леса.

Я благонравна, бесконечно

сама себя я не хвалю,

все мной написано сердечно,

я не писала во хмелю.

Я – беспробудно трезвый гений,

поскольку я люблю КД,

конструктор я была без лени,

а стала старой, я – нигде.

Море в апреле

В апреле прозрачное море,

синеет один небосклон,

Мой взгляд отдохнул на просторе,

Вот дюна – огромна как слон.

Иду я прибрежным песочком,

шагаю навстречу волне,

не трогаю море носочком,

спокойна погода вполне.

Песочек весь светлый и мелкий,

приятно идти по нему,

Уходит он в море, где мелко.

Прохладно? Тепло? Не пойму.

Огромное светлое небо,

и солнце еще не палит.

Я съем бутерброд свой из хлеба,

он маслом и сыром залит.

Еще не проснулись отели,

еще нет палаток с едой.

Не все искупаться хотели,

Нептун не пускает седой.

Липы

Огромные, древние липы

цветут где-то там в вышине.

Аллеи прямые могли бы

быть вышиты на простыне.

По ним ходят прямо и косо,

по ним все дороги ведут,

то к клубу, где можно с откоса

смотреть на экран старых пут.

То прямо пройти до столовой,

в большой и загадочный зал,

с диетой до боли знакомой,

и гулкий как будто вокзал.

Пройти от статуй в белой кепке,

иль к корпусу с дивной водой,

и убраны в парке все щепки,

что падали в ветер волной.

И манит людей танцплощадка,

здесь ужин уходит за час.

Движения лечат нещадно,

но пары так редки сейчас.

Танцы

Танцует круто одинокий

мужик красиво.

Слегка подкачен, очень строгий

Все мысли льстивы,

но речь груба его прямая,

текст без извилин.

В июне нет покоя мая,

он сыч иль филин.

И я купила вдруг стекляшки,

пред ним блеснула.

Не понял мысли он без фляжки,

иль рядом Тула.

А он стоит перед глазами

уже неделю.

И песни льются голосами,

но нет Емели.

И танцы, танцы среди парка

вмиг потускнели.

А он ушел один под арку,

но вальс успели.

Пиво

Пиво из холодного стакана

выпью с воблой я наедине.

Время ощущаю чистоганом,

вижу твой портрет я на стене.

Здравствуй, мы не виделись три года,

облик твой как пиво на столе.

Знаешь – вновь прекрасная погода.

Память как картошка вся в золе.

«Горько» кто бы нам сегодня крикнул,

теплым вновь становится стекло.

Помнишь – наш костер и в небо  искры,

время очень быстро утекло.

Годы пролетают как столетья,

пиво вновь нетронутым стоит.

Воблу ты любил сквозь лихолетья,

облик твой с портрета улетит.

Пиво из холодного стакана

стало теплым в солнечных лучах.

Вобла пролежала без изъяна,

где-то без меня и ты зачах…

Шествие

На фоне зеленой весенней листвы

воздвигнуты новые зданья,

а в воздух направлены только стволы

орудий сквозь память сознанья.

Потоки людские идут по земле,

сменились давно поколенья.

И в каждой российской хорошей семье

войной были вырваны звенья.

И вот, словно память, портреты людей,

которых забрало в мир время,

портреты как отзвук былых новостей,

ведь выросло новое племя.

Идут и идут миллионы людей,

несут своих предков портреты.

Погибшие вышли из замка теней

и в мир выдают нам советы.

Чтоб были, чтоб жили, и чтобы росли

среди первозданной природы,

а память о прошлом в сердцах пронесли

сквозь время и веру в свободу.

Иней в мыслях

Стихи коварные создания,

порой идут сплошной рекой,

а то – сплошное увядание,

как будто встали на покой.

Им все равно на снег и иней,

им нет ведь дела до судьбы.

А мир вечерний очень синий,

и мысли – золушки грибы.

Но нет былых течений мысли,

они уснули навсегда.

Но я жива. В снегах зависли

деревья, ветви, провода.

Мне некому сказать – спасибо,

мне некому писать – люблю.

Уже другие все красивы,

а я одни бока кормлю.

Пошла на спорт, согнула ногу,

забыла талию согнуть.

Но я жива. Спасибо Богу.

Я мир по-прежнему люблю.

Неугомонность

Листва с осин почти не облетела,

еще березы стройные чисты,

а я опять сижу полдня без дела,

все потому, что мокрые листы.

Простите, листья влажные повсюду,

и дождь идет сквозь сутки напролет.

Конечно, не без дела. Я не буду

сидеть, смотря в оконный переплет.

Я напишу, исправлю и продвину

в сети себя. Куда и почему?

Куда-нибудь не всю, а половину.

Зачем мне суета, зачем? К чему?

А просто так, другого дела нет ведь,

меня списали, возраст мол, года.

Я не пою, не сплю, ведь не медведь я,

но я еще строптива и горда.

Пусть дождь идет, с зонтом я погуляю.

Пусть снег, мороз – я выйду на крыльцо.

И солнце я люблю пусть на поляне,

где ветер обдувает мне лицо.

Шарф

В небе лампочка – Луна,

холод запредельный.

Зимний вечер. Я одна.

Мир мой самодельный.

Не грущу или грущу.

За окном – дорога.

Мысли в город отпущу,

буду недотрога.

Быт мой прост. Окно во двор,

снег в ветвях ютится.

Напишу красивый вздор,

можно прослезиться.

Снег искрится. Белый мир.

Шапки натянули.

Холод снежный – мой кумир,

за окном вздохнули.

Не иду гулять в мороз,

детвора гуляет.

Шарф закрыл холодный нос,

пар лишь вылетает.

Проседь

Долгая зима сменяет осень,

солнце землю греть вновь не спешит.

В голове моей заметна проседь,

но она давно всех не смешит.

Небо серо, пасмурно и хмуро,

то весна вбегает с пеньем птиц.

Но леса не смотрятся угрюмо,

и листва зеленая летит.

Седину пока закрашу тихо,

незаметно будет на свету.

Пусть душа моя воспрянет лихо,

Стану, как сирень, и я в весну.

Улыбнулась краска в упаковке,

засмеялось солнце над листвой.

Мир порой из мыслей наших соткан,

хочешь – веселись, а хочешь вой.

Лето затаилось на мгновенье,

времечко еще не подошло.

Слышу за окном я птичье пенье,

настроение грустное – ушло.

Адлер

Платаны, пальмы, кипарисы

в прекрасном Адлере растут,

и отцвели давно ирисы.

Магнолий ряд цветет как куст.

Идти по городу – блаженство,

тепло и солнце в небесах.

С реки подует ветер нежно,

отели строятся в лесах.

Отели здесь довольно милы:

отделка, кафель и цветы.

И если есть немного силы,

то и на пляж заглянем мы.

А пляж огромен, волны, галька.

Душа у моря расцветет,

как здесь цветут герань и мальва,

и на погоду мне везет.

Я загорела, обгорела,

я накупалась на весь год.

Я походила по аллеям,

и не застала ливня брод.

Знакомства

Пронзительно чистое небо,

безбрежно-пленительный взгляд.

Смотрюсь я, конечно, нелепо.

А Вы как божественный клад.

Забралась в знакомства случайно.

искала, не зная кого,

И Ваша улыбка, как чайка,

вошла в мое сердце легко.

Не думайте, я не вернусь к Вам

по той незабвенной тропе,

что топчет в сети милый клан дам,

не я суждена Вам в судьбе.

Пройду, улыбнусь и забуду,

сама себя дерну в струну.

Нет, нет, я любить Вас не буду,

не буду скулить на луну.

Приятно, что есть еще парни

моих многочисленных лет.

Они, может быть, будут парой…

Одни короли! Мне валет…

Свадьба

Сквозь обиды и тревоги,

сквозь любовь и тишину

шли по твердой вы дороге,

зная истину одну.

Что дошли вдвоем до свадьбы,

до взаимности в семье.

Появились мамы – сватьи,

значит быть отцу в судьбе.

И родни вдруг стало больше.

Не теряйте вы друзей,

пусть кричат вам: Горько! Горько!

Станет сердцу веселей.

Свадьба ладной получилась,

бело – синие цвета.

Счастьем парочка светилась,

но судьба увы, не та.

Захотели вдруг мамаши

денежки свои забрать,

видно ели много каши…

Мир распался. Подлость. Ять…

Злость

Любовь кончается словами:

«Мне не звони».

Еще кончается словами:

«Мне не пиши».

Любовь кончается словами:

«Мое! Не тронь!»

Еще кончается словами:

«Пошла ты вон!»

Она порой еще тревожит,

то есть любовь.

Но с каждым днем все голос строже,

не в глаз, так в бровь.

И вот почти уже затихли

любви шаги.

Еще чуть – чуть все чувства стихли,

на злость легли.

Потом и злость всегда уходит

за поворот,

и пустота как лень приходит,

и сомкнут рот.

Олимпиада

Великий старт олимпиады,

когда победа на кону,

когда не все идет как надо,

но каждый вправе: "Добегу".

И он бежит по эстафете…

Она летит под небосклон…

И только зрители с конфетой

сидят и смотрят биатлон.

Весь мир притих и каждый смотрит

и за своим, и за чужим.

Кто гол забил. Конек как воткнут.

И крик, и стоны, и нажим.

И нервы сотканы из стали,

и ветер вьется у ветвей.

И вот спортсмены лучше стали,

они как члены всех семей.

И все роднее, и дороже

успехи, горе и Звезда.

Звезда – медаль, она похожа…

А, где медаль, там и звезда.

Адреналин

Адреналин болельщиков огромен,

когда бегут со старта сотни лыж,

и каждый в этой массе внешне скромен,

но километры – тут не пошалишь.

И круг за кругом, силу проявляя,

уходят смело лыжники вперед.

Природа им комфорта добавляет,

и тихо дома буйствует народ.

Еще не время, десять километров,

еще немного и четвертый круг,

еще чуть-чуть и тридцать километров.

И здесь почти не важен враг и друг.

Бегут вперед, всех мощью завлекая,

в свой славный бег, забыв о ней совсем.

Они проходят как орлиной стаей,

болельщикам они прекрасны всем.

А вот и финиш. Силы на пределе.

Но тут взорвался гулом стадион.

И лыжники летят, они при деле.

И тройка пьедестала – медальон.

Пепел

Кто-то что-то перепутал,

или что не доглядел.

И в умах сермяжных путы,

БТР был не у дел.

Горизонт покрылся пеплом,

темной копотью от шин.

И сирены грустно пели

от погибших без машин.

Жизнь опять перевернулась,

вне политики не жизнь.

Вновь солдаты подтянулись,

им хотелось очень жить.

Гарнизоны у границы,

ощетинились стволы.

Грустно пели тихо птицы.

И пусты были столы.

Господи, яви в мир чудо,

всех и вся ты вразуми!

Мир верни! Пусть будет людно,

Пусть народ еще поспит.

Путь бессонный

Зеленая листва еще наивна,

и солнце светит скромно из-за туч.

Но снег летит и нагло, и цивильно.

А клен в цветение ясен и могуч.

Проходит репетиция парада,

проходит по брусчатке много лет,

и я виденьям этим очень рада,

не забыт ни один в шкафу скелет.

Вновь по земле опять проходят тучи

из той страны, где мир сам по себе

на миг исчез, остались только кручи.

И каждый не уверен вновь в судьбе.

И ужаса картинки давят в сердце,

и слезы наступают на глаза.

Но некто так шипит, что он весь серый,

и путает виновных голоса.

Закрыть экран и посмотреть на солнце,

осталось лишь надежда на того,

кто разумом постигнет путь бессонный,

когда настанет мир, пусть нелегко.