Kitobni o'qish: «Спасти Спасителя», sahifa 3
Он с трудом отделался от девицы и бросился домой, достал картину из тайника, засунул под куртку. Надо срочно уничтожить ее! Полиция может нагрянуть с обыском в любой момент.
Он снял картонки. И увидел переполненное печалью лицо Матери. И понял, как ничтожны его проблемы перед ее вселенским горем.
Он обязан беречь картину, раз он взял ответственность за нее. Надо искать для нее другой, более надежный тайник.
Часть 9
Алексей Нилов
Трудное – это то,
что может быть сделано немедленно;
невозможное – то, что потребует
немного больше времени.
Д. Сантаяна
Через неделю Нилов с опергруппой подвел первые итоги расследования. Новой информации о подозреваемых было немного.
Бывший валютчик болел и не выходил из дома. Модный фотограф, бойкий молодой человек, целыми днями метался по городу, общался с множество людей, имел самые разнообразные связи, в том числе и криминального свойства.
Третий подозреваемый, лаборант из НИИ, вел самую обычную жизнь. С работы – домой, с дома на работу. Никаких контактов. Опергруппа предлагала снять наблюдение за ним. Но Нилов возражал. Вор – дилетант, новичок. И парень вполне на эту роль подходит.
После совещания Нилов вернулся в свой кабинет, сел и посмотрел на репродукцию. Он почти не бывал с ними наедине: постоянно кто-то приходил посмотреть, как выглядит похищенная картина. И удивится совпадению – ну кто бы мог подумать, что придется искать именно её.
Домой он возвращался поздно, обычно, когда Лиза уже спала. Но если засиживалась за своими тетрадками, то они перекидывались парой фраз. Теперь он был рад, что она была рядом: в таком подавленном настроении ему было бы тяжело в пустой квартире.
Несмотря на усталость, он долго не мог заснуть, перебирая в памяти неудачи этого затянувшегося расследования, и вертелся в постели, пока не раздавался сонный голос Лизы: «Ну что тебе неймется? Спи. Мне рано вставать ».
По утрам он чувствовал себя разбитым. Рабочий день начался с таблетки от головной боли.
Нужен толковый план. Нилов пошел к Мухоморову с планом операции: кто-нибудь из их сотрудников и познакомился с каждым из подозреваемых, представившись богатым коллекционером-иностранцем. И предложить им продать картину за хорошие деньги. Вор должен выдать себя.
Идея понравилась.
Тогда Нилов попросил разрешения лично провести эту операцию, уверяя, что справится с ролью иностранца.
В школе он изучал немецкий язык. Его преподавала высокая, сухопарая, никогда не улыбающаяся старая дева. Он, как и все дети, ненавидел ее за то, что мучила учеников требовательностью и контролем. Но язык она выучить заставила. И вот теперь он с благодарностью вспомнил учительницу-мучительницу….
Он будет выдавать себя за немецкого коллекционера русского происхождения, поэтому немного говорит по-русски. Он приехал на родину предков в поисках произведений искусства и не стеснен в расходах.
Но на следующее утро ему позвонил полковник Мухомор и распорядился намеченную операцию отложить и заняться расследованием убийства произошедшего ночью. Нилов напомнил о разрешении заниматься только розыском картины, но Мухоморов в раздражении бросил: «В первую очередь, вы следователь убойного отдела».
– Я не смогу вести два дела, – возразил Нилов.
– С таким отношением непонятно, как вы справляетесь со своими служебными обязанностями, – раскричался Мухоморов.
Раздосадованный Нилов выехал на место преступления. И там понял причину недовольства Мухоморова. Преступление было резонансным – убили известного вора в законе по прозвищу Бывалый.
Он давно отошел от дел, но в преступном мире остался фигурой легендарной: был одним из последних законников, живущих по кодексу воровской чести.
Нилов знал его криминальную биографию. Сергей Николаевич Блинов по кличке Бывалый начал свою воровскую карьеру как щипач-карманик. Он прошел всю карьерную лестницу преступного мира и достиг его вершины.
Законы старого воровского мира были жестоки, но по-своему справедливы. Они предписывали не предавать товарищей, выполнять данные обещания, не красть у своих, драться или оскорблять своих. Когда-то преступное братство было прочным. Но циничное время принесло перемены в жизнь уголовного мира. И таких «правильных воров», как убитый, остались единицы.
Старик, как и полагается вору в законе, не имел семьи. Родные сделала бы его слишком уязвимым.
Нилов с экспертами вошли в квартиру. В комнате на полу лежал сухонький старичок. Он был похож на учителя на пенсии – аккуратная одёжка и очки в тяжелой оправе. Трудно было представить его суровым блюстителем воровских нравов. Убит он был тремя выстрелами в упор.
Застывшими глазами он смотрел на потолок, украшенный изысканной лепниной. Квартира поразила Нилова претенциозной роскошью, подчеркивающей особое положение убитого: шкафы красного дерева, тяжелые бархатные гардины с кистями, посуда с позолотой. Вокруг трупа было разбросано несколько книг.
– Смотри ж, почитать любил старичок, – заметил участковый милиционер, молодой, широколицый парень. Он переступил через книги и рассматривал посуду, выставленную в старинном с резьбой буфете: «Деньги явно были у покойника».
– И немалые, – добавил Нилов, оценив взглядом изысканный узор на тончайшей чашке из севрского фарфора.
Понятые, две немолодые женщин-соседки, обе в бигудях и цветастых халатах, перешептывались в уголке.
Нилов спросил у них: « Вы не можете подсказать, не похищено ли что-нибудь в квартире?»
Соседки сказали, что покойник жил очень скрытно, в квартиру никого не пускал. Из дома выходил очень редко. Иногда в магазин,– сколько ему, старику, надо, да по врачам.
– Но кто-то посещал его??? – спросил Нилов, – Убрано же в квартире?
Соседка в халате в розы посмотрела на соседку в халате в маки, и обе заявили: «Не видели мы никого?»
Неужели сам убирался старичок-законник?
У входной двери раздались громкие голоса. Милиционер отказывался пускать в квартиру каких-то людей.
– Кто там? Пусть войдут, – распорядился Нилов.
Невысокий мужчина в темных очках по-хозяйски вошел в квартиру. Он опустился, на колено, склонился над телом убитого, откинул покрывало и сжал руку умершего под недовольный взгляд медэксперта.
Тот шепнул Нилову: «Тоже законник известный – Антиквар».
Нилов внимательно посмотрел на этого человека.
Невысокий, и, пожалуй, даже щуплый, но взгляд тяжелый, настороженный, оценивающий. Наколки на пальцах рассказывали о его бурной криминальной биографии. Антиквар поднялся с колена и подошел.
– Согласно завещанию Сергея Сергеевича, – он кивнул в сторону убитого, – я – его наследник. Соответствующие документы есть, – он протянул руку и человек, сопровождавший его, вложил в нее бумаги. – Я единственный близкий ему человеком. Готов отвечать на ваши вопросы.
– Вопросы обычные, – сказал Нилов. – Когда виделись с покойным в последний раз? Посмотрите внимательнее и уточните, что пропало из квартиры? Вы кого-нибудь подозреваете??
Антиквар отвечал обстоятельно: показал сейф, спрятанный за картиной, но тот не был вскрыт. В книгах, разбросанных на полу покойный, оказывается, хранил деньги. Была у него такая странная привычка – он не доверял банкам. Назвать точную сумму Антиквар не мог, возможно, хозяин квартиры и сам не знал ее. Брал из загашника по необходимости, но потребности его были не велики.
Нилов сказал: «Вероятно, слухи о его богатствах дошли до каких-то домушников. Они решили поживиться, но не рассчитали, что хозяин будет дома ».
Антиквар категорически не согласился. Он утверждал, что у его старого друга было немало врагов среди воров-беспредельщиков. Они не могли простить принципиальному старику неуступчивости в вопросах воровской чести. Антиквар считал, что убийство – месть, а кража лишь прикрытие. Но имен подозреваемых он не называл.
Нилов не соглашался: Бывалый давно отошел от дел. И мифические мстители не стали бы «потрошить» квартиру, превращая акт мести в банальный грабеж.
Антиквар молча выслушал его доводы и повернулся спиной, показав, что разговор закончен.
После осмотра квартиры, когда Антиквар на правах наследника запирал дверь, а опера ее запечатывали, Нилов спросил:
– Вы, говорят, большой поклонник изящных искусств. Живопись коллекционируете?
– Да, и есть и картины, и отличная коллекция бронзы 18-19 века, – ответил Антиквар
–А как вы пополняете свою коллекцию, если не секрет, конечно?– с улыбкой спросил Нилов.
– Я могу вас заверить вас, гражданин начальник, что мои способы приобретения в рамках закона, – раздраженно ответил Антиквар.
–Хотелось бы вам верить. Но ведь у вас есть и другие возможности, так сказать вне этих рамок. Например, украденные картины. Ведь так? – спросил Нилов.
Антиквар молча пожал плечами.
–Но вы же слышали о похищении картины с немецкой выставки? – продолжал Нилов.
–Конечно, я смотрю новости.
–Может быть, у вас есть информация о ней…. Так сказать неофициальная, узкопрофессиональная…
– Нет такой информации… – отрезал Антиквар.
– Подождите минуточку, – Нилов придержал его за рукав. – Мы очень ищем эту картину. Музей будет вынужден выплату гигантскую неустойку. И вы, как житель нашего города, могли бы помочь.
– Как? Деньгами? – усмехнулся Антиквар.
– Хочется надеяться, что они не понадобятся. Давайте заключим соглашения. Мы быстро найдем убийц Сергей Николаевича, а вы поищите картину по своим каналам … профессиональным
Антиквар прервал его резким жестом
–Не стану вводить вас в заблуждение. Убийцу я найду сам. А у вас будет еще один глухарь. Это не для протокола. А картина, если, я узнаю что-нибудь о ней …Я не стал бы ни с кем делиться.
– Такие шедевры должны принадлежать людям, – ответил Нилов.
– Прекрасное в массы? – усмехнулся Антиквар и подумал: «Мент-то – идеалист. Забавный»
Он быстро зашагал по лестнице, чтобы прекратить разговор.
Нилов вернулся в отдел обеспокоенный, взглянул на репродукцию и спросил их с тревогой: «Где вы? Что с вами?».
Убийцы старика-законника были задержаны на следующий день. Два молодых наркомана явились в притон, в котором была полицейская засада, и их задержали. При обыске у них обнаружили пачки валют разных стран. И оружие преступления – пистолет убитого, которые они из жадности не выбросили. К вечеру у одного из них началась сильная ломка, и он во всем признался за возможность получить лекарство.
О старом законнике он узнал в тюрьме от сокамерника, который несколько лет «работал» с Бывалым. Тот говорил о старике с искренним уважением, но подсмеивался над его привычкой прятать деньги в книгах: «Библиотеку для этого завел. Сто томов – хвастался. Небось, полна кубышечка. И зачем ему столько? Семьи нет, от дел отстранился, с собой не заберешь,– недоумевал рассказчик. – Я так, например, смысла в деньгах не вижу, если они не приносят удовольствия».
Парень-наркоман, оказавшись на свободе без гроша в кармане, предложил приятелю, так же, как и он, живущему в вечном страхе ломки, потрясти старого вора. Его «кубышечка» обеспечила бы им долгое существование в мире спасительных грез.
Они стали следить за квартирой старика, дождались, когда он вышел с мусорным ведром, и втолкнули его в квартиру. Но тот бесстрашно выхватил пистолет, который держал в кармане халата. Завязалась короткая борьба, сила у старика были уже не те, грабители смогли выхватить у него пистолет и убили Бывалого из него же. Потрясли книги и убежали с добычей.
Дело можно было закрывать. Даже украденное почти все вернули.
Нилов вздохнул с облегчение: можно приступать к операции «Покупка».
Часть 10
… г. н.э.
Иисус же говорил:
Отче! Прости им,
ибо не знают, что делают
Евангелие от Луки
Гл.23, стих 34.
Солдат грубо толкнули Учителя в спину. Палачам не нравился его отказ от наркотического напитка – и они не хотели быть свидетелями его мук.
Этот преступник все время смущал их. Он уверял солдат, что они добрые люди, но сами не знают этого. Потом его пожалел сам Пилат. А теперь эта непонятная готовностью обречь себя на страдания.
Учитель, оберегая спину, истерзанную бичом, аккуратно лег на крест. Он вытянул дрожащие руки вдоль перекладины, закрыл глаза и быстро зашевелил губами.
Палач придавил коленом его руку, словно деревянный брусок, приставил ржавый гвоздь к запястью, двумя точными ударами пробил плоть и вогнал гвоздь в дерево. Кровь густо капала на землю. Учитель застонал и убрал вторую руку с перекладины, но потом покорно вытянул ее. И опять – удары молотка, глухой стон.
Солдаты подняли и подставили его на ноги. Перекладина пригибала его к земле.
Человек должен был подняться с перекладиной по лестнице, приставленной к столбу, чтобы ее насадили на штырь. Но Учитель качался от слабости, у него не было сил подняться.
«Разве не видите, что смерть не хочет принять его!!!!» – крикнул Ученик палачам.
Центурион, руководивший казнью, посмотрел на него и приказал: « А ну помоги ему!». Стать палачом Учителя!!: «Нет, нет! Ни за что». – закричал Ученик.
Но Учитель попросил:
– Помоги им. Пусть быстрее закончатся мои страдания. И их слезы.
Он посмотрел в сторону рыдающей матери.
Ученик не посмел ослушаться Учителя. Он поддержал его, тот поднялся по лестнице. Солдат закрепил перекладину.
Лестницу убрали. Учитель повис на руках и стал задыхаться.
Смерть от удушья была спасением для распятого – он умирал быстро.
Но палачи продлевали мучения, прибивая ноги к кресту. Человек мог дышать. Просить о пощаде. Проклинать. Молиться. И умирал несколько дней.
Палач приподнял ноги Учителя. Тот жадно задышал. Мертвенная бледность отступила с его лица. Палач приставил гвоздь и взмахнул молотком.
До этой минуты Учитель мужественно переносил страдания, но теперь он кричал от боли. Но палач знал свое дело: длинный гвоздь медленно входил в плоть и дерево.
Крик боли не умолкал. Ученик бросился прочь.
Часть 11
Сергей Ивановский (Антиквар)
Мы все – рабы того лучшего,
что внутри нас,
и того худшего, что снаружи.
Б.Шоу
Антиквар знал от информатора в полиции подробности следствия по краже картины: фамилии и адреса подозреваемых и подготовке операции «Покупка».
Они хотят найти вора, предлагая деньги. Правильный ход. Против хорошей суммы не устоит никто. Что ж… Он поступит также – первым предложит деньги подозреваемым.
Жизнь научила его никогда не упускать свой шанс.
Серега рано встал, как писали в советских газетах, на кривую дорожку. Впервые он попал на зону в семнадцать лет за повторную кражу: украл в магазине конфеты и вино, не столько потому, что был голоден (голод он привык терпеть), но протестую против несправедливости мира. У одних нет ничего, другие имеют все ничего. А он не хуже этих других!
Он попал в колонию для несовершеннолетних. Это было самое страшное место из тех, в которых он побывал. Озлобленные, ожесточившиеся подростки, лишенные любви и заботы, не признавали никакие законы. Каждый мстил всем за свою неудавшуюся жизнь. В колонии царил беспредел, сильные издевались над слабыми. Тюремное начальство предпочитало закрывать глаза на беспредел, не обременяя себя воспитательной работой.
В тюрьмах для взрослых сексуальные отношения между зэками обычно дело добровольное. У подростков тестостерон отключал мозги: те, кто постарше, нередко насиловали новичков. И Сергей, симпатичный, худенький мальчик, с нервным лицом, стал объектом похотливого интереса сидельцев постарше.
Первую неделю в зоне Сергей почти не спал: он боялся, что, когда заснет, его преследователи прикоснутся своим «болтом» к его губам, и он будет навсегда клеймен позорным званием «опущенного».
А такое клеймо – самая страшная участь для заключенного. Каста неприкасаемых в Индии не знала таких унижений, которым подвергались эти несчастные в тюрьмах и на зонах.
Опущенные становились изгоями. Им отводили худшие места в камере. Никто не хотел сидеть с ними рядом, брать что-нибудь из их рук. Они становились жертвами похоти «кочегаров»– активных гомосексуалистов. Их превращали в «жен» – заставляли обстирывать и обхаживать других.
Такая участь могла сломать психику у любого. Многих из них мимикрировали: откликались на женское имя, даже носили женскую одежду, красились. Они старались привлечь к себе внимание блатных авторитетов, надеясь, что, став их «женами», они будут защищены.
Такая участь пугала Сергея больше всего.
Но ему скоро исполнилось 18 лет, и его перевели во взрослую зону. Там действовали воровские законы и существовала жесткая иерархия заключенных. И Сергей почувствовал себя в безопасности.
Заключенные делились на три группы: «мужики», «козлы» и «блатные».
«Мужики» – самая многочисленная каста. Так называли тех, кто попал в тюрьму случайно – из-за незначительных преступлений или по несправедливому обвинению. А таких было ох! как немало.
Полицейское начальство обязано регулярно отчитываться в успехах по раскрываемости преступлений. И к концу отчетного периода младший полицейский состав ломал души и ребра наугад задержанным людям, добиваясь подписи под «чистосердечными признаниями». Немногие могли этому противостоять. И сломленные люди сдавались и оказывались в тюрьме.
«Мужики» держались особняком, они старались не с кем не конфликтовать и блюли законы зоны. У них была одна цель – освободиться и вернуться домой в семью. И забыть зону, как страшный сон. Они пытались не ожесточиться, не оподличать. Неофициальные короли зоны – «блатные» – считались с этими и обычно «мужиков» не трогали.
Вторая каста – малочисленная – «козлы» или «суки». Так называли тех, кто готов был на подлость ради своего «светлого будущего» или чуть более «светлого» настоящего. Такие заключенные соглашались сотрудничать с тюремной администрацией. И за это получали хорошие по тюремным меркам должности – библиотекаря или завхоза, и дополнительную пайку. Они изображали перед немногочисленным проверками образцовых заключенных, твердо ставшего на путь исправления,
За лучшие условия они расплачивались слежкой и доносами. Они могли повлиять на судьбу любого зэка – оклеветать его или, наоборо,т представить в выгодном свете. Поэтому в открытую с ними не враждовали. Можно было поплатиться за это карцером или такой воспитательной «процедурой» в комнате надзирателей, после которой не сможешь вздохнуть без боли неделю и будешь есть стоя.
Остальные заключенные ненавидели и презирали «козлов». С давних времен в тюрьмах и зонах существовало наивное, но любопытное поверье. Считалось, что администрация имеет тайное распоряжение: в случае начала войны перестрелять всех «сук», так как они сразу перейдут на сторону врага.
Много позже Серега, уже ставший Антикваром, узнал, что участь «суки» не всегда выбирали добровольно. У тюремного начальство было много способов превратить человека в «суку», «козла», «падлу» принудительно.
Например, какого-нибудь упрямца бросали в изолятор и держали в нем на урезанной пайке до тех пор, пока у него не начнется дистрофия. Физически ослабленный человек не выдерживал постоянного голода и соглашался сотрудничать. Или в зоне распускали слух, что вновь прибывший уже стучал на зэков. И человека сразу же считали «сукой» и относились к нему с подозрением.
Третья каста – «блатные» – профессиональные преступники. Те, кто по-другому жить не хотел или не мог. Они не знали раскаянья. Отсидев полученный срок, они продолжали свою деятельность и совершенствовали свое криминальное мастерство.
Серега скоро понял главный закон зоны – поменять свое место в тюремной иерархии невозможно. Твой статус, как клеймо, выжженное на лбу, останется до конца дней. Участи «опущенного» он избежал. Сотрудничать с начальством он не стал бы никогда. Но и «мужиком» он не был: на воле его никто не ждал. И он решил стать «блатным».
И признался в этом соседу по нарам, вору в законе по кличке Бывалый. Тут мрачно выслушал его, рассматривая татуировки на своих руках, помолчал и ухмыльнулся беззубым ртом.
– А ты подходишь?
– Не знаю, – смутился Сергей.
– Ты чист?
–Как это?
–В армии служил?
–Не, не успел, я же сел, когда мне восемнадцати не было.
– Подходит. И не работал нигде?
–Нет еще, – ответил Сергей.
– Хорошо, – Бывалый снисходительно улыбнулся щербатым ртом. – Не может быть с братвой тот, кто людям прислуживал.
– Слугой что ли?
– Каким слугой?? Слушай сюда. Официантам, к примеру, или начальникам бывшим путь заказан. Чалишься впервые?
Серега кивнул.
– Я скажу ребятам. Они к тебе присмотрятся. Так что форс держи – перед начальством не выслуживайся. Подойдешь, возьмем в «звоны». Будешь моим «малюткой».
– Это как? – зарделся Сергей.
–Учеником, значит, станешь.
Бывалый стал покровительствовать Сергею. Он был «честным вором» и не имел семьи. А возраст давал о себе знать – одиночество начинало тяготить, неизбежная с возрастом дряхлость пугала. Приходилось задумываться: кто стакан воды поднесет лекарство запить. И худой парнишка с огромными глазами разбудил в зачерствевшей душе непривычно теплые чувства.
Бывалый подвел Сергея к «смотрящему» – зэку, отвечающему за порядок в камере. Звали его Сохатый, это был мрачный человек с тяжелым взглядом. Он долго рассматривал парня, но ни о чем его не спросил. Потом оглянулся – из полумрака между нарами вышел мужик, весь покрытый наколками, «расписной», и поманил Серегу к себе пальцем.
–Братва так решила: пройдешь ритуал – будешь своим считаться.
Сергей кивнул. О ритуалах посвящения в тюрьмах ходили разные слухи, довольно жуткие. В каждой зоне был свой обряд. Ему было страшновато, но он сделал свой выбор и готов был идти до конца.
После разговора со «смотрящим» прошло дня три. Вечером в камеру заглянул «выручка» – смотритель, за деньги помогавший зэкам. Он мигнул Сохатому и отдал ему, воровато оглядываясь, шахматную доску. Игру в шахматы в тюрьме не запрещали. Но играли самодельными фигурками, сформованными из серого и черного хлеба. А доску расчерчивали на полу или на картонке.
Принесенные шахматы были настоящими и вызвали всеобщее любопытство. Заключенные из рук в руки передавали неказистые фигурки, топорно вырезанные из дерева и празднично блестевшие новым лаком. Любой предмет, напоминавший о воле, о жизни за стенами зоны, вносил радующее разнообразие в монотонную жизнь.
После отбоя задремавшего Серегу тронул за плечо Бывалый. Тот вздрогнул: нервы были на пределе.
– Пошли.
Тот поднялся, ни о чем не спрашивая. Он понял: его ждет испытание.
Бывалый подвел его к нарам Сохатого. Около него кучковались с десяток блатняков. В узком проходе между нарами на полу стояла шахматная доска с расставленными вразнобой фигурами. На них был направлен свет переносной лампочки.
Потирая подбородок, Сохатый объяснил Сереге, что сейчас он пройдет обряд посвящения. Надо залезть на «верблюда» (двухъярусные нары) и упасть оттуда вниз лицом прямо на шахматы.
– И смотри не промахнись! – жестко уточнил смотрящий.
Серега замер, с удивлением взглянув на Бывалого. Такой прыжок почти наверняка оставит его без глаз.
– А лицо руками закрыть можно? – спросил он.
–Нет, – сурово ответили ему.
Сергей стоял в растерянности, конечно, он сам все это затеял, но глаза потерять ….
–И вы все так делали? – по-детски спросил он.
–Все!! – решительно кивнул Сохатый.
«Ну, раз у них глаза целы, может и со мной обойдется,– подумал Сергей. – А боль я любую стерпеть смогу».
Он ловко забрался на нары, вытянулся на них, готовясь к падению. Долго примеривался, чтобы лицо оказалось напротив доски.
–Ты глаза закрой все-таки,– посоветовал Бывалый.
Серега послушно смежил веки. Ему хотелось как-то защитить лицо, он морщился, двигал бровями. Наконец, напрягся, оттолкнулся. И решительно рухнул вниз.
И ту же почувствовал мягкое препятствие и дружный громкий хохот собравшихся. Он открыл глаза.
Оказалось, что братки подхватили его на одеяло за полметра от доски. Он хотел встать, но его со смехом стали перекатывать по одеялу. Потом ловко поставили ноги. Сергей готов был заплакать от обиды, что стал посмешищем.
Но Бывалый твердой рукой усадил его на нары, протянул дымящуюся «зэчку» – металлическую кружку с крепчайшим чайфиром. И сказал:
– Наколку тебе теперь надо обязательно сделать. У нас, у "правильных», без этого никак.
После ритуала посвящения Сергею показалось, что он обрел семью. В мире братвы неукоснительно действовали жесткие, но справедливые законы. Не было вражды, сильные не обижали слабых. Честно делили «приварок» (дополнительный паек и посылки с воли). Но приходилось и пострадать за братву, когда тюремная администрация закручивала гайки или проводила воспитательные мероприятия дубинками. Но Серега знал, ради чего терпел.
Но менялась страна, и воровской мир менялся.
Деньги стали диктовать свои законы и в криминальном мире. Звание «вора в законе» стали подавать и покупать
Антиквар с грустью вспоминал те времена, когда в уголовной среде был порядок да лад.
С новыми «коллегами» он предпочитал общаться через своего помощника по прозвищу Хлыщ. Мужик тот неплохой, воспитанный, с хорошими манерами, а это в их среде большая редкость. Он отсидел небольшой срок за экономическое преступление. И это совершенно сломало его: он стал считать себя человеком второго сорта и не захотел возвращаться в семью.
Антиквар познакомился с ним случайно – тот работал сторожем на автостоянке. Ухоженный, всегда в чистой спецодежде, аккуратно постриженный мужчина с таким потухшим взглядом, который ужасал больше, чем грязная одежда и непрезентабельный вид. Антиквар сначала просто решил помочь ему и взял к себе. К тому времени он уже мог позволить себе что-то вроде секретаря или координатора. И Хлыщ прекрасно справился с этими обязанностями. И из благодарности был предан ему.
Антиквар позвал ему.
– Выбери толковых ребят, пусть они аккуратно пощупают подозреваемых в краже картины.
Через день Хлыщ сообщил, что никто из троих не вызывает подозрений, но других «кандидатур» на удачливого похитителя шедевра найти не удалось. Криминальные «спецы» от кражи открещиваются, и есть резон им верить. Если бы картина была у них, они бы с удовольствием ее продали. Шум вокруг нее подняли слишком большой, а их бизнес тихий – они привлекать внимание не любят. Так что вор – человек случайный.
Часть 12
… г. н. эры
И стоял народ и смотрел.
Насмехались вместе с ними
и начальники, говоря:
других спасал; пусть спасет Себя Самого.
Евангелие от Луки
Гл.23 стих.35.
Распятый долго умирает в ужасных мучений. Жизнь теплиться в теле, искореженном деревянным крестом. Мышцы воспаляются, потом каменеют, малейшее движение вызывает боль…. Невыносимы муки жажды и голода …
Часто страдальцы сходили с ума до того, как умирали. Ученик не сводил глаз с Учителя, стараясь мысленно разделить его страдания.
Тот тихо стонал, уронив голову на грудь.
Солнце тем временем достигло зенита и стало беспощадным. Лица распятых стали покрываться волдырями.
На вершине Голгофы было негде спрятаться от зноя. Зеваки разошлась. Мать увели ее спутники. Охранники спрятались в тени валунов, лежавших на вершине.
У Ученик от жары разболелась голова, но он не уходил в тень – он хотел страдать вместе с Учителем. Он лег на землю и набросил накидку на голову. В спину пекло, было тяжело дышать, но голову грело не так сильно.
Вдруг раздались встревоженные крики охраны. Он откинул накидку. Обеспокоенные солдаты в изумлении показывали на небо. На солнце медленно наползала черная тень.
«Учитель, Учитель, смотри», – закричал Ученик. Тот разомкнул слипшиеся веки, с трудом поднял голову.
Медленно, но неотступно наступил сумрак, жара быстро спадала.
Охранники с тревогой переговаривались. Один из них оторвал клочок от холщовой тряпицы, обмотанной вокруг горлышка бутылки, плеснул на нее вина, обмотал ею конец копья и поднес к губам Учителя. Но его взгляд был устремлен на солнце.
Почувствовав запах вина, Учитель посмотрел вниз. Тряпица со спасительной влагой была у самых его губ. Ученик видел, как кадык напряженно дернулся на его шее. Но Учитель взглянул на соседние кресты: на первом несчастный уже безжизненно опустил голову, но со второго на тряпицу смотрел горящими глазами другой страдалец.
– Утоли сначала его жажду, – сказал Учитель солдату хриплым от слабости голосом. Солдат послушно поднес тряпицу второму распятому, и тот жадно вцепился в нее потрескавшимися губами.
Ученик вытер лицо, по нему тек пот. И слезы…
Центурион подошел к нему и спросил:
– Почему ты ходишь за ним??
– Он – мой Учитель. Он никогда не делал ничего плохого. Он исцелял больных. Он воскресил Лазаря. Отпустите его!
–Я выполняю приказ! – ответил центурион. – Нам сказали, что это опасный бунтовщик, и надо быть с ним жестоким. Если он так добр, как ты говоришь, зачем Он устроил беспорядки в Храме?
– Он знает, что делает, – твердо сказал Ученик. – Не нам судить его дела.
– Разве ты его раб, если боишься судить его? – ехидно спросил центурион.
Ученик молчал.
– Я могу прекратить его страдания. А? – спросил центурион, глядя ему в глаза.
Ученик вздрогнул – он знал, как прекратить страдания Учителя. Он опустил глаза и чуть заметно кивнул. Пусть избавят от страданий и Учителя, и его.
Центурион что-то приказал одному из солдат, высокому, широкоплечему. Тот поднял копье с земли и подошел к распятым.
Солдат заговорил с Учителем. Тот ответил ему, и на потрескавшихся губах его мелькнуло слабое подобие улыбки. Со стороны показалось, что они ведут дружескую беседу. Солдат показал на небо. Учитель поднял голова. И в тот же момент солдат ударил копьем под ребра. Оно вошло до самого сердца.
Учитель с изумлением взглянул на своего убийцу. Тело его забилось в предсмертных конвульсиях. . Голова упала на плечо.
Его страдания закончились.
Ученик взвыл, рухнул на колени и стал биться головой о землю.
Часть 13
Алексей Нилов
Мелочи прельщают
легкомысленных.
Овидий
После успешного раскрытия убийства Бывалого, Нилов наконец-то получил от Мухоморова «добро» на операцию «Покупатель». Он решил начать ее с разработки фотографа-непоседы, наиболее вероятного с его точки зрения из кандидата в похитители.
Он пришел в студию подозреваемого.
Фотограф с торопливой угодливостью поднялся навстречу иностранцу. Нилов впервые увидел фигуранта по делу вживую. До этого он имел представления о них по расплывчатым изображениям с камер видеонаблюдения и казенных фото из паспортов.
Фотограф оказался колоритным типом. Его внешний вид был словно цитата из общих мест. Длинные волосы собраны в кокетливый хвостик. Яркий свитер, джинсы, живописно порванные согласно моде. В манерах, словах проскальзывала какая-то тщательно продуманная небрежность.
Нилов, старательно имитируя акцент, попросил показать фотографии красивых русских девушек. Фотограф понимающе улыбнулся. Сначала положил на стол снимки девушек в вечерних платьях, потом в игривых маячках. А потом топлес. На тонких торсах неестественно тяжеловесно выглядела грудь, как будто девушка ее только что надела.
