Печатается по подлиннику (ПБЛ), представляющему собой автограф с карандашными вставками и исправлениями Гоголя. Отрывок из первоначальной черновой редакции письма приведен в подстрочных вариантах. // Впервые напечатано в «Русской Мысли» 1896, № 5, стр. 168–172. // Переписанный начисто экземпляр этого письма был передан Трушковским А. О. Смирновой вместе с письмом к ней Гоголя от 18 июля 1850 г. Датируется по связи с письмом к Смирновой. Не было отправлено ни одному из адресатов. Послужило основой для составления А. К. Толстым проектов писем наследнику и В. Д. Олсуфьеву (см. ниже, ‹Официальное письмо наследнику Александру Николаевичу.›, конец августа – сентябрь 1850 г. и ‹Официальное письмо В. Д. Олсуфьеву.›, конец августа – сентябрь 1850 г.). // Книга эта… зреет вместе с нынешним моим трудом… В последние годы жизни Гоголя интерес его к географии России всё возрастал по мере углубления его работы над «Мертвыми душами». Помимо получения географических и этнографических сведений от своих корреспондентов о знакомых им местностях, он усиленно изучает географическую литературу. В бумагах его сохранилось шесть тетрадей, содержащих, очевидно, подготовительные материалы к изданию географии России: две редакции сокращенно переданного Гоголем известного пятитомного труда П. С. Палласа «Путешествие по южным провинциям Российской империи» и др. (Г. П. Георгиевский. «Гоголевские тексты». Сборник «Памяти В. А. Жуковского и Н. В. Гоголя», вып. III. СПб. 1909, стр. 206–437).

‹10–18 июля 1850. Васильевна.›

Ваше сиятельство милостивый государь.

Скажите мне откровенно, можно ли и прилично ли ввести государя наследника в мое положе‹ние›. Признаюсь, никогда бы не посм‹ел› я просить о каком-либо вспомоществов‹ании›, если бы не жило во мне твердой уверенности, что я долг заплачу и что не будет ‹2 нрзб.›. Обстоятельства мои таковы, что я должен буду просить позволенья и даже средств проводить три зимние месяца в году в Греции или на островах Средиземного моря, или где-нибудь на Востоке невдали от России. Это не прихоть, но существенная потребность моего слабого здоровья и моих умственных работ. Я пробовал переломить свою природу и, укрепившись пребываньем на юге, приехал было в Россию с тем, чтобы здесь заняться и кончить свое дело, но суровость двух северных зим расстроила снова мое здоровье. Не столько жаль мне самого здоровья, сколько того, что время пропало даром. А, между тем, предмет труда моего не маловажен. В остальных частях «Мертвых душ», над которыми теперь сижу, выступает русский человек уже не мелочными чертами своего характера, не пошлостями и странностями, но всей глубиной своей природы и богатым разнообразьем внутренних сил, в нем заключенных. Если только поможет бог произвести всё так, как желает душа моя, то, может быть, и я сослужу службу земле своей не меньшую той, какую ей служат все благородные и честные люди на других поприщах. Многое нами позабытое, пренебреженное, брошенное следует выставить ярко, в живых, говорящих примерах, способных подействовать сильно; о многом существенном и главном следует напомнить человеку вообще и русскому в особенности. Поэтому мне кажется, что я имею некоторое право поберечь себя и позаботиться о своем самосохранении. Принужденный поневоле наблюдать за своим здоровьем, я уже заметил, что тот год для меня лучше, когда лето случалось провести на севере, а зиму на юге. Летнее путешествие по России мне необходимо потому, что на многое следует взглянуть лично и собственными глазами. Зимнее пребывание в некото�