Любовь и смерть на карантине

– А-а-а!!! – беззвучно закричала она, потому что шею сдавливали сильные безжалостные пальцы.

Она была сильной женщиной, поэтому рванулась снова и замолотила руками, ничего уже не видя и почти не чувствуя.

И вдруг его руки разжались.

– Алекс, назад! Фу, Алекс! – раздался в парке мужской бас.

К ним неслась какая-то тень.

«Собака, – мелькнула мысль в Людмилином угасающем сознании. – Это большая собака».

Это и в самом деле был дог. Большой, но хорошо воспитанный. Он гавкнул пару раз, но не кинулся к ним, а, напротив, свернул к заснеженным кустам и поднял заднюю лапу. Пометить территорию.

– Алекс! – вновь раздался в звенящей тишине низкий мужской голос.

Маньяк скатился с Людмилы и торопливо встал. Дог тоже стоял теперь на почтительном расстоянии. Словно сквозь вату, которой в три слоя была обернута голова, Людмила услышала, как пес еще раз тявкнул, но не грозно, а дружелюбно. Маньяк испугался скорее не собаки, а ее хозяина. Потому что торопливо стал выбираться из сугробов обратно на расчищенную парковую дорожку, оставив свою жертву в снегу под елками.

Людмила открыла глаза и увидела, как один мужчина удаляется, а другой приближается к ней. Она уже не знала, чего ждать и кого бояться, поэтому замерла.

– Алекс, ну что ты за пес, – обладатель внушительного баса оказался тщедушным мужичком, метр с кепкой. Чуть выше самой Людмилы, это она поняла даже лежа.

Какой-то дрищ, но зато с догом! Собака отвагой не блещет, так же небось, как и ее хозяин, но жизнь Людмиле спасла.

– Давай-ка выбираться отсюда, – ласково сказал хозяин догу и поманил его на освещенную дорожку.

Людмила зашевелилась, поняв, что надо бы привлечь их внимание, а не оставаться здесь, в темноте одной. Но пока она очухивалась, мужчина с собакой уже ушли.

«Что делать? – подумала она в ужасе. – Я боюсь! Вдруг он вернется? Увидит, что свидетели ушли, и снова примется за меня!»

Она в панике зашарила по карманам в поисках мобильного телефона. Надо звонить мужу! Сергей болен, у него температура, но не умирать же! Да еще так страшно! Она не сразу вспомнила, что телефон остался дома, а когда до Людмилы это наконец дошло, стало еще страшнее.

Вместо того чтобы выйти на расчищенную парковую дорожку, Людмила, проваливаясь по колено, а то и по пояс в снегу, стала пробираться к забору. Там было шоссе, по которому проносились редкие машины. Эта часть парка тонула в темноте, но зато здесь можно было затаиться в случае опасности. Людмила время от времени замирала и прислушивалась. Не гонятся ли за ней? И жадно смотрела на огни многоэтажек там, за забором, где было светло и были люди! Она кое-как добралась до железной решетки, боясь обернуться. И буквально поползла вдоль нее, отыскивая калитку.

Ледяные прутья насквозь промороженной решетки обжигали пальцы даже сквозь теплые перчатки. Людмила то и дело повисала на заборе, отчаянно цепляясь за эти стальные прутья и стараясь не потерять сознание. Скуля от бессилия, она какое-то время висела в ледяной темноте, а потом, собравшись с силами, ползла дальше. Понимая: если она отключится хоть на минуту, то замерзнет здесь, в парке, почти в самом центре Москвы. Потому что мороз градусов двадцать, а шуба расстегнута: пуговицы оторваны, пояс потерялся во время борьбы. В ботинки набился снег. Руки дрожали, в горле першило. Она держалась из последних сил. Кричать боялась, потому что маньяк мог идти по ее следу. Крикнуть – значит обнаружить себя.

Наконец она увидела спасительную калитку и сделала последний, отчаянный рывок. Икры обеих ног свело судорогой. Держась за калитку, Людмила опустилась на колени, на расчищенную, твердую как камень дорожку и зарыдала уже от счастья. Мимо проехала машина. Не остановилась, но все равно: здесь было движение, а не пустота, как в парке. Он сюда не пойдет.

Она какое-то время стояла на четвереньках, словно собака, и жадно дышала. Просто дышала. Потом медленно поднялась. Ноги дрожали, но идти она могла.

Людмила не помнила, как добрела до дома. Сергей опять стоял в дверях с искаженным от страха лицом. Она поняла, что борьба за жизнь длилась не только мучительно, но и долго. На этот раз Людмила не стала останавливать мужа, когда он шагнул навстречу. Повисла на нем как плеть, без конца повторяя:

– Сережа, Сережа, Сережа… Мне страшно…

Он, молча и крайне осторожно завел ее в квартиру. Тут же прибежала дочь:

– Мама, где ты была?! Что случилось?!

– Уведи ее, – хрипло попросила она. – Ей не надо…

Перепуганную Любашу отец, утешая, увел в ее комнату.

– Все нормально: мама дома. Живая. Сейчас мы во всем разберемся.

– Но что случилось? – не унималась девочка.

– Рассказывай, – велел Сергей, наливая горячего чаю и ставя перед женой ее любимую чашку.

– На меня маньяк напал, – она натужно закашлялась. – Говорить тяжело… Он меня за горло… Душил. – Она молча показала мужу синяки.

Сергей встал, сжимая кулаки. Лицо у него было бледное. И шагнул в прихожую.

– Ты куда? – У нее от страха за мужа даже голос прорезался.

– Найду его и убью.

– Да сядь ты. Он давно уже тю-тю.

– В полицию надо звонить.

– Ты забыл, что я на мониторинге?!

– Я-то помню. А вот куда тебя понесло?!

– Сережа, я не знаю, что делать, – сказала она жалобно. – Это был самый настоящий маньяк. Я сама про таких раньше шоу снимала. В смысле рассказывала на своем ток-шоу.

– Жизнь – это не шоу, да? Страшно было?

– Не то слово. У него глаза пустые. Лица нет.

– Как это нет?

– На нем была черная маска. Я, правда, ее сорвала, когда с ним боролась.

– Ты молодец, – серьезно сказал Сергей. – Что боролась. – Он опять встал: – Я простить себе не могу! Ну, зачем я тебя отпустил?! Всю жизнь потакаю твоим капризам! А не надо было! Выпороть бы тебя, да тебе и так досталось. Дурочка ты моя. Нам надо выспаться. Завтра решим, что делать.

– Ты только Любаше не говори. Про маньяка. Она девочка еще.

– За кого ты меня принимаешь? – обиделся муж. – Скажем, что на тебя собака напала.

– Собака, Сережа, мне жизнь спасла. Дог по кличке Алекс. Он, в смысле маньяк, испугался и отпустил меня… Ой! Я же сумку потеряла! Наверное, надо пойти ее поискать?

– Не смей! Ты все равно хотела ее выкинуть! Вот и выкинула. А за водой я тебя больше одну не отпущу.

– Да я и сама не пойду, – поежилась Людмила. – Ты прав: черт с ней, с сумкой… И пояс от шубы… Еще пуговицы там остались. С мясом выдрал, гад! – Она наконец заплакала. – Как же я испугалась, Сереженька… Он ведь мог меня рас… членить…

– У него был нож?

– Не знаю, не помню. Помню только руки. Они будто из железа, его пальцы… Может, и нож был… Ой, мамочки!

– Все, все, все… – Сергей прижал ее к себе и погладил по спине. – Урок тебе. Будешь слушаться старших.

– Это я тебя старше… – всхлипнула она.

– А ведешь себя как девочка. Сейчас ты выспишься, а завтра утром мы все обсудим, как нам следует поступить.

* * *

Я не ожидал, что пес кинется ее защищать. Мне казалось, собака все понимает. Она на стороне хозяина, а не его бабы. И вдруг раздался этот лай. Не то чтобы я испугался пса, напротив. У меня появился шанс покончить и с женщиной, и с собакой. Но я вдруг почувствовал, что замерз. Лицо теперь было голое, а на улице мороз. Мне стало одиноко и неуютно. Лежащая подо мной женщина показалась чужой, я не знал, что с ней делать.

Я забыл…

Что вообще делают с женщинами? Им мстят, это я помнил. Но что еще?

Пес стоял и смотрел на меня. Я почувствовал, как оживает память. Когда-то и у меня была собака. И женщина. Моя женщина. Но вот что с ней стало?

Психиатр сказал бы, что моя память намеренно блокирует эти воспоминания. Я упорно их отторгаю, ставлю непроницаемую заслонку, как только прошлое пытается ожить…

…Я помню море, пустынный пляж. Я и она. Мы лежим и смотрим в небо после того, как друг другом насытились. Отдыхаем. Готовимся к новой схватке, будто собаки во время случки, когда хозяева спустили их с поводков и оставили на время одних. На очень короткое время, и потому надо торопиться, использовать все, до минутки, с пользой.

У нас отпуск. Всего-то десять дней, и мы хотим полностью посвятить их себе, потому и уходим с утра на безлюдный пляж, где кроме нас – никого. Я отчаянно голоден до секса, мне ведь пришлось ждать этого отпуска долгих три года. Работы было много, а вот женщины не было. Зато деньги появились, и вот я здесь, свободный и счастливый.

Море, оно живое, у него тысячи глаз, галерея лиц, и столько ушей, что оно улавливает каждый наш вздох и с любопытством смотрит: что дальше? Кажется, оно нас полюбило.

Я специально выбрал этот отель, прочитав, что он один на пляже протяженностью почти пять километров. Оборудованная лежаками и навесами зона осталась далеко позади. Я и море. Я и небо. Я и она.

Так что с ней стало? Я с трудом припоминаю, что она осталась за границей. Утонула? Потому что потом я ее не помню. Что-то связанное с чужой страной, где я оставил ее навсегда. Какая-то трагедия.

А-а-а!!!! Не хочу!!!! Заныл шрам на голове. Кажется, меня били. Так долго и больно, что я потерял сознание. Но кто бил и за что? Невыносимо болит не только голова, но и правый бок. Я помню ногу в тяжелом ботинке, которая саданула в печень. Адская боль, после которой я отключился. Сломано было два ребра, это справа, внизу, там, куда молотил показавшийся мне каменным мужской ботинок. Сотрясение мозга, не считая мелких травм. Сломанные пальцы правой руки, которой я до сих пор не вполне владею. Но главное – это голова.

А-а-а!!! Она опять воет! Ну почему, как только я пытаюсь вспомнить женщину, ее лицо и что с ней стало, мне мешает этот долгий, протяжный вой?! Который заглушает все. Голова становился похожа на колокол, а собачий вой – на его язык, который молотит по черепу изнутри. А кто звонарь? Ее хозяин, до которого я когда-нибудь доберусь.

Я должен вернуться в парк. Взять себя в руки. Мне надо туда вернуться. Иначе я и в самом деле сойду с ума…

Пришел мой тест: вот сейчас вы удивитесь!

Завтракали они молча. Наконец муж ласково спросил:

– Как ты?

– Не очень. Горло болит. Но не думаю, что это ковид. Маньяк мне что-то пережал своими железными пальцами, до сих пор хриплю. Шок прошел, но в парк я еще долго гулять не пойду. И одна не пойду уж точно… Господи, Любаша! Она же там гуляет! Слава богу, не одна, а с подругами… Но она одна возвращается с английского! Ее преподавательница живет у парка, с другой его стороны. Уроки заканчиваются поздно.

– Сейчас удаленка, ты забыла? – внимательно посмотрел на нее Сергей.

– Но когда-то это ведь закончится! Любаша – девочка ответственная, она хочет ходить на очные занятия, к своему преподавателю. Не далее как вчера собиралась. Как же хорошо, что нас посадили на социальный мониторинг! Представляешь, если бы на моем месте была наша дочь?!

– Не кричи так, она услышит.

– Мамочки, какой кошмар! Как вспомню его глаза!

– Что ты решила? Позвонишь в полицию?

– И что я им скажу? Нарушила режим самоизоляции? А вдруг у меня и в самом деле ковид? На меня же дело заведут! Нет, я никуда звонить не буду.

– Уверена?

– Да! Никуда я из дома не выходила. Отослала селфи и легла баиньки.

– Может, хотя бы Градовым позвонишь? – требовательно посмотрел на нее Сергей.

– И что я им скажу? Что дура?

– Люда, такими вещами не шутят.

– Сережа, я измучилась и устала. Полночи не спала.

– А под утро кричала.

– Вот видишь! Я хочу поскорее обо всем забыть. Петьке ни слова, понял?

– Ему сестра скажет.

– И что она скажет? На маму собака напала? Я обещаю, что буду отныне сидеть тихо, как мышка. Продукты закажем в маркете, или Петька привезет. Мусор тоже он заберет. Потом за дверь мешок выставим, как ты и предлагал. Сколько нам осталось чалиться? Десять дней? Продержимся. Надеюсь, его поймают.

– И как ты об этом узнаешь? Заявление надо написать. Что тебя пытались изнасиловать и убить.

– Может, не я первая? Кто-нибудь уже написал. По виду он точно маньяк.

– Люда, ты соображаешь, что говоришь?! Как написал-то, если этот маньяк завершил начатое? Кто написал? Труп? Ты, быть может, единственная свидетельница. Ты ведь его видела.

– Ничего я не видела! Темно было! И в глазах у меня темно! Ты хочешь, чтобы мне штраф впаяли? А не то – срок. И куда я с судимостью, даже условной? Я еще не теряю надежды вернуться на телевидение.

– Ладно, как скажешь, – было видно, что муж с ней не согласен.

Она пожала плечами: подумаешь! И уткнулась в планшет. Зашла в свой блог на Дзене и посмотрела статистику. А Хроники-то зашли! И как зашли. Читает народ. Правда, комментарии больше гнусные: вот вы лохи. Зачем звонили на горячую линию? А согласие на самоизоляцию зачем подписали? Людмила сначала огрызалась, что, мол, сделала это ради любимого мужа. Раздобыла ему антибиотики. Но народ все равно злобствовал, публика на Дзене была на редкость токсичная.

Хорошо, что шкура у Апельсинчика была толстая. Поднаторела она в остросоциальной журналистике. Собака лает – караван идет. Чем больше собак и громче лай, тем оглушительней и успех. Вон как подписчиков прибавилось!

«Надо выжать максимум из этой ситуации», – подумала она. И тут в телефоне блямкнуло.

– Серый! – радостно закричала она. – Хоть одна хорошая новость! Нет у меня ковида! Тест отрицательный!

Радостный муж тут же пришел к ней на кухню:

– Поздравляю.

– Значит, и у тебя не ковид. Я бы заразилась… Любка! Тебе тест пришел?! Любаша! Блин, опять она в наушниках! Небось и не слышала, как эсэмэска блямкнула!

Зайдя в комнату к дочери, Людмила увидела, как та увлеченно наклеивает ну нереально огромные ресницы. На миловидном, совсем еще детском личике лежал толстый слой тонального крема, одета Любаша была в отцовский свитер пятидесятого размера, который был ей почти до щиколоток. Оверсайз. Писк подростковой моды.

– Ты что это делаешь?! – ахнула Людмила. – Опять для ТикТока своего размалевалась?! На клоуна похожа! И опять в мою косметичку залезла?! А ресницы эти где взяла? Господи, а ногтищи! Глаза ими выколоть можно! Мода, что ли такая? А?

– Ма, не мешай! Я тебе не мешаю в твой блог писать? Хотя пишешь ты полную лажу.

– Что-о?!

– Лол! Отстой! Как тебе еще объяснить?

– А твой ТикТок – это не отстой?!

– Там сейчас все сидят. Вон, глянь, старая толстая тетка выложила ролик, как радуется концу карантина. Полмиллиона просмотров! Снимай видео для ТикТока, у тебя точно получится.

– Дай посмотреть, – не удержалась она.

«Старая?!» – была первая мысль. «Тетка» была моложе Людмилы лет на десять, и танцевала, на ее взгляд, отвратно. Но и в самом деле: полмиллиона просмотров! Тысячи лайков и куча репостов! Вот зашло так зашло!

– Это и я так могу, – ревниво сказала Апельсинчик. И вдруг вспомнила, зачем пришла: – Тебе эсэмэска приходила? Насчет теста?

– Ма, я не смотрела.

– А вдруг у тебя ковид? Дай сюда телефон!

– Не дам. – Дочь проворно схватила свой смартфон. – Так… А, вот она. На, читай! Нет у меня никакого ковида!

Телефон матери в руки не дали. Людмила еще больше забеспокоилась. Любка не одна торчит в этом ТикТоке, у них там целая банда. Малюются, как клоуны, кривляются под музыку, потом монтируют ролики. «И получают полмиллиона просмотров за два дня», – кисло подумала она. «А может, так и надо? Отстала ты от жизни, мать».

– А уроки ты когда делать будешь? – включила она родителя.

– Ну, начинается! Меня уже отец спрашивал. Ты-то не будь занудой.

Людмила всегда гордилась доверительными отношениями с дочерью. Тиран и деспот у них папа. Как же умело подросток ими манипулирует! Ей ведь и пятнадцати еще нет! А папу с мамой ловко разводит, чтобы без помех сидеть в этом своем ТикТоке!

– Значит, отец и проверит, – нашлась она.

– Он болеет.

– Но голова у него в любом состоянии соображает. Это ты учти.

Она вздохнула: главное, что у них обеих тест отрицательный. Надо статейку забацать. Дочка ТикТоком балуется, мама – Дзеном. Жизнь теперь такая: все поголовно блогеры. А кто не блогер, того, считай, не существует. Людмила еще раз тихонько вздохнула и аккуратно прикрыла дверь в комнату дочери. Как же хорошо, что у них большая квартира, деньги они с мужем в свое время вложили правильно, когда их было много. Главное, кухня тоже большая. Можно готовить обед и попутно кропать статейку в блоге.

Она поставила вариться бульон для борща, налив в кастрюлю обычной воды, не родниковой, о которой теперь без содрогания думать не могла, потом открыла гаджет и отстучала:

Хроники ковидного заточения: пришел мой тест. Надо же, и так бывает!

День третий: пришел мой тест на ковид. Результат отрицательный! И у дочери тоже. Муж с 24 декабря считается носителем вируса. Положительный тест пришел 5 января, все это время мы плотно контактировали: ели за одним столом, спали вместе, маску я дома не носила. Мы были уверены, что никакой это не ковид. И врач, приехавший первым по вызову, так и сказал: не похоже на ковид, успокойтесь. Тем не менее.

Муж и жена безвылазно живут в одной квартире, которая хоть и большая, но мы ведь постоянно контактируем. И я не больна. Есть три объяснения.

Первое: у мужа не ковид. В пользу этой версии говорит следующее. Первичный осмотр и предварительный диагноз опытного врача. Который небось на ковидников насмотрелся. Перед Новым годом муж ходил по снегу в осенних ботинках, да еще и без шарфа. Замерз сильно. Просто он мне в этом не признался. Думал, что обойдется. Потом еще и перед самыми праздниками по магазинам мотался, выскакивал из машины потный, без шапки и шарфа. Добавил, в общем. Уж больно быстро пришел результат. В два часа дня 4 января муж сдал тест, а утром следующего дня уже пришла эсэмэска: у вас ковид! Торопились.

Второе: у меня к ковиду антитела, поэтому я не заразилась. Вопрос, когда это я успела им переболеть? Температура у меня бывает так редко, что я уж и не помню, сколько лет назад в последний раз была. Кашля и насморка тоже не помню, равно как и потери обоняния. Значит, я могла переболеть ковидом только бессимптомно. Но сейчас упорно говорят о том, что иммунитет у переболевших ковидом в легкой форме нестойкий. А то и нет его вовсе. Тем не менее у меня он вдруг оказался.

Третье: ковида вообще нет. Вот тут истину установить трудно. Кто-то в него верит, кто-то нет. Но есть версия о том, что все это раздувается искусственно.

Представьте себе на минутку, что мир – это общеобразовательная школа. В ней есть директор, завуч, учителя. И есть медкабинет. В нем сидит медсестра. Раньше ее влияние на дела школы было ничтожно. Ну, с уроков могли отпустить по ее справке. Единожды, на один день. Медсестра не обладает знаниями и опытом руководителя, управленца, организатора. Не умеет управлять финансами и экономикой. Она просто медсестра. И вдруг ей дают абсолютную власть. И над учителями, и над завучами, и даже над директором. Условная медсестра – это ВОЗ. И все вынуждены идти к ней на поклон. Она вправе урегулировать вопрос с открытием границ, со всеобщей вакцинацией и с признанием этой вакцины разными странами. Хочу признáю, а хочу, нет. Как кто меня задобрит. Я главная!

Как вы думаете, откажется она от этой власти и как быстро? Поставьте себя на ее место. У нее ведь не только власть, но и деньги, в ее «медкабинет», который раньше в упор никто не видел, они теперь льются рекой. Вот такая аллегория.

Есть еще версия, что мой тест ошибочен. Но в таком случае почему диагноз, из-за которого людей запирают дома на две недели, ставится на основании одного-единственного мазка?

В следующей статье я продолжу тему. Расскажу, как за нами следит Большой Брат.

Она опубликовала статью и перевела дух. В это время и пришел первый запрос на селфи. «Поздновато они сегодня», – подумала Людмила, но потом вспомнила: праздник же! Рождество! Совсем забыла за всеми этими событиями о том, что сейчас рождественские каникулы! А раньше они всей семьей ждали их с таким нетерпением!

Да, грустное в этом году Рождество. Впрочем, так же, как и Новый год. Зато, раз она здорова, то может себе позволить выпить шампанского…

…В дверь позвонили около полудня. Людмила еле продрала глаза: вчера она явно увлеклась шампанским. Муж ее не остановил, понимал, что стресс снимает. Поскольку Сергей был ковидником, а дочь сидела в наушниках и звонка в дверь не услышала, открывать пошла хозяйка.

– Кого там черти несут? – недовольно проворчала она и посмотрела в глазок.

Женщина лет тридцати, в приспущенной медицинской маске, над которой торчал симпатичный курносый носик, в модной «дутой» куртке и белоснежной шапочке с меховым помпоном из чернобурой лисицы подождав пару секунд, снова требовательно, с силой надавила на кнопку электрического звонка.

– Да иду я, иду! – Людмила рывком открыла дверь. И сразу предупредила: – Мы на изоляции.

Женщина спокойно натянула на нос не больно-то свежую маску и неторопливо сказала:

– Извините. Мы соседей опрашиваем. Вчера вечером в парке произошло зверское убийство…

У Людмилы ноги подогнулись. Перед глазами все поплыло. Она привалилась к дверному косяку и попыталась выровнять дыхание.

– …Я из полиции. Капитан Сергеева. Вот мое удостоверение.

– А я Иванова, – невпопад сказала она, невидящими глазами глядя в «корочки». Во рту был кисло-горький привкус свиной кожи, как в тот момент, когда рукой в перчатке Людмиле зажимали рот. Господи, капитан! Да еще полиции! Кто?! Этот «помпон»?!

– …Значит, вы на самоизоляции?

– Да, все мы. Муж болен ковидом, а я нет. И у дочери тест отрицательный, – зачем-то сказала она. Словно оправдываясь. – Но мы все подписали согласие на социальный мониторинг и теперь сидим дома. Селфи отсылаем.

– И никуда из дома не выходите? – подозрительно посмотрела на нее капитан Сергеева.

Видать, и они были в курсе игры в «казаки-разбойники».

– Нет-нет! Мы законопослушные граждане! Положено дома сидеть – значит, сидим!

– Понимаете, нам важны любые показания. Женщина жила в этом доме. Вчера вечером, около девяти, она, по словам ее мужа, пошла на родник за водой. Решила прогуляться перед сном. Когда через два часа жена не вернулась, супруг начал ей звонить. Но телефон не отвечал. Просто не реагировали на звонок. Муж забеспокоился и сам пошел в парк. Два часа там бродил, пока не замерз. Позвонил в полицию, но вы сами понимаете. Нам же надо запустить процедуру. Времени прошло слишком мало. Поэтому заявление мы приняли, но поиски решили отложить на сутки, – теперь уже капитан Сергеева словно оправдывалась. – Ее нашли сегодня утром, когда рассвело. Точнее, часов в одиннадцать. В сугробе под елками, недалеко от тропинки. Лыжники наткнулись. Убийца ее недалеко уволок, снегу намело – ужас просто. Почти у самой лыжни она и лежала. Так вы точно ничего не знаете?

– Нет, – сказала она поспешно. – А ее… Изнасиловали? Или… быть может, изуродовали…

– А вам зачем? – взгляд капитана Сергеевой сделался цепким. Не так уж она, оказывается, была наивна.

– Дочка у меня. Вы небось сами мать и должны меня понять.

Людмила колебалась. Сказать правду? Кому? Этому помпону? Тоже мне, полиция! Да еще уголовный розыск! Был бы мужик, а то – баба!

– Я ничего не знаю, – решилась наконец она.

– Извините.

Глаза капитана Сергеевой тут же потухли. Людмила увидела, как она направилась к соседней двери. И чуть не закричала:

– Постойте! Они ничего не знают, а вот я…

Но ее взгляд уперся в лисий помпон. Нет, без толку это. Не найдут они маньяка. И Людмила торопливо захлопнула дверь.

– Кто это был? – подозрительно спросил муж.

– Полиция. – Она без сил опустилась на диван.

– Тебя оштрафовали? Под камеру все-таки попала?

– Хуже. В парке труп нашли.

– Надеюсь, это не шутки?

– Куда там! Он все-таки вернулся и доделал начатое.

– И ты ничего не сказала?!

– А что сказать?!

– Люда, ты ценный свидетель!

– И что? Кто его поймает, этого маньяка? Девчонка с помпоном?

– С каким еще помпоном?

– Шапка у нее смешная. Хоть бы в форме ходили свидетелей опрашивать.

– Ты из-за этого промолчала? Из-за помпона?

– Сережа, не трогай меня. И без того тошно. Что мне теперь делать?

– Ее из-за тебя убили. Если бы ты вчера позвонила в полицию…

– Вот именно. А я не позвонила! Кругом теперь виноватая.

– Ты хоть понимаешь, что он может напасть и на нашу дочь? Любаша гуляет в этом парке.

– Не одна!

– А другие? Так и жить на вулкане?

– Хорошо. Но только не в полицию. Я Любе позвоню. У нее муж фээсбэшник. Ему скажу.

– Звони. – Сергей придвинул к ней телефон.

Она все еще колебалась.

– Звони! – Глаза у мужа сверкнули.

Обычно Сергей был сдержан, они потому и сошлись и жили, душа в душу: взрывной темперамент Людмилы гасило неизменное спокойствие мужа, казалось, ее эмоции, похожие на океанские волны, разбиваются об этот утес из глыб терпения и верности даже во время шторма. И вот утес навис над ней, готовый обрушиться. Людмила поспешно схватила со стола мобильный телефон.

Ответили не сразу. «Она же подписана на мой блог!» – сообразила Апельсинчик. Вот вам обратная сторона блогерства: можно всех подруг растерять. И разругаться со всей родней. Непонятно на какое замечание или даже слово люди могут обидеться. А тут веский повод. «Хоть бы она от меня уже отписалась», – мысленно взмолилась Людмила, слушая казавшиеся ей бесконечными длинные гудки.

– Да, слушаю, – раздалось наконец в телефоне. По тону было понятно, что разговаривает Любовь Александровна через силу.

– Люба, это я. Поздравляю вас с Лешей с Рождеством. Желаю вам крепкого здоровья и большого семейного счастья, – завиляла хвостиком она.

– Говори: что случилось? Мне некогда, – холодно сказала бывшая подруга.

– Некогда или ты просто не хочешь со мной разговаривать?

– О чем мне с тобой разговаривать, когда ты в своем блоге пишешь полную чушь?! – всерьез рассердилась Люба. – Тебе что-то надо, иначе ты бы не позвонила. Говори!

– Люба, я знаю, ты добрая. Ну, каюсь. Прости. Это же для хайпа. Мы, блогеры, так устроены, понимаешь? Утюги никому не нужны.

– Кто?!

– Так у нас говорят. Человек, пишущий непреложные истины, которые трудно оспорить, – это утюг…

– Дело говори, – оборвал ее муж.

– Кто там? Сергей? – живо спросила Люба. – Как он?

– Уже лучше. В общем, меня пытались изнасиловать.

– Странно. В твоем блоге ничего об этом нет.

– Потому что я на самоизоляции. Не могу же я сказать полиции, что вчера вечером прогуливалась в парке? Где на меня напал маньяк. Они сегодня приходили. Точнее, женщина молодая приходила, в шапочке с помпоном…

– Еще раз скажешь про помпон, я со всех твоих модных шапочек помпоны оторву, – пригрозил ей Сергей.

– Блин, да что я могу сделать, если он у меня в мозгу застрял!

– Дурь твоя там застряла и пионерский задор. Дай сюда телефон! – Муж буквально выхватил аппарат из ее рук: – Люба, здравствуй.

– Здравствуй, Сережа. С праздником. Она правду говорит или, как всегда, фантазирует?

– Увы. Судя по виду, в котором она позавчера вернулась из парка, моя жена на этот раз нисколько не преувеличивает. К сожалению, не я разговаривал с полицией. Как ты знаешь, я болею.

– Погоди… Она все-таки позвонила в полицию?

– В том-то и дело, что нет. И вчера вечером в нашем парке маньяк опять напал на женщину. На этот раз не обошлось. Ее убили.

– Убили?!

– Дай сюда телефон, – теперь уже Людмила выхватила аппарат из рук мужа. – Любаша, ты не представляешь, какой ужас я пережила! Это самый настоящий маньяк! Наша дочь со своими подругами в этом парке гуляет! Женщины одинокие. Раз он повадился, причем, каждый день… Леша не мог бы помочь?

– А при чем тут мой муж?

– Ну, я же не могу пойти в полицию! Но я готова дать свидетельские показания. Я кому-то расскажу все, что смогу вспомнить. И он пойдет вместо меня в полицию. Это мое условие.

– Ты еще условия будешь ставить?!

– Люба, войди в мое положение, – взмолилась она. – Этого маньяка надо поймать как можно скорее.

– Ты мне предлагаешь пойти в полицию?

– Ты слишком далеко живешь, – с сожалением сказала она. – Позавчера вечером ты никак не могла в одиночку гулять в нашем парке. А жаль.

– Да, жаль, что меня не изнасиловали.

– Может быть, Леша что-нибудь придумает?

– Он в другом ведомстве работает, они к уголовному розыску никакого отношения не имеют.

– Да, задачка.

– И зачем тебя в парк понесло?

– А если бы не понесло, у нас не было бы сейчас важного свидетеля.

– Ты разве видела его лицо? Ты его вообще разглядела, этого маньяка?

– Иногда бывает достаточно даже мелочи. Мы сколько с тобой преступлений раскрыли? Деталька какая-нибудь иной раз помогает. Я видела, что он не старый, высокого роста, черты лица у него… Нормальные, в общем.

– А сам он ненормальный?

– Люба, я деталей, конечно, не помню. Но если мне покажут фото подозреваемых, я уверена, что узнаю его.

– Ты права: ты хоть что-то видела. И слышала. Он говорил что-нибудь, когда тебя… Напал, в общем.

– Н-нет… Не помню. Но я вспомню обязательно!

– И кого бы нам заслать в полицию? – задумчиво спросила Люба.

– Поговори с Лешей. Он там? И вообще: поставьте вы уже мобильник на громкую связь. Что мы, как дети, в испорченный телефон играем?

– Ребенок у нас ты, Иванова, – раздался в кухне сердитый голос Алексея Градова. Люба все-таки включила громкую связь.

– И тебе здрасьте.

– Кончай свои шуточки. Не смешно уже. Маньяк, говоришь?

– Лешка, натуральный маньяк! Маньячище! Маньячила! Глаза как у смерти! Я прямо в них заглянула. По ту сторону тоннеля оказалась…

– Кончай трепаться, – оборвал ее муж. – Про тоннель в блоге своем пиши, а Леше говори дело.

– Да, полиции тяжело придется, – вздохнул на том конце эфира Градов. – В парке, говоришь, никого не было?

– Пусто, как в театре во время локдауна. И в партере, и на галерке – никого.

– И только ты партизанишь. Аппетит нагуливаешь.

– Я за водой ходила!

– На родник, что ли?

Алексей Градов бывал у них в гостях и пару раз прогулялся по парку к знаменитому роднику и даже испил из него воды. Сказал, что вкусная.

– Леша, я раскаиваюсь. Клянусь!

– Разве блогерам можно верить, Иванова? Вы как флюгеры, смотрите в сторону хайпа и лайков. Только напиши мне про маньяка, поняла?

– Да что ж я, не понимаю? Мой блог, конечно, не такой уж и популярный, всего пять тысяч подписчиков, но кто его знает… Вдруг он про себя прочитает, маньяк этот? Что я его могу опознать… А потом можно написать? Когда его задержат?

– Неисправима, – хмыкнул Градов. – Серега, как ты с ней только живешь?

– Сам не знаю. Не был бы сейчас на самоизоляции, сбежал бы. Перебор.

– Крепись… Значит, они по ближайшим домам пошли. Разумно. Потому что тебя-то они нашли, звезда ты наша. План оперативно-разыскных мероприятий составлен правильно. А вот дальше неувязочка. Сколько таких, как ты, Иванова? Одни на мониторинге сидят, другие не хотят иметь дело с полицией. Значит, свидетелей у них нет. Только ты. Маньяка очень трудно вычислить. Ибо логика его непонятна. Он точно хотел тебя изнасиловать?