Объявлен в розыск

Дежурный сделал ударение на слове «законных».

– Кто там у него есть? Брат, сват, дети, внуки? Вот к ним и обращайтесь. А сейчас попрошу вас очистить помещение, – с этими словами он аккуратно подтолкнул Клавдию Васильевну и Ивана Филипповича к выходу.

– Ну, и что мы будем делать? – нарочно бодрым голосом спросил Иван Филиппович, а Клавдия Васильевна стыдливо отвела глаза. После неожиданно вырвавшихся слов «но это пока» про законность супружества, она не решалась смотреть на Ивана Филипповича. Что он может подумать?! Но она постаралась принять невозмутимый вид и ответила:

– Наверное, резонно внять советам этого полицейского. Обратиться к сыну Ивана Михайловича. Вы знаете его телефон или, где он живет?

Иван Филиппович развел руками:

– Я, конечно, знаком с этим молодым человеком, но не настолько близко, чтобы телефонами обмениваться. Правда, знаю, где он живет…

– Едем! Едем к нему, – скомандовала Клавдия Васильевна.

По пути она снова несколько раз набирала номер Михаыча, но все впустую. Абонент был недоступен.

Дом сына Михалыча отыскали только вечером, когда полностью стемнело. Потом Иван Филиппович долго вспоминал, в какой квартире тот живет. Но, несмотря на позднее время – где-то около десяти часов – дома никого не оказалось. То ли Иван Филиппович неправильный адрес вспомнил, то ли по вновь образовавшейся семейной традиции семьи Барановых, они всем семейством срочно покинули свои жилища. Хотя у Михалыча имеется внук школьного возраста, и этот внук должен вовремя ложиться спать…

Иван Филиппович отвез Клавдию Васильевну домой, они обменялись телефонами, на тот случай, если кому-нибудь из них удастся первому узнать про Михалыча, и договорились встретиться на следующий день.

Утром Клавдию Васильевну разбудил телефонный звонок. Промучившись полночи бессонницей, она заснула только под утро, и так крепко, что не поняла, что это так трезвонит. Телефон от усердия аж подпрыгивал на прикроватной тумбочке. Клавдия Васильевна, щуря спросонья глаза, воззрилась на телефон. Потом ее молнией пронзила мысль – Михалыч! Дрожащей рукой она схватила трубку и прохрипела:

– Алло…

Из трубки донесся бодрый голос Ивана Филипповиа. Он сообщил, что нашел номер сына Михалыча, и надо с ним связаться, для чего он, Иван Филиппович, сейчас подъедет к Клавдии Васильевне.

Клавдия Васильевна мигом вскочила с кровати и принялась носиться по дому, как угорелая. Через полчаса, когда Иван Филиппович позвонил к ней в дверь, она причесанная и, одетая в простенький, но элегантный, домашний костюм, снимала со сковородки последнюю порцию оладушек. Она встретила Ивана Филипповича вопросом:

– Ну, что, вы дозвонились до сына Михалыча?

– Я? – удивленно протянул тот, – нееет. Я думал, мы вместе… Вот, я номер записал. Мне его дала соседка, а она…

Клавдия Васильевна перебила его:

– Стоп, какая соседка? Давайте, звоните уже скорее!

– А почему я? – растерялся Иван Филиппович.

– А что, я что ли?! – терпение Клавдии Васильевны было на пределе. Она прекратила напрасный спор и выхватила из рук Ивана Филипповича бумажку с телефоном. Пальцы слегка дрожали, пока она вбивала номер телефона. И вот пошли длинные гудки.

– Как его зовут? – торопливо зашептала Клавдия Васильевна, – ну, же говорите быстрее!

– Ми… Миша, – заикаясь произнес Иван Филиппович.

Клавдия Васильевна закатила глаза к потолку. Но вот на том конце провода сняли трубку.

– Алло, это Михаил… Иванович? – чуть запнувшись, спросила Клавдия Васильевна.

Михалыч открыл глаза и с минуту озадаченно рассматривал низкий потолок, обшитый потемневшими досками. «Где я?» – озабоченно задал он сам себе вопрос. Попытался сесть и осмотреться, но от малейшего движения в висках затарабанили молоточки. «Ооооо!» – простонал он и снова откинулся на спину. В голове зашевелились воспоминания. Они с Николаем… баня… первая бутылочка Николаевой настойки, потом, кажется была еще…

Тут дверь распахнулась, пропустив солнечный свет, свежий, даже немного морозный воздух, и Николая. Тот стоял, заполнив собой дверной проем, и держал в каждой руке по баночке пива.

– Михалыч! Ну, как ты тут? Как переночевал? Что снилось на новом месте?

Михалыч страдальчески сморщил лицо и натянул одеяло до самого подбородка. По ощущениям, он лежал в чем мать родила, и, несмотря на то, что Николай был мужеского полу, испытывал стеснение от полного отсутствия одежды.

– Коля, – слабым голосом проговорил он, – Коля, что мы вчера пи…ли? Это какая-то взрывоопасная смесь замедленного действия? И взорвется она сейчас в моей голове…

– Михалыч, не дрейфь! – бодро сказал Николай, – вот тебе средство для обезвреживания взрывчатки. С этими словами он протянул Михалычу баночку пива. Прохладную. С бисерными капельками влаги на жестяных боках. И этот ласкающий ухо звук – шшшшш-пок!

Михалыч при виде заветной баночки напрочь забыл про стеснение, откинул одеяло и жадно припал к жестяному горлышку. Залпом опустошив половину, он, издав не совсем приличный рыгающий звук, прислонился к стене и протянул:

– Фууууууу… Хорошооооо…

Хозяйственный Николай накрыл стол на веранде. Рядом с парой жестяных баночек велкопоповетского пива стоял горячий чайник, тут же пузатилась стеклянная банка нескафе и сахарница с оранжевыми цветами на выпуклых боках. Большая тарелка с крупно нарезанными помидорами и огурцами, тарелка поменьше с кружками полу копчёной колбасы. В плетеной хлебнице толсто нарезанные ломти черного хлеба. Центральной составляющей этого садового натюрморта была большая чугунная сковородина со шкворчащей и шипящей глазуньей из десяти яиц.

Михалыч в калошах на босу ногу, в широченных штанах, подвязанных веревочкой (взятых у Николая напрокат взамен своих, облитых машинным маслом) и в николаевском же бушлате на голое тело, с жадностью набросился на еду. Поначалу он думал, что ему кусок в горло не полезет, но после чудодейственной силы велкопоповетского и свежего осеннего воздуха у него разыгрался зверский аппетит.

В то время, как он, взяв ломоть хлеба в палец толщиной и такой же по толщине кружок колбасы, подцеплял вилкой яичницу со сковороды, Иван Филиппович скованно пытался намазать вареньем оладушку и не капнуть при этом вареньем на стол. Аромат свежесваренного кофе щекотал ноздри Ивана Филипповича. Он сделал мелкий глоток, но кофе был слишком горячим, Иван Филиппович от неожиданности дернулся, расплескал кофе, и капнул-таки вареньем на кремовую скатерть. Шепотом чертыхнувшись, он попытался бумажной салфеткой уничтожить следы преступления, мысленно проклиная Клавдию Васильевну за то, что она усадила его завтракать. Он не привык к таким церемониям и исподтишка посмотрел на Клавдию Васильевну – заметила она или нет его оплошность. Но та энергично ходила по кухне взад-вперед и разговаривала по телефону.

– Да, Михаил, я вам благодарна, что вы перезвонили… Простите, что отвлекаю вас от дел, понимаю, вы далеко, у вас командировка, а тут мы с такими вопросами, но поймите нашу обеспокоенность. Ваш папа сутки не выходит на связь. Вы когда ему звонили? Еще раньше, два дня назад? Вот видите. А он ни на что не жаловался? Да… Я очень переживаю… Поймите, в нашем возрасте всякое может быть. Вдруг ему плохо, он дверь открыть не может? Да мы были в саду! Нет его там!

Клавдия Васильевна не сдержалась и повысила голос. Но тут же взяла себя в руки и продолжила уже спокойнее.

– А у вас имеются ключи от квартиры отца? Ваша жена в городе? Может мы за ней съездим, привезем ее с ключами, и как свидетеля… Ой, простите, я всякую чушь несу, переволновалась немного… Что? И ее нет в городе? А… сынишка, он один дома что ли? Тоже уехал? Но учебный год только начался… Я думала… ах, отпросились… понятно, не сочтите меня бестактной, я вовсе не хочу лезть в ваши семейные дела, мне бы просто убедиться, что с Иваном Михайловичем все в порядке. Простите, пожалуйста, за беспокойство, но я так волнуюсь, так волнуюсь.

Клавдия Васильевна отложила телефон и горестно развела руками.

– Ну, вот, теперь уже не знаю, что и делать – сына нет в городе, и ему вообще кажется наплевать, что с отцом. И в милиции искать не хотят…

– В полиции, – робко вставил Иван Филиппович.

– Что?

– В полиции, говорю, а не в милиции.

– Ах, какая разница! Что в милиции не работали, что в полиции искать не хотят. И что, что теперь делать? – Клавдия Васильевна нервно кусала губы.

– Ну… только ждать остается, – подвел итог Иван Филиппович.

На том и порешили. Ждать, а если на третий день Михалыч не объявится, тогда смело идти в полицию и требовать (Клавдия Васильевна так и сказала – требовать!) объявить его в розыск.

Ожидание – тяжелое бремя. Особенно, если себя занять нечем. Ивану Филипповичу занять себя как раз и не получалось. Он слонялся из угла в угол. Включил телевизор, пощелкал каналами, но все, показываемое там, либо раздражало, либо нагоняло тоску. Сел в кресло и потянулся за газетами, но буквы расплывались перед глазами, кроссворды не разгадывались. Иван Филиппович в сердцах скомкал и отбросил газету в сторону. Порывисто встал и отправился на улицу. Он вышагивал быстрым шагом из одного угла парка в другой, пока не стемнело. Все ходил и ходил. И думал – а если и правда с Михалычем что-то случилось? И ведь в этом случае вина полностью ложится на него, Ивана Филипповича. Ведь если бы не этот глупый спор, который вспыхнул с его подачи, Михалыч не отключил бы телефон. И значит, мог бы позвонить, попросить о помощи. А так…

Устав так думать, Иван Филиппович начал успокаивать себя. Ведь, если бы Михалычу вдруг стало плохо, он что, телефон бы не включил? Тут не до глупых принципов и споров, если дело касается здоровья, а может и жизни. Но Михалыч упрям, ох как упрям…

Иван Филиппович вынул из кармана телефон, проверил, нет ли непринятых звонков. У него, конечно, сигнал на телефоне громкий, но вдруг кто-то звонил, а он задумался и не услышал. Набрал еще раз на удачу телефон Михалыча, но, услышав снова «абонент не доступен», в раздражении сунул телефон в карман. И Клавдия Васильевна молчит. Ну, а что она звонить будет? Кто он, Иван Филиппович, ей? «А вот повезло же Михалычу! – подумал вдруг Иван Филиппович, – Такую женщину отхватил. Так переживает, неспроста, ох неспроста. Значит, это… Любит его? Да какая любовь в нашем возрасте?! Какая, какая… А вот такая! Что мы, пенсионеры, и полюбить уже не можем?»

Он вспомнил свою Аглаю Петровну, которая уже два месяца жила у сестры в деревне. Как слегла сестра-то, так Аглаша и уехала. Хозяйство, то, да се. Дети-то у сестры в городе, у них работа, да и не помнят, как оно за скотиной ходить, вот на Аглашины плечи все и легло. Он поначалу так обрадовался! Это же просто подарок судьбы! Никто не ворчит, указами своими не донимает, пряжу мотать не заставляет. А то сидишь, как дурак, истуканом, руки вперед вытянешь… В общем, полная свобода действий. А зачем ему эта свобода, что с ней делать? А так, поворчит старая, так хоть голос ее услышать, в ответ что-то сказать. И все не один в четырех стенах. Позвонить ей что ли? Так поздно уже, они там, в деревне с курами ложатся. Переполошится еще от звонка этого. «Завтра обязательно позвоню», – решил Иван Филиппович и направился к дому. Подумал, самое верное решение – лечь спать, а утро, как говорится, вечера мудренее.

Клавдия Васильевна, в отличие от Ивана Филипповича, знала, куда себя деть. Она на собственном опыте давным-давно поняла, что самый верный способ снять напряжение, это загрузить себя работой. Время в этом случае бежит быстрее, а ожидание не так сильно тяготит. Этот день у нее оказался самый продуктивный за последние десять лет, никогда, наверное, генеральная уборка у нее не была такой генеральной. Перестиранное белье, перемытые окна, двери, тщательно отмытые туалет и ванна. Не мудрено, что под вечер она без сил рухнула в кровать.

Михаил, сын Михалыча, тоже пребывал в суете и тихой панике. Громко паниковать он не решался, чтобы не расстраивать жену и сына. Несмотря на прогнозы, данные Клавдией Васильевной, ему было не наплевать, что там с отцом. Да, они созванивались нечасто, раз в три-пять дней. А о чем говорить? Жив-здоров батя и ладно. Тот справится тоже, как здоровье у жены, как внук учится, и хорош. С Ванькой дед и то чаще общался. Понятно, что старый, что малый…

Увидев сидящего с телефоном сына, он небрежно спросил:

– Ну, что, Вань, там дед пишет? Какими роликами вы сегодня обменялись. Сын поднял удивленные глаза.

– Ничего не пишет. До него уже дня два сообщения почему-то не доходят. Я позвонил, он не доступен.

Михаил похолодел, но не подал виду.

– А чего ты мне не сказал?

Ванька пожал плечами.

– А что, надо было? Ну, недоступен и недоступен.

И ведь совсем недавно Михаил подумал бы также. Еще вчера, не дозвонившись до отца, он и не подумал бы переживать. Ну, мало ли что – телефон разрядился, едет там, где нет связи. Но после звонка этой, как ее… Клавдии Васильевны, он вдруг начал сильно переживать. Ну, правда, не было такого, что отец долго был вне зоны действия сети. А тут… Интересно, кто эта такая, Клавдия Васильевна? Знакомая отца? Судя по ее волнению, близкая знакомая. А он и не знает. А вообще, что он знает о его жизни? Клавдия Васильевна, Клавдия Васильевна… Михаил помнил только одну Клавдию Васильевну, соседку по саду. Но в сад к бате он ездил очень редко. Когда мама была жива, они все вместе собирались там. И, кажется да, приходила и Клавдия Васильевна с мужем, С Петром… чеевичем? И не вспомнить уже…

Стараясь не волновать жену, он осторожно сообщил ей о своем отъезде. Ну не мог Михаил оставаться здесь, под жарким еще южным октябрьским небом, если непонятно, где там отец и что с ним. Ася расстроилась. Она так обрадовалась спонтанному отпуску. Раз не получилось съездить летом, то эти десять дней прямо подарок Божий. У Михаила нарисовалась командировка в Севастополь и он решил взять с собой жену и сына. Ну и что, что учебный год начался? Нагонит Ванька, ничего страшного. Зато они так хорошо проводили время. Ася с Ванькой в первой половине дня вдвоем, а после пяти к ним присоединялся Михаил. Тут, в южном городе и командировка была необременительная. И вот, все это надо бросить и уехать. Но главное – это умудриться достать билет. А вот это уже полнейшая фантастика…

Михалычу начинала нравится такая жизнь без телефона – никто не отвлекает, не раздражает. Он заметил, что спать стал лучше, и мысли в голове все больше положительные. А может просто причина в том, что он уже третий день в саду жил? Свежий воздух, отличная погода, работа в радость и приятель-соратник с тем же мировоззрением в голове, что и у него, у Михалыча. С Николаем они сошлась очень быстро и Михалычу казалось, что он знал этого добродушного здоровяка всю жизнь. Спорый на работу, приятный в общении и, главное, готовый помочь искренне и безвозмездно. Он целый день провозился с машиной Михалыча, но, к сожалению, безрезультатно. Тогда он предложил отвезти Михалыча на буксире в город. Но Михалыч в город пока не спешил. Ему так хорошо было здесь, да еще в компании с новым знакомцем. Он решил отблагодарить Николая за то, что он помогал ему с машиной, да еще в город отвезти собрался, и помогал соседу в строительно-ремонтных работах по дому.