Арсен Люпен

Идея исходила от Ганимара. С его точки зрения, ни о сообщничестве, ни о случайности тут не могло быть и речи. Бодрю оказался игрушкой в руках Арсена Люпена, использовавшего беднягу с необыкновенной ловкостью. Бодрю освободили, но через него можно было добраться до Арсена Люпена или по меньшей мере до кого-нибудь из его окружения.

В помощь Ганимару выделили двух полицейских – Фольанфана и Дьези. И вот туманным январским утром перед Бодрю Дезире распахнулись двери тюрьмы.

Он замешкался и пошел, не имея, видно, никакого представления, чем теперь заняться. Прошел улицу Санте, затем Сен-Жак. У лавки старьевщика он снял жилет, продал его за несколько су, надел куртку и удалился.

Бодрю перешел на другой берег Сены. Около Шатле его обогнал омнибус. Он хотел сесть в него. Но свободных мест не оказалось. Контролер посоветовал ему купить билет, и Бодрю вошел в зал ожидания.

В этот момент Ганимар подозвал своих помощников и, не сводя глаз с кассы, быстро сказал им:

– Остановите коляску… нет, две, так надежнее. Я поеду с одним из вас, мы проследим за ним.

Полицейские бросились выполнять приказ. Бодрю, однако, не показывался. Ганимар вошел в зал ожидания: никого.

– Какой же я идиот! – прошептал он. – Забыл о втором выходе.

И в самом деле, зал ожидания коридором соединялся с аналогичным помещением на улице Сен-Мартен. Ганимар кинулся туда. Добежал как раз вовремя, чтобы увидеть Бодрю на империале «Батиньоль – Ботанический сад», поворачивающем за угол улицы Риволи. Ганимар побежал и догнал омнибус. Но потерял своих агентов. Теперь придется одному продолжать слежку.

В гневе он чуть не схватил Бодрю за воротник. Разве не преднамеренно, посредством простой, но хитроумной уловки этот, с позволения сказать, кретин увел его от помощников?

Инспектор посмотрел на Бодрю. Тот похрапывал на лавке, и его голова раскачивалась справа налево. Рот чуть приоткрыт, на лице – немыслимо тупая гримаса. Нет, такому противнику уж никак не провести старого Ганимара. Просто ему помог случай, и все.

На перекрестке у Галери Лафайет мужчина пересел из омнибуса в трамвай, отправлявшийся к Ая-Мюэт. Проехав по бульвару Османа и проспекту Виктора Гюго, Бодрю вышел лишь у станции метро «Ля Мюэт» и развязной походкой направился к Булонскому лесу. Он бесцельно бродил по аллеям еще час. Утомившись, он сел на скамейку на берегу маленького, затерянного среди деревьев озера, это место было совершенно безлюдным. Прошло еще полчаса и, потеряв терпение, Ганимар решил начать разговор.

Он подошел к скамье и сел рядом с Бодрю. Зажег сигарету, концом трости нарисовал несколько кругов на песке и сказал:

– Что-то прохладно.

Молчание. И вдруг в тишине раздался взрыв хохота, но хохота веселого, довольного – так смеется помирающий со смеху ребенок, когда не в силах сдержаться. Ганимар ощутил, как волосы на голове встают дыбом. Этот безудержный демонический смех так хорошо ему знаком!..

Резким движением он схватил мужчину за лацканы пиджака, пристально всмотрелся в его лицо, но перед Ганимаром был не тот человек, которого он видел в зале суда. Точнее, это был он, но в то же время другой, настоящий.

Ганимар пытался разглядеть исхудавшие черты лица под слоем грима и постепенно узнавал искрящиеся жизнью глаза. То были глаза и рот другого человека, а главное – выражение лица: проницательное, живое, насмешливое, умное, такое безмятежное и молодое!

– Арсен Люпен, Арсен Люпен, – пробормотал инспектор.

И вдруг в припадке злости он сомкнул руки вокруг его шеи. Несмотря на свои пятьдесят лет, Ганимар обладал еще недюжинной силой, тогда как его противник казался довольно хилым. Какая это будет победа, если удастся отвести Люпена назад!

Борьба длилась недолго. Арсен Люпен с трудом защищался, но вдруг правая рука полицейского повисла, как плеть, и одеревенела.

– Если бы на набережной Орфевр вас обучали джиу-джитсу, – заявил Люпен, – вы бы знали, что этот прием по-японски называют уди-шаги.

И холодно добавил:

– Еще секунда, и рука была бы сломана, впрочем, вы получили бы по заслугам. Подумать только, старый друг, которого я так уважаю, кому я, не раздумывая, открываю свое инкогнито, злоупотребляет моим доверием! Плохо… Ну, говорите, что там у вас?

Ганимар молчал. Он считал себя виновным в случившемся побеге. Разве не он своим сенсационным свидетельством ввел правосудие в заблуждение? Да, этот побег ляжет позорным пятном на его карьеру. К седым усам скатилась слеза.

– Боже мой, Ганимар, не расстраивайтесь: не вы, так кто-нибудь другой сказал бы то же самое, я бы устроил это. Полноте, не мог же я допустить, чтобы приговорили Бодрю Дезире?

– Значит, – прошептал Ганимар, – там сидели вы? И здесь тоже вы!

– Я, всегда я и только я.

– Невероятно.

– О! Для этого вовсе не надо быть колдуном. Достаточно, как сказал наш славный председатель, потренироваться с десяток лет и будешь готов к любым неожиданностям.

– Ну а лицо, глаза?

– Вы же прекрасно понимаете: уж если я полтора года проработал в Сен-Луи с доктором Альтье, то вовсе не из любви к искусству. Я решил, что тот, кто однажды будет иметь честь называть себя Арсеном Люпеном, должен освободиться от диктата естественных законов, определяющих внешний вид и характер. Внешность? Ее ведь можно изменять по своему усмотрению. Одна подкожная парафиновая инъекция – и кожа вздуется. Пирогалловая кислота превратит вас в могиканина. Сок чистотела украсит вас лишаями и опухолями в лучшем виде. Один химический препарат воздействует на рост бороды и волос, другой – на тембр голоса. Прибавьте к этому два месяца диеты в камере № 24 и тысячу раз повторенные упражнения, чтобы рот открывался именно с такой вот ухмылкой, чтобы голова привыкла держаться немного набок, а спина сгибалась под нужным углом. Наконец, пять капель атропина в глаза, чтобы получился блуждающий, отстраненный взгляд, – и дело в шляпе.

– Я не понимаю, как надзиратели…

– Превращение происходило постепенно. Они не могли заметить ежедневных изменений.

– Ну а Бодрю Дезире?

– Бодрю существует. Бедняга здесь совсем ни при чем. Я познакомился с ним в прошлом году, и действительно в некотором сходстве со мной ему не откажешь. На случай ареста – а он всегда возможен – я устроил его в надежном месте и прежде всего занялся выявлением черт, отличающих нас друг от друга, чтобы сделать их, насколько возможно, незаметными в моем внешнем облике. Мои друзья устроили так, чтобы он провел ночь в полицейском участке и был выпущен примерно в тот же час, когда выходил я, чтобы это совпадение легко было установить. Необходимо было оставить след его пребывания в участке, иначе правосудие попыталось бы узнать, кто я такой. Тогда как, преподнеся им этого чудного Бодрю, оно неизбежно, слышите, неизбежно должно было ухватиться за него и, несмотря на непреодолимые трудности при подобной подмене, предпочло бы скорее поверить в нее, нежели расписаться в своем бессилии.

– Да-да, действительно так, – прошептал Ганимар.

– И потом, – воскликнул Арсен Люпен, – у меня в руках был потрясающий козырь, подсунутый мною с самого начала: всеобщее ожидание моего бегства. Вот она, грубая ошибка, допущенная вами и остальными в затеянной мною захватывающей игре с правосудием, где ставкой была моя свобода: вы в очередной раз предположили, что я действую из фанфаронства и опьянен своими успехами. Чтобы я, Арсен Люпен, был так мелок! И так же, как в деле Каорна, вы не сказали себе: «Если Арсен Люпен кричит на весь мир, что убежит, значит, у него есть причины, вынуждающие сделать это». Черт возьми, поймите же, что для того, чтобы бежать… не убегая, надо было заставить всех заранее поверить в это бегство, мой побег должен был стать догмой, абсолютной убежденностью, истиной, непреложной, как солнечный свет. Так все и произошло, в соответствии с моим планом. А когда вы встали и сказали: «Этот человек не Арсен Люпен», было бы противоестественным, если бы все тут же не поверили этому. Если бы хоть один человек усомнился, хотя бы один осмелился возразить: «А вдруг это все же Арсен Люпен», в ту же минуту я бы погиб. Достаточно было наклониться ко мне, но не с мыслью о том, что я не Арсен Люпен, то, несмотря на все мои ухищрения, меня бы узнали. Но я был спокоен, потому что эта простая идея никому не могла прийти в голову.

Вдруг он схватил полицейского за руку.

– Ну признайтесь, Ганимар, через неделю после нашего разговора в Санте вы ведь ждали меня в четыре часа у себя дома, как я вас просил?

– А ваш тюремный фургон? – сказал Ганимар, избегая ответа.

– Блеф! Мои друзья подлатали и подменили старый, вышедший из строя фургон, они хотели освободить меня с его помощью. Но я знал, что план с фургоном совершенно негоден для побега, если только не произойдет удачное стечение обстоятельств. Однако решил, что будет полезно придать побегу как можно большую огласку. Дерзость первой попытки гарантировала успех второй, ибо все поверили, что он уже произошел.

– То же самое с сигарой…

– С сигарой и ножом.

– А записки?

– Их тоже написал я.

– А таинственная корреспондентка?

– Мы с ней одно целое. Ведь для меня изменить почерк – пара пустяков.

Ганимар секунду подумал и возразил:

– Но как же могло случиться, что в антропометрической службе, когда достали карточку Бодрю, никто не заметил ее сходства с карточкой Арсена Люпена?

– Карточки Арсена Люпена не существует.

– Ну и ну!

– Или в лучшем случае она фальшивая. Эту проблему я долго изучал. Система Бертильона^[5] включает прежде всего визуальные данные, а затем уже измерения: головы, пальцев, ушей и т. д. Вы сами видите, что этот метод не безупречен, здесь уж ничего не поделаешь.

– Значит?

– Значит, пришлось заплатить. Еще до моего возвращения из Америки один из сотрудников этой службы согласился вписать ложные данные в мою карточку. Этого достаточно, чтобы вся система рухнула, и чтобы карточка попала совсем в другой ящик. Следовательно, карточка Бодрю не могла быть рядом с карточкой Арсена Люпена.

Опять воцарилось молчание, затем Ганимар спросил:

– А теперь что вы намерены делать?

– Теперь, – воскликнул Люпен, – я собираюсь отдохнуть, наесться до отвала и постепенно снова стать самим собой. Очень приятно побыть Бодрю или кем-то другим, сменить свою сущность, как рубашку, выбрав ту или иную внешность, голос, взгляд, почерк. Но порой после всего этого бывает трудно узнать самого себя, что довольно грустно. Сейчас я испытываю нечто подобное тому, что чувствует человек, утративший свою тень. И пытаюсь найти себя… вновь обрести свое «я».

Он прошелся взад-вперед. Дневной свет сменился легкими сумерками. Люпен остановился перед Ганимаром.

– Нам, полагаю, больше нечего сказать друг другу?

– Да, – ответил инспектор, – я хотел бы знать, откроете ли вы правду о вашем бегстве… Ошибка, допущенная мною…

– О! Никто никогда не узнает, что вы отпустили Арсена Люпена. Я слишком заинтересован в том, чтобы с моим именем были связаны самые загадочные тайны, и потому не хочу лишать это бегство его фантастического ореола. Ничего не бойтесь, мой добрый друг, и прощайте. Сегодня вечером я ужинаю в городе, а мне еще надо успеть переодеться.

– А я уж поверил, что вы горите желанием отдохнуть.

– Увы! Есть светские обязанности, которых невозможно избежать. Отдых начнется завтра.

– А где состоится ужин?

– В английском посольстве.

Таинственный пассажир

Накануне я распорядился, чтобы мой автомобиль перегнали в Руан по шоссе. А сам поехал на поезде, собираясь пересесть там за руль и отправиться к друзьям, которые живут на берегу Сены. Однако в Париже, за несколько минут до отправления, в мое купе ввалилось семеро мужчин; пятеро из них курили.

И хотя в скором поезде ехать предстояло недолго, перспектива провести все это время в такой компании меня не радовала, тем более что наш вагон был старой конструкции, и в нем не было коридора. Так что я взял пальто, газеты, свой путеводитель и сбежал в одно из соседних купе.

При моем появлении женщина, находившаяся в купе, так передернулась от досады, что я не мог этого не заметить, затем склонилась к мужчине, стоявшему на подножке, – наверное, мужу, провожавшему ее на вокзале. Этот господин оглядел меня, но осмотр, видимо, завершился в мою пользу, так как он с улыбкой, словно успокаивая напуганного ребенка, что-то тихо сказал жене. После этого она по-дружески улыбнулась, будто поняла, что я принадлежу к той породе галантных мужчин, с которыми женщина может провести два часа в запертой коморке – шесть шагов в длину, шесть в ширину – без всякой опаски.

Муж сказал ей:

– Не сердись, дорогая, но у меня неотложная встреча, я не могу больше ждать.

Он нежно поцеловал ее и ушел, а женщина посылала ему вслед воздушные поцелуи и махала платком.

Но вот раздался свисток. Поезд тронулся. Именно в этот момент, несмотря на сопротивление проводников, дверь открылась, и в нашем купе появился мужчина. Моя спутница, раскладывавшая вещи, вскрикнула от страха и упала на сиденье.

Я не был трусом, но, признаться, такие вторжения в последнюю минуту всегда неприятны. Они воспринимаются превратно, кажутся не очень естественными. Так и ждешь какого-нибудь подвоха…

Однако внешность новоприбывшего и его манеры сгладили неприятное ощущение, вызванное его появлением. Элегантен, модный галстук, чистые перчатки, красивое лицо.

Черт возьми, где-то я его видел, но где? Во мне как будто проснулось воспоминание, которое обычно остается после многократного созерцания портрета. И в то же время я чувствовал, что рыться в памяти бесполезно, настолько это воспоминание было зыбким и расплывчатым.

Переключив свое внимание на даму, я был поражен тем, как она побледнела и как исказились черты ее лица. Она смотрела на нашего попутчика с откровенным ужасом, и я заметил, что ее дрожащая рука потянулась к маленькому саквояжу, лежавшему на сиденье в двадцати сантиметрах от нее. В конце концов она дотянулась до него и нервным движением прижала к себе.

Наши взгляды встретились, и я увидел в ее глазах такую боль и тревогу, что, не удержавшись, спросил:

– Вы плохо себя чувствуете, мадам? Не открыть ли окно?

Ничего не ответив, она испуганно указала мне на нашего спутника. Я улыбнулся так же, как ранее ее муж, и знаками объяснил, что ей нечего бояться, ведь я нахожусь рядом и что этот господин, кажется, совсем не опасен.

В этот момент он обернулся, оглядел нас с ног до головы, затем забился в свой угол и больше не шевелился.

Стало тихо, но дама, видимо, собрав всю свою энергию перед отчаянным шагом, прошептала мне еле слышным голосом:

– Знаете ли вы, кто находится в нашем купе?

– Кто?

– Это же он… он… я вас уверяю.

– Кто он?

– Арсен Люпен.

Она не спускала глаз с пассажира, который надвинул кепку на лицо. Для того чтобы скрыть замешательство или просто-напросто собирался заснуть?

Я попытался возразить даме:

– Арсена Люпена вчера заочно приговорили к двадцати годам каторжных работ. И маловероятно, что уже сегодня он будет настолько опрометчив, чтобы показаться на людях. Кроме того, газеты, если не ошибаюсь, сообщили, что этой зимой, после нашумевшего побега из Санте, его видели в Турции.

– Он едет в нашем поезде, – повторила дама, стараясь говорить громче, явно для того, чтобы ее услышал наш спутник, – мой муж заместитель начальника управления исправительных учреждений, и сам комиссар вокзала сообщил нам, что ищут Арсена Люпена.

– Это еще не основание…

– Его видели в зале ожидания. Он взял билет до Руана, в первый класс.

– Но ведь его легко было арестовать.

– Он исчез. Контролер у входа в зал ожидания не видел его, предполагают, что он прошел через пригородный перрон и зашел в экспресс, который отходит на десять минут позже нашего поезда.

– В таком случае его, наверное, там и взяли.

– А если в последний момент он выпрыгнул из своего вагона и перебрался сюда, на наш поезд… вполне вероятно?

– Значит, его схватят здесь. Служащие вокзала и полицейские не могли не заметить этого скачка из одного поезда в другой, и когда мы прибудем в Руан, его непременно поймают.

– Его – никогда! Он опять найдет способ улизнуть.

– В таком случае я желаю ему счастливого пути!

– Но до тех пор он такого натворит!

– Что именно?

– Откуда мне знать? Тут можно ожидать чего угодно!

– Действительно, бывают любопытные совпадения… – бросил я ей как бы невзначай. – Но успокойтесь. Даже если Арсен Люпен едет в одном из вагонов этого поезда, вести себя он будет очень смирно; и чтобы не навлечь на свою голову новых неприятностей, наверное, будет думать только о том, как бы избежать угрожающей ему опасности.

Мои слова нисколько не успокоили ее. Тем не менее она промолчала, не желая, видимо, показаться бестактной.

Я же стал перелистывать газеты и прочел отчеты о процессе Арсена Люпена. Поскольку в них не содержалось ничего нового, они меня не слишком заинтересовали. Кроме того, я не выспался, поэтому скоро почувствовал, как веки мои тяжелеют, а голова клонится набок.

– О, месье, не надо спать!

Дама вырвала из моих рук газету и сердито посмотрела на меня.

– Конечно, – ответил я, – я и не собирался.

– Это было бы крайне неосторожно, – заметила она.

– Крайне неосторожно, – повторил я.

И после ее замечания я изо всех сил боролся со сном, цепляясь взглядом за окружающий пейзаж. Но вскоре все это растворилось, образы возбужденной дамы и дремлющего господина вылетели из моей головы, по всему телу разлилось спокойствие, и я погрузился в сон. Я видел расплывчатые и легкие сны, в которых центральное место занимал персонаж, игравший роль и носящий имя Арсена Люпена. Он забирался в окна и опустошал замки, унося с собой драгоценности. Но силуэт этого человека, который уже не был Арсеном Люпеном, становился все четче и в конечном итоге очутился прямо передо мной.

Острая боль… душераздирающий крик. Я проснулся из-за того, что мужчина сжимал мне горло, придавив коленом грудь. Женщина забилась в угол и корчилась в нервном припадке. Я не успел начать сопротивляться, силы стремительно покидали тело, в висках стучало, не хватало воздуха… Еще минута, и наступило бы удушье.

Мужчина, видно, почувствовал это и отпустил мое горло. Однако, не отодвинувшись ни на йоту, правой рукой он вытащил веревку с заранее подготовленной петлей и резким движением стянул мне запястья. В одну секунду я оказался связан и с кляпом во рту.

Все манипуляции он проделал с ловкостью профессионального вора и преступника. Ни одного слова, ни одного лихорадочного движения. И вот я сижу в купе, связанный, как мумия. Я! Арсен Люпен!

Смех, да и только! Оказавшись в сложной ситуации, я не мог не оценить ее комизм. Облапошить Арсена Люпена как первоклашку! Обобрать как последнего простофилю, бандит, конечно же, не побрезговал моим кошельком! Арсен Люпен – одураченная жертва. Вот так история!

Грабитель, не обращая внимания на даму, схватил ее сумочку, валявшуюся на ковре, и вынул из нее все драгоценности и кошелек. Женщина, дрожа от страха, сняла свои кольца и протянула бандиту, после этого потеряла сознание.

С прежним холоднокровием мужчина вернулся на свое место, закурил сигарету и приступил к тщательному осмотру своей наживы, которая, судя по всему, удовлетворила его. Я же был удовлетворен значительно меньше. И дело тут не в двенадцати тысячах франков, которых меня столь бесцеремонно лишили: с этой потерей я смирился, но ненадолго, потому что не сомневался, что деньги вернутся ко мне в самое ближайшее время, как и те важные бумаги, что оказались у мужчины: планы, расчеты, адреса, списки корреспондентов, компрометирующие письма. В этот момент у меня был более серьезный, первоочередной повод для беспокойства.

Что произойдет дальше?

Как вы понимаете, суматоха, вызванная моим появлением на вокзале Сен-Лазар, не ускользнула от меня. Отправляясь в гости к друзьям, которые знали меня под именем Гийома Берла и добродушно подтрунивали над моим сходством с Арсеном Люпеном, загримироваться как следует я не мог, потому-то и поднялась шумиха. Более того, видели человека, перескочившего из экспресса в поезд. Кто же это мог быть, как не Арсен Люпен? Следовательно, комиссар Руана, предупрежденный телеграммой, в сопровождении внушительного отряда полицейских неизбежно окажется на перроне в ожидании поезда, будет расспрашивать о всех подозрительных пассажирах и тщательно обследует каждый вагон.

Все это я предвидел, но особенно не беспокоился, будучи уверенным в том, что полиция Руана не прозорливее парижской и я сумею проскочить незамеченным. Разве недостаточно было бы при выходе из вагона небрежно показать свое депутатское удостоверение, благодаря которому я уже внушил полное доверие контролеру на вокзале Сен-Лазар? Но обстоятельства изменились. И ни один из моих обычных трюков теперь не поможет. В одном из вагонов комиссар обнаружит господина Арсена Люпена, посланного ему счастливым случаем, связанного по рукам и ногам, смирного, как овечка. Полицейскому останется только получить груз, как получают на вокзале адресованную вам почтовую посылку или корзину с овощами и фруктами.

Но как же мне избежать столь неприятной развязки?

Поезд, оставив позади Вернон и Сен-Пьер, мчался в сторону Руана, последней станции.

Занимала меня и другая проблема, хотя прямого отношения ко мне она не имела, но пробуждала чисто профессиональное любопытство. Какие были намерения нашего спутника?

Если бы я был один, в Руане он бы успел совершенно спокойно выйти из вагона и скрыться. Но дама? Стоит двери купе открыться, как она, послушная и тихая в данный момент, станет звать на помощь. Вот что меня и удивило! Почему он не связал ее так же, как меня, ведь это позволило бы ему бесследно испариться до того, как обнаружилось бы его двойное злодеяние?

Наш спутник по-прежнему курил, уставившись в окно, которое несмелые капли дождя начинали разрисовывать длинными косыми линиями. Один раз он все же пошевелился, взял мою железнодорожную карту и что-то проверил по ней. Дама продолжала старательно изображать обморок, но приступы кашля, вызванные дымом, выдавали ее. Мне же было совсем не по себе, нещадно ныли суставы. Я лихорадочно прикидывал, что делать дальше.

Пон-де-л'Арш, Уассель… Поезд стремительно мчался вперед, опьянев от скорости, стучали колеса. Сент-Этьен… В этот момент мужчина встал и подошел к нам, на что дама поспешила отреагировать новым криком и непритворным обмороком.

Что же задумал наш попутчик? Он открыл окно, дождь лил теперь как из ведра, мужчина чуть отстранился, раздраженный тем, что у него нет ни зонтика, ни пальто. Бросил взгляд на дамский зонтик, затем одел мое пальто. Поезд продолжал мчаться над Сеной. Бандит подвернул брюки, а затем приподнял дверную задвижку. Он что, собрался выпрыгнуть на ходу?! При такой скорости мужчина неизбежно погибнет. Поезд ворвался в туннель, проходящий под холмом Сент-Катрин. Преступник приоткрыл дверцу, нащупал ногой первую ступеньку. Какое безумие! Тьма, дым, грохот… Абсурдность подобной попытки казалась очевидной. Но вдруг поезд замедлил ход, а через минуту состав уже двигался медленно, затем – еле-еле. По всей видимости, в этой части туннеля велись работы по укреплению свода, отсюда и необходимость замедлить ход поезда; вероятно, работы начались лишь несколько дней назад, и это было известно нашему попутчику.

Ему оставалось поставить другую ногу на верхнюю ступеньку и спуститься, не забыв предварительно опустить щеколду и запереть дверцу. Едва он исчез, поезд выехал в долину. Еще один туннель, и мы уже в Руане.

Дама тут же пришла в себя и принялась оплакивать утраченные драгоценности. Я взглядом ей дал понять, что задыхаюсь, и она освободила меня от кляпа. Затем хотела развязать путы, но я воспротивился.

– Нет-нет, пусть полиция увидит все, как есть. Я хочу, чтобы они знали, что сделал этот негодяй.

– А может быть, мне нажать на стоп-кран?

– Слишком поздно, это надо было делать, когда он набросился на меня.

– Но он мог меня убить! О, месье! Я же говорила вам, что Арсен Люпен едет в нашем поезде! Я узнала его по портрету. А теперь он убежал, прихватив с собой мои драгоценности.

– Его найдут, не беспокойтесь.

– Найти Арсена Люпена? Невозможно!

– Это зависит от вас, мадам. Послушайте, как только мы приедем, зовите на помощь, в нескольких словах расскажите обо всем, что вы видели: о нападении, жертвой которого я стал, и о бегстве Арсена Люпена, опишите его, упомянув о кепке, женском зонтике и сером приталенном пальто.

– Вашем пальто, – уточнила она.

– Как моем? Нет, его. У меня не было пальто.

– Мне показалось, что, когда он вошел, тоже был без пальто.

– Да, конечно… если только ранее кто-нибудь не забыл свою одежду в купе. Во всяком случае, когда он убегал, на нем было серое приталенное пальто, и это главное. Забыл! Сначала назовите свое имя, положение вашего мужа подстегнет усердие местной полиции.

Поезд начал приближаться к перрону, дама уже высунулась из дверцы, тогда я заговорил твердым, почти повелительным тоном, чтобы мои слова хорошенько запечатлелись у нее в памяти:

– Назовите и мое имя, Гийом Берла. Если надо, скажете, что я ваш знакомый. Это позволит нам выиграть время. Нужно быстрее покончить с предварительным расследованием, потому что главное – погоня за Арсеном Люпеном и ваши драгоценности… Вы не ошибетесь, не правда ли? Гийом Берла, друг вашего мужа.

– Договорились… Гийом Берла.

Размахивая руками, она уже звала на помощь. Едва поезд остановился, и уже какой-то господин в сопровождении нескольких человек поднялся в вагон. Час икс настал.

Задыхаясь, дама воскликнула:

– Арсен Люпен… он набросился на нас… украл мои драгоценности… Я мадам Рено… Мой муж – заместитель начальника управления тюрем. О! Посмотрите, вот как раз и мой брат, Жорж Ардель, директор Руанского банка, вы должны его знать…

Она вцепилась в подошедшего молодого мужчину, с которым поздоровался полицейский комиссар, и срывающимся голосом продолжала:

– Когда месье заснул, Арсен Люпен набросился на него и начал душить… Месье Берла, друг моего мужа.

– Но где же Арсен Люпен? – спросил комиссар.

– Он выпрыгнул из поезда в туннеле, за Сеной.

– Вы уверены, что это был он?

– Уверена ли я? Конечно, я его узнала. К тому же его видели на вокзале Сен-Лазар. На нем была кепка.

– Да нет… шляпа из жесткого фетра, как вот эта, – поправил ее комиссар, показав на мою шляпу.

– Кепка, я уверена, – повторила мадам Рено, – и серое приталенное пальто.

– Действительно, – пробормотал комиссар, – в телеграмме упомянуто серое пальто, приталенное и с черным бархатным воротником.

– Верно, с черным бархатным воротником, – торжествующе воскликнула мадам Рено.

Я облегченно вздохнул. О! Моя храбрая, моя великолепная спутница, как вы оказались кстати!

Тем временем полицейские освободили меня от пут, и я, как подобает человеку, который долгое время просидел в неудобной позе, прикладывая платок к окровавленным губам, сказал комиссару ослабевшим голосом:

– Месье, это был Арсен Люпен, сомнений нет. Если не мешкать, его еще можно поймать. Надеюсь, что смогу быть вам чем-то полезен.

Вагон, который стал местом преступления, был отцеплен от состава, а поезд отправился дальше, в Гавр. Нас повели в кабинет начальника вокзала сквозь толпу любопытных, заполнивших перрон. Я легко могу найти предлог, чтобы удалиться, найти свой автомобиль и бежать, потому что дальнейшее ожидание было опасным. Достаточно было какого-нибудь инцидента или новой телеграммы из Парижа, и я пропал. Да, но мой вор? Оказавшись в незнакомом месте и без средств, я вряд ли могу его найти.

«Что ж! Рискнем, – подумал я, – и останемся. Партию выиграть будет трудно! Но ставка того стоит».

Нас попросили еще раз повторить показания, поэтому я сказал:

– Господин комиссар, сейчас Арсен Люпен опережает нас. Мой автомобиль стоит во дворе. Если вы окажете мне честь и сядете в него, мы попытаемся…

Комиссар хитро улыбнулся:

– Идея неплоха… настолько неплоха, что уже осуществляется.

– О!

– Да, месье, некоторое время назад два моих сотрудника уже отправились на велосипедах…

– Но куда?

– К выходу из туннеля. Там они будут искать следы Арсена Люпена и соберут свидетельские показания.

Я лишь пожал плечами.

– Ваши сотрудники ни следов не найдут, ни показаний не соберут.

– Неужели?

– Люпен позаботился о том, чтобы никто не увидел, как он выходит из туннеля. Он доберется до ближайшей дороги и оттуда…

– И оттуда – в Руан, где мы его и поймаем.

– Он не собирается в Руан.

– Значит, будет бродить в его окрестностях, здесь мы тоже чувствуем себя уверенно.

– Он не останется в окрестностях.

– Да ну! И где же он будет прятаться?

Я достал часы и сверил время.

– В настоящее время Арсен Люпен находится неподалеку от вокзала Дарнеталь. В десять часов пятьдесят минут, то есть через двадцать две минуты, на Северном вокзале он сядет в поезд, следующий из Руана в Амьен.

– Вы полагаете? Но откуда вам это известно?

– О! Все очень просто. В купе Люпен изучал мою железнодорожную карту. Зачем? Чтобы узнать, нет ли неподалеку от того места, где он высадится, другой линии железной дороги. Я тоже изучал эту карту, вот почему у меня появилась эта идея.

– Прекрасно, месье, – сказал комиссар, – великолепная догадка. Какая компетентность!

Но, увлекшись своей игрой, я допустил оплошность, продемонстрировав свою излишнюю осведомленность. Теперь полицейский рассматривал меня с удивлением, казалось, им овладело какое-то смутное подозрение. Фотографии, разосланные повсюду полицией, были плохого качества, Арсен Люпен выглядел на них совсем не похожим на того человека, что стоял перед комиссаром, и узнать его было невозможно. И все же полицейский был чем-то озабочен. Еще минуту все молчали, настороженность повисла в воздухе и не давала продолжить разговор. Меня пробрала дрожь и стало как-то не по себе. Неужели удача отвернется от меня? Овладев собой, я засмеялся.

– Господи, неужели вы не понимаете, что я хочу получить назад свой бумажник?! И если бы вы согласились отпустить меня в погоню с двумя вашими сотрудниками, то вместе мы смогли бы …

– Прошу вас, господин комиссар, – воскликнула мадам Рено, – послушайте господина Берла!

Вмешательство моей прекрасной попутчицы решило дело. Фамилия Берла в устах жены влиятельного человека действительно становилась моей и удостоверяла мою личность настолько, что никакие подозрения были недопустимы. Комиссар сказал:

– Уверяю вас, месье Берла, я так же, как и вы, заинтересован в аресте Арсена Люпена.

Он проводил меня до автомобиля, в который вместе со мной сели еще два сотрудника полиции, Оноре Массоль и Гастон Деливе. Я занял место за рулем, механик завел мотор. Через несколько секунд мы покинули вокзальную площадь. Я был спасен!