Kitobni o'qish: «Остров сирен», sahifa 5

Амфора с секретом

Машка поперхнулась.

– Власик сидел в тюрьме? – изумилась я. – За что?

– Ой, он просил не говорить! – спохватилась Анжела. – Пойдемте, девочки, нам пора!

Я подумала, что, пожалуй, зря мы с Элей сюда притащились. Если Яков и вправду намудрил что-то с деньгами Игоря, это было последнее место, где невесте-бухгалтеру стоит искать защиты. И вообще. Что-то нездоровая здесь обстановочка.

Того и гляди, рванет.

…Мы поднимались по крутым ступенькам. Внезапно над головами гулким эхом раздался топот ног: будто кто-то кинулся вверх, не желая, чтобы мы его увидели.

– Слышала? – спросила я Машку.

Но Машка уже скакала вперед оленьими прыжками. Мы еле поспевали следом. И только шагнули на террасу этажом выше, как вдруг увидели ее.

Марина шла нам навстречу вдоль парапета. Поглядывала на стеклянные окна дома. Будто проверяла: не видят ли ее. Нас она не заметила. Вдруг, бросив быстрый взгляд по сторонам, метнулась к греческой амфоре. Раздвинула головы пионов, что-то положила внутрь. И направилась обратно в дом развязно-прогулочной походкой.

– Как интересно люди живут! – сказала Машка.

– Думаешь, это она сейчас нас выслеживала? – спросила я.

– Нет, она не умеет так быстро бегать. И шла с другой стороны.

Мы огляделись – вокруг было пусто. Вазы с цветами, море, белые колонны… И никого.

– Заглянем, что там? – кивнула Машка на амфору.

– Заглянем, заглянем! – закивала остреньким любопытным носом Анжела.

Но шарить по чужому имуществу нам помешали.

На террасу вышли Власик и Эля. Эля была в черных очках, но лицо ее пунцовело. Разговор у них явно был жаркий.

– Анжела! Я честно голодаю уже час! – патетически воскликнул Власик. – А доктор прописал дробное питание. Девочки, все на ужин! А то твой лист салата остынет!

– Сейчас! Мы вас догоним. – сказала Машка. И когда за неохотно оторвавшейся от нашей компании Анжелой и ее голодающим мужем закрылась дверь, набросилась на Элю:

– Ну? Что? Ты знаешь, что Власик у Игоря – начальник службы безопасности?

– Да? – удивилась Эля. – А я-то думаю, что он меня все расспрашивает…

– О чем?

– Да обо всем. С кем Яков встречался, кто ему звонил. Говорит, что деньги так и не дошли. Какая-то программа там еще у них не открывается. Я в этом не понимаю. По-моему, Влас думает, что Яков сам сбежал.

– Ну и дурак. Не того человека поставили безопасностью заведовать.

– Почему? – спросила я.

– Потому что Яков не ушел бы из номера, оставив в сейфе 40 тысяч евро. Он и 10 евро там бы не оставил.

– Может, это компенсация Эле? – предположила я.

– Сколько он тебе платил? – спросила Машка невесту Якова.

– Пятьдесят тысяч рублей, – потупила она глаза.

– Сколько?! Да ты знаешь, какие зарплаты у бухгалтеров в фирмах по Москве?! Это же копейки!

– Он еще брал меня в командировки. Платил в ресторане. Иногда.

– Хочешь сказать, ты еще и в ресторане за него расплачивалась?! С такой зарплаты?!

– Зачем мне деньги? Ем я мало, одежду почти не покупаю…

– Это видно! – не удержалась Машка. – Короче, Лена, ты веришь, что такой человек оставит девушке в сейфе сорок тысяч евро?

– С трудом.

– Я и говорю: бред. Там что-то другое.

– Влас еще про рисунок из сейфа спрашивал. Даже просил меня его нарисовать! – вспомнила Эля. – Только я рисовать вообще не умею.

– Тот, кто на салфетке чиркал, тоже не сильно умел! – сказала Машка. – Что вы решили?

– Они еще раз проверят свою бухгалтерию. Я свою. У меня компьютер в номере остался. А про Якова так и не понятно…

– Да, история мутная. – вздохнула Машка. – И для всех неутешительная.

– Что ты имеешь в виду? – спросила я.

– То и имею. Вот попали мы на дорогущую виллу. И что? Один замученный жизнью олигарх. Вокруг него – толпа страдающих баб. Не протолкнуться. Где мужики-то?

– Хозяин ждет вас на ужин, – вынырнул из глубин дома рослый смуглолицый красавчик-официант в бабочке. – Стол накрыт в гостиной.

И игриво добавил, обращаясь к Машке.

– Я могу вас проводить.

– Не надо, дорогой, мы уж как-нибудь сами! – сказала Машка. И, повернувшись ко мне, театрально закатила глаза.

Официант не имел шанса стать мужчиной ее мечты.

Ужин в террариуме друзей

Марина в длинном золотистом платье вышла на ужин последней. Все уже сидели за столом.

Я думала, она вообще не появится. Но она царственно уселась на стул рядом с Игорем, оглядела всех орехово-медовыми глазами, вежливо улыбнулась уголками рта и показала на яства распахнутыми ладонями:

– Прошу!

От нее даже почти не пахло виски.

– Костя ей капельницу сделал, – зашипела мне в ухо сидящая рядом Анжела.

– Кто такой Костя?

– Бурят.

Увидев по моему лицу, что яснее не стало, Анжела зашептала: «Шаман из Бурятии. Он и иголки ей ставит, и травами поит. Когда из запоя выводит. Замучался с этой алкоголичкой. Вы бы знали, какой он массажист! Так вправил мне спину после занятий айкидо. А какие у него отвары, чтобы есть не хотелось!»

Здоровье Анжелы явно требовало от нее жертв. Я вздохнула. Сколько таких страдалиц за здоровый образ жизни бегает по нашей поликлинике, пытаясь разобраться, почему не работает кишечник, кожа покрылась прыщами, и нет сил жить. Хотя они с утра до вечера борются с калориями, углеводами, холестерином, животными жирами и нормальным желанием вкусно поесть.

А кто-то плюет на диеты. И отлично себя чувствует.

Я повернулась и увидела, как Власик одним вороватым глотком осушил рюмку водки. Быстро переставил ее к Игоревой тарелке. Тот мгновенно наполнил рюмку снова, и слегка подвинул к Власику.

Было видно, что этот номер у них отработан.

Состав гостей был почти тот же: даже Тамара с надутым видом восседала на другом краю стола. Но появились и новые лица.

Дама со светлыми локонами и навеки удивленно распахнутыми после пластики фаянсово-голубыми глазами – судя по всему, подруга Марины. Ее престарелый муж-итальянец в шикарном белом костюме, смахивающий на мафиози из фильмов, с красивым именем Лоренцо. Невзрачный мужик с выпученными глазами, похожий на засушенную воблу. И симпатичный мачо лет 35 в рубашке-гавайке с пальмами, очень похожий на молодого Джонни Деппа: такая же аккуратная бородка с усами, выпуклые влажно блестящие глаза, густые, зачесанные назад с помощью воска черные волосы. Если бы Депп не преуспел в кино, а оказался в итальянской глуши, он выглядел бы точно так же, как этот Андрей.

Игорь сидел во главе стола, и его не понравившиеся Машке губы были плотно сжаты. То есть по мужскому барометру показывали приближение грозы.

– Я вот думаю: если бы все делали, как мы, Россия бы поднялась! – начал традиционный запев русского застолья человек, похожий на воблу. Его представили как Геннадия.

– Кто «мы»? – спросил Власик.

– Православные предприниматели! Слышишь, Игорь? Мы вот каждый год ходим на яхтах по Средиземноморью. А в этом году решили: хватит иностранцам деньги отдавать. Пойдем сначала по российским рекам! Взяли и построили в соседней деревне Сысоевке причал для яхт. И ведь это останется людям! Местным жителям. Если бы все патриоты взяли за правило: раз в год неделю отдыхать в России, страна бы уже процветала!

– Зачем жителям Сысоевки ваш причал для яхт? Рыбу с него ловить? – ехидно спросила Машка.

Гена сверкнул на нее глазами. И ответом не удостоил.

– Да, надо больше думать о людях! – поддержала его Анжела. – Например, меньше есть! Некоторые – Анжела метнула взгляд на Марину – накупают разной дорогой еды. Потом ее недоедают. И выбрасывают. А люди в Африке голодают! Правда, Маша? – обратилась она к подруге за поддержкой.

– Мы еду доедаем! – весомо ответила та.

– Кстати о голоде, – сказал Игорь. – Предлагаю выпить и закусить.

Давешний официант запорхал вокруг гостей, предлагая устриц и улиток, моцареллу-буффало с помидорами, жареные баклажаны, розовое прошутто, кольца кальмара в кляре и что-то мне неизвестное в красивых тарелках. Впереди была еще паста, а затем горячее.

На тарелке перед Анжелой, как и предвидел Власик, тосковал одинокий лист салата.

Итальянец поднял бокал с шампанским и провозгласил тост, который перевела его жена: он называл ее Ирэн.

– За хозяйку дома! И еще он говорит, что у тебя чудесное платье!

– Спасибо! – усмехнулась Марина. – Но это прошлогодняя коллекция. Мой муж не очень-то щедр.

И она с вызовом посмотрела на Тамару.

– Правильно! – сказал воблоглазый. – Женщинам вообще не надо давать денег. Покупать в дом продукты, дарить тряпки, возить отдыхать – пожалуйста. А денег в руки не давать! А то накупят разного… (и, посмотрев на массивное колье на шее Анжелы, он еле сдержался, чтобы не добавить «говна».)

– Или начнут содержать пол-Индии. Да, дорогая? – сказал Власик. – Смотрю: у меня на карточке деньги улетели, прямо как в унитаз их смыло. Я уж подумал… Короче, проверяю. И выясняется: она ходит к какому-то мошеннику, который ей чакры прочищает. Каждая чакра – тысячу евро. Он мой карман за месяц так прочистил!

– Ничего он не мошенник! – капризно сказала Анжела. – Ты же не дал пройти курс до конца.

– А вы бы, мужики, все хотели, чтобы жена стала рабыней! – вступила в бой Ирэн, отмахиваясь от просьбы итальянского мужа перевести суть спора. – Чтобы была кухаркой, уборщицей и любовницей в одном лице. Без всякой зарплаты. Отлично!

– Почему все? – улыбнулся провинциальный Депп. – Я лично считаю – пусть женщина работает. Зарабатывает. И каждый сам распоряжается своими деньгами. Если уж мы говорим о равноправии.

– Интересно, как это русская жена в Италии может заработать? – вскинулась Ирэна. – Вот я была экономистом. Преподавала в вузе. Кем я могу здесь устроиться? Продавцом? Так тут у них самих безработица. Вы, Андрей, потому так говорите, что не женаты!

При этих словах я прямо почувствовала, как Машка сделала стойку.

– И не хочу жениться. Зачем? Это только ограничивает свободу! В том числе женщины.

Машка рядом со мной выдохнула.

– А я считаю, – сказала вдруг Тамара, – все зависит от женщины. Для одной женщины мужчинам денег жалко. А для другой – нет.

И она, тряхнув бриллиантовыми серьгами, вернула Марине ее убийственный взгляд.

– Да, некоторые мужчины имеют дурную привычку. Дарят дорогие подарки, когда хотят избавиться от надоевшей бабы тихо. – сказала Марина.

На секунду за столом все замерли.

– А я как-то спросил свою первую жену – она все меня пилила, что я мало денег приношу. Думала, в заначку откладываю. Скажи, говорю, вот сколько тебе нужно, чтобы ты была довольна. Она задумалась, а потом честно отвечает: все, что ты получаешь! – попытался разрядить обстановку Власик. – Вам, бабам, не важно, сколько даешь, важно, чтобы у мужа ничего не осталось!

Все, кроме Тамары с Мариной, рассмеялись. Но тут Власику в деле разрядки напряженности пришло подкрепление. В комнату шаровой молнией влетел белый пуделек и с разбегу запрыгнул Марине на колени.

– Сонечка, вот кто моя радость! – расплылась хозяйка. – Чижик мой! Чижик-пыжик! Правда, милое прозвище – Чижик? – обратилась она к Эле, тыкая в нее пудельком.

Эля ничего не ответила, испуганно дернулась и отодвинулась.

– Извините, – пробормотала. – Меня просто в детстве соседская овчарка покусала.

В это время радость скакнула на стол, опрокинула миску с салатом и тут же начала, давясь и чавкая, его заглатывать.

– Марина, я же просил! Не пускай сюда собаку! – схватил пуделька за шкирку Игорь.

– Я тоже тебя просила, – выразительно сказала Марина, отбирая Сонечку, и еще раз стрельнула в Тамару глазами.

Я поняла, что у дам идет поединок на выживание. А предмет битвы занял выжидательную позицию. Решил посмотреть, кто победит. Или просто любит женский бокс. Единственное, что дамы не могли себе публично позволить – это вцепиться друг другу в волосы. Пока не могли.

Марина схватила свою перепачканную в соусе прелесть и пошла ее мыть.

– Игорь, а что за архив вы ищете? – вдруг спросила Машка. И, почувствовав напряжение за столом, мило улыбнулась:

– Нас на журналистике учили: видите что-то непонятное – спрашивайте. Вы же сами говорили, что Яков нашел какой-то архив. В чем там дело?

– О! Ты журналистка? – ахнула Анжела. – Я тебе потом расскажу такую историю! Как меня пыталась убить моя маникюрша! Она нарочно сломала мне ноготь!

Я еле удержалась, чтобы не рассмеяться.

– Видите ли, Маша, – мягко улыбнулся Красовский и снова стал вырабатывать свое обволакивающее кошачье обаяние. – Это архив Михаила Семенова. Я вам про него говорил. Того самого литератора, который помог Мясину купить острова Ли Галли, а потом за ними присматривал.

– Ты все-таки его нашел? – быстро спросил Гена.

– Не совсем. Но надеюсь.

– А что в том архиве? – заглянула Игорю в глаза Машка.

– Длинная история. Лично мне интересны там несколько писем. Вот Андрей – Игорь кивнул на неженатого мачо – он историк, пишет диссертацию по русским эмигрантам в Италии. Любезно согласился мне помочь. Он больше об этом знает.

– Что вас интересует? – вежливо спросил у Машки Андрей без тени мужского интереса. И сразу потерял в ее глазах сто очков.

– Меня интересует, что в бумагах никому не известного литератора такого, из-за чего вы все тут сходите с ума?

– Никто точно не знает. – сказал Андрей. – У Семенова кутил весь цвет той эпохи. Пикассо, Бакст, Гончарова, Стравинский, Дягилев, Мясин и еще много знаменитостей подолгу жили в его доме. Художники делали эскизы. В рисунки Пикассо – он все время на салфетках рисовал – они лампочки заворачивали. Что-то могло остаться. Наконец, вторая часть воспоминаний самого Семенова. Первая часть под названием «Вакх и сирены» была опубликована, а вторую часть Семенову публиковать запретили. Из-за фривольного содержания. Но скорее, потому что он тогда был в опале из-за дружбы с Муссолини. Рукопись исчезла. Но вдруг сохранились черновики? Еще там могут быть письма, раскрывающие личные тайны известных людей.

Андрей взглянул на Красовского. И добавил:

– Если, конечно, все это не сожгли.

– Кто же мог сжечь такие богатства?

– Фактическая жена Семенова Валерия Тейя продала архив старьевщику. А уж что сделал с архивом старьевщик…

– Она что, этого Семенова ненавидела?

– Может, просто устала от его выходок. Он ведь тут много чудил. Ходил перед домом голый: говорил, так ближе к природе. Устраивал такие вакханалии, что про них разговоры до Рима доходили. Женщин очень любил. И они его. В доме всегда кто-то гостил, пил, здесь бесконечно дурачились, ругались на почве ревности… Ну и жил он на ее деньги. Валерия – все звали ее Теа – ради Семенова ушла от мужа, между прочим, депутата итальянского парламента. А он тут же начал проматывать ее средства в пьяных оргиях и кутежах…

– Да, от этого можно устать. – сказала Машка. – Несчастливое тут какое-то место для женщин.

– А где оно, счастливое? – спросила с усмешкой Тамара.

– Она и хоронить его отказалась так, как он завещал. Не посчиталась с волей покойного. – добавил Андрей.

Я подумала: он не считался с ней при жизни, она с ним – после смерти. Квиты?

Завещание
(Михаил Семенов, 1952 год)

…Семенов глянул на себя в темное, запыленное зеркало. Старик. Длинная неопрятная рыжая борода. Морщинистое, загорелое дочерна лицо. Серое рубище вместо одежды. Только глаза прежние. Веселые, ярко-голубые. Неудивительно, что гости, приехавшие на остров Мясина, за которым они с Теей присматривают, сначала приняли их за крестьян.

Надо, наверное, все же сходить к цирюльнику.

Семенов пошарил глазами по кухне: закопченный самовар, кофейник в подтеках, куча посуды в углу стола. Полная пепельница – Теа смолит, как паровоз. Потолок потемнел, стены выцвели. Когда-то после войны они сидели тут без света – денег не было на электричество. И закоптили все лампами.

Вилла «Мельница Арьенцо» тоже состарилась. Когда он ее купил? В 1916 году? Тогда это действительно была полуразрушенная древняя мельница. Дягилев еще не верил:

– Ничего ты с этой рухлядью не сделаешь! И вообще. С твоим характером – жить в такой глуши?! Блажь!

А он прожил – сколько получается? – 36 лет? Да. И весело прожил. Дягилев ошибся. Он не лишился тогда веселой компании. Просто веселая компания перебралась сюда.

Михаил – в Позитано все звали его Микеле – раздвинул посуду на кухонном столе. Положил чистый лист бумаги.

Уже собрался писать, но встал, открыл шкаф и плеснул себе самогону.

Такие дела посуху не делают.

Наконец взялся за перо. И вывел это противное царапающее слово.

«Завещание»

Еще секунду подумал. И неровными буквами стал писать:

«Завещаю похоронить меня в море: отвезти тело на лодке и бросить подальше от берега. Я так много съел рыбы, что, ради справедливости, и рыбы должны меня съесть.»

Перечитал и усмехнулся.

Надо соблюдать чистоту стиля до конца.

Всю жизнь он был экстравагантен. Всю жизнь что-то выдумывал. Биографию. Как суетились перед ним эти большевички, когда он рассказывал, что хочет передать на дело революции доставшееся от отца имение Алмазовка! Которое на самом деле принадлежало не ему. Но ведь денег на их газетку он тогда им нашел. Знать бы, к чему тот, картавый все приведет. А эти итальянцы – как заглядывали ему в глаза, когда он говорил, что он сын сенатора, богатый наследник. Женщины обмирали от его рассказов об офицерской службе, масонских тайнах и интригах двора, к которому был приближен отец.

И ведь он почти не врал. Все это было. Не с ним, но было. Спасибо полному тезке, троюродному брату: сколько раз его биография выручала из самых затруднительных ситуаций.

Да, пожил хорошо, не скучно. Одна богатая жена сбежала от него, от другой, еще более богатой, сбежал он сам. Его обвиняли в убийстве, за ним следила полиция, о нем писали донесения.

Он был нужен всем: Дягилеву, которому помогал в организации выступлений в Риме. Мясину – ведь именно он нашел для него лучшее место на земле. Художникам, поэтам, композиторам – цвету мировой творческой элиты. Он всегда был среди тех, кто придавал вкус и цвет своему времени. Как катализатор помогал талантам встретиться, соединиться, зажечься друг о друга. Да, он тоже подбрасывал дров в веселое пламя Серебряного века, арт-нуво, модернизма.

А вот сейчас не нужен никому. Предложил издателю написать сборник дорожного чтива «Эротические воспоминания». Тот отказал. Мол, в ваши 78 лет – какая эротика.

Дурак! Он и из первого тома воспоминаний о всей его жизни эротические сцены вычеркнул. А ведь они были хороши! Вторую часть вообще вернули. Пожаловался Бунину, Вячеславу Иванову. Иванов ответил:

«Записки свои бережно храните, они сослужат свою службу в будущем».

А есть ли у него будущее? Здоровье подводит, гости перестали бывать. Один только сосед Франко Дзеффирелли еще слушает его удивительные истории. И всему верит… Даже тому, что он сын русского промышленника, которому принадлежала железная дорога от Санкт— Петербурга до Одессы, что сбежал в Позитано после дуэли с родственником царя из-за балерины, звезды петербургской сцены.

Хотя… Дуэли, конечно, не было. А балерины были. О, какие балерины!

Семенов оглядел комнаты, заставленные старыми вещами.

Так устроен мозг: с годами лучше помнишь то, что было давно. И не можешь вспомнить, что ты ел сегодня на завтрак.

Вот здесь, в этой гостиной она сидела. Приехала к Мясину. На репетицию – он тогда еще мечтал устроить на острове свой театр. Но разыгрался страшный шторм. И добираться на остров на лодке было опасно.

Так думала эта прекрасная, тонкая, как веточка, девочка.

Не знала она, что остаться наедине с Семеновым в его мельнице – куда опаснее, чем оказаться среди волн!

Или вот еще воспоминание. Вот здесь, прямо посреди этой гостиной Дягилев смертельно ссорится с Мясиным. Он приревновал его к Клавелю. Поэт Клавель решил отомстить своему возлюбленному – Таволато, который изменил ему с Кокто. Ну и приударил за Мясиным. А Мясин так устал от диктата Дягилева, что ответил на ухаживания «швейцарского гнома». Да, страсти тогда здесь бурлили!

А как Дягилев орал на Мясина, когда тот решил купить острова! Он просто возненавидел Ли Галли. Потому что понял: Мясин покупает не место для дома, а свободу. От него, своего Маэстро. И ведь не ошибся.

Мясин от Дягилева сбежал к балерине. Потом поменял еще двух жен. И со всеми жил на этих островах.

Возлюбленные Дягилева всегда изменяли ему с женщинами…

А там, в спальне, Пикассо впервые познал свою любовь Хохлову. Уж как ее уламывал! И все время лихорадочно рисовал ее профиль на чем придется – обрывках газеты, книжках, салфетках.

Ну и уломал на свою голову.

А сколько здесь было выпито! Наверное, собери все вино, что лилось здесь эти годы – будет еще один Амальфитанский залив!

Семенов плеснул себе самогонки, и снова придвинул листок с завещанием:

«На оставленные мною деньги прошу памятника мне не ставить. А каждый год собирать всех, кто меня помнит, и устраивать веселое застолье – пока деньги не кончатся.»

– Вот интересно, – подумал Семенов. – На сколько раз хватит Тею?