Утро. Литературный сборник

 
ЕКАТЕРИНА
Что так спешишь ты, Александр Данилыч?
Я из окна увидела тебя,
Нарочно вышла встретить и спросить:
Да с кем же ехал ты? Мне показалось…
 
 
КН. МЕНЬШИКОВ
С Толстым.
 
 
ЕКАТЕРИНА
Неужели? Что ты?
 
 
КН. МЕНЬШИКОВ
Он поймал
Царевича привез.
 
 
ЕКАТЕРИНА
Царевич здесь?
 
 
КН. МЕНЬШИКОВ
И не один: с поличным, да с каким? – Оказия
Чудеснейшая вышла
Для плана моего, как по заказу.
 
 
ЕКАТЕРИНА
Но расскажи.
 
 
КН. МЕНЬШИКОВ
Рассказывать все долго:
Царь закипит, а мы прибавим жару;
Он отрешит от царства Алексея
И предоставит…
(Екатерина улыбается.)
Улыбнулись, ваше
Величество! Да, да! Он вашим детям
Отдаст наследство все и вам; а с вами…
 
 
ЕКАТЕРИНА
Ах, полно, полно, Александр Данилыч!
Чего желаешь ты: в чести, в богатстве…
Царь любит, жалует тебя всех больше,
Ты первый человек по нем.
 
 
КН. МЕНЬШИКОВ
По нем!
А я хочу… со временем… ну что же!..
По нем! по нем – что первый, что десятый,
Без череды равны. Велика почесть!
(Хочет идти.)
 
 
ЕКАТЕРИНА
(удерживая)
А вспомнил ты своих врагов? ну если…
Я вздумать не могу… тогда что будет?
Ты упадешь. – И ты, и ты лишь глубже
Копаешь яму под собой.
 
 
КН. МЕНЬШИКОВ
К чему ж
Договорились вы? Вот эту яму
Я и хочу застлать, что вас пугает.
Но не пугайтесь: все враги попались;
Однако ж обличать я их не стану,
Ни даже Алексеевых друзей.
Пусть лучше, между страхом и надеждой,
Что туча, пронесясь, их не заденет, —
Прочь отойдут и мне мешать не станут
Окончить лишь царевичево дело.
Я легче справлюся с одними с ними,
И уж потом спокойно дожидаться…
 
 
ЕКАТЕРИНА
Но нет, не вмешивайся в это дело.
Подумай…
 
 
КН. МЕНЬШИКОВ
Все обдумано.
 
 
ЕКАТЕРИНА
Смотри:
Не ошибись.
 
 
КН. МЕНЬШИКОВ
А разве я ошибся прежде?..
Как нынче встал. Сердит он или весел?
 
 
ЕКАТЕРИНА
Он что-то пасмурен. Сложивши руки
Назад, по комнате он молча ходит,
Лоб потирает и за стол садится.
Не шведский ли курьер к нему приехал?
 
 
КН. МЕНЬШИКОВ
О нет. Об академии он пишет.
Вот, кстати ж, я обрадую его
Известьем.
 

Читатели видят, что персонажи г. Погодина умеют выражаться красноречиво. Но чтобы они вполне могли оценить, к созданию какого красноречия способен г. Погодин, представляем им два места из речей самого Петра. Узнав о заговоре Алексея, Петр ходит по комнате (историческая черта!), а потом, остановившись, с жаром проговаривает стихов пятьдесят, из коих последние таковы:

 
Я чувствую: кровь закипает в жилах,
Грудь поднимается, и тяжелеет
Рука, и напрягаются все мышцы.
Я наполняюсь силой, наполняюсь.
Подайте же мне партию его!
Подайте мне ее сюда. Скорее
Я голову срублю одним ей махом,^[2] —
Я раздавлю, я задушу ее.
Я разотру шипящую ехидну
В своей руке и прах ее развeю:
Подайте ж и его ко мне, злодея,
Последнюю надежду темной силы!
Где он? где он? Ко мне! скорей, живого
Я разорву на части.
 

В это самое время вводят царевича Алексея; Петр бросается к нему, но вдруг останавливается в смущении и произносит:

 
Он – мой сын…
 

Драматический эффект выходит сильный, вроде знаменитого «qu'il mourut». ^[3] Но в настоящее время русское сердце уже не поражается подобными кликами; оно может нынче сочувствовать только возгласам вроде: «Надо крикнуть на всю Россию, что пора искоренить зло с корнями»,^{11} или: «Я становой пристав и потому не могу изменить своим убеждениям…»^{12} Вот если бы г. Погодин основал свою трагедию на том, что Петр распекает Меньшикова за взяточничество, то она имела бы несомненный успех в современном русском обществе…

В настоящее время не многие, вероятно, придут в умиление даже от следующих слов, обращаемых Петром к своему сыну, младенцу Петру, лежащему на руках у Екатерины:

 
Царь будущий!
Петруша! знаешь ли, что в этот час
Решается судьба твоя, судьба
России всей, которая надолго
Под власть твою, быть может, достается.
О, если бы тебе я с сим наследством
Мог передать свою любовь, свой пламень!
С какою б радостью я согласился
Хоть в кабалу идти на целый век,
Ко шведам, туркам, дьяволу… на муку!
Пойдешь ли по следам моим ты, друг мой,
Возлюбленный сын сердца моего,
Сын Катеньки моей неоцененной?
Подвигнется ли при тебе Россия,
Которая теперь лишь шевелиться
Всем телом под моим дыханьем стала?
Исполнишь ли мои ты мысли, планы?
Исполни их, мой друг! – Любовь к отчизне
Чистейшая, и опыт многолетний,
И труд, и размышление ночное
Внушили их, – и ты, благословенный,
Сойдешь в историю, а я на том уж свете
Возвеселюся духом о России
И радости святой слезами смою
То едкое, то жгучее пятно,
Которое теперь, как ржа, садится
На сердце онемелое мое.
(Плачет. – Потом устремляет к небу глаза, наполненные слезами, и, положив руку на сердце, говорит)
О господи! за все мои труды,
За дни и ночи безо сна, за голод,
За жажду, пот и кровь, – награду эту,
Даруй награду эту, милосердый!
(Бросается целовать младенца.)
 

За этот монолог г. Погодин стяжал бы себе в 1831 году почетное место рядом с г. Кукольником; о нем сказали бы, что он в драматической поэзии – то же, что Марлинский в эпической, а Бенедиктов в лирической… Сказать это, впрочем, можно и теперь; только теперь такой отзыв имеет уже не то значение, что прежде… И место рядом с г. Кукольником – увы! – не считается уже ныне столь почетным, как прежде…