Ми. Пустяки! Тебе все это показалось. Я и не думала звонить… Помоги мне раздеться… Распусти волосы… Постой – отстегни сначала ожерелье, а то все спутается… Ах!

Горничная. Ожерелье? Да где же оно? Вы сняли.

Ми (растерянно улыбается, отряхивает платье, заглядывает за стулья и, вдруг ударив себя по лбу, начинает хохотать). Ха-ха! Ах, ты глупенькая! Ну, пропало ожерелье и баста. Может быть, кому-нибудь оно непременно было нужно… Ты видишь – мне не жаль! Ну, чего ты смотришь? Ведь мы искали вместе – нет его. Значит, пропало и баста. Ха-ха! Прыгнуло в окошко!

Горничная. Ах, Боже мой! Вот горе-то. И как это вы только смеяться можете! Значит, кто-нибудь украл! Ай-ай-ай! Такую вещь драгоценную! Я посторонний человек, и то мне до смерти жалко. Сам его светлость прислал. Посыльный, который из магазина приходил, говорил, что этой вещи цены нет! В ней, говорит, золото французское, самое чистое и ни одного простого камушка нет – все искусственные. Вот как!

Ми. Что? Что ты сказала?

Горничная. Ага! Теперь, небось, жалко стало?

Ми. Искусственные… поддельные…

Горничная. Только не знаю, что это значит – искусственные…

Ми. Это значит… это значит, что он никогда не вернется. (Закрывает лицо руками и плачет.)

Занавес.