Девушка терпеливо ждала меня на улице, переминаясь с ноги на ногу. От столовой в густых сумерках мы направились к небольшому флигелю метрах в трехстах. В окнах горел электрический свет, доносилась музыка. Моя провожатая, не доходя до флигеля, развернулась, махнув в его сторону, сказала: – Вот туда Вам. Вас уже ждут, – и пошла быстрым шагом к баракам.

Я в нерешительности постояла немного на крылечке и постучала. Дверь оказалась не заперта. Когда вошла, немедленно зажмурилась от яркого света. Музыка чем-то напоминала кантри – певец на незнакомом языке объяснялся в чувствах к своей неведомой избраннице. Большая комната представляла собой нечто вроде костюмерной – вдоль стен расположились встроенные шкафы с распахнутыми дверцами, битком набитые разнообразной одеждой. В центре – длинные гримерные столы с зеркалами с подсветкой, кучей париков, косметических принадлежностей, парфюмерии, бижутерии, способных превратить даже самую невзрачную обитательницу лагеря в королеву. У дальней стены до потолка возвышались стеллажи с обувью. Пахло дешевыми духами – приторный удушающий сладкий аромат и спирт.

Я стояла, не представляя, как бы меня могли здесь «разукрасить» и внутренне уже бунтуя против того, чтобы меня наряжали как куртизанку для неясных целей местного руководства. Из недр одного из шкафов полетели шифоновые шарфы и довольно писклявый женский голос произнес:

– Я вам в миллионный раз говорю: время на ваши морды нет, я занята, сами, сами…

В шкафу что-то упало, видимо, на голову обладательницы писклявого голоса, отчего та выругалась и, наконец, выглянула:

– О, да это не существа недостойные света дня, это моя новая муза! – маленькая женщина лет пятидесяти с коротким ежиком рыжих волос и веснушчатым ярко накрашенным лицом, пробиралась ко мне, стряхивая с ноги привязавшийся шарфик.

– Ну-ка, ну-ка покажись, дорогая! – она обошла меня вокруг, меряя придирчивым взглядом с высоты своего метрового роста, – М-да, конечно, внешнего впечатления прямо скажу: не производишь, – Она так задорно при этом улыбнулась, что прозвучало это как самая наивысшая похвала.

– Ну, да и ладно! Будешь от всех отличаться своими невыразительными серыми глазками и не прокрашенными волосами, зато сияние у тебя прямо изумительное. Сама что скажешь?

– Это вообще мой натуральный цвет волос – недовольно, но беззлобно парировала я. Казалось как-то глупо в моем неясном положении вступать в полемику относительно внешности с чудаковатой гримершей. Дома я бы не так отреагировала на замечания о «серых невыразительных глазках». Я вздохнула, опустила глаза.

– Ты чего? Здесь не место киснуть! У меня место становиться красивой! – заметила рыжеволосая дама. Она взяла меня за руку и усадила в удобное кресло:

– Я – Тамара. Ты всегда можешь найти меня здесь, если я тебе понадоблюсь. Ну, или в том шкафу, – она кивнула на гардероб, из которого недавно с боем выбралась, и хихикнула.

– Ты не волнуйся – она погладила меня по плечу. Наши взгляды встретились в зеркале, и мне на секунду показалось, что в её взгляде сквозит сочувствие. Она снова задорно улыбнулась, и ощущение пропало:

– Мне на счет тебя уже звонили. Сказали просто причесать и пока ничего не менять. Но, может, хочешь переодеться?

Я напряглась всем телом и отчаянно замотала головой. Моя белая футболка была мятая и кое-где в грязи, джинсы вытянулись в коленях и тоже были грязные, но это была моя одежда. Я в ней была дома. Она пахла моим миром, и менять её даже на царскую мантию я бы не согласилась ни за что.

Видя, что я не уступлю, Тамара встала на приставную лесенку и попыталась привести мою шевелюру в порядок. На запястье моего нового «мастера по красоте» виднелся уже знакомый мне со столовой металлический браслет, который бил током его обладателя, только кнопки нигде видно не было. «Наверное, есть какой-то общий пульт, который управляет этим орудием пытки», – размышляла я, – «У Маргариты на горле тоже был похожий обруч (очевидно, тоже бил её током в случае чего), видимо она рискует больше чем обслуживающий персонал».

Наконец Тамара удовлетворенно хмыкнула и отступила:

– Ну, что могу сказать… работать с тобой, видимо, придется много впоследствии, так что настраивайся: рано или поздно придется менять свои вкусы под чужие.

– Это под чьи же вкусы я должна подходить? – завозмущалась я, – Я замужем и мужу моему всё во мне нравится, а похитителям он головы оторвёт за меня! Я никому «подходить» здесь не буду!

– Милая, ты не кричи, а то услышать могут, – Тамара понизила голос до шепота, – Все так поначалу: кричат, ругаются, надеются…, но чем быстрее ты поймешь, что речь идёт о выживании, чем быстрее примешь то, что тебе пока «предлагают», тем дольше проживешь.

– А если нет? Мне тоже наденут ошейник как Маргарите вашей? Или обойдутся браслетом? – я в негодовании кивнула на руку стилиста. В ответ она убрала руку за спину и укоризненно покачала головой.

– Что со мной сделают? Может, Вы мне скажете? Почему никто ничего не объясняет?

– Я не имею права. Поверь, я очень хочу, но не могу ничего сказать. Это запрещено, чтобы не испортить Алькальду первое впечатление. Опыт показывает, что если «донор» знает, что его ждёт, то не отдает добровольно, сопротивляется…

Я обмякла в кресле, ноги стали ватными от слова «донор».

– Так вот я зачем здесь – пробормотала я и услышала свой голос как будто со стороны, – Меня похитили на органы. А вечером зарежут.

Тамара внимательно посмотрела на меня, потом внезапно прыснула от смеха:

– Ты, что, ненормальная? Вот придумала! Стала бы я тогда на тебя лак для волос изводить!

– Что тогда? Выпьют кровь? Это все вампиры, да? – не унималась я с круглыми от ужаса глазами.

Тамара залилась ещё громче:

– Вот дурочка-то попалась! Да не такой донор!

– Тогда что? Объясните, наконец!

– Просто, – начала она и тут в дверь нетерпеливо постучали.

На пороге с фонарем стояла Нина. Недовольно взглянув на меня проворчала:

– М-да, Том, что-то ты сегодня явно не перетрудилась. Выглядит она довольно паршиво. Ну да ладно, пора. Машина пришла.

В темноте я шла на непослушных ногах к КПП. Фонарь в Нининых руках освещал её непримиримое и суровое лицо, сухие, не помнящие слёз глаза, натруженные руки, на одной из которых поблескивал металлом знакомый атрибут местного контроля.

– Нина, – я изо всех сил старалась не плакать, но страх всё равно придавал голосу плаксивое выражение, – А я снова поеду в фургоне с трупами?

– Не сейчас, – грубо ответила она и вытолкнула меня за ворота.

Машину я узнала – точно такая же вчера увезла меня с Набережной. Я села на заднее сиденье, двери заблокировались, машина развернулась (автопилот справлялся с управлением без водителя) и я отправились на свой первый «Выезд» к Алькальду.

Глава 8

У высоких ворот гарнизона меня ждал сурового вида солдат с увесистым автоматом наперевес. Кивком указал следовать вперед. В этот раз в казарме свет не горел, было тихо. Мы прошли беззвучно, как кошки в ночи, к высокому деревянному крыльцу. Солдат отдал честь огоньку от сигареты в темноте террасы и, прокрутившись на каблуках, удалился.

Я не знала, как должна дальше действовать, и нерешительно застыла перед крыльцом.

– Как настроение? С Вами хорошо обращались? Накормили? Дали отдохнуть? – голос Алькальда из мрака террасы звучал довольно дружелюбно.

– Я ехала на мертвой женщине. Настроение у меня плохое с тех пор как меня похитили. И наряжать меня в шлюху я тоже не дала.

– Вот и правильно, – Алькальд подошел и взял меня за руку. Я хотела отдернуть её, но он только сильнее стиснул и еле заметно покачал головой: «нет, это не правильная тактика». Я пошла внутрь.

В комнате сегодня ничто не напоминало о вчерашнем веселье: на столе лежали в ровных стопках документы, стулья были расставлены по периметру у стен, видимо здесь же проходили совещания и решались рабочие моменты. За шторкой, которая сейчас была отдернута, скрывалась кровать, шкаф для одежды, несколько полок для книг и умывальник.

– Ну, приступим, мне не терпится начать наше, эм… «партнерство», – Алькальд зажег настольную лампу и выжидательно посмотрел на меня. Я инстинктивно сжалась и отступила к двери, переводя взгляд с Алькальда на его кровать у стены.

Он несколько секунд наблюдал мою реакцию, потом довольно заметил: – Что тебе ничего не рассказали – это правильно. Поняли наконец-то, после стольких раз.

С этими словами он поставил передо мной один из стульев:

– Присаживайтесь, Вера. Я сейчас открою Вам, что мне от Вас нужно. Слушайте внимательно, ведь от того насколько правильно мы с Вами будем понимать друг друга продлится наше «партнерство», Ваше пребывание, а, может, и Ваша жизнь, Вера. Вы можете задавать мне любые вопросы, но только мне и только здесь. Пока понятно?

Я неуверенно кивнула и села на стул.

– Хорошо – продолжил он, – Видите ли, моя милая, в вашем мире люди получают энергию из пищи. Для вашего метаболизма нужно есть, пить, спать – для существования этого достаточно. Скажу больше, многие этим и ограничиваются. Но в нашем мире (Вы – девушка сообразительная и наверняка поняли, что находитесь в другом месте) это лишь одна десятая того, что нам нужно. Чтобы полноценно функционировать, мыслить, развиваться, двигать научно-технический прогресс, нам нужна Энергия. Мужчинам лучше подходит женская, поэтому Вы – мой подарок, мой новый «донор энергии».

Алькальд торжественно замолчал, отмечая значимость «момента».

– А что со старым случилось? – выпалила я.

– Вера, – он подошел ближе и затронул меня за плечо, – не будем о прошлом. Сейчас очень важный момент, не будем его портить – он погрозил мне пальцем.

– Я обеспечу Вас прекрасными условиями, Вы меня – необходимой энергией. Равноценный обмен, «партнерство», можно сказать «дружба». Я буду время от времени Вас просить заниматься той или иной деятельностью в течение дня, чтобы повысить Ваш энергетический потенциал в той сфере, в которой он мне будет необходим. Каждый вечер Вас будут доставлять ко мне, мы будем беседовать, и Вы будете отдавать мне энергию.

– А потом Вы меня отпустите домой? Это надолго? – во мне встрепенулась надежда.

– Мы вернемся к этому вопросу позднее, – он явно был недоволен, – Вера, понимаете ли Вы меня? Ваша энергия важна для моего развития, существования, а значит для всей нашей общины. Я как лидер должен быть наполнен Энергией, излучать её.

– А если я откажусь? – я начала тешись себя мыслью, что действительно нужна для чего-то важного.

– А если Вы откажетесь, мне будет очень жаль, ведь у Вас редкой красоты сияние. Сначала придется взять его силой, я давно не питался. Затем Марата придется послать за другим «донором» только и всего.

Алькальд самодовольно наблюдал, как появившаяся во мне уверенность испарилась.

– Как это делается? – я начала понимать, что выбора у меня нет.

– О, очень просто! Вы сидите спокойно на стульчике с закрытыми глазами, а я встаю за вами и «забираю» вашу энергию. Пополнять запасы Энергии мне необходимо каждую ночь. Если «выпивать» энергию частично, не всю сразу, то Вы этого даже не заметите. Однако должен вас предупредить, что любое ваше сопротивление – физическое или ментальное – может вызвать вашу, Вероника, смерть или сильные страдания. Поэтому так важно Ваше понимание процесса и Вашу абсолютную заинтересованность, добровольность.

Алькальд выжидательно смотрел на меня. Я колебалась.

– Почему все говорят мне о каком-то моём сиянии? Я ничего не вижу.

Алькальд улыбнулся:

– Это видим только мы. У кого сколько энергии. Какой именно, можем определить по цвету. Кто более энергетически силен, тот может управлять остальными, его авторитет неоспорим. Я многие десятилетия управляю Кантоном не просто так: это тяжелый труд – добыча, сохранение, излучение энергии, подавление ею не согласных, и прочие неинтересные вам вещи.

– Почему ночью? Разве вы ночами не спите? – я понимала, что напрасно тяну время, но ничего не могла с собой поделать.

– Сон – такой же ресурс, я восполняю силы не сном, а энергией, которую вы мне дадите. Она мощнее, её дольше хватает, при этом спать нет необходимости, а, следовательно, я всегда начеку. Меня нельзя застать врасплох.

Он объяснял терпеливо, но было очевидно, что ему надоели вопросы.

– Так приступим? – он встал за моей спиной, – Закройте глаза и дышите: на три счета вдох, на четыре выдох. Попробуйте.

Я подышала. Глубокое дыхание немного успокоило.

– Да, ещё один момент. Надеюсь, вы приехали без украшений, колец, часов и прочих металлических деталей гардероба?

– Без. Маргарита всё забрала, – я недовольно фыкнула.

– Прекрасно, тогда начнем, закрывайте глаза, дышите.

Я напряженно зажмурила глаза. Сперва поплыли цветные круги, потом в темноте замерцали точками звезды, будто я перенеслась в далекий и спокойный космос. Дыхание моё замедлялось и успокаивалось. Я старалась ни о чём не думать, просто наблюдая за мерным дыханием и звездным полем. Дома давным-давно я училась медитировать, освобождать мозг от ежедневной шелухи событий, очищаться пустотой. Сейчас это вспомнилось само, как езда на велосипеде. Я сидела в пустоте космоса, она была вокруг и внутри. Спокойствие впервые за последние сутки ненадолго захватило мой уставший разум.

Алькальд затронул меня за плечо, и я открыла глаза. К моему удивлению прошло несколько часов. Над деревьями небо просветлело – приближался рассвет. Я в недоумении оглянулась. Алькальд смотрел на меня добродушно и довольно спросил:

– Как вы себя чувствуете?

– Нормально, наверное.

Я постаралась прислушаться к себе, но ничего необычного не почувствовала. Даже тело от многочасовой позы не затекло и не болело.

– Совсем не устали? Прекрасно.

Он протянул руку и измерил мой пульс. Удовлетворенно кивнув, отошел к столу и набрал кого-то по телефону.

– Вам пора отдохнуть. Увидимся вечером, – проговорил Алькальд.

Вошел слегка заспанный солдат, который привел меня вечером. Уже в дверях я оглянулась. Алькальд сидел за столом и разбирал бумаги – начался его рабочий день.

– Как всё прошло? – спросила неуверенно я.

Он не отрывая взгляд от бумаг произнес:

– Всё прошло великолепно. То, что вы живы главное тому доказательство. На этом мой «Выезд» был окончен.

В казарме ещё не протрубили «подъем», а машина уже везла меня в лагерь. Я была рада, что произошедшее не было связано с физическим насилием, которого я боялась. С другой стороны, появилось ещё больше вопросов, и не понятно было, что же будет со мной дальше.

Глава 9

На КПП с лязгом закрылись за мной ворота в лагерь. Встречала меня Нина. Она зевнула: было пять часов утра. Не взглянув на меня, кутаясь в накинутый на плечи видавший виды шерстяной платок, пошла прочь. Я пошла следом. К моему удивлению, мы не пошли в общий барак, куда меня отводили вчера. Вместо этого Нина свернула на еле приметную тропинку, которая уводила куда-то в заросли. Вышли мы к небольшому одноэтажному аккуратному домику, похожему на наши дачные: скрипучее деревянное крылечко, белые тюлевые занавески на окошках, внутри диван-кровать, шкаф с зеркалом-дверцей, стол с парой стульев. Настолько эта обстановка напоминала бабушкину советскую дачу, что внутри отчаянно защемило. Я недоуменно оглянулась на мою спутницу.

– Что смотришь? Теперь это твои хоромы, располагайся, – Нина, казалось, специально старается не смотреть на меня, и говорила куда-то в сторону, – Мы домик давно не прибирали. Вчера тоже не стали: Маргарита сказала сначала убедиться, что ты вернешься. Ну, да я Ленку пришлю, она мигом порядок тебе наведет, жить тоже будет при тебе, если что надо, ей скажешь.

– То есть, Маргарита не уверена была, что я приеду обратно?

– Никто здесь ни в чём не уверен, – она вздохнула.

– А это «жильё» с позволенья сказать, типа «награда»?

– Много глупых и ненужных вопросов задаешь. Не к добру, – Нина развернулась и собралась уходить.

– Нина, скажите: Вы меня почему так невзлюбили?

– Взлюбили/невзлюбили…, не о том печалишься, «донорша», – Она внимательно и настороженно посмотрела на меня, – Не одна ты такая, пойми. Не первая, не последняя. Я столько вас повидала, что со счёту сбилась. Кого любишь терять больно, вот и не привязываюсь больше.

И она тяжелой поступью зашагала к жилым баракам. Я зашла в домик, забралась на диван под плед. «Не первая. Не последняя», – крутились в голове слова. «Много их было до меня? Тех, кто жил в этом отдельном домике? Перед кем заискивал обслуживающий персонал? Кого увозил в ночь пустой автомобиль, а однажды не привез обратно? Что с ними произошло?», – в ворохе этих вопросов дрёма застала меня и укрыла своей волной.

В дверь негромко постучали. Это пришла Лена – та молоденькая девушка, что накануне провожала меня от Маргариты в столовую, а потом к парикмахеру. Она нерешительно стояла в дверях с ведром и шваброй.

– Проходи, проходи. Лена, правильно? – я улыбнулась и приглашающе замахала рукой, – Садись, давай знакомиться.

Лена покачала головой:

– Мне бы прибрать тут, пока Вы кушаете и гуляете.

– Гуляете? Мне что, можно одной везде ходить? – я уселась на диване. За окном было за полдень. Я была ужасно голодная.

– Слушай, а обедают у вас тут когда? Я уже опоздала?

– Нет, что Вы, к Вам наш порядок не относится. Вы дорогу в столовую найдёте? – Лене явно было неуютно со мной и хотелось, чтобы я ушла. Она принялась мыть зеркало.

«С прошлой ночи многое изменилось в моем положении, это точно», – заключила я, спускаясь с крылечка. Заглянув за угол домика, я обнаружила полянку, на которой цвели две яркие клумбы, стояли качели под навесом от солнца, а в небольшом искусственном пруду плавали рыбки. «Прямо кусочек рая в аду», – без тени иронии отметила я и решила выяснить, что ещё мне положено теперь, когда я стала «донором» Алькальда.

Рабочий день в лагере был в разгаре: женщины разных возрастов, но в одинаковых серых домотканых платьях и передниках, работали в огороде, стряпали на кухне, стирали и отжимали вручную бельё, подметали дорожки из полуразвалившегося асфальта. Иногда они переговаривались вполголоса, когда я проходила мимо, потом возвращались к своей работе. Кроме хозяйственных построек, я насчитала пять длинных жилых бараков для основной массы проживающих, здание столовой, флигель стилиста и отдельный дом Маргариты, который находился в отдалении, как и мой домик. Таких домиков, как у меня, больше видно не было, из чего я сделала вывод, что жильё у меня специальное, только для «доноров».

В столовой никого не было. Я позвала:

– Алла Семёновна! Это Вера.

Откуда-то из глубины кухни затопотала хозяйка, лучезарно улыбаясь:

– О, дорогая, как я рада вновь тебя видеть! Проходи, проходи, мне уже сообщили, что ты – наша новая звездочка! Тебе полагается всё самое лучшее! – она отвела меня за тяжелую штору к столику.

– Можно мне просто каши какой-нибудь? – попросила я. Хоть я и была голодная, но пировать, когда мои близкие места себе не находят, ищут меня и теряются в догадках, куда я подевалась, мне казалось кощунством.

– Каша, так каша, – ворковала Алла Семёновна, заставляя стол бужениной и раками, печеными яблоками и халвой. Кашу тоже конечно принесла.

Я поела и вышла, помня нашу «договоренность», что Алла Семеновна может взять себе всё, что я не доела, поэтому она и заставила стол всякой всячиной. Я не винила её, мало ли для кого она носит тайком еду, может ребятишкам?

На улице несколько женщин прошли в сторону флигеля. Я пошла за ними. Тамара стояла на крылечке и дымила как паровоз что-то травяное и пахучее. Женщины, смеясь, прошли мимо неё внутрь. Тамара весело помахала мне рукой:

– Заходи позднее, видишь, скольких куриц мне придется превратить в павлинов? – и она скорчила рожу.

Я развернулась и пошла по дорожке, которая должна была привести меня к дому Маргариты. Она сидела за столом и, казалось, ждала меня:

– Проходите, Вероника. Как Вам нравится Ваш новый дом?

– Я бы предпочла мой старый дом, в Тюмени! – ядовито парировала я.

– О, это, как Вы, я надеюсь, понимаете, невозможно – она будто не заметила мою интонацию и спокойным тоном врача на приёме продолжала:

– Вы можете ходить везде на территории лагеря, который, разумеется, находится под видеонаблюдением и окружен высоковольтным ограждением, есть в любое время, выбирать любые наряды. Вы должны высыпаться, хорошо питаться, Вас не привлекут к работам – у Вас особые привилегии! Пока есть распоряжение ни в чём Вам не отказывать, все здесь будут рады угодить Вам.

– Даже вы? – я указала взглядом на её необычный обруч на шее.

– Особенно я, – среагировала Маргарита, – Мы все вам немного обязаны сейчас. Понимаете ли, когда в лагере проживает «донор», мы все получаем лучшее содержание, финансирование, обеспечение. Так что все должны обходиться с Вами наилучшим образом. Есть у Вас пожелания? – она придвинула листок бумаги и приготовилась записывать.

– Я хочу домой. В мой мир, где бы он ни находился. Сейчас же!

Маргарита отложила ручку и исподлобья устало посмотрела на меня:

– Не оригинально, уж поверьте. Вы будете здесь, пока Алькальд будет Вами доволен. Вы можете получить многое из того, о чём местным обитательницам нельзя и мечтать: украшения, угощения, дорогие вещи. Чего бы вам хотелось?

– Мне ничего не нужно, кроме свободы, – я шмыгнула носом и замолчала. Разговор не получался. Поразмыслив, я попросила:

– Расскажите, как я в этот мир попала?

Маргарита покачала головой:

– Это запрещено. Задавать вопросы Вам можно только Алькальду и ответы получите тоже от него. Я могу достать Вам только вещи. Зато любые.

– Может никто не узнает, если Вы мне расскажете, как отсюда сбежать? – я с надеждой взглянула ей в глаза, но она осталась непреклонна.

Я посмотрела на потолок: за нашей беседой наблюдали через камеру с оптическим темным стеклом. Кто бы это ни был, Маргарита не захочет рисковать остаться без головы за одно неосторожное слово. Как знать, может за подобную небрежность и болтливость в прошлом её наградили этим увесистым и смертельным украшением?

– Мне ничего не нужно, – четко выговорила я, смотря прямо в камеру.

– Что ж, моя дверь всегда открыта для Вас, – Маргарита пожала плечами.

На улице вечерело. У Тамары я приняла душистую ванну с пеной и розовым маслом, которую нагрели специально для меня. Мои джинсы и футболку я, после рьяного сопротивления, вынуждена была отдать в стирку. Тамара очень настаивала на ярко-голубом платье, но, видя моё упрямое выражение лица, молча достала почти такие же джинсы и водолазку. Близился вечер и от этого становилось тревожно. Меня причесали. Нина молча проводила меня до машины.