Горькие яблоки

Неожиданно её внимание привлек магик, остановившийся около лотка с почтовыми порталами. Радка даже отложила клубничину и протерла глаза. Всё-таки, они были довольно высоко, может, её просто подводит зрение? Нет, это и впрямь был Скарбимеж, но не с Янкой, а с какой-то другой женщиной!

Неужели и он изменяет своей жене-красавице? Сначала Радка подумала это со злорадством. Она и сама без всяких угрызений совести крала своего любовника у его жены, но что кто-то поступает так же с Янкой, ей показалось справедливым. С другой стороны, неужели муж Янки обнаглел настолько, чтобы выгуливать любовницу по торговой площади? Это было слишком! Ведь и самой Радославе иногда хотелось пройтись с красивым магиком по улице, не стесняясь прохожих, но вместо этого ей приходилось довольствоваться этой мансардой и сладостями, словно какой-то… дешевке.

И пусть она надеялась, что однажды Манфред поймет, насколько её он любит больше, и падет к её ногам, как спелое яблоко, любовник не торопился стать этим яблоком.

Настроение у неё испортилось. Кофе стал казаться слишком горьким, а клубника кислой. Словно нельзя было выбрать ягоды поспелее!

Манфред почувствовал смену её настроения и тоже уставился на площадь.

– Что не так, Цветка? – спросил он тем самым тоном, который искусно совмещал заботу и нетерпение. Мол, если ты начнешь капризничать, я могу и кому-нибудь другому задавать такие вопросы.

– Кто это? – ткнула пальцем в Скарбимежа Радка и соврала. – Я как-то видела его на улице, он свистнул мне вслед. А сейчас он с женщиной.

Прозвучало не слишком умно, но Манфред подобных мелочей не замечал.

– Да ты настоящая роковая дева, Цветка, – усмехнулся он, найдя глазами магика, о котором говорила любовница. – Багряный принц Скарбошек кому попало свистеть не станет. У него обожаемая супруга на это есть. Может, ты её знаешь? Вот она, рядом. Роза. Тоже из цветочных.

– Ты так говоришь, словно цветочные сады – это какое-то село, где все между собой знакомы, – фыркнула Радка, сама холодея от нехорошего предчувствия. А как же Янка? Она давно не писала, перестала заходить в гости, да и Радка после того, как выклянчила подарок, не стремилась пообщаться с подругой, но если муж ушел к другой, не должен ли Манфред рассказать, что это вторая жена? И ничего ведь не спросишь, как она объяснит свое знакомство с Янкой?

Радка мучительно пыталась вспомнить, прилетала ли подруга последние два года на праздник цветения и день урожая. По всему выходило, что нет. Поговаривали, что она ждет наследника, а в положении не летают на драконах и избегают пользоваться порталами. Но если это так, то всё становилось еще страннее. Куда Скарбимеж дел жену и ребенка? Что с Янкой, жива ли она?

– Цветка, ты вся измазалась соком, – промурлыкал Манфред, касаясь её липких пальцев языком.

Радка отвлеклась от своих мыслей и посмотрела на любовника. Пусть он улыбался, но глаза у него были холодные и скучающие. Что-что, а скучать Манфред с ней не должен был никогда.

– Еще не вся, – как можно игривее произнесла она, проводя забытой надкушенной клубничиной по груди.

Про Янку, Скарбимежа и его новую жену она думать перестала.

6 глава

Слишком частые письма магической мгновенной почты нервировали Хенрыка, но тут Радка перекладывала ответственность на подружку. Якобы та не могла никак устроиться в своей семейной жизни и просила помощи более покладистой и мудрой подруги. Оттого Хенрык только больше не выносил красивую Янку. Врать теперь же Радке приходилось с оглядкой. А ну как Хенрык проговорится родителям Янки об этих письмах, а они и знать не знают, что с ней и где она? Какие сложности снова, и всё из-за этой Янки, которая запропала в самый неподходящий момент!

– Манфред, а ты спишь со своей женой? – Радка давно хотела прощупать почву – они вместе уже два года, а план так и стоял на месте. Конечно, магик оказался довольно щедрым любовником, но этого было мало. Радка хотела жить в магическом мире, хотела быть не хуже Янки, иметь просторный дом и приглашать туда других магиков и магесс… Одним словом, пора было двигаться дальше.

– Разумеется, Цветка, – Манфред пожал плечами и протянул любовнице крупную клубнику. Намек был понят и, как можно эротичнее откусив маленький кусочек – в таком темпе у нее скоро будет аллергия и на фрукты, и на ягоды, – Радка опустилась на колени, расстегивая пуговицы на брюках Манфреда. – Мне же… да, Цветка, да… мне… о… мне же нужен… о-о-а-ах… наследник.

Радка же смотрела снизу вверх на разгоряченного магика и воображала, какой удар хватил бы Хенрыка, если бы он ее сейчас увидел. А еще лучше, если бы удар хватил Еву, жену Манфреда, которую Радка никогда не видела, но надеялась, что она ужасная уродина. Тщетно, наверное. С такими надеждами ей никогда не везло, вряд ли повезет и сейчас.

Продолжить разговор Радка рискнула лишь после того, как они снова перешли к кофе.

– Вы ведь давно женаты, – заметила она вскользь. – Почему у вас нет детей? Может, проклял кто тебя или ее?

Кажется, она попала не в бровь, а в глаз. Манфред отставил чашку и уставился на неё так, словно за её спиной стояла пресловутая Ева.

– Я не думал об этом, – наконец признался он растерянно, и Радка закатила глаза – мужчины никогда не думают о подобных вещах. Хенрык такой же: им, наверное, придется прожить лет десять, прежде чем до него дойдет, что он уже староват и стоит спросить у лекаря, что делать – они уже больше двух лет вместе, а детей всё нет!

Впрочем, всерьез о проклятии Радка не думала – несмотря на рассказы Янки об опасности магического мира, для неё этот мир оставался красивой все еще недосягаемой сказкой. Да и ее любовник до сих пор ни о каких опасностях не беспокоился.

Скорее всего, опасности были выдуманы специально для людей обычных, чтобы не лезли со своими грязными руками в магические города. А то если каждый захочет жить в доме со всеми удобствами, есть не пирог с яблоками на завтрак обед и ужин, а изысканные сласти, то кто будет в садах работать, на пастбищах растить скот, трудиться на полях? То-то и оно!

Радка к этой философии относилась ровно, кто-то всё равно должен работать и ничего слаще яблок не видеть, главное, чтобы это была не она. Её характер не позволял довольствоваться малым. Но если кому-то хватает этого малого, с чего ей того человека судить?

Теперь она бывала в магическом городе регулярно, и пусть едва-едва пару раз высовывала нос погулять по площади – если Манфред не появлялся к сроку, но считала себя почти полноправной горожанкой, прекрасно разбирающейся в магическом быту. Она давно не пугалась повозок, запряженных летающими конями или крупными жутковатого вида птицами, которые время от времени взмывали в воздух. Её не смущали и огромные драконы, то и дело перекрывающие крыльями небо над площадью.

Благодаря возможности прибывать в снятое для свиданий жилье в любое время, она хорошо разведала всё, для чего магия была не нужна, или же хватало слабенькой магии её браслета. Вода в отдельной пристроенной комнате текла с потолка в огромную каменную чашу, стоило только её коснуться браслетом и пожелать. Воду можно было нагреть и остудить, набрать до краев или спустить – Радка догадалась, что если чашу не наполнять, а просто сливать воду, то тут можно справить нужду. Такие изобретательные эти магики!

Были тут и другие самонабираемые чаши разных размеров и форм. Некоторые крепились к стене, а некоторые стояли на полу. Ну и пусть их. Радка решила не привыкать пока к лишней роскоши. Зачем столько, когда на всё хватит и этой? Напитки и снедь всегда были на столе, когда она появлялась. И постель всегда была чистой, аккуратной – ни единого пятнышка! Вот к этому можно и привыкнуть.

Муж предпочитал пропадать в садах, раздавать советы работникам и чувствовать себя значимым. А если был дома, то на то и в нем и и два этажа и почти дюжина комнат, чтобы не наткнуться на жену случайно, да и специально не всякий раз отыскать. Раньше ночи Хенрык Радку искал редко, да и ночью тоже не слишком усердствовал, что её только радовало.

Беда пришла негаданно.

Радка ни о чем не подозревала, в новом платье лакомясь какими-то невероятно липкими темными фруктами. Испачкаться она не боялась. Невидимые то ли только ей, то ли вообще прислужники чистили всю оставленную одежду и вешали в шкаф, а взять платье домой она всё равно не осмелилась бы. Там и так хранилось одно – подарок Янки.

Ну, а если она всё-таки испортит платье – Манфред купит новое. Ему ужасно нравилась её баловать, хотя иногда Радке казалось, что он порядком удивлен её требованиями. Но слишком высоки они или наоборот, этого она понять не могла.

– Цветка, ты просто великолепна, – появившийся из портала Манфред выглядел таким радостно-возбужденным, а в руке держал коробочку – и сердце Радки ёкнуло. – Это тебе.

В голове рады пронесся целый ворох мыслей. Она наконец добилась своего, Манфред оставил Еву, и ведь ни словечка не говорил, хотел удивить, вот ведь шельмец! И теперь собирается предложить ей законный брак. Ведь именно так, подарив браслет в коробочке, магики делали предложение руки и сердца. И это будет первое подобное предложение для Радки, тут она ни капли не соврет. Нельзя же считать предложением то, как родители поговорили с Хенрыком, потом еще привели его посмотреть на невесту вблизи и уговаривали так, словно пытались загнать лежалый товар. Дескать, и работница она ничего себе, и дурь с колодцами крепкий мужчина из неё легко выбьет… Вспоминать противно. Никакой любовью или хотя бы желанием там и не пахло.

Что же до Манфреда, то Радка не обманывалась. Тут любви было едва ли больше, но зато он желал её. Лишь бы желания хватило для того, чтобы он не оставил её, узнав об обмане. Ведь она никакая не магесса и не цветочная. Самая обычная яблочница из села.

Ей стало тяжелее удерживать приличествующую случаю улыбку на лице, так лихорадочно скакали её мысли. А что если заберет обратно браслет? А она еще и замужем. Сельский брак легко разорвать, но нужен ли Манфреду такой скандал? А если не говорить? Пусть женится сначала, а потом потихоньку…

Руки чуть дрожали, но в отличие от забитой мыслями головы, действовали механически, так что коробочка была открыта раньше, чем Радка решила не открывать ее.

Пока Радка разглядывала серьги с красивыми драгоценными камнями, – всего лишь серьги?! – Манфред продолжил:

– Ты была права, это проклятие. Его сняли, и ты знаешь, что? Моя Ева беременна! Так что пока я буду рядом с ней – беременные невероятно чувствительны, но ты меня не забывай, присылай письмецо через годик, когда мой наследник уже родится. Я так счастлив, Цветка!

И он открыл портал, на прощание лишь чмокнув ее в губы.

– А я? – растерянно спросила у пустоты Радка, чувствуя, как по щекам струятся слезы. – Как же я?

Ответ пришел скоро. Обследование у сельского лекаря показало, что она тоже в тягости и родит почти одновременно с законной супругой Манфреда.

7 глава

Радка не бывала у родителей с самой свадьбы. Только забрала нехитрый скарб, который мог сойти за приданое разве что для слепого, да ушла в дом мужа. Родители тоже не стремились часто навещать её, это было не в правилах села. Когда все родственники вместе так или иначе работают в садах, там и обмениваются новостями да справляются о здоровье. А в домах собираются только зимой, да и то на свадьбу или похороны. Сейчас же Радослава была рада тому, что родители умирать пока не собирались. Ей нужна была поддержка, пусть совсем крошечная – другой ждать не приходилось. Теперь, когда Янки не было, ей некому было поплакаться во всем белом свете.

– Рада? – отец от неожиданности застыл на пороге, отчего дочери пришлось мяться рядом с домом, словно она пришла нежданной к чужим людям. Впрочем, он быстро пришел в себя и отодвинулся, позволяя ей проскользнуть внутрь. – Не ждал тебя увидеть.

– Конечно, – вся злость и страх всколыхнулись в Радке от этих слов. – Сбагрили с рук и забыли, да?

– Это не так, – тихо произнес отец и достал с печи еще почти горячий пирог. Мать всегда закутывала пироги полотенцами, отчего те теряли хрустящую корочку, зато оставались теплыми и мягкими как перьевая подушка. От воспоминаний Радка вздрогнула и сжала кулаки так, что стало больно ладоням от вонзившихся ногтей. Она училась всему у матери, но получалось все равно иначе. Словно та знала какой-то секрет, который прятала от дочери.

– Прости. Я был против Хенрыка сначала, но он обеспечит твою жизнь. И он обещал тебя не бить. Ни за что.

«А стоило бы, может, тогда бы не понесла от другого», – с горечью подумала Радка. Отец, вот, её тоже не бил, может, потому она и выросла такой? Хотя нет, мать часто добиралась до её спины с хворостиной, так что это вряд ли как-то связано. Особенно ей доставалось за колодцы, но после горьких яблок хворостина была чепухой.

– А где мама? – чтобы хоть что-то спросить, произнесла Радослава. Желание поделиться с матерью своими проблемами уже казалось ей глупостью. Да что тут и говорить, на что они с отцом были разные люди, но с ним ей было проще и понятнее. Только обсуждать женские горести с отцом было неправильно. Сейчас достаточно посидеть недолго, чтобы не обидеть родителя, поговорить о новом урожае или нашествии яблочной мошки, и бежать.

Раньше она бы даже не задумывалась о том, что может обидеть отца или мать, но это было тогда. Она отвечала лишь за себя и могла позволить себя даже разрушить свою жизнь до основания. Это её право. Теперь же, нося под сердцем ребенка Манфреда, она понимала, как сильно нуждается в том, чтобы от неё не отвернулись эти люди. От неё и её ребенка. Каким он будет, догадается ли Хенрык об её измене, нужна ли ей будет помощь родителей. Хотя бы посидеть с ребенком. А если у него будут колики? Или лихорадка? Ох, маленькое зернышко внутри неё еще даже не было похожа на человечка, а сама Радка уже чувствовала себя квохчущей курицей. От этого любовь к пока не родившемуся ребенку переплеталась с ненавистью к нему же. И к себе. И к Манфреду, конечно.

– Мама ушла в сад, там снова эта мошка, – медленно ответил отец, испытующе оглядывая её своими темными до черноты глазами. Даже жаль, что ей не передались такие. Остается только пугать всех своими белесыми рыбьими зенками. Может, будь она черноглазой как отец или яркой блондинкой как Янка, Манфред не вернулся бы к жене… Нет, о Янке думать нельзя. Неизвестно, что там с ней, может, она вообще зря завидовала ей всё время.

Ладно хоть разговор с отцом складывался как надо. Сейчас обсудят мошку, новый урожай, и бежать домой. Лучше с немой ключницей говорить, чем пытаться объясниться со своими родителями. Не поймут. Никогда её не понимали.

– Когда внук родится? – неожиданно прервал её мысли отец. – Что ты вылупилась, козочка? Думаешь, я не вижу, как ты живота ненароком касаешься?

«Козочкой» отец звал её с детства, только тогда Радка ужасно злилась. У коз глаза страшные, голос противный и шерсть жесткая. Это теперь она понимала, что говорил он это ласково. Нежничал как умел, такой уж человек.

– По весне, как снег сойдет, – пробормотала она, потупив взгляд. Так говорил лекарь, а лекарю можно было доверять – все деревенские женщины рожали у него, а потом их дочери… Лекарь никогда не ходил к колодцам, но многие были уверены, что его яблоко непременно утонуло бы. Руки у него были золотые.

– Хорошо, – пробормотал отец, тоже глядя вниз, на руки. – Весенние ребятишки сильные и крепкие. Счастливым будет. На мужа будет похож?

Радка моргнула и едва-едва успела прикинуться возмущенной. Вскочила даже.

– Ну, знаешь ли, отец! – голос отказал ей, и возмущение вышло похожим на писк.

– Знаю, – теперь тот смотрел снизу вверх на неё, но прямо в глаза. – Масть у ребенка такая же будет как у Хенрыка или нет?

Почему-то снова возмутиться у Радки никак не получалось. Накатила усталость и какая-то безысходность. Хотелось тихонько поплакать, но она плакала только у колодцев и больше никогда. Снова к колодцу она не пойдет – мало ли, вдруг горькое яблоко навредит нерожденному малышу. Вместо этого она вспомнила шелковистые светлые волосы Манфреда – с виду почти одного цвета с её собственными, а наощупь – ничего общего с её паклей. Хенрык уже поседел, но, как она смутно помнила, он не был темноволосым. Да и в целом что-то общее в его лице прослеживалось с лицом любовника. Может, то, что у обоих не было каких-то особых отличий вроде длинного носа или маленьких глазок. Только при этом Хенрык был толстым и обрюзглым. И старым, да. А вот Манфред… Она снова вздохнула и торопливо ответила:

– Такой же, – вроде бы просто, чтобы отец не подумал не так про её печальный вздох, а на деле только ответив, поняла, что окончательно сдала себя и свои похождения. Что теперь будет? Неужели отец расскажет Хенрыку? Старый увалень не был злым, но рука у него была тяжелая, и уж за измену Радка могла испытать ее тяжесть на себе. А ей никак нельзя – если что-нибудь случится с ребенком, она уже никогда не попадет в мир магиков. – Ты расскажешь?..

Она замолчала, судорожно пытаясь найти выход. Хорошо что сейчас еще стояло лето, можно сбежать и… Только податься ей было некуда. Разве что в город и… Манфред вряд ли будет рад её беременности, кто знает, может, магики умеют избавляться от ненужных детей. Или их слишком настойчивых матерей. Нет, пока малыш не родится, ноги её не будет рядом с любовником.

– Конечно, нет! – словно удивляясь, покачал головой отец и махнул рукой. – Эх, вся ты в мать пошла, козочка.

– Не понимаю, – беспомощно произнесла Радка и замерла. Только сейчас до неё дошло. Родители, невысокие и плотные, оба темно-русые, только у матери глаза серые, а у отца почти черные. И она, беленькая и высокая, ростом почти с Манфреда, а ведь он не низкий магик. Неужели и её мать завела ребенка, её, Радку, где-то на стороне, а её отец… И не отец ей вовсе.

– Извини, не спрашивал, кто твой отец, – он грустно усмехнулся в усы. – Предпочел считать таковым себя. И если ты не против, так и останется.

– Конечно, – пролепетала Радка, хлопая глазами. Перед ней словно сложили две половинки яблока и вышло целое. Стало ясно, и почему мать не слишком любила её в детстве, и почему ругала за походы к колодцу – Радка постоянно как бельмо на глазу оказывалась в центре внимания, привлекая так любящих сплетни соседей к новой теме и задевая никогда не устаревавшую старую. О том, как в их семье родилась светленькая Радослава, не похожая ни на одного из родителей.

Не сразу, но Радослава сумела понять, что отчим – пока она не готова была снова называть его отцом, её любит по-своему. Пусть и не сложилось особенно их отношения, но в этом был виноват и её характер тоже. С самого детства она хотела, чтобы к ней относились как к Янке, и только сейчас поняла, что для этого нужно было быть Янкой. Нет, не красавицей и умницей, а той Янкой, что видела в людях только хорошее и не замечала зависти и злости.

– Лишь бы настоящий отец себя никак не выдал, – аккуратно заметил отчим, обнаружив что она опять погрузилась в думы. – Если он из нашего села, я могу поговорить с ним.

– Нет, не из нашего, – в этот раз Радка была настороже и не проговорилась, что отец вовсе не «из села». Открывать то, что она сбегала в город магиков, ей было не с руки. Лучше вообще молчать побольше, а говорить поменьше. Чем больше он додумает сам, тем меньше соврет она. И уж что она точно не собиралась говорить, так это что её сын – она была уверена, что сын! – точно окажется магик. Нет, это родителям знать ни к чему.

Даже после всего, что она узнала. Особенно после этого.

– Это хорошо, – кажется, отец даже вздохнул с облегчением. И его тоже можно было понять. – Я с матерью сам поговорю. Поддержим вас с внуком, не бойся.

– Спасибо, – прошептала еле слышно Радка, задрав голову вверх, чтобы не позволить ни слезинке выкатиться из глаз. Нет уж, она обещала себе не плакать. Тем более, из-за такой глупости.

– Нет, ну надо же, Рада, как быстро идет время! Я буду дедом! – шлепнул по колену отец, и Радка не нашлась, что сказать, чтобы напомнить ему, что в некотором роде это не он станет дедом. Кажется, она слишком мало знала о мире, в котором прожила всю жизнь, но все равно хотела его покинуть и поскорее. Говорить об этом отцу тоже не следовало, вот она и промолчала, лишь улыбнувшись в ответ и раздраженно чувствуя, какой жалкой вышла эта её улыбка.

Рада ушла домой, оставив растроганного старика разговаривать с матерью. Пусть отец, всё-таки отец, привычка – страшное дело, пусть отец и сказал, что они с матерью готовы помочь, сама Рада не готова была принимать слишком много этой помощи. Однажды она оставит за спиной это село, и будет лучше, если её ничто не будет удерживать в ней. И никто не будет.

8 глава

Серьги она сдала в ломбард в соседней деревне, куда они с мужем ездили на ярмарку. Ей негде было их носить, не вызывая вопросов, а деньги понадобились, чтобы заплатить лекарю, который должен был подтвердить после родов, что ребенок родился раньше срока – через семь месяцев после того, как они с мужем его зачали. Такое случалось, и Хенрык гордо бормотал, что его сын даже недоношенный – настоящий здоровяк.

После разговора с отцом она осмелела и хотела выбраться в магический город, чтобы отправить весточку Манфреду и всё-таки сообщить о будущем ребенке, но её браслет больше не работал. Конечно, было понятно, что Манфред снесет свой портал, едва решит проводить больше времени со своей ледышкой Евой. Но почему не работало то, что магичила Янка – это было непонятно. Если она только еще жива, её бедная подружка.

Радка всё чаще думала о Янке и жалела её, чтобы поменьше жалеть саму себя. Жизнь снова повернулась к ней своей неприглядной стороной, но сейчас ей меньше чем когда-либо хотелось чувствовать себя слабой. Беременность у неё протекала тяжело, а рядом не было ни родителей, ни подружек, которым можно было пожаловаться. Нет, никто не запрещал ей сбегать к матери, но после разговора с отцом, которого она теперь никак не могла воспринимать иначе как отчима, чтобы там мать не говорила, она не хотела лишний раз попадаться ему на глаза. Не когда она выросла «вся в мать» по его разумению. Где-то в глубине души она чувствовала, будто подвела его, но не могла понять, как и в чем. Он ведь и так никогда в неё не верил, ведь правда?

Или же говорил, что не верит. Уже поздно было узнавать. Наверное, это был тот самый случай, когда она была совсем не Янкой. И пусть, какой-то своей частью она понимала, что отец-отчим, как же тут не запутаться, любил её и принимал такой, какой она выросла, ей этого было мало. Гордыня не позволяла жаловаться ему или матери. Особенно матери.

Конечно, отчим поговорил с ней о будущем внуке, но мать так и не показала ей этого ни разу, только вела себя спокойно, не орала, что она их опозорила – и то ладно.

Когда же родился Фабиуш и достаточно окреп, чтобы показывать его посторонним, родители сами пришли в их дом, чтобы поглядеть на внука. Её скупой старый муж неожиданно расчувствовался и даже устроил прием по поводу рождения сына.

– Фабусь вылитый я в детстве, – размазывая пьяные слезы после крепкого хмельного яблочного сидра, заплетающимся языком выговаривал он гостям. – Уж не надеялся, не ждал!

Отец кинул короткий взгляд на Радку, но та предпочла сделать вид, что к ней всё это никакого отношения не имеет. Она теперь совсем взрослая женщина, мать. Сама может решить, чувствовать себя виноватой или нет. Она вот не чувствовала.

– Да чего я говорю и говорю, вы посмотрите! – спохватился Хенрык и вытащил какую-то старую шкатулку. Тут и Радка заинтересовалась. Шкатулка была богато украшена – таких на ярмарке не купишь. Даже обидно – у этого скупердяя была такая вещица, а он её прятал от жены!

Впрочем, о своей обиде Радке пришлось забыть, потому как Хенрык из глубин шкатулки достал золотистую полусферу, напоминающую половинку яблока, только вместо семечек и сердцевины там внутри было изображение Радкиного Фабуся! Один в один, только пеленок у него таких не было.

– Вот, это я в детстве, – буркнул в усы Хенрык. Было видно, что он уже сейчас жалеет о своей откровенности. И было от чего! Если до этого только ходили слухи о том, что он из семьи магиков, но родившийся без магии, то теперь по вот этому изображению в половинке яблока стало окончательно ясно, что так оно и было.

Радка почувствовала накатывающую дурноту. Он же не может быть отцом Манфреда, нет? Хотя, о чем это она, тот рассказывал о своем отце, который жил где-то на морском побережье… Её медленно отпустила тошнота и паника. И, главное было не смотреть на своего отца, который заинтересованно поднял бровь, готовый поверить в то, что дочь… А что дочь? И Радка отвернулась, не желая встречаться с ним глазами.

– И впрямь удивительно похожи, – за всех ответила Радкина мать, тетешкая внука. Правда, надолго её не хватило. Её никогда надолго не хватало, так было и с самой Радкой, и с садом, и с отцом. Непутевая она была, слишком легкомысленная. Зато красивая. Плотненькая, кудрявая, остроглазая. В самом соку, точно как любили в селе. Жаль, что внешностью Радка пошла не в неё, а в своего неизвестного отца. И не спросишь ведь у неё, кто настоящий отец и чего мать в нем нашла.

Ничего удивительного не было, что второй раз родители пришли нескоро, а потом и вовсе перестали приходить, отговариваясь скорым сбором урожая. Лето пролетело, Радка и заметить не успела. Впереди снова маячила зима, а драконы… ну что драконы. Её они не увезут, а Янку они перестали привозить давным-давно. Да и сама Радка больше не отговаривалась встречами с подругой. Это стало опасно. Впрочем, и сбегать ей было больше некуда.

Хенрык больше сидр в таких количествах не пил и шкатулку не вынимал, словно и не было ничего такого. И на Фабиуша смотрел редко – чего ему до совсем крохи, который еще только начинал делать первые неуверенные шаги? Вот когда вырастет, тогда уж совсем другое дело. А что у него болит животик, режутся зубки и другие беды – ну на то ребенку и мать, чтобы с этим справляться.

Зато у Радки тоже выдалась отдушина – чтобы ребенок не мешал по-старчески прерывистому сну Хенрыка, тот выделил жене и наследнику треть дома, на которой сам не появлялся. И в постель Радку больше не звал к их обоюдному облегчению. Всё-таки он был далеко не мальчик.

Однажды Радка всё-таки встретилась с отцом. Она понесла Фабуся в сельские сады, чтобы он мог поиграть неспелыми еще яблоками, поползать на травке и поглазеть на поселившихся в тенистой кроне деревьев пташек. Так росла она, так росла и её мать, да и все прочие дети в селе росли так.

Тут можно было встретить и других матерей с детьми, и если саму Радку едва терпели из-за её сварливого характера и злого языка, то солнечного Фабуся, который несмело топал на своих толстеньких ножках то к одному, то к другому малышу и каждому улыбался так широко, что у Радки сердце замирало, никто не обижал.

Вот и в тот день Радка вынесла Фабуся поиграть на травке, а сама села в тенечке, подальше от болтливых как сороки женщин, чтоб их всех дракон пожрал. Она даже подумывала вздремнуть, благо ребенку в садах ничего не грозило, когда откуда не возьмись появился отец.

Нет, мужчины тоже бывали в садах, проверяли, скоро ли поспеет урожай, подрезали деревья, а порой и гнали заболтавшихся жен с детьми домой, чтобы те приготовили ужин. Прямо счастье, что Хенрык достаточно богат, чтобы содержать немую дряхлую ключницу, способную приготовить нехитрую снедь. Иначе бы не видать Радке свободы.

И вот когда она уже почти задремала, над ней раздался короткий хриплый звук. Словно кто-то кашлянул, так знакомо, она слышала этот звук в детстве, когда обрывала слишком зеленые яблоки в саду или засыпала над шитьем.

– Папа? – она открыла глаза, враз пожалев, что назвала его как в детстве. Она же взрослая женщина, а он ей даже не отец!

– И никак в толк не возьму, зачем ты так? – он сел рядом, не обращая внимания на то, как Радка скривилась. – Я думал, поживешь с Хенрыком, он старый, умрет скоро, будешь свободной женщиной. А ты себе такую обузу взвалила.

И он кивнул в сторону играющего неподалеку внука. Радка мгновенно вскипела. Когда у сына болел животик или он капризничал, когда у неё отваливались руки и, казалось, на части разваливается спина от таскания не желающего засыпать упитанного мальчишки, она и сама порой думала, что он обуза. Но никому и никогда она не собиралась позволять думать также.

– Хенрык выкидыш магиков, – процедила она сквозь зубы. – Еще столько же проживет, как они живут, я раньше состарюсь. И Фабусь не обуза. Он же не Хенрыка…

Прежде, чем отец успел что-то спросить, она твердо добавила:

– …Он мой сын.

Странно, обычно она всегда фантазировала о том, как привезет Фабиуша к Манфреду, покажет ему ребенка и скажет, мол, вот твой сын. А тут раз – и сказала, что он её. Будто и не было никакого Манфреда.

Нет, надо поскорее выбираться в магический город, а то так можно и привыкнуть прозябать, найти удовольствие в этих прогулках по саду, готовке лакомств сыну и других скучных глупостях.

Глядя на её решительное злое лицо, отец тяжело поднялся с травы и покачал головой:

– Где-то мы не досмотрели с матерью.

– Да вы вообще не смотрели, – нельзя было сорваться на крик, Фабусь от этого пугался и плакал. Обидно даже, Радка любила покричать, потопать ногами. А теперь приходилось сдерживаться. – Вы наплевали на меня, сбыли с рук этому старому пузырю, и еще недовольны!

Тонко заплакал Фабусь – всё-таки почувствовал, что мать злится. Но сейчас Радка даже была довольна, появился повод оставить отца и отойти к ребенку, взять его на руки, прижать к себе тяжелое теплое тельце, вдохнуть яблочный свежий запах, идущий от макушки. Детки, выросшие в садах, пахли яблоками – это ли не самое расчудесное чудо?

Радка не знала, как смягчается и становится почти красивым её лицо, когда она прижимает к себе сына, но зато она могла видеть, как уходит отец, сгорбившись и, казалось, постарев на добрый десяток лет. И ей не было жаль, ведь она всего лишь сказала правду. Многие не любят правды, что с того. А вот он глупость сморозил. Сам же говорил, что она пошла в мать, чего теперь ей пенять? Недосмотрели. Знали, где упасть, а соломки не подстелили, а Радке теперь отвечать. Нет, не зря она продолжала избегать родителей, хоть и расчувствовалась в том разговоре с отцом. Отчимом. Тьфу-ты, пропасть.

9 глава

– Еще один шанс, мне нужен один шанс, – бормотала Радка, укачивая сына. – Я дождусь.

– Я дождусь, – как заведенная повторяла она, остервенело тряся кроватку. Первая мысль – жить своей жизнью, просто растить сына и забыть о магическом городе, была с негодованием отброшена, ведь это мог оказаться тот самый ее единственный шанс, достаточно было только подождать.