Говорящая с призраками. Дитя Ноктурны

Глава 3

Голоса стали звучать в голове, когда Настя гуляла на следующий день по лесу с Ликой и Диего. Это был мужской хор, который растягивал слоги так, что даже непонятно было, на каком языке поют.

– Ты слышишь? – спросила она у Лики.

– Что именно? – спросила ангел.

– Как они поют.

– Птицы?

У Насти было ощущение, что она на службе в соборе, а не в лесу. Она запрокинула голову, чтобы убедиться, что над ней кроны деревьев, своды ветвей и листьев, небо, а не потолок храма. Ну, ладно. Поют, и славно. В конце концов, поют прекрасно, пусть это и потусторонние, нездешние голоса. И она пошла дальше, прислушиваясь к пению, проводя в задумчивости рукой по веткам кустарника и стволам деревьев. И вот тут она впервые увидела ее.

Серебристая субстанция при прикосновении к ветвям отделялась от них и тянулась к ее пальцам. Настя остановилась, завороженная зрелищем. Вот она касается плюща, обвившего дуб. И от остроконечных листьев струится потоком, тянется к ней сверкающая, прозрачная дымка.

Лика и Диего, думая, что она остановилась подпитаться энергией, сели на ствол упавшего дерева, ангел достала воду, бутерброды, термос с кофе.

– Настя, когда сможешь, приходи к нам! – крикнула Лика.

– Угу, – Настя пыталась понять, что это такое.

Приложив ладонь к сосне, она подержала ее, а потом убрала: из ствола вслед ее руке потянулась ржавого цвета мерцающая дымка.

Мысленно Настя взмолилась Старой Матери: «Что ты еще за муку придумала мне, ведунья?»

– Я лишь награждаю тебя, – послышался голос позади нее.

Настя резко обернулась. Старуха стояла перед ней в образе прекрасной лесной девы в одежде из мха и листьев, с ветвями, вплетенными в волосы, по которым прыгала, тренькая, коричневая птичка.

Но это была Старая Мать, Настя чуяла ее звериной своей сутью.

– Тебе нужны будут силы, чтобы сопротивляться злу. Ты мой воин, я выбрала тебя из всех жриц: прошлых, настоящих и будущих.

– Ты не выбирала, меня привел демон, – возразила Настя.

Смех серебристым колокольчиком разнесся по лесу.

– Я знала тебя задолго до того, как о тебе узнали демоны. Задолго до того, как ты заговорила. Я – сама жизнь, Настя, и вынуждена признать, что все это время я приглядывалась к тебе с недоверием. Но ты сильнее, чем думаешь. Только…

– Только что?

На лице Старой Матери отразилось сомнение.

– Только силы зла все сильнее, моя волчица. И боюсь, что всех сил земли не хватит, чтобы противостоять ему. Оно разрушит все, что я создавала, все, что создавал Он. Я только надеюсь, что ты найдешь путь.

– Почему я?

– Так получилось, – равнодушно пожала плечами Старая Мать. И ехидно добавила: – Разве не приятно на время стать равной богам?

– Демон говорит, я погибну в сражении. Это так?

– Демон во многом прав. Боюсь, что часть тебя погибнет. Но все живое смертно, Настя.

– Дальше следует разговор о бессмертии души? – язвительно спросила Настя. Ее сильно злило, когда бессмертные с такой легкостью говорили о ее смерти.

– Я не стану говорить того, что ты поймешь и без меня. Загляни в душу к ангелу – увидишь там мрак, загляни в душу к демону – возможно, увидишь свет… А человеческие души хрупки, непостоянны: умирают сами по себе, растворяются, возрождаются, остаются навеки призрачными. Ты это знаешь и без меня, говорящая с призраками. Ты видишь души мертвых и можешь заглядывать в души живых.

Мороз пробежал по коже Насти. Сколько всего она хотела спросить у Матери, но не решалась, потому что боялась ее больше демонов. Было в Матери, в этой силе природы что-то безудержное и дикое, совершенно неразумное, чего не было даже в демоне. В каком-то смысле ближе всего к ней стояла Ноктурна, только была ее негативом, разрушительной, не созидающей мощью.

– Зачем наделять меня, смертную, такой силой? Почему ты не выбрала того, кто живет дольше?

– В человеческой хрупкости есть своя красота. Вы же сами создаете прекрасные вещицы, порой очень хрупкие и недолговечные.

Прекрасно… она для богов всего лишь милая хрупкая вещица.

– Ненавижу тебя.

Старая Мать засмеялась. Красивая девица растворилась, и перед Настей снова стояла старуха с бельмом на одном глазу. Второй менял и цвет и форму, становясь то птичьим, то кошачьим, то змеиным, то человеческим. Настоящая Баба-яга.

– Мне все равно, что ты чувствуешь, – костлявый палец с длинным ногтем ткнулся в грудь Насти. – Мне важно, что ты знаешь, что этот мир надо спасти. И ты сделаешь все для этого.

И она исчезла. Настя закрыла глаза.

Если бы она была богом, разве разрешила бы грызться остальным? Если бы она была природой, разве не сохраняла бы, вместо того, чтобы разрушать? Если бы она была ангелом, было бы в ее душе место для зависти? А если была бы демоном – разве стала бы рушить ею не созданное? Но ее место ничтожно, она человек. Такой маленький и потерянный, что хочется остановить всех ангелов, демонов и прочих тварей, заорать на них, чтобы они угомонились уже и перестали вырывать друг у друга несуществующие бразды правления.

– Настя!

Она обернулась. Лика улыбалась ей и махала рукой.

– Иди к нам, а то Диего прикончит твой бутерброд!

Улыбка помимо ее воли появилась на лице. Позабыв о Старой Матери, об энергии леса, Настя пошла к друзьям.

Диего ломал пальцами сухую веточку, пока прислушивался к трепу девчонок. Лика сползла со ствола упавшего дерева и сидела, прислонившись к нему спиной, на опавших листьях и мху. Настя пребывала в глубокой задумчивости. Диего попытался проникнуть глубже в ее мысли и вздрогнул, когда на него прыгнула белая волчица. Не сразу осознал, что это случилось не наяву, что она выгнала его из сознания Насти. Но он все равно знал, что девушка связалась с графом Виттури, что-то между ними определенно происходило. И оборотень был зол на графа из-за этого. Не из-за Насти. А потому что граф запретил ему даже смотреть в сторону Лики.

При одном только взгляде на ангела оборотню становилось тоскливо. Как же Лика живет и не чувствует себя одинокой? Неужели за все время ее земного существования она не влюблялась? Он покосился на вырез ее майки, спустился взглядом до бедер. Это безумие желать ее постоянно, желать ангела. Граф верно говорит: Диего преступен в своем влечении.

Диего был последним, кто заметил опасность. Настя почувствовала, как напряглось тугой стрелой тело белой волчицы, прежде чем осознала, что лес молчит. Лика вдруг переменилась в лице и начала подниматься. В этот момент волчица выскочила из Насти и зарычала. Лика вскрикнула и схватилась за лук и стрелы, но не успела вставить стрелу – повалилась на бок, застонав от боли.

Диего обернулся, увидел шестерых ангелов, приближающихся к ним, и перекинулся. Встав плечом к плечу с белой волчицей, он оскалил клыки и зашипел. Шерсть встала дыбом, когти от напряжения вонзились в сырую землю.

Михаил с лицом, полным презрения, мельком взглянул на животных и перевел взгляд на Настю.

– Время платить долги.

Настя поняла его: в Риме он уступил ее просьбе, оставил ее с друзьями. Но теперь архангел был настроен решительно. Кулон опять раскалился и жег кожу. Настя знала, что не должна отдавать его Михаилу в руки, но шестеро ангелов запросто искрошат Диего и волчицу, а Лика не могла действовать против них.

Поэтому она расстегнула цепочку и протянула темнеющий от накала кулон Михаилу. Он схватил его, но тут же отдернул руку, кулон упал в траву, и легкий дымок начал клубиться от сухих листьев.

– Подними.

Настя послушно подняла его. Он был горячим, но не настолько, чтобы обжечься.

– Ты пойдешь с нами.

Настя призвала волчицу, и та исчезла. Диего сделал было шаг к ней, но она остановила пантеру:

– Нет, Диего. Останься с Ликой. Предупреди графа.

А сама мысленно призывала его, желая больше всего на свете, чтобы он оказался между ней и Михаилом. И она сделала шаг навстречу архангелу. Потом еще.

Земля почему-то ощущалась вязкой под ногами. Она так сильно зажала в ладони кулон, что ногти и края кулона вонзились болезненно в кожу.

В упор она смотрела на Михаила. В чем заключается его игра? Чего он хочет от нее?

Архангел крепко схватил ее за плечо. Настя обернулась на Диего, который склонился над Ликой.

– Закрой глаза.

Настя послушалась.

– Открой.

Она в ужасе огляделась: они находились уже не в лесу, а посреди лавандового поля, которому, казалось, нет ни конца ни края. Настя решила не задавать вопросов и вообще никак не общаться с архангелом. Она надеялась только, что демон сможет найти ее. И снова обратилась к нему с призывом.

В этот момент Михаил ударил ее прямо в солнечное сплетение.

Диего никогда не видел графа Виттури таким. Когда он материализовался перед ними, оборотень пытался поднять Лику и успокоить ее. Ангел рыдала навзрыд. Сначала граф бросился к Лике, оттолкнул Диего, прижал ее к себе, но почти сразу отпустил: он не мог ей помочь силой, они были разными.

– Все хорошо, все хорошо, – он ласково вытирал ей слезы, градом катившиеся по щекам.

Лику трясло.

– Я не смогла ничего сделать, я не смогла. Они ее забрали!

– Ничего, ничего.

Диего с завистью смотрел, как пальцы графа вытирают слезы с фарфорового личика ангела. Синие глаза Лики с надеждой и какой-то необыкновенной верой посмотрели на демона.

– Вы же спасете?

– Я все миры переверну, чтобы ее найти. Она позовет меня, я уверен, – в его карих глазах при взгляде на Лику было столько золота, что Диего невольно засмотрелся на демона.

И тут лицо графа стало серым, и он стал медленно оседать. Лика подхватила его и удержала, чтобы он не упал. Диего тоже присоединился к ангелу. Тут уже не до глупой ревности. Ничто не может быть страшнее уязвимого демона. Это внушает ужас.

– Господин граф, – Диего в ужасе смотрел на то, как чернота застилает золотистый свет в глазах графа Виттури. Тут же граф взвыл страшным, потусторонним голосом и исчез.

Лика всхлипнула.

– И что теперь?

Диего крепко ее обнял.

– Надо вернуться в агентство, и как можно скорее.

Когда она начала приходить в себя, первое, что поразило ее, это то, что земля не дает ей сил. Настя уже так привыкла к этому потоку, который постоянно тек в нее от земли, что одно осознание того, что она лежит среди кустов лаванды, а сила не идет, заставило очнуться. И тут же вернулась боль. Она закашляла, вытерла рот: он был в крови. Приподнялась на руках. Солнце было ярким, но она не ощущала жары. Не пахла земля, не пахла лаванда вокруг. Она провела рукой по головкам цветков: ничего.

Настя была одна посреди бесконечного лавандового поля. Вдруг вспомнив, судорожно разжала руку: кулон был на месте, впечатался в ладонь, оставив багровые следы. Она собралась с силами и повесила его на шею. Попытки вызвать демона только усиливали боль во всем теле. Что они с ней сделали? Где она?

Настя боялась и думать о том, что Михаил каким-то образом оборвал ее связь с графом Виттури. Что лишил ее способности брать силу из природы. Было ощущение, что она обнажена и беззащитна. Лавандовое море вокруг взволновалось, но она не чувствовала ветра. Настя заплакала, уткнув голову в колени. Еще никогда она не воспринимала себя такой одинокой.

Голос архангела раздался над ней так неожиданно, что она вздрогнула от страха. Подняв голову, увидела Михаила и от ненависти к нему сжала кулаки.

– Ты будешь делать то, что я прикажу тебе! – холодно приказал он.

– Никогда! – из последних сил крикнула она.

– Тогда ты останешься здесь навсегда. Подумай. Я вернусь завтра.

Архангел исчез. Настя долго сидела на земле, согнувшись, глядя в одну точку. Потом встала, снова села. Сил не было ни на что. Казалось, лавандовое поле питается ее силами, потому что чем больше она проводила времени на нем, тем слабее была. Вскоре Настя легла на землю, мечтая о том, чтобы уснуть и никогда не просыпаться. Одиночество было громоздким, огромным, оно давило на нее, как пресс, голова была тяжелой.

Ее разбудил голос Михаила.

– Ты будешь делать то, что я прикажу тебе. Тогда мы спасем мир.

Спасем мир! Если бы она могла, то рассмеялась бы. Но сознание уже мутилось, оставалось только еле разлепить пересохшие губы, чтобы ответить, не открывая глаз, едва слышно:

– Нет!

– Я вернусь еще через сутки. И это будет последний раз.

И снова безмолвие мира, который пожирал ее, уничтожал. Убивал.

Бодрящий холод от металла, прижатого к щеке, вырвал Настю из темноты. Чьи-то пальцы, смоченные в воде, коснулись ее потрескавшихся губ, увлажнили их, и неизвестный голос мелодично произнес:

– Пей, Анастасия.

И горлышко фляги прижалось к ее губам. Настя жадно глотала воду. Такую сладкую, такую прохладную. Ничего не было вкуснее. И силы стали возвращаться. Она еле разлепила глаза.

Не сразу она узнала склонившегося над ней парня. Его лицо было озарено ярким светом, он улыбался ей так нежно и по-доброму, что хотелось расплакаться и уткнуться ему в плечо.

– Не бойся.

Она и не могла его бояться. От него шла волна любви и прощения, невероятно сильная, наполнявшая ее надеждой.

– Пей, Анастасия, пей еще.

Она послушно пила, наполняясь силами, но он по-прежнему поддерживал ее голову.

Потом помог сесть.

– Я знаю тебя, – ее лицо было совсем близко от его, но стоило ему лишь улыбнулся, как волна тепла и счастья словно опрокинулась на нее, накрыла с головой.

– Конечно. Мы уже встречались.

– Подвеска, – вспомнила она. – Это ты мне ее принес.

Он не ответил, только нежно дотронулся до ее щеки, вглядываясь в нее своими солнечными глазами.

– Да. Я помогу тебе выйти отсюда.

Рафаэль дотронулся до век девушки, и она уснула, обмякнув у него на руках. Он поднял ее с земли, Настя была легкой, как перышко. Еще немного, и он бы опоздал. Живому человеку плохо в междумирье, даже души стараются не задерживаться в нем надолго. Он накрыл ее крыльями и перенесся на крышу дома в Барселоне. Демон стоял напротив него. Рафаэль раскрыл крылья и показал ему спящую Настю.

– Я в долгу перед тобой.

И Рафаэль впервые испытал что-то близкое к ужасу, когда увидел, как Самаэль опускается перед ним на колени. Бунтарь, которого не мог смирить даже Он. Тот, кто шел всегда своей дорогой, не обращая внимания на кару и наказания, вопреки им. Потому что считал себя правым, верил в то, во что все уже перестали верить. В людей. Непокорный, мятущийся, гордый… Его сила и воля внушали архангелам трепет и ужас. И вот он опускается перед ним на колени. Потому что Рафаэль держит на руках хрупкую и маленькую жизнь, которая, видимо, слишком много значит для Самаэля, чтобы помнить о гордости. Внутри архангела все сжалось от сочувствия и любви.

– Нет, – остановил он его. – Нет. Не надо, брат.

Самаэль дернулся, будто ему дали пощечину.

– Я не брат тебе, – прорычал он. – Я демон, ты – архангел. Я твой раб, если хочешь.

– Ничего не хочу, Самаэль.

Он осторожно положил Настю перед стоящим на коленях демоном. И сам опустился перед ним на колени.

– Ничего не надо от тебя. Ты не раб, я не хозяин. Мы оба любим то, что перед нами. Этот мир.

И Рафаэль исчез. Демон склонился над Настей. Боль в солнечном сплетении отозвалась глухим пульсом. Все это время он метался по мирам, искал ее, в ужасе ощущая пустоту там, где прежде была связь с ней. Он боялся, что они убили ее. И они почти убили. В отчаянии, когда явился на его зов Рафаэль, демон был готов на все, лишь бы Настя снова оказалась рядом. Он уже не помнил, что обещал ему, Рафаэль только кивнул и исчез. И теперь, когда Настя спала перед ним, он все еще не верил, что она жива.

Потому что пустота внутри по-прежнему причиняла боль. Он дотронулся до щеки Насти. Девушка спала глубоко и только вздохнула во сне.

Что он наделал… подставил под удар этого ребенка, человека. Он собирался принести ее в жертву, а сам в свое время остановил другое жертвоприношение, бессмысленное… а теперь? Разве эта жертва имела больший смысл? Разве стоит спасения мир, если ради него надо убить невинное дитя? Он сам, взбунтовавшийся против, павший… Своими руками делает то же самое, против чего восставал. Не в этом ли ирония Отца? Ведь, похоже, именно по его воле тогда, на балу, он был связан с Настей…

Ладонь скользнула с щеки на шею девушки, пальцы остановились на том месте, где ее кровь подавала сигнал жизни. Размеренный, спокойный. Сейчас ее душа пребывает в прекрасном сне, далеко от него. Так далеко, что не хочет возвращаться. Медленно от шеи он провел рукой до ее солнечного сплетения. Возможно, они навсегда потеряли друг друга. И ему будет не хватать ее. Но, может, так лучше для них обоих…

Как глубоко она спит… Самаэль почти может различить тень сновидений на ее веках, загнутые светлые ресницы иногда дрожат, и он завидует ее способности видеть сны. Он склонился к лицу Насти. Имеет ли он право прервать этот сон? Может ли? Но чем ближе наклонялся, тем неодолимей было желание поцеловать ее. И он слегка коснулся ее губ самым чистым из всех поцелуев демона.

Словно плотина прорвалась внутри, впуская золотой поток ее силы, закручивая вновь связь между ними. Он в восторге застонал, ощущая тепло этой связи, ее свет. Рукой подвинул девушку ближе к себе, соединяя их тела на уровне солнечного сплетения, дрожа от силы, с которой вновь прорастала в нем и в ней эта связь. Когда все закончилось, он отпустил ее, зная, что они снова вместе. Она открыла глаза, поморгала, будто не верила, что видит его перед собой.

– Демон, – прошептала она, – ты мне снишься?

Он улыбнулся и провел рукой по ее лицу.

– Земная, я так рад, что ты вернулась.

– Поверить не могу. Михаил мог тебя угробить, – Лика вся дрожала от негодования. – Как он мог так поступить?

– В каждом ангеле живет демон, – сухо ответил граф Виттури.

Он принес Настю в агентство, где уже были все в сборе. Рассказ Насти вызвал бурю эмоций: жестокость Михаила не имела объяснения и оправдания.

– Пока ты проходила ароматерапию в лавандовых полях, я нашла нашу балерину, – вставила наконец в поток бурных обсуждений архангелов свои пять копеек Итсаску.

– Мы уже готовы к поездке, не хватало только тебя, – Серж протянул ей распечатанные билеты.

– «Премьера «Жизели». Молодежная труппа Большого театра». Ничего себе… эта девочка танцует в Большом?

– Представь себе. Вылет вечером. Я поеду с тобой за вещами, – ладонь графа Виттури легла на ее руку. Он не отпускал ее теперь ни на шаг от себя, и это не укрылось ни от кого из агентов. Серж добродушно еле сдерживался, чтобы не подмигнуть Итсаску, Джонни пытался скрыть улыбку рукой, которой приглаживал светлую бороду. Цезарь в тревоге наблюдал за каждым движением графа, словно боялся, что тот вот-вот съест Настю. Итсаску и Рита делали вид, что ничего не видят. Диего откровенно злился. Анжелика только тревожно следила за Настей, словно если бы та возмутилась, Лика нашпиговала бы тут же графа Виттури стрелами. Габриэль мрачнел на глазах, а Папа Римский пообещал Насте очистительную мессу во спасение ее души. Насте было все равно, что думают остальные. Убедившись в том, что с графом по-прежнему есть связь, она расслабилась под его опекой. Пока он рядом, бояться нечего.

– Но что именно мы собираемся делать? – спросила она.

– Для начала поговорить с ней. Мы уже выяснили ее биографию. Ее мать пропала, брат и отец умерли. Она подходит под параметры поиска. Необходимо убедиться, что это именно дочь Ноктурны.

– А потом?

– Потом будет ясно. Порой будущее скрыто от нас в тумане, пока не сделаешь шаг, не увидишь, что там дальше.

Настя кивнула.

Глава 4

На паспортном контроле в аэропорту Шереметьево в Москве пограничник долго и придирчиво изучал паспорт Анастасии. Девушка с ночного рейса из Барселоны выглядела подозрительно: он видел, что пока она стояла в очереди, то и дело разговаривала сама с собой. Затем поставил с грохотом печать, и девушка прошла. Впрочем, компания, что выстроилась за ней, была еще необычней: высокий, черноволосый, красивый мужчина шагнул к контролю сразу после нее. Гражданин Италии Виттури. Как пограничник ни пытался придраться, но виза была особенной, дипломатической. Карие глаза мужчины с насмешкой наблюдали за тем, как он изучает его паспорт.

– Проходите, – наконец проштамповал его паспорт пограничник.

Брюнет с ухмылкой забрал паспорт и прошел. Следующей была блондинка с синими глазами, служащий не удивился, что она оказалась русской. За ней шагнул мужественного вида блондин с бородой и собранными в хвост волосами. Он оказался гражданином Великобритании. И так же, как и предыдущий иностранец, он насмешливо наблюдал за действиями пограничника одним глазом. Второй был закрыт кожаной повязкой, придававшей ему вид пирата. Следом проплыла шикарная рыжая ирландка с таким размером груди, что парень поставил штамп, не отрывая взгляда от выреза ее красного платья. Рыжая нахально улыбнулась ему, отчего служащий покраснел. «Вот ведь ведьма!» – подумал он, пытаясь узреть пятую точку красотки, когда она уходила. Потом был неприятный испанец с зелеными глазами и такой необычной внешностью, что это даже смущало. Затем шла пара – испанка и француз, парень добродушно улыбался, а испанка, одетая в какие-то странные тряпки, сверлила пограничника таким взглядом, что могла бы работать на паспортном контроле сама. И завершали этот безумный ряд лиц пожилой итальянец и синеглазый синеволосый парень с пирсингом и в татуировках, которого по паспорту звали Габриэлем. Тоже странная парочка. Но к документам было не придраться. Когда вслед за ними оказалась обычная семья с орущими детьми, пограничник даже выдохнул от облегчения. Ну и ночка!

– У тебя и в Москве есть дом? – спросила Настя, когда граф назвал водителям один и тот же адрес, и они все расселись по такси.

– Конечно, – он сел на этот раз вместе с ней на заднее сиденье, с другой стороны пристроился Габриэль, а Папа Римский расположился рядом с водителем. Рукой граф приобнял девушку и привлек к себе, и она со вздохом положила голову на его плечо. – Я долгое время жил в Москве. Как-нибудь я расскажу тебе об этом.

Его голос приятно ласкал слух. Она закрыла глаза, пытаясь расслабиться и подремать еще немного, но мысль о том, что она в Москве, а дома показаться не может, все равно крутилась в голове. Но как же было хорошо, когда демон рядом! Тепло, спокойно и вот это постоянно щекочущее состояние счастья, словно легкое касание перышка… Если бы не Ноктурна и ее угрозы, как было бы здорово и дальше расследовать странные кражи и исчезновения, разгадывать мистические загадки и раскрывать преступления, которые обычно занимали время агентов до того, как началась вся эта история с картинами. Но… Настя могла бы и не попасть тогда в агентство и не познакомиться с графом Виттури. Если бы она не столкнулась тогда с мальчиком-воришкой, никто бы не узнал, что есть такая девушка, для которой что призраки, что живые… Все одно.

Нет. Теперь уже невозможно представить свою жизнь без друзей из агентства, без этих приключений. Без него.

После того как Настю похитили ангелы, граф Виттури не скрывал уже своего особого отношения к ней, и очень часто она оказывалась у него под крылом. Вот как сейчас. Он словно боялся отпустить ее лишний раз, чтобы она снова не попала в беду. И Настя, зная, что он лишь оберегает ее, готовя в жертвы, не тешила себя иллюзиями. Но иногда… Иногда она просто давала себе возможность полностью расслабиться, довериться ему, позабыть о своем страшном будущем, о его темной природе… и просто опустить голову ему на плечо. Закрыть глаза…

– Приехали, – его губы слегка коснулись ее лба.

И она со вздохом вышла из такси.

В свете фонарей двухэтажный особняк казался маленьким. Но внутри был просторный холл, очередной молчаливый дворецкий, чистые и подготовленные к приезду гостей комнаты и быстрый ужин.

Пока агенты проглатывали вкуснейшие канапе и салаты, граф Виттури подошел к окну. На улице под фонарем стоял человек и смотрел прямо на него. Азазелло. Граф Виттури ухмыльнулся. Они всегда рядом. Надо быть настороже.

Московские агенты уже начали слежку за балериной и одновременно незаметно ее охраняли. Но, возможно, Азазелло здесь вовсе не из-за этой девчонки-танцовщицы. Граф посмотрел на Настю. Она нужна Ноктурне. Придется ночью дежурить в спальне у девушек.

Он перевел взгляд на Лику. Ангел о чем-то беспечно болтала с Диего, оборотень пожирал ее глазами. Не к добру это все. Не вовремя.

– Лика, – позвал он.

Ангел подошла к нему совсем близко.

«Глупышка», – подумал граф, глядя в ее доверчивые синие глаза. Такая еще неразумная, несмотря на века жизни.

– Азазелло здесь, – тихо сказал он ей. – Будь начеку. Я приду к вам ночью. Настя должна выспаться, поэтому ничего не говори ей.

Лика кивнула. Потом замялась.

– Спрашивай, – разрешил он.

– Почему Михаил украл Настю?

– Потому что он хочет использовать ее в своих целях. Но не может заставить, ему нужно ее согласие. Думаю, его привлекает роль спасителя мира. Хочет примерить ее на себя за счет одной маленькой смертной.

– А ты? – Лика заметила, как граф посмотрел на Настю. – Разве ты не желаешь того же?

– Я не желаю быть спасителем. Эта роль не из моего репертуара, – граф перевел взгляд с Насти на Лику. – Но если мы хотим и дальше играть человеческими душами, то придется уничтожить Ноктурну.

– Дело ведь не только в этом? – настойчиво спросила она.

Он терпеливо вздохнул.

– Не только. Но какая разница? Путь спасения человечества всегда усеян трупами и залит кровью невинных, Лика. А потом ты смотришь на тех, кто спасся, и не знаешь, достойны ли они совершенных жертв. Как правило, недостойны.

– Ты же знаешь, демон, что не нам решать, кто достоин, а кто нет.

– Да, мой ангел. Ты права.

Он как-то слишком легко уступил ей, Лика с подозрением покосилась на графа. Но тот опустился в кресло, сцепил руки, переплетя пальцы, и замер так в ожидании, когда все разойдутся по комнатам.

– Зачем ты сегодня так провоцировала пограничника? – Локи помог Рите расстегнуть молнию на платье, наслаждаясь тем, как сантиметр за сантиметром обнажалась белая, мерцающая при свете зажженных свечей кожа на ее спине.

Рита засмеялась от вопроса и легкой щекотки, когда борода викинга коснулась спины перед тем, как он поцеловал ее между лопаток.

– Он просто напросился, ревнуешь? – она повернулась к нему, озорно сверкая зелеными глазами.

– Ведьма моя…

Рита прикрыла глаза, пока Локи ласкал ее лицо, бережно заключая его в ладони, чуть касаясь скул подушечками пальцев.

– Ты – само пламя, сама жизнь. Я пьян тобой до беспамятства.

Локи запрокинул ей голову, придерживая затылок одной рукой, другой ласкал доверчиво открытую шею, нетерпеливо спускаясь все ниже до так заманчиво выпиравших ключиц, которые делали ее еще более хрупкой. Пальцы Риты вплелись в его светлые волосы – движение, которое неизменно пробуждало в нем вожделение. Он сам не мог понять, как подпал под власть рыжей ведьмы, но был счастлив, что она выбрала его, потому что уже не мог представить свои ночи без ее страсти, такой пылкой, что порой он терялся перед тем сокровищем, которое досталось ему случайно.

Она была озорной, нежной, страстной, сам огонь, который не может гореть ровно, которому надо танцевать на углях, ласкаться и отпрыгивать, маня за собой.

Ее тело было божественным, Локи в нетерпении раздевал ее, чтобы еще раз увидеть, еще раз убедиться, что она есть, что она с ним. Рита чуть прикусила его губу, засмеялась, запустила руки под майку, проведя пальчиками по его широкой мускулистой спине. Викинг зарычал, ведьма озорно улыбнулась, взметнув на него мимолетный красноречивый взгляд. Они понимали друг друга с полуслова, оба готовы были шутить и дурачиться наедине друг с другом, они были детьми, которым доступно волшебство спонтанности без запретов свыше и без контроля взрослых.

Итсаску залпом осушила бокал с кровью, который ей преподнес дворецкий. Ей нравились эти безмолвные слуги демона, ненавязчивые и почти незаметные. Почувствовав, как солоноватая жидкость пузырьками лопается во рту, входя в химическую реакцию с ее слюной, вампирша закрыла глаза от удовольствия.

Она вернула бокал на поднос и подошла к Сержу, который с любопытством разглядывал канапе.

– Ищешь в нем встроенное устройство по отслеживанию вампирш? – спросила она, прижимаясь к нему.

– Нет, – улыбнулся парень, – пытаюсь понять, из чего сделан соус. Чтобы повторить потом дома.

А будет ли это потом? Но Итсаску не задала этого вопроса, просто вытащила у Сержа канапе, положила в рот и проглотила, с наслаждением облизнувшись.

– Хватит играть с едой, – потянула она его из комнаты. – Я хочу сыграть в нечто другое.

Серж последовал за ней покорно, но когда они оказались в темном коридоре, прижал ее к стенке и поцеловал. Это было головокружительно. Им всем необходимо было расслабиться, она чувствовала в нем ту же скрытую ярость и отчаяние, что и в себе. Он все это время тоже думал, что они обречены, но никак не выдавал себя. Но сейчас, в его яростном напоре Итсаску осознала всю глубину его страха перед будущим. И подчинилась с радостью, вступила в борьбу, они ворвались в свою спальню подобно торнадо, разбросали одежду, дрались, пытаясь пересилить один другого в порыве страсти, пока наконец, обессиленные войной, где нет победителей и побежденных, не уснули, тесно переплетясь друг с другом.

Папа Римский вышел из их спальни, просочившись сквозь дверь. У него сегодня был просто праздник, обе пары дали потрясающее представление. Жаль, мавр не добился взаимности у ангела, а то было бы тоже интересно посмотреть. В комнату девушек он не пошел: там сидел в темноте демон и охранял их сон. Призрак долго слонялся по особняку, не в силах успокоиться. Что-то тревожило его душу на этой земле. С того момента, как он сошел с трапа, беспокойство не давало ему покоя. В рассеянности он подошел к окну и обомлел: на улице под фонарем стоял демон с красными глазами. Папа Римский невольно перекрестился. Страшенный, как само зло: весь покрыт волосами, куриные лапки вместо ног, глаза красные, клыки выпирают из нижней челюсти. А вокруг него вся улица заполнена призраками и демонами. Родриго Борджиа аж передернулся от ужаса: если такие твари поджаривают его современников в котлах с кипящим маслом, быть призраком не самое тяжелое наказание. Небеса даже оказались милостивы к нему. Но за говорящую с призраками все-таки страшно. Настя не выдержит и минуты среди такого количества призраков. А они все стояли безмолвно, глядя на окна особняка. И кого тут только не было. Надо предупредить ее завтра же утром. Ей нельзя выходить на улицу.

Но к утру призраки рассеялись. Ребята после завтрака ждали московских агентов на совещание перед премьерой. Настя нашла в библиотеке графа книгу по демонологии и некоторое время пыталась разобраться в сложной иерархии, но потом нетерпеливо захлопнула ее и положила на стол. Падшие ангелы были главными, это она знала и так. Боги вроде Локи были демонами пониже, но тоже вполне сильными и могущественными. Суккубы и инкубы в основном питались сексуальной энергией людей. Демоны вроде Азазелло были созданиями темными, но не порождениями Люцифера, а появлялись, как и мелкие божки, словно сами по себе, возможно, будучи плодом темной стороны природы.