Интервью на разворот. Рассказы

1 декабря

Много времени утекло. Месяц. Событий накопилось множество, а писать не хочется. От Маруськи я ушёл. Старая. Поначалу она была в шоке, но шок у неё прошёл, когда я её загнул буквой «зю» и сделал то, что любил в молодости. Кувыркался с нею всю ночь. Она от такого восторга всё перепутала. Меня не узнаёт и говорит, что я сын Якова. Яков, сволочь, обманул её, что одинокий. Теперь она видит, что у Якова есть сын. Да такой красавец. Ещё бы. В зеркало глянь – и оторопь берёт. Сорокалетний мужик – не старше! – смотрит на меня и лыбится.

Сходил к врачу. Сел в кресло напротив, а парень глаза сделал, как чайные блюдца, и рот открыл, словно марсианина увидел. Говорит: «Вы сын Якова Владимировича?» Пришлось сказать, что да. Сын. Старший. Приехал погостить, а заодно и проверить свой биологический паспорт. Еле успокоил парня. Нахвалил его. С три короба наговорил и успокоил. Иначе быть беде. Приборы выдали сенсацию. Мне максимум 40 лет. Вот это и потрясло. Вышел я из поликлиники, сел на ледяную скамейку, а холода не чую. Догадка поразила меня. Как я раньше-то не допетрил? Каждый месяц мой возраст убавляется на 10–12 лет. Таким темпом я через год превращусь в грудного ребёнка. Но этого не может быть, а оно есть. Зеркало не обманешь, приборы тоже. Соседей и врачей можно обмануть. Сказать, что сын, поверят. Самому-то как жить после этого? Получается, мне и жить-то осталось совсем немного. Пришлось вспомнить молодость. Детский дом и себя в нём. Так вот, первые воспоминания, это когда мне было 5 лет. Хорошо помню: дали конфету шоколадную. Весь измазался. Растаяла она. Тепло так было. Значит, если я буду молодеть так быстро, то и рост мой уменьшится. Не может быть! Такого в природе не существует. К старости человек уменьшается в росте, но этому есть объяснение. Читал в журнале «Здоровье», что ссыхаются межпозвоночные то ли хрящи, то ли диски, и человек уменьшается в росте, но чтобы до пелёнок. Не может быть…

Молодею, а радости нет. Проклятый Иван! Старый чёрт. Придумать такие таблетки и не подумать о тормозах. Сказал бы: прими одну таблетку или хотя бы три. Так ведь нет, сказал: прими все семь. Теперь качусь по наклонной и не знаю, когда остановлюсь. Может, в храм сходить, Богу помолиться? Попросить его остановить омоложение? Затормозить. Сорок лет – это самое то. В сорок лет я был орёл. Все трудности по боку. Бригада гремела по Союзу. Президиум, депутаты, первые секретари КПСС. Машина к подъезду. Новая квартира. Вот были времена. Жена молодая, красивая. Денег не считал. Зарабатывал хорошо плюс премия каждый месяц. Теперь об этом только мечтать приходится. Тело поёт. Жить хочется. Творить. К тискам, в цех, к ребятам. Руки горят по работе. Но куда пойдёшь? Паспорт менять – кто поймёт? Сказать, что потерял, и получить новый, – не получится. Если я Яков Владимирович Намедни, то мне 81 год. Если сын, то где метрика? Неужели придётся документы подделывать? А Маруська дура. Только одно на уме – деньги. Для неё всё остальное пустяк. Правильно. Её песня спета. Что взять с бабы в пятьдесят с гаком лет? Она уже почти старуха. Тело дряблое. Груди нет. Одни воспоминания. Надо искать молодую, стройную, красивую.

Попробовал вызвать проститутку. Ночью пришёл к себе в квартиру, позвонил. Приехала такая краля. Давно так не наслаждался. Никаких денег не жалко.

Тоска. Начал курить. Кстати, помогает стресс снять. Что толку лишать себя удовольствия? Эксперимент не удался. Всё равно молодею на глазах. На щеках румянец – кури не кури. Пить тоже можно, пока в ребёнка не превратился. Зачем я только встретил этого пройдоху Ивана Алексеевича? Лучше бы он помер раньше, чем я его нашёл. Теперь поздно.

Продал квартиру. Переехал в другой дом. Продал с выгодой. Взял себе «двушку». Денег хватит. Погулять хочется. Ничего ни поделать: молодею – и всё тут. Хоть месяц да мой. Жить так жить, на всю катушку. Ходил в бар, классно. Кругом молодёжь. Говорят непривычно, не по-нашему. Постепенно привыкаю.

20 января

Еле очухался. Гулял неделю. Денег больше нет. Привязалась ко мне одна молодуха. Спасу нет. Жадная до всего: и до секса, и до денег. Купил DVD, телевизор новый, компьютер. Научился играть в компьютерные игры. Увлекательная вещь, я вам скажу.

Одна радость: пью, курю, играю на компьютере да сплю с девчатами. Продал квартиру. Завтра переберусь в однокомнатную. Молодею на глазах. Новые соседи косятся. Больше тридцати лет мне не дашь. Нашёл другого врача. Проверил свой биологический возраст. Одурел: 25–28 лет. Катастрофа. То-то я чувствую: горы могу свернуть. Особенно когда пьяный. Рубаху рву, пуговицы трещат. Как напьюсь, так плачу. Молодухи не понимают меня. Они растут, у них всё внове. Молодость, зрелость, старость. Всё впереди непознанное, а у меня всё позади. Я всё это уже проходил. С 1926 года рождения. Начинаю заговариваться, окружающая молодёжь крутит пальцем у виска. Ещё бы! Как им понять, что я, молодой парень, стоял за станком во время войны сутками, точил снаряды для фронта. Как им объяснить, что такое рабочие пайки хлеба? Они не знают, когда началась война. Знают про 9 мая – и всё. И то, если бы ленточки гвардейские не раздавали бесплатно, наверняка, и девятое мая для них было бы простым выходным. А праздник? Это же не их праздник. Им всё по фигу. Тусуются, пьют, гуляют, о будущем не думают. Кто водку жрёт, кто пиво, а кто и колется. Я в своё время даже не слышал о героине. А сейчас мальчишка в 12 лет уже наркоман. В 13 лет девчонки – алкоголички. Бери пива и снимай малолетку. Только с нею не интересно. Напьётся и лежит бревном. Кайф для себя, а не для меня. Тупик. Нет вокруг ни совести, ни чести. Все гонятся за деньгами. Зашёл разговор о Родине, так меня на смех подняли. Говорят: «Давай бабло – всё, что хочешь, продадим и твою Родину тоже». Дал бы в морду, да боязно. Кто я такой, что спрашиваю с них по взрослому? На вид такой же отморозок. Джинсы купил, а мне ведь 81 год. Караул! Что делаю, куда качусь? Не знаю. Остановиться не могу. Хорошо быть молодым. К чёрту старческий маразм, усталость мышц от подъёма по лестнице на третий этаж. К чёрту поиски писюка утром в сортире. Да здравствует жизнь!

Ходил в зал игровых автоматов, выиграл десять тысяч. За один раз. Есть Бог. Решил он меня порадовать на прощанье. Всё-таки, как-никак, мне скоро превращаться в мальчугана. Пока пускают в казино – надо играть. Пока дают водку в магазине – надо пить. И так во всём. Скоро и член превратится в стручок. Вот тогда и конец. Тогда и не стоит жить. Труба.

10 марта

Решил продать квартиру. Теперь мне нет и двадцати. В доме житья не стало. Косятся. Два раза приходил участковый. Чего-то роет. Надо съезжать в частный домик. Присмотрел на днях на окраине. Стоит себе, маленький такой, с сарайчиком и небольшой баней. В самый раз. Проживу пару недель в нём и станет мне десять лет.

Прощай, жизнь! Как же ловко обманул меня Иван, проклятый учёный. Словно в сказке. Волшебное слово «Каша, варись» сказал, а как остановить это дело – нет. Если бы он дал мне два пузырька таблеток! Одни для омоложения, другие – для остановки омоложения. Вот тогда – привет Богу!.. Десятилетний мальчик. Ха-ха-ха – ужас! Это конец. Жизнь, прощай.

15 марта

Гульнул от души. Надолго запомню. Завтра переезжаю в домик на окраине города. Писать не хочу. Дневник сожгу. Всё равно никто не поверит. Будь проклят тот день, когда я встретил этого дьявола, а не человека – Ивана. Пусть он в гробу крутится, негодяй! Что со мною сделал – всё есть, а жизни нет. Молодость, остановись. Готов встать на колени. В церковь, что ли сходить, помолиться, свечку поставить, может быть, остановится процесс? Перестали расти усы и борода. Совсем как в юности. Бриться не надо. Лучше бы я умер. В том гробу из гнилых досок. Как там Маруська? Небось, по-прежнему ищет одиноких стариков и отнимает у них жилую площадь. Хотя какое мне дело до какой-то Маруськи!

1 мая

Это ужас. Я сжимаюсь. Каждую ночь меня трясёт. Кожа словно стягивается. Я начал медленно терять в росте. Ещё неделю назад был метр семьдесят пять, сейчас метр шестьдесят. Сколько мне лет? Чёрт его знает. Не могу сказать. Молодой, худой парень с сигаретой во рту и глазами алкоголика. Но что я заметил: никотин и алкоголь, по-моему, ещё больше ускорили омоложение. По моему графику в годовалого ребёнка я должен был превратиться где-то к 1 сентября. Получается, я у себя украл 2 месяца. Где же мой лозунг: «Кто не курит и не пьёт, тот здоровеньким умрёт»? Чем занимался весь год? Ныл, гулял и пьянствовал. Всё пропил. Теперь и в банк с карточкой не пустят, придётся деньги снимать в банкомате. Сижу и плачу.

1 июня

Еле вывожу буквы. Забыл, как писать. Читаю по слогам. Дневник оставляю вам, люди. Может, кому пригодится. Я свою жизнь прожил. Гадалка была права: 80 лет. Остальное – премия, которую я не использовал, арифметическая погрешность. Прощайте, люди. Запечатываю дневник и отправляю в Москву, в Кремль, Президенту. Пусть хотя бы узнают…

Дородная женщина шла в магазин. В её старинной плетёной кошёлке тихо побрякивал кошелёк. Денег было немного, и поэтому она положила кошелёк в сумку. Лёгкое летнее платье обтягивало тугое тело. Пот лился по лицу, стекал по спине и между грудей.

«Как в такую жару мужики ходят в штанах?» – подумала тётка и замерла от неожиданности. Здоровая дворняга лаяла на забор. Просто так на забор собаки не лают – это тётка знала по своему большому опыту. Она любила собак, так как детей у неё не было.

– Собака лает неспроста, – сказала она вслух и решительно шагнула к забору, разрезая плавкий воздух. Она отогнала бродячее животное от забора и закричала:

– Так и есть! Люди добрые, смотрите, что я нашла!

Под зелёным забором в траве, выгоревшей от солнца, лежал завёрнутый в простиранные пелёнки человечек. Тётка подняла его на руки и радостно закричала:

– Мальчика, мальчика нашла!

Но никто на её крики не откликнулся и не высунул голову из окна. Жарко. Да и кому в сегодняшнее время нужны лишние заботы и хлопоты? Своих детей кормить нечем. Не то что чужих. Только собака недовольно тявкнула два раза и побежала в сторону городской свалки.

Первой мыслью женщины было взять себе на воспитание этого малыша, но она быстро одумалась. Тётка осмотрела пелёнки, малыша и подумала, что не стоит брать неизвестно от кого родившегося мальчика. Может быть, родила его наркоманка или пьяница. Сейчас столько падших женщин рожает. Они, дурёхи, клюнули на призыв президента рожать в обмен на материнский капитал. Но государство не такое глупое, чтобы платить за детей наличными. Вот они рожают, да бросают.

«Может, отнести в детский дом? Он здесь неподалёку. Но там, я слышала, вообще детей не берут. Переполнен».

– Тогда зачем мне эта суета? – сказала тётка и положила пищащий комочек обратно под забор. Она поправила платье. Осмотрелась, не наблюдал ли кто за её действиями и, убедившись в этом, спокойно пошла дальше, покачивая крутыми бёдрами.

Интервью на разворот

– Андрюшенька! Андрюшенька! Выручай, дорогой. Помоги старику. Спаси от голодной смерти! Ты такой молодой! Талантливый! У тебя блестящее образование. За такими, как ты, будущее журналистики. Ну, что тебе стоит сгонять в деревушку и разобраться на месте? Написать большую статью. На разворот. Решить эту проблему раз и навсегда. Раньше это называлось «Журналистский рейд в глубинку»! А здесь? Какая глубинка, Андрюша? Золотой мой! Какая глубинка, всего тридцать километров от нашего районного центра и – привет горячий! Ты – на месте. Для тебя, орла степного, это пустяки. Я дам тебе наш «уазик» и Колю-шофёра дам! Бог – не шофёр. Чёрт практически. Пройдёт на своём танке, где хочешь. Лучший водитель района. Как мы с ним мотались по району до перестройки! Сказка! Песня! Опера! Произведение искусства! Тайна… Лучшего шофёра даю, «уазик» на ходу. Коля в порядке. Дел тебе – на одну секунду. Туда и обратно. Тридцать километров – пустяк по нынешним меркам. А я? Я старый! Андрюша! Я не выдержу дороги. Там ведь асфальт кончается. Трясёт. А у меня сердце! Мне нельзя перенапрягаться, и потом всё-таки я главный редактор «Сельской нови», а ты пока просто журналист. Это мой приказ. Собирайся, Андрюша, в командировку. Три дня у тебя есть…

Главный редактор, худенький пожилой человек с седой аккуратной бородкой и золотой оправой очков на кончике носа, устало вытер платком выступившую на лбу испарину и сел в кресло.

– Ну, что вы так, ей Богу, Аркадий Петрович! Я же не возражаю. В глубинку – так в глубинку. И «уазик» возьму, и Колю. Смотаюсь туда-обратно. Действительно, дел-то. Откуда такие тревоги? Дайте Коле денег на бензин, и я поехал.

Главный редактор газеты Аркадий Петрович был из журналистов старой закваски, того, советского времени. Любую проблему он принимал близко к сердцу и торопился её решить. Причем в кратчайшие сроки, то есть, немедленно. Как учила родная партия и любимое правительство. Ну, а быстро отчитаться о выполнении задания – так это вообще святое дело. Время изменилось, страна изменилась, поменялись отношения, а Аркадий Петрович – нет.

Андрюша не настаивал на этой формуле. Возможно, время и не изменилось. Возможно, изменились люди. По этому поводу он хотел было выдать шефу целую тираду, но не успел. Философские мысли едва начали своё привычное брожение в его молодой и весёлой голове, как Аркадий Петрович нарушил начавшийся процесс. Он вскочил с кресла и начал ходить по тесному кабинету районной редакции, чудом не налетая на углы письменных столов. От нахлынувшего волнения он вначале стал кусать кончики седых усов, а затем бледные губы.

– Понимаешь, Андрюша! Обидно. Какая-то сволочь строчит на меня пасквили, а он верит.

– Кто? – не понял Андрюша.

– Как кто? Первый! – редактор поднял палец, указывая на потолок. – Тьфу, ты! – поправился он, смешно осмотревшись по сторонам, словно нашкодивший школьник. Глаза под очками несколько раз моргнули, и главный редактор продолжил разговор, но уже в совсем ином тоне:

– Это я по старой привычке – «первый», – как бы извиняясь перед Андреем, тихо сказал он. – Андрюша! Раньше так называли первых секретарей райкома партии! За – ме – нательный был человек. Герой! Глыба. Чудесный человек. Мечта! А этого разве можно назвать «первым»? Собака он, а не глава районной администрации. Ты знаешь, Андрюша, как он меня сегодня обидел? Как обидел, Андрюша! Кровно обидел. Меня, интеллигента в третьем поколении. Меня, чей отец стоял у истоков советской журналистики. Он, как варвар, как садист, просто пнул ногой вот сюда.

Аркадий Петрович показал пальцем на свой худой зад и остановился перед Андрюшей. Он так печально посмотрел ему в глаза, что показалось, ещё секунда – и он заплачет. Лицо главного редактора скривилось, на шее отчётливо проступили мурашки, и он выдавил из себя тихим шёпотом:

– Пнул меня, собака, под зад! И обозвал сукой…

Аркадий Петрович немного помолчал и, повысив голос на полтона, добавил:

– Меня сукой…, чей отец стоял у истоков советской журналистики. Меня, кто на пузе переползал весь район в годы Советской власти. А в годы перестройки? Когда началось формирование новой, современной, независимой от власти журналистики, кто как не ваш покорный слуга поднял тираж газеты практически из руин! Как стыдно… за него, козла, стыдно, между прочим!

Главный редактор закрыл глаза, отвернулся и опять начал метаться по кабинету.

По своему небольшому опыту общения с главным редактором Андрюша знал, что главное – это молчание. Набрать в себя воздуха – и молчать. Аркадий Петрович всё расскажет сам. Таково устройство его личности. Кто-то от обиды замыкается в себе, кто-то с горя лезет в бутылку, а Аркадий Петрович не успокоится до тех пор, пока не найдет свободные уши и не выльет в них свою обиду на постороннего человека. Как говорится, вода дырочку найдёт. Но шёпот, этот дурацкий шёпот, словно за кабинетами редакции установлена слежка, и ФСБ чуть ли не висит на хвосте…. Очень он не понравился Андрюше, а главное, не понравилось, что изо рта редактора вместе с запахом дешёвых сигарет дохнуло невиданной злобой. Видимо, действительно глава администрации сильно задел самолюбие старого журналиста. Именно поэтому Андрюша нарушил обет молчания и возмущённо произнёс:

– И что же вы, Аркадий Петрович, стерпели? Не сказали этому человеку, что власть ему дана не для того, чтобы бить по жопе главного редактора районной газеты, а для того, чтобы служить людям, в конце концов.

Аркадий Петрович остановился. Глаза его стали ещё печальнее. Он опустил голову и как-то уныло начал оправдываться.

– А что делать? Надо терпеть. Власть, она, Андрюша, от Бога. Так и батюшка говорит. Да я и сам читал. Приходится терпеть. А что делать? Газета в районе одна. Помнишь, была ещё одна газетёнка? Как у нас тираж упал? То-то. А глава администрации вызвал начальника милиции, дал команду – и всё. Хулиганы разгромили редакцию. Редактор, оказывается, был пьян, спровоцировал милицию на неадекватные действия. Практически в одиночку напал на наряд милиции, избил его и получил три года условно. Нет газетёнки! А как поднялся тираж нашей газеты? A-а? То-то. Приходится терпеть, Андрюша. А что делать? Деньги сегодня, Андрюша, это волшебная палочка. Махнул – и бери, что хочешь. Живи, как хочешь. Нет. Будем терпеть. Будем терпеть и работать!

Он плюхнулся в кресло, и его лицо в который раз приняло другое выражение. Словно переоделся. Мгновение назад перед Андрюшей стоял униженный и оскорблённый человек, а теперь в кресле сидел деловой, энергичный главный редактор с железным взглядом и волевым командным голосом.

– Слушай меня внимательно. Коля дорогу знает. Твой пункт прибытия – село Полуполёвка. Село небольшое. От райцентра рядом. Раньше, при Советах, там располагался колхоз «Светлый путь». Колхоз приказал долго жить. Теперь это место в шутку называют: «Путь к последнему приюту». Помнишь, как у Высоцкого… Ха-ха. Да-а, так вот. Живёт там некая «Майорша». Старая ведьма. Достала всех. Ветеран войны. Грудь в орденах. Этой старой карге уже 80 лет, а она, как молодая, скачет по колхозу и всюду суёт свой нос. Каждый будний день пишет жалобы главе администрации района. Каждый день – представляешь, какая сволочь? Одно время требовала прислать за ней «Волгу» для того, чтобы приехать на парад в честь Великой Победы 9 Мая. «Волгу», конечно, не дали. Какая «Волга»?! Чтобы на 9 мая выбраться из Полуполёвки, надо танк выделять, а не приличную машину гробить. Глава, естественно, послал за старой перечницей «уазик». Скандал! Жалоба Путину. Теперь ей, видите ли, чудится, что в посёлке готовится заговор террористов. В родном колхозе она, видите ли, в окнах дома на окраине деревни видела всполохи. Не спит старая кошёлка по ночам. Бродит по деревне, а нам – геморрой. На это письмо глава среагировал соответственно – бред. Так эта сучка отправила жалобу Медведеву. Ответ пришёл незамедлительно. Вставили нашему по первое число. Ха-ха! Под жопу, конечно, не били, но злой стал, как мегера. Так вот, у «первого», – тьфу ты! – у главы администрации появилась идея. Чтобы умаслить проклятую старуху и отвести от себя удар, он предлагает написать большую статью об этой «Майорше». Фамилию я записал, но это пустое. Эту старую ворону и по имени-то никто не знает. Майорша и есть майорша, – все так зовут. Почему, не знаю, не приставай ко мне. Глава администрации мечет. Из области губернатор звонил. Ещё одна такая жалоба старушенции дойдёт до обкома…, тьфу ты! – до губернатора, и – пиши пропало! Нашего козла выгонят с должности с большим шумом! С треском. Тем более, грехов за ним, у-у – тьма. От воровства бюджетных средств до взяток и превышения должностными полномочиями. Но, Андрюша! Кто сегодня снимает с должности за такие пустяки? А вот Майорша, что телеграфировала президенту России о террористах, а местная власть этот сигнал проигнорировала, это серьёзно. За такое невнимание к сигналу героя войны голова может слететь в один сек. Вылетать из своего кресла наш, естественно, не хочет. Ещё бы! Не всё ещё украл, скотина. Полетит он – полетим и мы с тобой, Андрюша. И не факт, что сначала он, а потом мы. Может быть, как раз и наоборот. Сначала турнут нас, а следом и его. В стране, Андрюшенька, воруют все! От мала до велика. Глава администрации отмажется, откупится. У него друзья в области. Каждую неделю грузит мясо, овощи, девок и гонит машину в город к своим покровителям, чтобы, не дай-то Бог, его не тронули следственные органы. А мы? Кто мы, Андрюша? Перхоть, мелочь, бельевая вошь. Приедут ребята в серых мышиных шинелях с кокардами на фуражке…. раздавят и не заметят.

Главный редактор опять изменился в лице и зашептал:

– Вдруг, Андрюша, они нас сделают пособниками террористов… А-а? А это 20 лет каторги. Я не выдержу. Ты молодой. У тебя кровь с молоком, а я не выдержу, умру.

– Ну, полно вам, Аркадий Петрович, – пожалел своего шефа Андрюша. – Кто нам прилепит статью о терроризме? Какие мы пособники? Вы что? В конце концов, есть же предел маразму!

– Нету! Нету! Нету предела. Что хочу, то и ворочу. Ты ещё молод. Тебе не знать того, что знаю я. Эти люди готовы на всё. А законов в нашей стране никогда и не было. Сам знаешь.

Аркадий Петрович сделал серьёзное лицо и отрезал генеральским тоном:

– Срочное задание, Андрюша. Кровь из носа, но статья на разворот об этой чёртовой Майорше через три дня должна лежать у меня на столе! Поезжай в «Светлый путь» и без материала не возвращайся. Помни: на тебе лежит ответственность за свою и мою судьбу. С Богом!

Андрюша улыбнулся. Таким Аркадий Петрович ему нравился больше всего. Волевой, серьёзный, властный и неудержимый. Андрюше не нравилось быть лидером. С самого раннего детства он старался не выпячивать свою грудь и прятался за чужую спину. Хочешь принимать решение, ну, так и принимай! Хочешь покомандовать – командуй, но и ответственность бери на себя. Нет, Андрюша был не командирской породы. Исполнять команду легче. Принимать решение – страшно. Вдруг всё сорвётся, и он опозорится на веки вечные, а ему, молодому холостому парню лишние заботы ни к чему. Глядя на своего шефа, Андрюша повеселел. Аркадий Петрович вскинул голову, таинственно посмотрел на него и не произнёс – выдал, как некую величайшую тайну:

– Привезёшь хороший материал, пойдём к первому, – тьфу ты чёрт! – к главе администрации за премией. Думаю, не пожалеет. Только уж ты как-нибудь там её, Майоршу эту, умасли. Ты молодой красивый парень, такие нравятся старухам. Зайди в военкомат, возьми о ней все данные. Когда родилась, где воевала и всё, что можно. Военком – мой приятель, мы с ним на совещаниях у главы рядом сидим. Я ему позвоню. Иди, Андрюша, иди. Для подвига, для славы.

– Вы бы лучше своему асу шофёру Коле позвонили. Он такой капризный, что красна девица. Вроде генерала…

Военкомат

Районный центр, посёлок городского типа Медведево, располагался посреди одноимённого района. Сам район в области считался отдалённым, у чёрта на куличках, а от того – самым заброшенным и забытым. Хотя в советские времена гремел, как передовой район, с развитым сельским хозяйством. По льноводству занимал первые места не только в РСФСР, но и СССР. Тогда, всего за десять лет посёлок Медведево преобразился до неузнаваемости. В посёлке появился асфальт, пятиэтажные дома, канализация, водопровод. По району протянулись нитки автодорог, связывающих хозяйства с райцентром. Денег на строительство дорог и пятиэтажек не жалели, и оттого население района быстро выросло до пятидесяти тысяч человек. В посёлке построили кинотеатр на 600 мест, клуб, ресторан. Жизнь била ключом. Особую красоту сельскому ландшафту добавляли легковые машины, которые по линии сельпо и кооперации выделялись чаще, чем в городе раза в четыре. Специально для редакции газеты «Заря Советов» был выстроен двухэтажный особняк из стекла и бетона. Не хуже чем в городе. Только «праздник жизни» кончился в одночасье. По инерции район награждали ещё несколько лет. Появился даже свой Герой Социалистического труда, а председатель колхоза «За коммунизм» был выбран в Верховный Совет СССР, но всё что хорошо, почему-то быстро заканчивается. Программу по льну свернули. Денег из Москвы и области стало поступать всё меньше, а проблемы росли, как маслята в сосняке после летнего дождя. Колхозы и совхозы развалились, и если бы не энергичные потуги губернатора-коммуниста селяне загнулись бы ещё тогда, в 1998 году. Району не везло с начальством. В провинции демократия до того скособочилась, что приняла трагические формы.

Повсеместные выборы всех ветвей власти, на всех уровнях внесли в жизнь района только сумятицу. Серьёзные люди почему-то не спешили принимать участие в выборах, например, главы администрации или депутатов поселкового Совета. Причина? Причин множество. Налоговые поступления в районную казну мизерные, а обязательства перед населением – космические. Умным, грамотным специалистам этот катастрофический разрыв между "хочу" и "есть" быстро отрезвил вскружившуюся от перестройки голову. Как результат, на выборы потянулись аферисты всех мастей, болтуны и казнокрады. Им плюй в глаза – всё божья роса! Вот и понеслась русская душа в рай.

Каждый вновь избранный глава администрации поселка Медведево на второй день после инаугурации принимался за строительство особняка. Места, кстати, в тех краях заповедные. Чудесная река, сосновый бор, земляника с грибами…. Одним словом – чистая экология и мечта. Весной речка Роста широко разливается по лугам. Сколько рыбы разной, дичи. Одним словом, неплохое это место для проживания. В следующие выборы власть менялась, и всё начиналось сначала: загородный дом на реке, джип в гараж, перстень с бриллиантом на руку…и откуда только деньги тырят, сволочи.

Андрюша приехал в район по собственной воле. Надоело толкаться в городе. Захотелось тёплого парного молочка и невесты с круглыми и пышными формами. Женская грудь была его слабостью. Увидев шикарные выпуклости, он впадал в маразм, у него текли слюни, и он бежал за женщиной, как собачонка. Видения детства, когда он спал, уткнувшись в грудь матери, не давали ему покоя всю сознательную жизнь.

В городе у него остался отец – директор небольшой фирмы. Отец ловко пристроился возле начальства области и быстро обогатился. В центре города он купил двухуровневую квартиру (кстати, в одном доме с вице-губернатором) и не жалел денег на воспитание и обучение сына. Андрюша мог себе позволить такую роскошь – отвалить после окончания университета в глубинку, «похлебать сельских щей», как говаривал его отец. Он был рад за сына. За его желание начать жизнь с низа. С нуля. Они оба прекрасно понимали, что как только Андрюше наскучит сельский пейзаж, он тут же вернётся в область. Папа сходит с сыном к губернатору на приём, и место в администрации губернатора ему обеспечено, тем более как специалисту, пришедшему «от сохи». Тот, кто испытал на себе нелёгкий крестьянский труд, да ещё добровольно, пользовался особым расположением губернатора, чья молодость также прошла в далёком селе на Алтае. Андрюша всё прекрасно понимал. Карьеру надо делать основательно. Пока в силе отец, он планировал пару лет «повалять дурака» в райцентре и уехать на родину. Не ровен час, старик заболеет или его погонят с хлебного места. Тогда пиши пропало и рви на себе волосы: в областную администрацию без отца не попадёшь ни под каким соусом, будь хоть семи пядей во лбу. В серое двенадцатиэтажное здание Дома правительства попадали проверенные и избранные. Случайных людей, не связанных с властью, туда не брали. После распада СССР чиновники приватизировали свои служебные места, и никакие жизненные бури не могли выбить их из мягких кожаных кресел. Они так уютно в них сидели, что и мысли не могло возникнуть о замене.

Цены на нефть на лондонской и нью-йоркской биржах поползли в гору. В область, с барского московского плеча, тоже отвалилось немало. В свою очередь в губернии знали толк в делёжке халявных денег. Жизнь кипела, как вода в раскалённом чайнике. Бюджетные деньги лились со всех сторон.

Вечером за ужином (был такой порядок в семье у Андрюши, назывался "Кровь из носа – ужин дома") отец мечтательно закатывал глаза и говорил своим:

– Хорошо живём, сынок. Видимо, в Кремле денег столько, что и украсть всё не в состоянии. Нам отваливают. Люблю я нынешнюю власть, Андрюша. Наша она. Наша. Родная. Учись, расти. Я заработал не только на свою старость, но и на внуков. Так что держись за меня, сын. Иди в гору, делай карьеру. Мы своего места под солнцем никому не отдадим. За деньги не переживай. Твоим внукам хватит.

Это вдохновляло на трудовые подвиги на сельской ниве, в захудалой районной газете, где работников было всего пять человек: шофёр, уборщица, а остальные – «знаменитые» на весь район журналисты.

Ободрённый словами отца о запрятанном «бабле», Андрюша совсем приободрился. Он уже начал строить планы о женитьбе. В мечтах ему виделась грудь шестого размера и широкая голая задница, игриво дразнящая его покачиваниями: вправо-влево, вправо-влево… Эх!

«Главное – зацепиться! – так говорил ему отец. – Не противоречь начальству и не умничай. С уважением выслушивай приказы и с удовольствием их исполняй. Встань в общий ряд. Иди плечом к плечу. Вместе, дружно. Только вместе, только в команде можно и украсть незаметно, а попадёшься – не страшно. Кругом свои. Прокурор, судья, милиционер, чиновник. Шеренги всё сплочённее. Каждый зависит друг от друга и все вместе». Сын так и жил. Писал статейки про уважаемых людей района и слыл среди интеллигенции большим умником. Его все знали в лицо и уважали – от рядового сотрудника ДПС до главы администрации. Он очень удачно подыграл шефу, когда сказал, что тот должен был возмутиться в ответ на пинок. Андрюша прекрасно понимал, что потому и пинают редактора, что он «ничто, никто и зовут его «никак». Раб желудка, денег и обстоятельств. Халтурщик и блюдолиз. Трусливый и подлый. Хотя и называет себя интеллигенцией в пятом поколении. Бред. Обычный лодырь в золочёных очках, который боится, что его выпрут с работы, и он не принесёт жене зарплату, та, в свою очередь, пнёт под зад его и выгонит жить на улицу, а там и до трагедии недалеко.

Что особенно бесило Андрюшу в загнанном, как лошадь, главном редакторе, так это его фантазии. Подлец любил рассказывать о своей прошлой жизни, когда он пил дорогой коньяк, курил ароматизированные сигареты и трогал за неприличные места хорошеньких секретарш с наивными голубыми глазами. Врал, что все его любят, старого козла, но обманывал главный только самого себя. Андрюшу не обманешь. Он-то знает, отчего глаза у женщин начинают мерцать таинственным светом. Деньги, дорогие подарки и модные шмотки, – вот от чего у них кружится голова. А любовь старика… Кому она нужна, любовь старого жеребца, доживающего свою никчемную жизнь в пыльном захолустье?