Ещё вовсе юный голосок Сонечки прозвучал вдоль стен комнатушки в Виноградном. Виноградное, известное ещё с 18 века как самое долго строящиеся общежитие, стояло вторым по счёту после общежития "Шоколадное" и вмещало в себя 30 первокурсников, 5 второкурсников и 2-ух профессоров. Особенностью общежития было то, что на самом здании пролегали лозы винограда и в жаркую летнюю пору можно было искусить данный фрукт и утолить жажду, которую могли только и вытерпеть одни тараканы.

Комнатушка, в которой жила Сонечка, могла вместить в себя буквально два шкафа, при этом лампа, которая всегда стояла на видном месте, на самом деле не давала света, а только создавала впечатление, что в комнате светло. Комнаты в общежитии обделывались по старым русским традициям, и их жители даже не представляли сколько загадок таит в себе данное строение. Даже если взять часы с кукушкой, которые висели над кроватью Сонечки, то вместо кукушки в них жил соловей, а часы называли "часы с кукушкой". Если подниматься по лестнице общежития, то каждая тринадцатая ступенька сделана из тёмного дерева, хотя все остальные из светлого. Из всех дверей в общежитии скрипела только одна, новая металлическая, которая стояла на входе в общежитие.

Из Шоколадного два раза в неделю приходил в гости к Сонечке Кунчатов, дяденька лет 45, в очках, профессор Винодельного отделения. С собой приносил всегда пару шоколадных конфет и толстую книгу-словарь по истории. Когда он приближался к комнате Сони, Соня уже была готова, чтобы незаметно вылезти из-под кровати или из шкафа и напугать дяденьку-профессора.

–Соня, брось ты это зеркало, оно совсем не волшебное, а обычное, как и другие в нашем общежитии. Лучше взялась бы за алгебру, да корни поучила – сказал Кунчатов и протянул Сонечке черно-белую книжку по алгебре.

–А я говорю, что волшебное. Просто ты в этом зеркале не отражаешься, поэтому оно тебе и не нравится. – Соня отвернулась, так и не взяв алгебры.

–Ах, так! Мы ещё посмотрим. Твой папа – лауреат двух Нобелевских премий, мама защитила три Дипломных работы на высшем уровне, и ты их хочешь опозорить? – выкрикнул Кунчатов.

Но это никак не изменило 15-летнюю Соню, её глаза цвета сварочной искры так же смотрели куда-то в даль, её малиново-красные губы оставались сомкнутыми и её худой стан оставался развёрнут против взгляда самого Кунчатова.

Соня не могла поверить, что такой дяденька как Кунчатов не может верить в чудо. Она то видела в нём злого волшебника в красном сюртуке, то седого сказочника в красно-чёрном одеянии. Соня всегда жившая в свободе своих мыслей и возможностей, не могла понять, что такого нет, для неё каждый звук, каждое слово – это быль, даже если она сама его произнесла.

Кунчатов всегда терпел детские выходки Сони, но этот раз стал для него последним. Кунчатов взял алгебру и стал собираться домой. Соня это видела, но первые две секундочки решила не показывать это, а потом, видя, что уже поздно, она побежала к Курчатову и схватила его за ногу и заревела.

–Господин Кунчатув, господин Кунчатов, не уходите, пожалуйста – проревела Соня. – я больше так не буду, я больше так не буду… Простите

Но господин Курчатов не спешил останавливаться, он положил свой словарь в рюкзак и, двигаясь с трудом, стал приближаться к выходу. Соня держала Кунчатова крепко-крепко, но через 5-6 шагов её ручки совсем ослабли, и она упала. Кунчатов быстрой походкой устремился вниз по лестнице общежития.

Когда Соня проснулась, на полу возле неё лежали осколки того маленького зеркальца, с которым она играла ранее. Она аккуратно обошла их и нашла на столе конверт. На конверте было написано: "Тамаре Игоревне". Соне стало очень интересно, что в письме. Она его разорвала и начала читать.

"Здравствуйте, Тамара Игоревна. Вас беспокоит профессор Кунчатов. По причине своей болезни не могу посещать Соню две недели. Оплату за занятия жду послезавтра. Авось увидимся!"

Соня посчитала письмо странным, ведь она сама видела Кунчатова, и вовсе он был не болен, но его пропажа стала для Сони роковой, с того момента как Кунчатов перестал посещать её всё как-то стало монохромным. Теперь вместо солнца на небе, она видела только тучи, вместо своей кроватки – крепость с рыцарями-стражниками. Даже чёрно-белый учебник по алгебре стал чернее чёрного и белее белого.

По окончании двух недель Соня нашла ещё одно письмо. В этот раз оно было адресовано папе, Льву Андреевичу. Открыв его за край, она прочла:

"Добрый день, Лев Андреевич. Вам пишет профессор Кунчатов. В связи со своим переездом я более не могу посещать Соню. Ваша жена оплатила все мои уроки, поэтому завтра утром я уезжаю. До новых встреч!'

Соню очень удивило "До новых встреч". Разве он ещё вернётся? Или он пишет "До новых встреч", потому что хочет встретиться с моим папой? Эта странная манера общения заставила задуматься Соню, она прочла заново оба письма и заметило вот одно:

"Сначала Кунчатов болел две недели, потом, сразу уезжает – не влюбился ли он?"

Соня вспомнила тот случай с зеркальцем, и решила взглянуть на себя, но зеркальца больше нет, оно разбилось, и мама аккуратно вымела все осколки.

"Да уж, зеркало и в правду оказалось волшебным. Дураком был Курчатов, что не мог увидеть то, что видела в зеркале я. Но вдруг он что-то хотел сказать мне и побоялся? Надо спешить, я должна увидеть его на прощание!"

Соня быстро залезла в комод, взяла часы, достала из шкафа лучшее платье. Как это скоро бывает, нарядилась, нашла свои туфельки и громко захлопнув дверь побежала вниз по лестнице.

"Лестница что-то сегодня странно хрустит, как в январские морозы"

Выйдя на улицу, она оглянулась, увидела указатель на Шоколадное и побежала вдоль грушевой аллеи к жилью Кунчатова. Добравшись до его квартиры, что в правду сказать ещё менее богатой, чем у Сони, но при этом в два раза большей, она постучалась в дверь. Поначалу никто не открывал, но через 6 минут послышался хриплый голос "Войдите" и она вошла.

Посередине комнаты, на дряхлой кровати в не менее дряхлом сюртуке лежал сам Кунчатов. Его вид сначала испугал Соню до чёртиков, ведь Кунчатов сам был похож на тараканище. Вместо подстриженных усиков у него были усы, вместо стройных рук были волосатые перчатки, на голове вместо причёски были какие-то лохмотья. Потом, увидев золотой зуб, она успокоилась, что перед ней был сам Кунчатов и никто иной.