Дегустация Индии

Народы озабоченно ставят друг друга на счетчик! Его тиканье слышно уже по всей планете… Конечно, услышав это, хочется сразу предъявить счет Европе за монголо-татарское иго и победу над фашистской Германией, и тогда нефтегазовый доход остался бы нам на шпильки…

Есть еще одна скромная идея. Профессор права Гарвардского университета Чарльз Олгитри и президент Института афроамериканских исследований Генри Льюис, создавая коллективные иски от потомков рабов, утверждали, что нынешняя «социальная слабость» потомков рабов корнями уходит в тот период истории США, когда невольники были лишены элементарных гражданских прав. Мне понравилась формулировка, с ней всем женщинам планеты легко выиграть финансовый иск ко всем мужчинам планеты! Вот бы справедливость воцарила!

– Шумит, есть организации, готовые вчинить Великобритании иск за колониальный ущерб. В какие суммы ты мог бы его оценить как финансовый аналитик? – спрашиваю я.

– Ты предлагаешь оценить упущенную выгоду задним числом. Какая была бы Индия, если бы там не было следов англичан, моголов, гуннов и даже Александра Македонского? Риторический вопрос. Недавно одна исламская организация в Индии пыталась отсудить всю выручку от посещения туристами Тадж-Махала, мотивируя иск тем, что, мол, император Шахаджахан был мусульманином. Суд не удовлетворил иск.

– Иски предъявляют не за то, что построили, а за то, что разрушили и уничтожили!

– Зачем копаться в дебрях истории? Наша культура была бы беднее, если бы разные национальности не трудились в ней в разные эпохи. Мне не нравится монокультура, она всегда нетерпима. А за счет скрещивания разных менталитетов мы стали только сильнее и глубже. Я настаиваю на том, что англичане нам многое дали, вернее, мы многое взяли у них, – упорствует Шумит.

– Может, вы говорите англичанам спасибо за все унижения и считаете, что вас не грабили, а просто окультуривали! Тогда, может, вы им за это заплатите?

– Язык общения изменился в современном мире. Индия сегодня занимает второе место по инвестициям в английскую экономику, а самый богатый человек в Великобритании – это сталелитейный магнат индус Лакшми Миттал. Недавно он купил «Криворожсталь». Никто из моих родственников, принимавших участие в освободительной борьбе, не считал, что британцы нам должны… Но я приветствую инициативу японцев и немцев, которые, предложив компенсацию жертвам и военнопленным Второй мировой войны, немного уменьшили угрызения совести. Одним словом:

 
…Индиец, ты гордость свою не продашь,
Пусть нагло глядит на тебя торгаш!
Он прибыл с Запада в этот край, —
Но шарфа ты светлого не снимай.
Твердо иди дорогой своей,
Не слушая лживых, пустых речей…
 

– писал Рабиндранат Тагор в чудовищно плохом переводе Николая Стефановича.

По отцу род Шумита из Читтагонга, который долго был португальской колонией, и считается, что, кроме бенгальской, у всей семьи течет еще и кровь португальских пиратов. Читтагонг – сейчас самый большой порт в Бангладеш, а тогда Бенгалия еще была не разделена пополам на индийский штат Западная Бенгалия и отдельное государство Бангладеш. А читтагонгский язык был гремучей смесью арабского, аракаанского, португальского, хинди и бенгальского.

В той самой, еще не разделенной Бенгалии прадед Шумита занимал пост главного судьи округа, несмотря на то что британцы редко допускали индусов в эшелоны власти. Его жена рано умерла, и бабушку Шумита с четырех лет воспитывали четыре помощника отца, называвшиеся «ордерли», и прислуга. Она доучилась до четвертого класса, чем страшно гордилась, потому что в то время девочкам не давали образования.

Впоследствии эти четыре класса помогли ей управлять огромным имением, доставшимся по линии мужа. Прадед Шумита по отцу носил титул Рай Бахадур, что на пенджабском означает Великий король. При моголах люди, имеющие это в составе имени, входили в верхушку властных элит. При британцах они были отодвинуты от власти и объединились в Орден Британской Индии.

Бабушка была властная красавица и с удовольствием рассказывала маленькому Шумиту, как сопровождала мужа в английский клуб, что было невиданным для роли индийской домохозяйки, а английские леди при виде ее изумлялись так, что, по ее выражению, «от волнения поправляли свои юбки».

Дедушка Шумита, ее муж, состоял на государственной службе, а свободное время посвящал творческим порывам. Он написал неизданную книгу про банковскую систему и придумал мобильную библиотеку: идея заключалась в перемещении определенного количества книг с места на место, для доступности чтения в самых глухих уголках страны. Шумит не знает, материализовал ли дедушка вторую идею, но рукопись «банковской книги» исчезла и не досталась ему по наследству, как и фамильные драгоценности.

Дедушка умер в еще несвободной Индии. Он оставил бабушку – слава богу, что та не устроила себе сати, – богатой вдовой с огромными землями, огромным домом и даже собственной горой. У бабушки с дедушкой было десять детей. Двое умерли в детстве, причем один – от бешенства из-за укуса мангуста.

У папы Шумита были брат и шесть сестер. Первой, закончив школу, учиться в Калькутту выпорхнула Калпана Датта и тут же бросилась в большую политику. Папа Шумита – Виджай поступил в Оксфорд на курс государственной администрации, но в последний момент не получилось поехать, возможно, из-за того, что Калпану Датта уже посадили в тюрьму, а дедушку освободили от государственной должности, как отца террористки!

Виджай ограничился университетом в Калькутте, в котором занял третье место в университете по экономике. У индусов при обучении всегда раздаются места, а оценки даже в школе происходят по стобалльной системе. Кстати, его однокурсник, занявший первое место по экономике, в 1999 году получил Нобелевскую премию.

За Виджаем в Калькутту из Читтагонга выпархивали остальные дети, и после смерти дедушки бабушка долго оставалась охранять имение одна. Потом при кровавом разделении страны дом и земли забрали. Пенджабцы в этой ситуации получили компенсацию от правительства за имущество, бенгальцы – нет. Бабушка приехала в Калькутту с чемоданом фамильных драгоценностей, когда ей было за семьдесят.

Дальнейшая биография чемодана темна и непонятна. Калпана Датта писала матери Шумита, что их украл друг ее сына Шураджа, того самого, что окончил ВГИК. Однако есть подозрение, что Шурадж, научившийся в России крепко пить, скормил чемодан зеленому змию. Так что и тут прослеживается «рука Москвы».

Итак, Калпану Датта, тетю Шумита, на которую я якобы похожа, посадили в тюрьму, когда ей было 17 лет. Она поступила в колледж им. Бетхуна в Калькутте и стала членом «Союза студенток». В этой антибританской организации ей поручили поставку тяжелых взрывчатых веществ из Калькутты и подготовку взрыва под зданиями суда и тюрьмы для освобождения лидеров освободительного движения.

Заговор был раскрыт, семнадцатилетней Калпане грозила смертная казнь. Прячась от полиции, она ходила в мужской одежде – ее бы не поймали, если бы не сдал кто-то из родственников. Арест, слава богу, произошел неожиданно. Подругу Калпаны по подполью, такую же юную девчушку, подготавливающую подобные взрывы, взяли менее стремительно, и она успела принять цианид.

Впоследствии тетя Калпана не отвечала Шумиту на вопрос, был ли у нее цианид, но воодушевленно рассказывала, что, скрываясь от полиции, выходила из дому только ночью. И это было ужасно страшно, потому что она боялась злых духов и привидений.

Суд смягчил приговор в силу пола и возраста преступницы и приговорил к пожизненному заключению. Калпана стала национальной героиней. Несмотря на осуждение террористических технологий освободительной борьбы, Махатма Ганди навестил ее в тюрьме. В той же тюрьме в нее влюбился британский офицер из начальства и сделал ей предложение. Это настолько оскорбило девичьи идеалы, что Калпана прилюдно дала ему пощечину. Кстати, слово «калпана» означает «воображение»!

Двоюродный дядя Шумита со стороны отца, Субодх Рой, и сейчас, в девяносто лет, активный деятель Коммунистической партии. Но не той, которую создал муж Калпаны – Пуран Чанд Джоши, а отпочковавшейся от нее и очень влиятельной в индийских регионах. Так вот Субодха Роя посадили в одну из самых страшных тюрем на Андаманских островах в 13 лет! Кровь читтагонгских пиратов и бенгальских бахадуров играла и в его жилах!

Он принимал активное участие в освобождении Читтагонга, отбитого на несколько дней у британской власти. Временное освобождение Читтагонга стало важным событием в освободительном движении страны, индийцы увидели, как они сильны, а британцы дрогнули. Повстанцы захватили оружейный склад, почту, телеграф и все средства коммуникации…

Я уже говорила, что тринадцатилетний Субодх Рой сбежал из дому с личным пистолетом отца и наяривал им в перестрелках с британской армией на горе Джалалабад. Это тоже тянуло на пожизненное заключение. А что такое индийская тюрьма, тема отдельной книги.

Несмотря на то что в ней обучают медитации для улучшения настроения и самочувствия заключенных, по отзывам правозащитников, индийская тюрьма и сейчас – это местечко, по сравнению с которым Освенцим выглядит оздоровительным курортом.

К вопросу о человеколюбивых нравах индийцев спешу напомнить, что максимальное число жертв несчастных случаев в тюрьмах планеты за всю историю человечества, зарегистрировано именно в Индии. В 1756 году по приказу правителя Бенгалии Сураджа Доула в камеру 5,5 на 4,2 метра стражники запихнули 145 мужчин и одну женщину. Через несколько часов в живых остались только 23 человека…

Примерно в одно и то же время Калпана и Субодх оказались в разных, но одинаково убедительных тюрьмах. Калпана сидела в Читтагонгской тюрьме, Субодх – на Андаманских островах. Поняв, что больше не увидят дочь в живых, дедушка и бабушка Шумита поехали к Рабиндранату Тагору, имя которого Брежнев выговаривал только с седьмой попытки.

Рабиндранат Тагор нажал на своего британского друга, тот на свои связи. Через некоторое время дедушке пришло от Тагора письмо с обещанием предпринять все меры для смягчения наказания. Тагор писал, что будет хлопотать за девушку так, как хлопотал бы за собственную дочь.

Благодаря этому Калпану выпустили через 6 лет в 1939 году. Выйдя из тюрьмы, она сдала экзамены в Калькуттский университет, вступила в Коммунистическую партию Индии и продолжила борьбу с британской властью. Большая политика – хорошее место для красивой девушки, Калпана вышла замуж за лидера Компартии Индии.

Однако роль номенклатурной жены была ей скучна, и она вернулась в Читтагонг для организации женского и крестьянского фронтов компартии. Потом неудачно участвовала на выборах в Бенгальское законодательное собрание и ушла из большой политики. Но недалеко. Она отправилась в Россию изучать русский язык и создала Всеиндийский институт русского языка, который имел центральный офис в Дели и ячейки по изучению русского языка по всей Индии.

– Она написала книгу «Мои воспоминания», – говорит Шумит, – но ее можно найти разве что у невестки Калпаны в Дели… Кстати, эта невестка известная журналистка и написала бестселлер.

– Про что? – спрашиваю я.

– Как раз про освободительное движение в Читтагонге… И за это получила государственную премию в области литературы имени Тагора! Книга называется очень по-индийски – «Сделай и умри»…

Все началось с письма профессорши Делийского университета Ранжаны Саксена про интервью. Общение со славистами входит в обязательную программу жизни писателя. В основном оно совершенно бессмысленно для писателя и совершенно осмысленно для слависта, поскольку если писатель не полный идиот, то своим интервью он наговорит солидные куски статей и научных работ слависта, избавив последнего от необходимости читать и думать.

Посему я предпочитаю встречи с журналистами, а не со славистами. Иностранный журналист хотя ничего и не поймет из твоего текста и переврет, что понял, но за счет тиража все-таки донесет до своего населения хоть какую-то русскую мысль.

Славистка-индианка постучалась в мою жизнь впервые, и я, естественно, преисполнилась священного трепета. Конечно же, вступила в переписку и через некоторое время в связи с ее приездом назначила встречу в любимом ресторане «Пушкин». Ранжана пришла раньше меня, и когда я спросила администратора у входа, ждет ли меня дама, администратор выдохнул:

– Не просто дама! Вас ждет индианка! Да еще какая красавица!

Ранжана пила кофе у окна и поражала воображение. Мало того что она была красивая, породистая и нежно-шоколадная, она еще была в изумрудном шелковом сари с золотой каймой! На фоне гипсовой стены ресторана «Пушкин» она сияла как индийская богиня на фреске.

Ранжана чудесно говорила по-русски, мы обсудили женскую литературу, российскую политику, дискриминацию женщин во всем мире… И когда выходили, администратор озабоченно спросил:

– Ей правда понравилось у нас?

Несмотря на то что ресторан «Пушкин» прошел тестирование на всех уровнях, было видно, что администратору на бессознательном уровне важно мнение красавицы в сари, словно она сертифицировала его на более жестких условиях, чем западные люди. В общении с жителем Индии всегда есть какое-то волшебство, и администратор не смог не поддаться ему.

Мы стали приятельствовать, что выражалось в редком интернетном общении. Ранжана что-то писала обо мне, составляла хрестоматию с моим участием, присылала с подружками невесомые индийские шарфы и получала в ответ их матрешечные аналоги.

Через пару лет Ранжана пригласила меня на конференцию в Дели. Я собралась ехать, но за неделю до вылета на меня стремительно обвалились очередные серьезные проблемы со здоровьем брата и очередной развод с очередным серьезным мужем.

– Ха, – сказал на это один продвинутый человек, – Индия пускает не всех! Значит, ты просто не готова к ней…

– Я не готова? Да я с рождения к ней готова! – надулась я.

– Посмотри на себя. Сейчас ты на сто процентов состоишь из обиды на людей, подставивших тебя на выборах в Госдуму. Ты даже с мужем из-за этого разводишься! Зачем Индии твоя эмоциональная грязь? Придешь в себя, она тебя позовет…

– Ничего себе…

– Есть масса духовно сырых и замороченных людей, которые хотят в Индию… но либо она их не пускает, либо там наказывает! Индия не кровожадна… но если видишь, что что-то мешает поездке, лучше остановись. Все равно или паспорт потеряешь, или на самолет опоздаешь, или заразу подцепишь… Запомни, во всем, что касается Индии, не бывает случайностей…

Смешно после этого говорить, что с Шумитом я познакомилась случайно. Шумит – физик по образованию, финансовый аналитик по профессии, у него какие-то свои отношения с цифрами. Я не умею работать с цифрами, но несколько уроков нумерологии научили меня их чувствовать… и сейчас это будет основанием навязать вам мою коллекцию. Тот, кто равнодушен к цифре 17, может сразу перевернуть страницу, остальных ненадолго «приглашаю в свое безумие»!

Я родилась 17 июля и коллекционирую нумерологически близких. Отдельное место в коллекции занимает фотограф Екатерина Рождественская, снимающая известных людей, стилизованных под персонажей известных картин, для журнала «Караван истории». Екатерина тоже родилась 17 июля 1957 года и имеет в своем нумерологическом коде, как и я, аж четыре семерки.

Несмотря на это, наше сотрудничество оказалось недолгим и жестоким. Катя «увидела» меня в качестве тетки с афиши Альбера Гийома «В театр „Ла Скала“». Градусов в сорок московской жары на меня навертели стеклянные шелка, палантин с горностаем, белые перчатки и многослойную, как торт «Наполеон», шляпу с перьевой отделкой.

Мало того, добиваясь портретного сходства, глаза и рот мне попытались уменьшить вдвое, а нос на компьютере стесали как выступ картошки ножом. После того как этот монстр простоял под камерами полчаса и никого не послал матом, Катя спросила:

– Ты в порядке? Обычно в такой ситуации мы уже меряем человеку давление и вызываем «скорую».

– Пока жива.

– Из тебя бы получилась хорошая натурщица.

– Это моя первая в жизни работа, – созналась я.

Два человека обнаружили мою первую профессию. Катя Рождественская и Никас Сафронов, когда рисовал портрет. Никас сформулировал это так:

– Человек, который не владеет этими навыками, мешает рисовать. Человек, который владеет, – помогает.

Надо сказать, что я занималась этим после девятого класса в мастерской скульпторов. И когда пожаловалась своему «духовному родителю» того времени, который был старше меня на четыре года и прочитал чуть больше ротапринтных изданий про то, что теперь называется трансперсональной психологией, он посоветовал:

– Ты просто оставь им тело, а сама займись чем-нибудь еще. Например, пиши стихи или путешествуй в страну, в которой еще не была. А если станет прохладно, добавь себе градус температуры. Самые простые медитации – это медитации по согреванию. Буддистские монахи могут голышом спать в снегу, запустив медитационную программу согревания…

Итак, 17… 17 июля, но в разные годы также родились писатель Борис Лавренев, царедворец Петр-Людвиг Пален, канцлерша Ангела Меркель, путешественник Миклухо-Маклай, писатель Бруно Ясенский, художник Айвазовский, Камилла Паркер-Боулз, министр образования и науки Фурсенко…

17 января родились Константин Станиславский, Антон Павлович Чехов, Аль Капоне, Мохаммед Али и Джим Керри.

17 февраля родились Агния Барто и поп Гапон.

17 марта родились Рудольф Нуриев, Екатерина Дашкова, Михаил Врубель, Борис Полевой и Лаврентий Берия.

17 апреля родились Шарль Бодлер, Олег Табаков, Рави Шанкар и Никита Хрущев.

17 мая родились Галина Старовойтова, Валерия Новодворская, историки Сергей Соловьев и Николай Костомаров, Симон Петлюра, Чингисхан и Хомейни.

17 июня родились Игорь Стравинский, Шарль Гуно, Михаил Светлов, Сергей Витте, Виктор Некрасов и Мартин Борман.

17 августа – Петр Шмидт, Муслим Магомаев и композитор Валерий Гаврилин, по слухам, мой дальний родственник.

17 сентября – Кен Кизи, Константин Циолковский, барон Дельвиг, Сергей Боткин и Михаил Коцюбинский.

17 ноября – Михаил Щепкин, Иван Пырьев, Август Мёбиус и Софи Марсо.

17 декабря – Даниил Хармс и Леонид Броневой…

Неопытный психоаналитик решит, что я написала повесть, чтобы хоть куда-то вставить эти фамилии; опытный нумеролог поймет, что они приведены к месту.

Шумит вроде бы родился 18 августа, но когда он стал поступать в школу, родителям пояснили, что это произошло 17 августа, за несколько секунд до полуночи. Индия ведь страна без паспортов. В ней, собственно, и метрики выдают только тем, кто родился в роддомах… так что если можно перепутать день рождения сына помощника губернатора наиболее интеллектуального штата, то уже можно все. Тем не менее Шумит тоже человек из моей коллекции рожденных семнадцатого.

Кстати, трепет по поводу числа 17 испытываю не одна я. В Москве, в Большом Головином переулке есть ресторан «Клуб 17», он находится в доме 17 и делает скидку 17 процентов посетителям, предъявившим цифру 17 в паспорте в качестве дня, а еще лучше – года рождения.

– Шумит, как у вас люди живут без паспортов? – изумляюсь я.

– А зачем человеку паспорт?

– Ну, не знаю… – Русский человек не может сразу ответить на такой вопрос. – Например, человек шел по улице, упал и умер… как узнать, кто он?

– Богатого родственники найдут по запросу в полицию, а бедный человек обычно далеко не уходит от дома – незачем. Если с ним что-то случится на улице, то соберется толпа и тут же узнает, кто и откуда он. У нас нет безучастных людей, и все немедленно включаются в проблемы другого.

– Сумасшедший дом…

– Наоборот! Нормальные человеческие отношения… это у вас главное бумажки, а не люди.

Премьер-министр Индии Манмохан Сингх, родившись в Пакистане, недавно, благодаря какому-то школьному архиву в Пакистане, сумел наконец узнать, когда у него на самом деле день рождения. А всю предыдущую жизнь он отмечал день рождения в придуманный день.

На заре отношений Шумит пришел на день моего рождения, который моя подруга поэтесса и шоу-вумен Любовь Воропаева помпезно организовала в помпезном казино. Понятно, что когда приглашено сто человек, подарки курганом сваливают в артистической среди зеркал, гримерных кисточек и костюмов выступающих. Потом их практически вилами грузят в багажник машины, затем умотанный именинник вяло разглядывает пакеты дома нетрезвым взглядом и, только покопавшись в них наутро, начинает визжать:

– Какая прелесть! Какое чудо! Сволочи, не могли визитки бросить в подарки! Кому говорить спасибо?

Однако уже вечером я выудила из горы подарков плоскую, как камбала, невероятно красивую бутылку с прозрачным киселем, в котором плавали кислотно-розовые магнолии и темные ломаные ветки. Я, собственно, не поняла, что функционально этот аквариум является гигантской гелевой свечой, но потащила его на подоконник в спальню, потому что аура подарка послышалась мне как безупречная.

– Шумит, – спросила я через месяц, – что в Индии дарят на день рождения?

– У нас ничего не дарят на день рождения. У нас дарят на другие праздники. Например, на праздник Дурга-Пуджи в Бенгалии обязательно дарят подарки.

– А что бы ты хотел получить на день рождения?

– Не знаю… – смутился легко смущающийся Шумит.

– Хорошо, давай зайдем с другой стороны: а что ты подарил мне на день рождения? – мягко спросила я.

– Ты что, издеваешься? Тебе ведь мой подарок понравился больше всех! Ты даже поставила его на подоконник в спальне!

В эту секунду я поняла, что готова к Индии… И в ответ подарила Шумиту пожилую подробную индийскую гравюру, на которой две индианки занимались любовью с задумчивым индусом. Шумит чуть не выронил ее от растерянности.

– Нравится?

– Очень красиво, – ответил вежливый Шумит.

– Ты повесишь ее у себя?

– Как я могу такое повесить? – удивился он.

– А разве у вас, в Индии, такие картинки не вешают?

– Возможно, где-то вешают… например, в публичном доме…

Нет, подумала я… видимо, я еще не готова к Индии, и отправилась отдыхать в Ригу. Шумит писал мне из Москвы на мобильный телефон проникновенные эсэмэски в стилистике индийского кино. На меланхолическом юрмальском пляже они выглядели особенно экзотично. Пожилая женщина настигла меня у самой кромки воды, заговорщицки прокричав сквозь шум моря:

– Купите сувениры из Индии!

«О как! – подумала я, купив дурацкое колечко и лошадку для Шумита. – Вот теперь я точно готова к Индии! Она просто ходит за мной по пятам!»

И не ошиблась, потому что, вернувшись, обнаружила в компьютере кучу писем про то, что я последний человек, который не знает, что через месяц лечу в Дели на конференцию.

– Все будет хорошо в этой поездке, потому что теперь ты находишься под защитой моих богов! – пообещал Шумит.

– Непростая страна, – сказал мой сын Петр, вернувшись из посольства, где три дня бодался за мою визу. – Там мужик в очереди рассказал, что в прошлой поездке подошел к рынку, достал пачку денег, чтобы разобраться в купюрах, сзади подскочила обезьянка, выхватила пачку и забралась по балконам на второй этаж дома. Это были все деньги мужика. В бессильной злобе он застыл под балконом. Тут подошел индиец, бросил ей орешек, обезьянка сбросила в ответ одну бумажку. Так они обменивались орешками и бумажками, пока пачка не стала совсем тоненькой. Тут индиец сказал, что орехи кончились, и попросил денег за работу…

– Обычная история… – улыбнулся Шумит. – Мужик только приехал и не знал, что индиец – хозяин обезьянки и натаскал ее на деньги и кошельки.

– Ужас какой! Наши хоть сами воруют…

– Я же тебе говорил, что Индия – страна высоких технологий… – пошутил Шумит.

Многие индийские боги имеют в качестве спутника какое-нибудь животное. Эти животные священны и творят в Индии полный беспредел… Например, дикие обезьяны носятся по индийскому парламенту и отнимают у индийских парламентариев не только еду, мобильники и ручки, но и документы… Но поскольку большая часть парламента состоит из консервативных религиозных деятелей, то она не даст тебе треснуть посланца богов по башке… Так что специальные заседания парламента постановили нанять в парламент ловцов обезьян и лемура-добровольца, чтобы держали обезьян в узде.

В Индии убийство обезьян запрещено, в храмах Ханумана люди кормят их, в надежде, что твари походатайствуют за них перед своим предводителем. Ясное дело, что у обезьян начинается мания величия и им кажется, что они управляют Индией. Однажды они оккупировали правительственные здания в Нью-Дели и штаб-квартиру индийских ВВС, катались на лифтах, прыгали по подоконникам, уничтожали документы. После этого в городе Патиала штата Пенджаб на территории зоопарка сделали тюрьму для обезьян.

– Если ты не сделаешь прививки, то даже я не смогу тебе помочь, – предупредила моя подруга Ира Куница, в медицинском центре которой лечится все, чем можно заболеть на планетах Солнечной системы.

– У тебя во внешности есть что-то от индийских богинь, инфекция тебя не тронет! – уверял Шумит.

– Богини? – возмутилась Ирина Куница. – Мне тут после Индии таких богинь и богов медицинским вертолетом привозят… Инфекции мочеполового тракта, гастроэнтерит, инфекции горла, брюшной тиф, полиомиелит, амебная дизентерия, менингококки, атипичная пневмония, малярия, холера, лихорадка Эбола…

– Достаточно… – Мне поплохело.

– А старые индийские банкноты содержат мелких жучков, которые являются переносчиками инфекции туберкулеза, воспаления и абсцесса легких… А на одного индийца в год приходится в среднем 0,2 презерватива…

– Но у меня нет планов в области сексуального туризма…

– А согласно новейшим исследованиям, Александра Македонского, царя, победившего полмира, погубила инфекция индийского энцефалита!

– Но я еду в Индию с более мирными целями, чем Александр Македонский!

– Фигня! – сказал Шумит. – Большое количество острых специй в индийской пище снижает риск кишечных инфекций. Самое страшное для тебя – это комары… Они переносят энцефалит и лихорадку Денге. Я куплю тебе мазь от них… бойся маленьких комаров. Больших не бойся, они глюпые.

Шумит произносит «глюпые» и «лублу», как учитель русского языка в грузинской школе, который говорит:

– Дэти, рюсский язык сложный, понять его невозможно, его можно только выучить. «Вилька», «тарелька», «бутылька» пишутся без мягкого знака, а «сол» и «фасол» – с мягким. Настя – это девочка, а ненастя – плохая погода…

Переучить Шумита нереально, да и надо ли?

Половину моего чемодана занял собранный Шумитом пакет с лекарствами и быстрорастворимой кашей, которая могла понадобиться после тяжелого отравления.

В зале отлета я встретила спутников по путешествию: профессоршу филологии Елену Трофимову, россиеведа Игоря Чубайса и писателя Юрия Полякова с женой Наташей. С Леной и Юрой я была знакома по литературной среде лет 30, с Игорем – по политологической тусовке лет 10.

С Леной я люблю ездить… при всем умеренном темпераменте благочестивой московской филологини Лена для меня всегда проводник в сюрреалистический туризм. Наши совместные поездки никогда не проходят по стандартному сценарию литературоведа и писателя на конференцию.

Недавно мы вместе ездили на конференцию в город Гродно, можно сказать, катались на машине времени в социализм. Конференция была о современной литературе: меня позвали как наглядное пособие, а Лену как аналитика подобных наглядных пособий. Я даже поехала за свой счет, чтобы поддержать бюджет бедного университета, в поте лица и мареве тоталитаризма изучающего русскую литературу.

Ясное дело, что тетенька—устроительница конференции, писавшая мне сладкие зазывные письма, нас не встретила на вокзале. И на прямой вопрос, почему не встретила, умудрилась не ответить шесть раз! Я даже удивилась ее психической устойчивости, видимо, без нее она бы не выжила при лукашенковском режиме.

Я умею жестко задавать вопросы, и уровня «неотвечаемости» гродненской тетеньки на моей памяти достиг только нынешний начальник московского ГИБДД, ровно столько же раз не ответивший мне на пресс-конференции на вопрос, каково юридическое обеспечение перекрывания московских дорог для проезда кремлевского крутняка.

Мы поселились в лучшей гостинице города с по-советски наглым персоналом и без горячей воды. По всем каналам телевизора шли новости и фильмы про Лукашенко, в промежутках фольклорные ансамбли резво плясали под «бярозами». Гостиничный ресторан открывался только для заранее заказанных свадеб и поминок. В местном буфете лежали предметы, по форме похожие на еду, но цвета асфальта.

Буфетчица посоветовала:

– Лучше в магазин напротив сходите, там еды и купите. А это брать не надо…

– А как же они? – кивнула я на группу мужчин в деловых костюмах, терзающих что-то в тарелках гнутыми алюминиевыми вилками.

– Так они под это на завтрак взяли по бутылке водки в одно рыло… – пояснила она.

Гостиничный сервис показался мне непостижимым.

В магазине, который я довольно быстро обнаружила, кроме еды, продавались трикотажные вещи, книги и туалетная бумага. Белорусская торговая стилистика показалась мне непостижимой.

Приличный ресторан на центральной улице оказался один. Местные предупредили:

– Вы туда обедать ходите, а ужинать не ходите!

– Почему?

– А вечером все то же самое, только в четыре раза дороже.

– А почему?

– Желающих много…

– А почему второй не открыть?

– Власти не разрешают…

Белорусская экономика показалась мне непостижимой.

Меня позвали на местный прямой эфир. Его вели две юные девушки, приспособленные к чему угодно, кроме ведения прямого эфира. Пожилой режиссер напомнил:

– Сами знаете, куда приехали, так что давайте предварительно отрепетируем.

– Я не умею прямой эфир репетировать, – созналась я.

– Ну, тогда давайте договоримся. Что вы ничего такого не говорите… ладно? Ни слова про политику!

– А вы в курсе, что я сопредседатель Партии прав человека? – поинтересовалась я.

– Да, я на сайте прочитал, но мы про это ни-ни. Мы вас как писательницу позвали, про книжки будем говорить, девчонки вопросы заготовили только про книжки… не дай бог про ваши права человека!

– Хорошо, но вы имейте в виду, что меня при социализме на телевизор не выпускали, у меня навыков саморедакции нет и уже не будет!

– Да я вам рукой буду махать, если что… Студия была маленькая, с круглым столиком, на нем темнела пошленькая вазочка с искусственным цветком, какие бывают в учреждениях типа столовых, намекающих, что они уже кафе.

Эфир пошел, девчушки зажурчали испуганными голосами. Вопросы были один глупей другого, но я вполне бережно отвечала на них, наступая на горло интонации: «Ну ты, дура малолетняя! Кто тебя сюда посадил?» Самый глупый вопрос они задали о писателях: