Чура

ГЛАВА 1

Темень в чулане была непроглядная. Я осторожно переступила порог, пошарила руками в темноте.

– Здесь электричество-то есть?

– Должно быть, – отозвался дедушка. – Если светильник не перегорел. Постой немного, сейчас я найду выключатель.

Я сделала шаг вперед, потом еще один и наткнулась на что-то твердое. Мизинец левой ноги тут же заныл от боли.

– Нашел!

Под низким потолком вспыхнула маленькая лампочка. Светила она тускло, однако ее света было достаточно, чтобы разглядеть имеющиеся тут предметы.

– Скудно, – резюмировал дед, протискиваясь в узкий дверной проем. – Тряпки да ведра. Маша, когда переезжала в город, все ценные вещи или продала, или раздала соседям. Один хлам остался.

– Не скажи, – улыбнулась я, оглядываясь по сторонам. – Эти тряпки, по всей видимости, раньше были рушниками, а ведра и вовсе старинные и деревянные. А тут, – кивнула на большой старый сундук, о который только что ушибла палец, – скорее всего, тоже хранится много интересного.

Дед закатил глаза.

– Ох уж мне эти музейщики, – покачал он головой. – Любите вы копаться во всяком старье. Ладно, Анюта, ты ищи сокровища, а я пойду бабушке воды из колодца принесу. Она меня об этом еще полчаса назад просила.

Я кивнула и склонилась над сундуком.

Идея поездки в Красово мне нравилась все больше и больше. Хотя, конечно, эта самая идея была обоснована целым рядом объективных причин. Главная из них заключалась в том, что один из домов этой маленькой деревеньки перешел во владение моего деда – Петра Матвеевича Лукова. Сию недвижимость он получил в наследство от своей старшей сестры Марии, которая скоропостижно скончалась минувшей зимой. Поэтому, оформив все необходимые документы, дедушка вместе с женой Александрой Дмитриевной, моей бабулей, отправился смотреть обретенную недвижимость.

Собственно, ничего нового увидеть в красовсом доме он бы не смог, потому как данная изба являлась его родовым гнездом: он здесь родился и жил много лет, до тех пор, пока не уехал в город поступать в художественный техникум. Окончив техникум с отличием, дед отправился покорять один из столичных институтов искусств, а получив диплом, остался в большом городе на ПМЖ, так как родная деревня больше не отвечала его требованиям – ни житейским, ни профессиональным. Более того, когда умерли родители, Петр Луков отказался от своей доли наследства в пользу сестры – ей деревенская жизнь была по вкусу, и переселиться из Красово в каменные джунгли она согласилась только тогда, когда старческая немощь уже не позволяла в полной мере заниматься милым ее сердцу сельским хозяйством.

Ехать в Красово с бабушкой и дедушкой мне было необязательно, однако я все-таки отправилась туда вместе с ними. У меня как раз появились четырнадцать свободных дней – на работе подошла очередь идти в отпуск. Проводить его в городе не хотелось, ибо там с костями сгрызгли бы черные мысли – частный этнографический музей, научным сотрудником которого я была последние три года, находился на грани закрытия, и я в самом ближайшем будущем рисковала остаться без работы.

Поездка же воспринималась как способ расслабиться и отвлечься. К тому же, Красово являлось и моей малой родиной тоже: если верить рассказам бабушки и записям в документах, я появилась на свет именно здесь, в стенах родового гнезда семейства Луковых.

Последний раз мы гостили в деревне много лет назад. Никаких особенных воспоминаний то далекое лето не оставило, а потому ничего этакого от нынешнего «путешествия» никто не ждал.

Красово, между тем, произвело на меня приятное впечатление. Скорее всего, причиной этому было внутреннее напряжение, не покидавшее меня последние четыре месяца. И которое после первых же суток среди берез и зарослей крапивы исчезло напрочь, оставив вместо себя ощущение уюта и покоя.

Другого объяснения внезапной любви к полувымершей деревне у меня нет, ибо этот населенный пункт находился в совершеннейшем упадке. Его улицы поросли высокой травой и кустами сирени, большая часть домов либо стояла заколоченной, либо зияла пустыми провалами окон и полуразобранных стен и крыш. Из сорока дворов жилыми оставались от силы десять, да и те были обитаемы исключительно за счет стариков.

Наш дом находился в удивительно хорошем состоянии. Бревенчатый, просторный, светлый, он смотрелся ничуть не хуже других избушек. О том, что тут уже никто не живет, говорила только пресловутая крапива – она чувствовала себя настолько хорошо, что выросла едва ли не в человеческий рост. Внутри изба тоже оказалось вполне приличной, если, конечно, не считать пыли и паутины, скопившейся за полтора года отсутствия хозяев. А еще старой, жутко скрипучей мебели и отсутствия каких-либо удобств за исключением электричества.

Два дня мы с бабушкой и дедом занимались тем, что приводили свою новую собственность в божеский вид – косили сорную траву, выметали пыль, мыли окна. Дедушка даже съездил в соседний городок и купил пару банок краски, чтобы покрасить резные наличники. От всего этого действа каждый получал свою долю удовольствия. Так, бабуля, вспомнив сельскую юность, даже предложила остаться в Красово до конца лета.

– Воздух-то здесь какой! – сказала она вечером второго дня. – Хоть ложкой ешь!

– Это потому что у нас за околицей стоит лес, – ответил ей дед. – Тебя, кстати, не смущает, что тут нет своего магазина? Продукты сюда автолавка привозит. Раз в неделю.

– Эх, Петя, разве в магазинах счастье? – улыбнулась бабушка. – Ты послушай, как сладко поют птицы!

– В лесу, может, и сладко, – усмехнулся дедушка. – А в деревне я никого, кроме соседских петухов, не слышал. Ох и горластые же, черти!..

Я слушала их разговор и улыбалась. Мне Красово тоже нравилось – вместе с его петухами, воздухом и избушками-развалюшками. Что до магазина, то он имелся в соседнем селе, всего в километре от нашей деревни. Конечно, для местных стариков это расстояние было серьезным, но никого из Луковых оно не смущало.

Впрочем, если признаться честно, лично мне родная дедушкина деревня была интересна и с профессиональной точки зрения. В таких забытых Богом селениях всегда можно найти кучу интересных предметов старины, а еще узнать много новых песен, сказок или даже былин. Как знать, вдруг здесь попадется в руки находка, которая сможет пополнить коллекцию нашего музея и спасти его от разорения?..

Сундук открылся легко и на удивление бесшумно. А предвкушение чудес сменилось разочарованием – в его глубоком нутре не было ни тканей с причудливой вышивкой, ни старых книг, ни даже каких-нибудь примитивных прялок. Только кусок непонятного предмета, напоминающий большое широкое полено.

– Это еще что такое? – удивилась я, ощупывая предмет руками.

В тусклом свете крошечной лампочки разглядеть полено внимательнее было непросто.

– Нашла что-то нужное?

Дед, уже переступивший порог чулана, вернулся обратно и склонился над сундуком вместе со мной. Что интересно, на него моя находка произвела гораздо больше впечатления.

– Вот это да! – присвистнул он. – Я и не думал, что он сохранился!

– Ты знаешь, что это?

– Конечно, – кивнул Петр Матвеевич. – Это же твой чур, Анютка.

– Мой что?..

– Эх ты, этнограф, – хмыкнул дед. – Это чур – ошкуренный древесный ствол. В данном случае, кусок ошкуренного древесного ствола. Давай-ка перенесем его в сени, там лампочка ярче. Надо его хорошенько рассмотреть.

С этими словами дедушка осторожно приподнял колоду и бережно, как ребенка, вынес ее из чулана.

– Почему ты сказал, что этот чур – мой? – поинтересовалась я, когда Петр Матвеевич положил свою ношу на пол.

На поверку находка действительно оказалась куском дерева, причем, очень гладким, тщательно очищенным от сучьев и коры и, по всей видимости, чем-то обработанным – судя по внешнему виду, растение, ставшее впоследствии этой колодой, было срублено очень давно, однако не потрескалось, не рассохлось, а только потемнело.

– Потому что он именно твой, – улыбнулся дедушка. – Это дерево срубил мой отец, твой прадед, за месяц до твоего появления на свет. И изготовил из него чур специально для тебя.

– Зачем?

– Есть такой деревенский обычай: за четыре недели до предполагаемого рождения ребенка, старший мужчина рода должен пойти в лес и принести из него молодое крепкое дерево. Да не любое, а особенное, то, которое подойдет будущему малышу.

– Что значит – подойдет? – не поняла я.

– Станет близким ему по духу или, говоря современным языком, сможет питать его энергетику.

– Ого, – удивилась я. – А так бывает?

– Понятия не имею. Но в старину верили, что все так и есть.

– Мистика какая-то.

– Не без этого, – согласился Петр Матвеевич. – Только не спрашивай, как старейшина рода определял, какое дерево подходит конкретному младенцу. Отец-то это знал, а мне рассказать позабыл.

– А зачем вообще нужен чур?

– О! У него была очень важная роль. Из него надлежало вырезать чуру – куколку, деревянный оберег. Когда рождался ребенок, чуру сразу клали ему в колыбель, чтобы защитить от болезней, злых духов и дурного глаза.

Вот это да!

– Мы-то с бабушкой давно забыли об этом обычае. Какие могут быть чуры в современном мире? Наша дочь, твоя мать, родилась в обычной больнице и никаких деревяшек ей в кроватку никто не подкладывал. Хотя, быть может, и стоило, – дед коротко вздохнул. – Мы ведь нарочно привезли ее в Красово за несколько недель до того, как ты появилась на свет. Надеялись, что дикая природа и деревенский воздух ее успокоят, мозги в порядок приведут. Прадед твой, как внучку увидел, сразу в лес засобирался. Так, помню, и сказал: этой уже ничто не поможет, а вторую девочку мы убережем.

– От чего убережем, деда?

– Надо думать, от глупой разгульной жизни, – пожал плечами Петр Матвеевич. – И ведь прав оказался отец. У тебя и мозгов, и удачи гораздо больше, чем у родительницы.

Я склонилась над чуром, погладила его рукой. О моей маме дед всегда вспоминал именно так – коротко и с горечью. Они с бабушкой считали ее болью своей жизни. Хотя и смирились с тем, что дочь такая, какая есть, и исправить здесь ничего нельзя.

Историю своего рождения я знала всегда. Никто ее от меня не скрывал, ибо смысла в этом не было ни на грош. Подобное шило утаить в мешке очень непросто – об Ирине Луковой, моей матери, до сих пор любят судачить соседи, ибо за двадцать лет, проведенных в родном городе, она оставила о себе много ярких воспоминаний.

Если верить очевидцам, мама с самого детства отличалась веселым и своенравным характером. В подростковом возрасте эти качества и вовсе переросли в настоящий авантюризм и неиссякаемую жажду приключений. Приключения, к слову, она находила на каждом шагу, а потому ее родители вскоре лично познакомились и с сотрудниками местной милиции, и со всеми хирургами районной больницы и даже с инспекторами ГИБДД. Ни внушения стражей порядка, ни разговоры по душам на поведение мамы не влияли. И хотя до серьезных правонарушений она никогда не скатывалась, ее разгульный образ жизни в компании бесшабашных друзей заставил здорово понервничать и отца, успешного городского художника, и мать – заведующую местной библиотекой.

Мамина натура была такой деятельной и горячей, что ее не успокоили даже внезапно появившаяся любовь к соленым помидорам и активно растущий живот. К слову сказать, на момент родов Ирине Луковой едва исполнилось восемнадцать лет, а о том, кто является моим отцом, история и вовсе умалчивает. Мама категорически отказалась называть его имя. Ехидные соседи тут же предположили, что девушка попросту не знает, от кого из своих многочисленных ухажеров она «залетела», но лично я считаю, что мама хотела таким образом уберечь возлюбленного от уголовной ответственности, ведь на момент их близости Ирина была несовершеннолетней.

Несмотря на беременность, мама продолжила сбегать из дома на вечеринки и посиделки, а потому в какой-то момент родители просто забрали ее из города и привезли в Красово – проветрить голову и хотя бы несколько недель подышать чистым лесным воздухом.

Ирина родила меня прямо в деревенской избе. Скорая помощь, вызванная к роженице из соседнего городка, увязла в грязи весенней распутицы, а потому фельдшер вошла в дом как раз в тот момент, когда я издала свой первый крик.

Первые месяцы моей жизни мы также провели в Красово – пока не высохли ручьи от талого снега, и дороги не стали пригодными для проезда.

В течение следующих двух лет моя родительница старалась быть хорошей матерью. Она меняла мне пеленки, учила ходить и говорить, водила гулять в парк и, когда требовалось, в детскую поликлинику на прием к врачу. Одновременно с этим Ирина даже поступила на заочное отделение университета. У бабушки с дедом появилась робкая надежда, что дочь наконец-то взялась за ум, однако вскоре эта надежда лопнула, как мыльный пузырь, – когда мне исполнилось два, мама заявила, что задыхается в четырех стенах, забрала из вуза документы, собрала чемодан, и, оставив меня на попечении старших Луковых, уехала из дома в неизвестном направлении.

С тех пор прошло двадцать четыре года. За все это время я видела Ирину не более пяти раз – во время ее коротких посещений родного дома. Она всегда привозила мне красивых кукол и плюшевых мишек, внимательно слушала рассказы бабушки о моих успехах в школе, а потом снова уезжала. К слову сказать, в последний раз мы общались, когда мне было девятнадцать лет…

Я вздохнула.

– И где же теперь моя чура, деда?

– Мы ее сожгли. В тот день, когда тебе исполнился один год.

– Зачем?!

– Так было надо, – пожал он плечами. – Она выполнила свою роль, и прадед вырезал для тебя другую деревянную куклу.

– Тоже «волшебную»? – улыбнулась я.

– Ага, – хмыкнул дед. – Из этой колоды он сделал много игрушек: лошадку на колесах, ежика с иголками, зайца… Может, помнишь? Ты в детстве любила их фломастерами разрисовывать.

– Не помню, – покачала я головой. – И что же, все эти фигурки были оберегами?

– Не все, конечно. Только одна, остальные – просто игрушки. Вторую чуру, к слову сказать, Ира увезла, когда в путешествие свое укатила.

Да…

– Как интересно, – пробормотала я. – И что же мы станем делать с моей колодой теперь?

– Не знаю, – пожал плечами Петр Матвеевич. – Выбрасывать точно не будем. Не для того она в этом доме двадцать шесть лет хранилась. Пусть лежит, может, еще когда-нибудь пригодится.

***

В относительный порядок наша красовская собственность была приведена к концу недели. Когда дом засиял чистотой (у деда еще оставались сомнения по поводу состояния крыши и крыльца, но тут мы с бабушкой ничем помочь не могли), настала очередь прилегающих к нему палисадника и огорода. Последний почти сразу решили не трогать, ибо сеять на нем что-либо посреди лета не было ни желания, ни смысла. Зато в палисаднике вскоре все цвело и благоухало – каждая из красовских бабушек-соседок, заходивших к нам в гости в течение этих дней, считала своим долгом презентовать несколько саженцев астр, георгинов и циний, выкопанных из собственного сада.

Вообще, с соседями у нас сразу завязались хорошие отношения. Луковых, несмотря на их редкие визиты в деревню, местные все еще помнили, а потому встретили очень приветливо. Я дала старикам несколько дней на то, чтобы рассказать односельчанам о событиях своей городской жизни, а потом взяла нить бесед в свои руки.

Обрадованные возможностью поговорить с новым человеком, пенсионеры пересказали мне кучу местных историй и легенд. Правда, большая часть из них научного интереса не представляла, ибо была из разряда: «Жила у нас Валька, баба вредная и злобная, при этом помидоры у нее в огороде всегда были самыми крупными и вкусными. Видать, слово она колдовское знала, раз они лучше, чем у других оказывались».

Что интересно, в ведьмы деревенские записали и почившую дедушкину сестру Марию Матвеевну. Не смотря на то, что овощи, которые выращивала моя двоюродная бабушка, мало чем отличались от тех, что зрели на участках других красовцев, было в ней что-то такое, что заставляло других чувствовать себя в ее компании скованно и глупо, да и лечить она умела не хуже сельской медички, а уж в лесу себя и вовсе как дома чувствовала.

Деду такая характеристика родной сестры не понравилась, а потому рассказ о ее «странностях» так и остался незавершенным.

Что касается предметов старины, то их у местных жителей не оказалось вовсе, за исключением пары веретен и рассохшейся прялки. Не скажу, что это так уж меня расстроило, однако пребывание в деревне сразу стало гораздо скучнее.

Дабы как-то себя развлечь, утром в субботу я решила прогуляться в соседнюю Александровку, то самое село, в котором имелся магазин. Дорога до пресловутой торговой точки была недалека, а при желании, ее можно было еще и срезать – если идти через поле. Однако делать этого я не стала: накануне ночью прошел сильный дождь, и мне совершенно не хотелось увязнуть в грязи. Поэтому в поход за хлебом, сахаром и подсолнечным маслом я отправилась по широкой обочине шоссейной дороги.

Прогулка моя обещала быть легкой и приятной: небо было безоблачным, солнце – ярким, шоссе – пустынным, а настроение – отличным. Помнится, в детстве, во время редких визитов в Красово, я несколько раз убегала в Александровку – с разрешения взрослых, разумеется. В этом селе имелась целая ватага детей, с которыми можно было поиграть. Конечно, сейчас все они взрослые люди, однако как было бы здорово встретить сегодня кого-нибудь из них, пообщаться, вспомнить былые проказы…

Только подумала, как раздался шорох шин и рядом со мной притормозил неизвестно откуда взявшийся серебристый седан. Стекло бокового окна опустилось, и из него показалось веснушчатое лицо молодого мужчины.

– Приветствую тебя, лисичка-сестричка! – весело провозгласил он, широко улыбаясь.

Я невольно улыбнулась в ответ. Из-за цвета волос и тонкого остренького носа лисичкой меня называют часто, при том, что оттенок моих кудрей гораздо темнее классического рыжего и больше напоминает медь. Между тем, лисой меня зовут исключительно родственники и друзья, а этого парня я совершенно точно видела первый раз в жизни. Сам он, к слову, напоминал лесного плута гораздо больше, чем я, – к его смешным веснушкам прилагалась огненно-рыжая шевелюра и хитрые голубые глаза.

– Привет, братец лис, – сказала ему.

Незнакомец хохотнул.

– Куда путь держишь, сестрица? Могу тебя подвезти.

– Не надо, – покачала головой и кивнула на показавшиеся из-за поворота александровские домики. – Я уже пришла.

– Жаль, – погрустнел парень. – Так ты, выходит, местная?

– Нет. Приезжая.

– Я тоже приезжий, – снова улыбнулся он. – Меня, кстати, Федей зовут.

– А я – Аня.

– Знаешь, а ведь я тебя раньше в Александровке не встречал.

– Это потому что мой деревенский дом находится в Красово.

– О! Это ж совсем рядом. Тогда я с тобой не прощаюсь, Аня. Может, еще увидимся.

Он весело подмигнул, повернул руль и через пару мгновений скрылся за поворотом.

Я проводила его взглядом. Какой забавный! С этим Федей будет приятно встретиться снова. Он наверняка знает много интересных историй и умеет смешно их рассказывать. А еще относится к тому типу мужчин, с которыми лучше просто дружить, дабы не быть затоптанной его многочисленными поклонницами.

…В этот день мне определенно везло. Хлеб в магазине оказался свежим, сахар – рафинадом, а масло – именно того производителя, чью продукцию я привыкла покупать в городе.

Стоило расплатиться за покупки и повернуться к двери, как я нос к носу столкнулась с высокой худощавой женщиной в мужской рубашке и коротких шортах. Ее лицо показалось мне смутно знакомым, и я на секунду замешкалась, пытаясь вспомнить, кто же она такая. Женщина же узнала меня первой.

– Анька, – удивленно воскликнула она. – Лукова! Ты, что ли?

– Я, – ответила ей.

– Вот это да! – восхитилась она. – Столько лет прошло, а ты почти не изменилась! Такая же рыжая и тощая. Меня-то, небось, не признала?

– Честно говоря, нет, – виновато улыбнулась я.

Женщина хихикнула.

– А ты представь, что у меня подбородок на грудь опускается, щеки пузырями, и бока, как у гусеницы.

Я растеряно моргнула, а потом ахнула:

– Светка!

– Ага, – кивнула она. – Никто меня не узнает. Видать, сильно я изменилась.

Не то слово. Догадаться, что эта стройная подтянутая женщина когда-то была пухленькой краснощекой девочкой, которая боялась кататься на велосипеде, взаправду считая, что из-за ее веса у него сломаются колеса, попросту нереально. Впрочем, если судить по озорным бесятам в глазах, характер у нее остался тем же, что и в детстве – легким и веселым. За смешливость, смекалку, умение придумывать увлекательные игры и стоять на стреме во время налетов на соседские яблони Светку обожали абсолютно все, а потому на ее полноту никто не обращал никакого внимания.

– Как я рада тебя видеть! – улыбнулась ей.

– А уж как я рада, – ответила Светлана. – Я ведь недавно о тебе вспоминала, представляешь? И вдруг ты тут. Какими судьбами, Анюта?

О том, какие дороги привели меня в Александровку, я вещала ей целый час, а потом еще часа два слушала подробный Светкин рассказ о ее собственной жизни, работе и семье. За это время мы успели прогуляться до Красово, чтобы вручить купленные продукты моей бабуле, а потом вернуться в обратно – в гости к вновь обретенной подруге. Наш разговор был прерван всего один раз – когда на деревенской улице громко посигналил проезжавший мимо серебристый седан.

– Твой ухажер? – поинтересовалась Света, едва машина скрылась из вида.

– Нет, – покачала я головой. – Мы с хозяином этого авто познакомились сегодня. Он предлагал подвезти меня до вашего села.

– Ясно. Так ты, выходит, не замужем?

– Да. С личной жизнью у меня последние полтора года не очень.

– Это плохо, – вздохнула Светлана. – Без мужика, как без кота, жизнь совсем не та. Я вот уже пятый год в законном браке. Мы с мужем, кстати, сюда каждые выходные приезжаем: вместе дом ремонтируем, с огородом матери помогаем, шашлыки на природе едим. Завтра вот за грибами собираемся. Пойдешь с нами? Лисичек, говорят, в этом году видимо-невидимо.

– Пойду, – тут же согласилась я. – Сто лет за грибами не ходила. Только, знаешь, боязно немного. Говорят, в нашем лесу волки водятся.

– Водятся, – кивнула Света. – А еще лоси и кабаны. Ну так что ж? Мы ведь на звериные тропы ступать не будем, у нас дороги свои. Да и звери тоже не дураки, просто так к людям не выходят. Бояться нечего.

– Тогда тем более пойду, – улыбнулась я.

– Вот и здорово. Только джинсы надеть не забудь. Клещей в лесу тоже хватает, а от них проблем может быть побольше, чем от дикого кабана.

ГЛАВА 2

В лес мы отправились с самого утра. Вообще к ранним побудкам я всегда относилась нормально, однако в этот раз проснулась с трудом, потому как домой из Александровки вернулась только поздно вечером. До самой темноты мы со Светой и ее матерью тетей Любой вспоминали наши детские шалости и обсуждали житейские дела.

– Напрасно ты, Аня, к бабкам за сказками обратилась, – сказала тетя Люба, когда я сообщила о том, как рухнули мои надежды собрать в Красово материалы для новых музейных экскурсий. – В вашей деревне старики древние, как мир. Все, что в молодости знали, давно уж позабыли. Ты к нам приходи. Я тебя с такими сказителями сведу, что целую диссертацию написать сможешь.

– У вас в Александровке так много историй и легенд? – удивилась я.

– Врунов у нас много, – засмеялась Света. – И сочинителей.

– Историй тоже хватает, – возразила ей мать. – Мы ж у леса живем, а с ним в деревнях всегда много баек связано. Когда я была маленькой, моя бабушка рассказывала, что в самой его чаще живет дикий хозяин – получеловек-полузверь. Все лесные жители его слушаются, ни одна белка по дереву без его ведома не проскочит, ни одна птица не пролетит. Зорко охраняет хозяин свои границы, а если кто-то бесчинство вздумает учинить, обернется страшным чудовищем и жестоко обидчика накажет.

– Вот это да, – восхитилась я. – Леший-оборотень? В первый раз о таком слышу.

– А еще говорят, – продолжила тетя Люба, воодушевленная моим вниманием, – будто есть у дикого хозяина сокровище – волшебный ключ, который дает ему необыкновенную силу. Если же кто-то этот ключ добудет, то лишится человеческого облика и сам станет диким хозяином.

Света закатила глаза.

– Хватит тебе, мама, жутики на ночь травить. Я, кстати, эту сказку тоже помню. Ты мне ее в детстве рассказывала, чтобы я с другими детьми далеко в лес не уходила.

– В любой сказке есть намек на реальное положение дел, – заметила тетя Люба. – Кто с лесом общаться не умеет, тому в чаще делать нечего.

За грибами мы отправились втроем – я, Света и ее муж Виктор. Когда я пришла на опушку леса, они меня уже ждали. У каждого из них было большое пластмассовое ведро и тряпичный походный рюкзак.

По всей видимости, ребята рассчитывали провести на природе целый день. Лично я против этого ничего не имела, а потому тоже взяла с собой не только тару для грибов (правда, не ведро, а корзину, найденную в старом чулане), но и пару бутербродов на случай, если захочется есть.

– Постарайся от нас не отставать, – сказал мне Виктор, когда мы углубились в лес. – Ты тут человек новый, можешь заблудиться.

– Ерунда, – фыркнула Светка. – Блудить здесь негде. Тут повсюду тропинки, и все они ведут либо в Красово, либо в Александровку. Но ты, Анютка, все равно не отставай, а то ни одного гриба не найдешь.

Возвращаться с пустыми руками я не планировала, а потому торжественно пообещала держаться рядом и никуда не сворачивать.

Вообще, наша «тихая охота» получилась не очень-то и тихой. Мы со Светой шутили, смеялись, рассказывали друг другу забавные истории. Так продолжалось до тех пор, пока не вышли на небольшую солнечную полянку, окруженную дубами и елками.

– Вы только на это посмотрите! – восхищенно выдохнул Виктор.

Там действительно было на что посмотреть: полянка оказалась буквально усыпана рыжеватыми грибными головками. Мы тут же бросили все разговоры и кинулись собирать добычу. Что интересно, моя корзина наполнялась грибами гораздо быстрее, чем ведра подруги и ее мужа.

– Смотри-ка, лисички тебе прямо под ноги бегут, – пошутила Светлана.

Собрав все, что смогли, мы отправились дальше. Однако спустя четверть часа снова принялись ползать по земле едва ли не на коленях, ибо теперь лисички выбежали навстречу всем.

Меня обуял такой азарт (или все-таки жадность?..), что когда корзина оказалась полной до верха, я переложила бутерброды и бутылочку с водой в боковой карман своего рюкзака, и начала набивать грибами его основное отделение. Дело спорилось так быстро и весело, что прервать его смогли только позывы моего организма, настойчиво требовавшие немедленного единения с природой.

С разочарованным вздохом я юркнула в ближайшие кусты, быстро сделала нужные дела, и кинулась «охотиться» дальше. Правда, спустя пару минут «охота» подошла к концу – рюкзак оказался набит под завязку.

С трудом стянув его тесемки, я встала в полный рост, намереваясь поинтересоваться у своих спутников, нет ли у них запасного ведра или хотя бы обычного пакета. Но, оглядевшись по сторонам, обнаружила, что нахожусь среди деревьев одна.

– Эй, ребята! Вы где?

Ответом была звенящая тишина.

Хм. Видимо, я так увлеклась сбором грибов, что отошла от приятелей в сторону.

Взвалила заметно потяжелевший рюкзак на плечи, взяла в руки корзину и потопала по тропинке обратно.

– Ребята! Ау!

Но веселых супругов по-прежнему нигде не было.

– Света! Витя! Куда вы подевались?

Несколько минут я кружила среди дубов и осин, пытаясь вернуться туда, где оставила своих спутников, однако вместо этого вышла в совершенно незнакомое место.

С ума сойти. Я что, заблудилась?!

Похоже на то. Но как это могло произойти?! Мы же собирали грибы буквально в метре друг от друга!

У меня похолодела спина. Так. Главное не паниковать. Света говорила, что все местные тропинки – хоженые. Да и не могла я уйти слишком далеко. Нужно внимательно оглядеться вокруг и вспомнить, откуда именно я сюда пришла.

Огляделась по сторонам, глубоко вздохнула. Все-таки не напрасно жадность называют одним из самых страшных пороков. Я понятия не имею, в какую сторону нужно идти. Все окружающие меня деревья кажутся знакомыми и незнакомыми одновременно. Как и кусты, и тропинки.

Последних, к слову, я насчитала целых пять штук. И которая из них моя?

Впрочем, нужно ли гадать? Приятели наверняка меня хватились и уже ищут.

Что там советуют активисты отряда «Лиза Алерт»? Если вы заблудились в лесу, оставайтесь на месте и постарайтесь создать как можно больше шума, чтобы те, кто отправился на ваши поиски, сумели быстрее вас отыскать. А еще настройтесь на позитив и даже не допускайте мысли, что вас могут не найти.

Я решила последовать этим мудрым советам, встала на одну из тропинок, дабы быть видной среди древесных стволов, и начала громко звать друзей.

Через десять минут непрерывных воплей запершило в горле. А еще проснулся желудок, который многозначительно напомнил о том, что давно пора что-нибудь пожевать. Пришлось доставать воду и бутерброды.

Перекусив и набравшись сил, я продолжила топтаться на месте и громко звать на помощь. Надо ли говорить, что никто на крики так и не пришел?

Когда стрелки на наручных часах показали третий час дня, это занятие окончательно мне надоело. В самом деле, если все окрестные тропинки ведут в близлежащие деревни, стоило ли столько времени тратить силы на сотрясание воздуха? Не могу же я до ночи сидеть на этой развилке и ждать, когда за мной придут!

Из убегающих в разные стороны лесных дорожек я выбрала ту, что показалась самой широкой и утоптанной и, поудобнее перехватив рюкзак и корзину с грибами, отправилась по ней вперед.

Шагала бодро и уверенно – ровно два часа, пока деревья над моей головой не превратились в шатер, а в голове не укрепилась мысль, что теперь-то уж я заблудилась окончательно. Этому, к слову, поспособствовала и выбранная мною тропка – в какой-то момент она просто исчезла в траве, а сама я буквально уперлась в стену из высокого кустарника.

Чудесно. Просто замечательно.

Развернулась и пошла обратно. Плечи уже откровенно ныли от неудобной ноши, а пальцы рук почти онемели от корзины, ставшей вдруг жутко тяжелой. Пару раз меня посещали мысли выбросить все свои грибы под ближайший куст, однако я с раздражением прогоняла их прочь. Мало того, что я весь день по лесу проплутала, так еще и вернусь домой с пустыми руками? Нет уж, буду таскать свой «улов» до последнего.

Время, между тем, шло, лес становился гуще, ясно давая понять, что я снова свернула куда-то не туда и с каждым шагом ухожу все дальше от нужных мне населенных пунктов.

Через несколько часов начнет темнеть. Неужели мне придется ночевать прямо здесь?..