Kitobni o'qish: «Звук шагов в порывах ветра. Книга четвёртая.», sahifa 6

– Меня зовут Ариадна, я младшая дочь Ильи Ильича, – представилась девица. – Когда-то по приглашению моего папы Фаина Витальевна привозила вас и вашего брата в наш загородный дом, правда, я тогда была маленькой, вы приезжали несколько раз, поэтому я запомнила.

– Ариадна? – переспросил Всеволод. Задумался. У компаньона матери и правда, было, кажется, две дочери. По крайней мере, одну он помнил лучше – эдакая бунтарка с очень короткой стрижкой, множеством колец в ушах. С густо подведёнными глазами. Она вечно фыркала и на попытки с ней пошутить, отвечала грубостью. А вторая? Ну да, вроде ещё была и вторая девочка – только очень маленькая. То есть, не совсем маленькая, лет пяти. Она играла в куклы, крутилась под ногами, но на неё особо никто не обращал внимания. Похоже, теперь эта девочка выросла и стоит тут перед ним.

– Всеволод, – внезапно рядом оказалась мама. – Ты уже познакомился с Радочкой? – спросила она, погладив девушку по плечу. – Хотя, знакомиться тут излишне, вы когда-то виделись и не один раз.

– Да, мне уже напомнили об этом, – с трудом скрывая досаду, ответил Всеволод.

– Вот и прекрасно, – Фаина Витальевна взяла сына под руку. – Проводи меня, пожалуйста, в дом, – сказала она. Повернулась к Ариадне, – мы ещё увидимся, детка, – та кивнула.

Глава 24

– Не нравится мне всё это, Надя, – Николай полулежал на диване, спина болела, но уже не так сильно. Он внимательно выслушал рассказ супруги и особенно то, что касалось разговора с Турчаниновым. Про Константина она упомянула вскользь, просто как мальчика, который её консультировал. – И тебе не надо было туда сегодня ездить, я уверен в том, что теперь ты у следователя на заметке. И он так просто не оставит тебя в покое. Вспомни события двухлетней давности, – он тяжело вздохнул. Прикрыл глаза.

– Если выяснится, что аграф принадлежал именно твоему отцу, – вставила Надя, думая о чём-то своём.

– А как это выяснится? Ведь он опять украден, ты сама так сказала, – Николай стал тереть лоб от напряжения.

– Турчанинов пока об этом не знает и будет искать просто украденные драгоценности, нас же конкретно интересует нынешний владелец аграфа – некий господин Арлаускас, так, по крайней мере, было написано на табличке выставки. Вот на него и надо выходить, – сказала Надежда.

– Не забывай, что если аграф из коллекции моего отца, то Арлаускас – вор. Точнее, перекупщик краденого, причём ловкий, наверняка, у него есть убедительная легенда появления в его коллекции аграфа, – заметил Николай. – Ты отдаёшь себе в этом отчёт?

– Конечно, отдаю, поэтому хочу начать не напрямую с Арлаускаса.

– А с кого? – не понял Николай.

– У меня есть одна ниточка, попробую за неё потянуть, надеюсь – получится, – Надя посмотрела на часы.

– Надюш, что ты задумала? – встревожился Николай. – Не надо играть в Пинкертона, это может быть опасно.

– Успокойся, дорогой, ничего опасного в моей задумке нет, – Надя поправила мужу плед, поцеловала в щёку. – Между прочим, мы ещё не обедали. И вообще, не хочешь позвонить своему ребёнку? Сашка, наверняка, соскучилась.

Саша, действительно, соскучилась по родителям, хотя дел на даче деда было полно – так она выразилась. Она помогала Маше собирать вишню, затем они вместе варили компот.

…А ещё варенье, но для этого пришлось вынимать косточки из вишен, хотя дедулька сказал, что вишнёвое варенье с косточками вкуснее. Но Ванька ещё маленький, он может подавиться, поэтому пришлось их вынимать. Ох, и трудная эта работа – вынимать косточки. Дедулька сначала им помогал, но быстро устал и сказал, что качественно такую работу могут выполнять только женщины, за что он их ещё больше уважает. Их, то есть нас. Ванька хотел крикнуть, что он тоже уважает, но его рот был забит вишней, поэтому получился вишнёвый фонтан на всю кухню. Маша за это наказала Ваньку, шлёпнула его по попе. Он, конечно же, заревел и убежал на качели. Но скоро увидел на травинке божью коровку, сел на карточки и стал ей жаловаться. Божья коровка выслушала Ваньку и, наверное, поняла его. Потому что не убежала, а чуть-чуть посидела на травинке, которую он теребил. А дедулька увидел, что Ванька общается с божьей коровкой, и пообещал ему рассказать про неё.

Мне тоже стало интересно, я выглянула в окно. Дедулька посадил Ваньку на колени и стал рассказывать про божью коровку. В разных странах её называют похоже, но больше всего мне понравилось – ледибёрд, это по-английски. А ещё мы вспомнили присказку «Божья коровка, полети на небо, принеси мне хлеба, чёрного и белого – только не горелого». Дедулька сказал, что это просьба к богине земли об урожае. И ни в коем случае нельзя убивать божьих коровок, они приносят счастье. Ванька сказал, что всегда будет с ними дружить. Я потом искала в траве божью коровку, но пока не нашла. Я тоже хочу иметь счастье.

Надя вошла в кафе, Костя её уже ждал. Выглядел он взволнованным, опять то и дело, поправляя очки.

– Добрый вечер, Константин, – поздоровалась Надежда, села напротив. Хороший столик он занял – возле окна, ей нравилось сидеть именно напротив окон.

– Добрый вечер, Надежда, – ответил молодой человек и слегка покраснел. – Что вам заказать? Вы голодны? – тут же спросил он, придвигая ей меню.

– Капучино и тирамису, – быстро ответила она, – Костенька, спасибо, что вы согласились прийти, – тут же добавила и мягко улыбнулась.

– Я не мог не прийти, – смущённо сказал он и заказал официанту кофе с пирожным, а себе чай. – С вами очень приятно общаться, к тому же вы красивая женщина, – добавил уже тише.

– Весьма лестно слышать о себе такое, – Надя откинулась на спинку высокого стула, – у вас, наверняка, был тяжёлый день, – начала она издалека, – допрашивали? Неприятная вещь, как ни крути.

– Да, верно – закивал Костя, – нас допросили, но больше всего досталось Марку. С него взяли подписку о невыезде, следователь дважды его допрашивал. Тот, кто украл экспонаты с выставки, знал, как отключать сигнализацию и павильона, и самих стендов, – стал рассказывать он, по ходу разговора налил себе принесённый официантом чай. – Поэтому Марк – первый на подозрении. Но, как уже говорил, я совершенно не верю в то, что он мог украсть. Я не вижу никакого мотива для этого и к тому же Марк – ну у него другой характер.

– Возможно, вы правы, – согласилась Надежда. – Хорошо бы и следователь так решил.

– Надежда, могу я задать вам один вопрос? – Костя поднял на неё глаза.

– Конечно, задавайте, Костенька, – она кивком поблагодарила официанта, который принёс кофе и пирожное.

– Я видел, как вы разговаривали со следователем, вы с ним знакомы? – он нервно прищурился.

– Ну что вы, конечно, нет! – Надя покачала головой. – Я впервые видела этого человека.

– Но он сам подошёл к вам, – молодой человек отвёл взгляд, затем стал тереть ладони друг о друга.

– Да, подошёл и спросил, имею ли я какое-либо отношение к выставке. Дело в том, что он видел, как мы с вами разговаривали и решил, что я тоже работала в павильоне. Вот и всё.

– И всё? – он поднял на Надежду глаза.

– Безусловно. А что же ещё? – она отпила кофе и попробовала пирожное. – Костенька, мне очень приятно быть с вами, не только потому, что здесь прекрасная кухня, но и потому что вы такой симпатичный собеседник, – она спрятала улыбку, заметив его смущённый румянец, – все ваши познания об украшениях выставки мне пригодятся, осталось лишь уточнить некоторые детали, а кстати, вы дозвонились до Глеба?

– К сожалению, нет, но Милена Давыдовна – куратор выставки сказала, что у его дедушки ночью случился сердечный приступ и Глеб вынужден был уехать в Тверь, – сообщил Константин. – Я ещё раз попытался позвонить Глебу, но теперь его номер недоступен.

Глава 25

– Я-то думаю, куда пропала моя жена, – усмехнулся Вадим после того, как обнаружил читающую Викторию в гамаке. Сразу после ужина она попросила Вадима побыть с дочерью, сама же, помыв посуду, куда-то исчезла. Оказалось, что Вика взялась читать письма родителей мужа.

– Я не могу оторваться, Вадимыч, это не просто интересно, это живое, настоящее, – призналась она, сняла очки, стала сосать дужку. Зорин сел рядом, отчего гамак резко закачался.

– Теперь ты меня понимаешь, – Вадим придвинулся чуть ближе, положил себе на колени ноги жены и стал массировать ей ступни. – Пусть в этих письмах нет литературных высказываний, каких-то особых письменных оборотов, нет глубокой философии, ведь мои родители не были выдающимися литераторами. Зато есть целая палитра чувств – начиная от скромных признаний в том, как им в первый же день знакомства было здорово гулять по Питеру. Как весело они провели время. Как не хотелось уезжать – расставаться.

Подумай, ведь тогда между ними ничего ещё не было, и едва ли они могли помыслить о том, что спустя какое-то время поженятся. А потом у них появлюсь я. Но всё это намного позже. А сначала… мама первой начала писать эти удивительно задушевные письма. Пронизанные девичьими восторгами, непосредственностью, в чём-то грёзами, а потом и даже ревностью. Сначала нескладные ответные письма отца теперь мне кажутся полными очарования – своей искренностью, своим маленькими драмами и победами. Будь то простуда, из-за которой он потерял голос и кое-как сдал экзамен, потому что профессор ему просто не поверил, или выигрыш в лыжных гонках, правда, после того, как он пересёк линию финиша, внезапно распластался и не мог встать. Из-за этого на него повалились остальные участники гонки, образовав кучу людей-лыж-палок. Тогда даже судья соревнований хохотал до слёз. Это была их молодость, их жизнь. Однако которая так тесно связана со мной, что мне кажется – я всё это видел своими глазами. Видел, слышал, чувствовал – когда читал их письма.

– Вадюш, я подумала о том, что и мне надо спросить своих родителей, по крайней мере, маму, отец в вечных разъездах, а были ли у них подобные письма? – задумчиво сказала Виктория. – Насколько я знаю, мама в юности тяготела к литературе и превосходно писала сочинения. А может быть, и у неё сохранились какие-то письма или записки? Завтра же позвоню ей и спрошу об этом, – она внимательно посмотрела на мужа, – Зорин, твой массаж мне очень нравится, продолжай.

– Хорошо, – он стал массировать ей пальчики.

– Сколько всего уходит просто в забвенье, ведь у каждого человека есть что вспомнить, – продолжила рассуждать она, – и ты прав, именно письма позволяют хотя бы часть событий и историй сохранить для потомков.

– Письма и дневники, – добавил Вадим. – А кстати, ты никогда не вела дневник?

– Нет, даже не пыталась и сейчас об этом жалею. Хотя, что могло быть такого интересного в моей жизни, о чём стоило бы рассказать той же Ваське? – Вика надела очки.

– Ну, хотя бы о том, как мы познакомились с тобой, – с улыбкой сказал Вадим. – Ты бы сохранила записи в своём девичьем дневнике, которые бы потом прочла Василиса. Про Купальскую ночь, как её праздновали здесь в Беляниново. Как мы ещё раз встретились в Питере.

– Боюсь, что мои записи были бы не особо интересными, а вот у Нади. Она-то как раз умеет описать все свои впечатления, чувства, недаром роман написала.

– Роман и дневник – всё-таки разные понятия. А твои записи сохранили бы именно твоё видение, твоё отношение, твои эмоции, – заметил Вадим.

– Может, ты и прав, – согласилась она, положила ногу на ногу, Вадим продолжал делать ей массаж. – Наши поколения хранят информацию в сообщениях, которые мы потом просто удаляем – чистим телефон.

– Верно, – кивнул Вадим, – электронные чувства.

– А давай друг другу оставлять записки? – предложила Вика, от удовольствия подвигала пальчиками. – Не в телефоне, а простые – бумажные? По всякому поводу, пусть и по мелочам. А потом не выбрасывать, а сохранять их. Представляешь, спустя годы мы найдём их, к примеру, на чердаке, будем перечитывать и наслаждаться.

– М-м-м, а я хочу наслаждаться уже сейчас, – томно произнёс Вадим, прикоснулся губами к щиколоткам жены. – Тобой.

– Зорин, ты с ума сошёл, – хихикнула Вика. – Прямо здесь, в гамаке?

– Ну а что? – он продолжал целовать ей теперь уже колени. – Васька спит в доме, я её уложил и сказку прочёл. А на улице никого. И вечер такой уютный, а ты такая обольстительная, желанная. Особенно, когда умничаешь, – он улыбнулся.

– Зорин, я сейчас тебя выгоню из гамака, – пригрозила Виктория.

– Лучше поцелуй, – он приблизился к её губам и в следующую секунду так впился в них, что у Вики перехватило дыхание. Необузданность Зорина всегда ей нравилась. Они необычайно подходили друг другу, обжигая и приводя в неистовство.

Вадим проснулся от крика петуха. Соседи рядом буквально на днях завёли кочета, и теперь этот крикун оповещал всю округу о том, что стыдно валяться в кровати – пора вставать и приниматься за дело. Сегодня Вадим планировал съездить в магазин, причём областной, в деревенском магазине ассортимент продуктов был скуден. Зорин перевернулся на бок, одним глазом посмотрел на часы. Рано вообще-то и именно сейчас сон такой сладкий. Он зевнул и провалился в дрёму, но ненадолго, опять загорланил петух, да так громко, будто был где-то уже на их участке. Вика спала – даже не пошевельнулась. Они вчера в гамаке только целовались, потому что всё остальное оказалось крайне неудобным. После пыхтения и барахтанья, вдруг стали хохотать оба как ненормальные. В итоге, когда вбежали в дом, ринулись на кухню – утолять жажду. Вадим пил прямо из кувшина, Вика налила себе воду из чайника. Потом она проверила – спит ли Василиса. Вадим увидел на телефоне несколько сообщений и принялся на них отвечать. В итоге, когда он пришёл в спальню, жена уже уснула.

Петух прокричал в третий раз, Вадим незлобно выругался и поднялся с кровати. Через полчаса дом наполнился дразнящим кофейным ароматом. Затем следовало приготовить завтрак. Для этого Вадим нагрел сковороду и положил на неё тонко нарезанные кусочки копчёной грудинки, стал обжаривать её со всех сторон до появления хрустящей корочки. Пока бекон жарился, Вадим очистил от шелухи маленькую головку репчатого лука, тонко его нарезал и добавил к грудинке, перемешал, подождал, пока лук станет карамельно-золотистым. Затем отодвинул кусочки грудинки, чтобы в центр сковороды вбить пять яиц так, чтобы желток оставался целым, поперчил, посолил. Как только яичница энергично зашипела, Вадим закрыл сковороду крышкой и уменьшил огонь. Когда белок поджарился и затвердел, а желток оставался чуть-чуть жидким, снял сковороду с плиты. Тем временем решил, что к яичнице, пожалуй, неплохо бы подготовить овощи.

Пупырчатые огурцы нарезал тонкими продольными полосками, маленькие плотные помидоры дольками, к ним пучок курчавой петрушки, несколько листочков базилика сорта «лимончик», тонкий пучок рукколы, всё это положил на большие листья кочанного латука. Подумал и поставил на стол маленькую бутылочку подсолнечного масла – того, самого, что купил по случаю в деревенском магазине. Открыл её, понюхал – этот запах напоминал ему ту пору, когда он бывал в доме у лучшего Питерского друга Ильюшки. Его нянюшка Осиповна каждый год ну просто волшебно квасила капусту, добавляя в неё много-много морковки, клюкву и тмин, а ещё какие-то свои заговорные словечки. Вадим был в этом уверен, потому что вкуснее той капусты он больше никогда и нигде не ел. Осиповна подавала капусту на стол в деревянной расписной посудине, перед этим обильно полив её густым подсолнечным маслом, которое капельку горчило и пахло семечками. Кудесница Дарья Осиповна умерла ровно спустя год, после того, как Вадим и Вика поженились. Об этом им сообщил Илья. Причём уже после похорон. Вадим тогда расстроился вдвойне – известию о смерти нянюшки и что не смог быть на погребении. Но память о ней осталась – светлая и добрая. А теперь и душистое масло напомнило о Дарье Осиповне.

Глава 26

Они остановились перед симпатичным двухэтажным особняком теперь уже на пешеходной улице, из окон которого открывался вид на ЦУМ.

– Нам на второй этаж, – уточнил Валера, – вывеска «Мистер Тин». Надеюсь, ты ничего не имеешь против азиатской кухни?

– Абсолютно ничего, – Мира стала подниматься. Вошла в зал, огляделась: зал ресторана был оформлен со сдержанным шиком. При общей утончённой элегантности внимание к себе приковывали азиатские раритеты: антикварные вазы, массивные люстры, а в центре зала – деревянная пагода, помещённая в стеклянный куб.

– Прошу сюда, – Валера отодвинул изящный деревянный стул возле одного из прямоугольных столиков у стены, когда Мира устроилась за ним, то в её поле зрения попал чёрный глиняный дракон, тело которого в виде большой ладьи было доверху наполнено мандаринами. Плоские тарелки на столах были тоже чёрного цвета. Рядом с ними набор палочек и обычные приборы – на выбор.

– Что бы ты пожелала на ужин? – спросил Валера, протягивая ей меню.

– Ты, наверное, удивишься, но я слабый знаток этой кухни, – сказала Мира, пролистывая меню. – Давай на твой вкус, а? – она подняла на него глаза.

– Хорошо, попытаюсь тебе угодить, – мягко улыбнулся Валера, кивнул на приветствие подошедшего официанта и назвавшего его по имени.

Валера заказал щедро, от души. Мире удалось попробовать сашими из дорадо с соусом «понзу» и трюфелем, салат из битых огурцов с кинзой и кешью, чилийский сибас, маринованный в мисо соусе. От роллов с крабом и тунцом она отказалась, так как Валера по ходу дегустации решил всё-таки еще заказать ту самую знаменитую утку по-пекински, Мире пришлось и её отведать, разве удержишься? Она откинулась на спинку стула, выдохнула.

– Тебе никогда не говорили, что ты аппетитно ешь? – спросил Валера, наблюдая за своей спутницей.

– Говорили, и в этом моя беда, – с чуть заметной досадой ответила Мира.

– Почему же? – удивился Валера.

– Потому что я не просто аппетитно ем, а ещё и люблю поесть. Но от этого не худеют, увы, – призналась она.

– А зачем тебе худеть? – задал вопрос Валера совершенно серьёзно.

– Ты смеёшься? – Мира посмотрела на него – шутит или нет.

– Не имею такой привычки, особенно, что касается женщин. Ты же прекрасна во всём, – он отодвинул пустую тарелку в сторону.

– Спасибо, конечно, за комплимент.

– Это не комплимент, это истина, – Валера пожал плечами. – Должен признаться, что всегда так думал.

– Ой, так уж и всегда, – засмеялась Мира, – помнится, во дворе вас с Ленкой Лебедевой называли жених-невеста. Вы же были неразлучны. Мы так и думали, что вы, когда вырастите, поженитесь. Знаешь, как остальные девчонки тебя ревновали?

– И ты тоже? – он спрятал улыбку.

– Ну, уж нет, я никогда не примыкала к толпе, впрочем, и сейчас тоже не иду за всеми. Я сама по себе. Хотя мне с тобой было интересно. Ты же всегда был первым в играх, самым активным, смелым. Помнишь, прятки на школьном дворе?

– Конечно, помню. Хорошо, что там было много кустов и деревьев. А помнишь, как мы играли в казаков-разбойников? Правил никто толком не знал, отец попытался рассказать, но нам было некогда вникать и мы стали играть по-своему. В результате раскричались, рассорились все, – усмехнулся Валера.

– Помню, было такое. А нам – девчонкам очень хотелось научиться играть в резиночку. Мы, пожалуй, были уже последними, кто играл в неё. Нас научили старшие девочки. А вы – мальчишки нам мешали, помнишь? Ты же был одним из первых, кто лез в натянутую нами резинку. Девчонки выгоняли, возмущались, а самим нравилось внимание мальчишек.

– А меня каждый раз удивляло, как вы можете так высоко прыгать в этой резиночке! Хоть на уши натяни – вы всё равно умудрялись прыгать и ещё в разных позициях, – не скрывая восхищения, сказал Валера.

– Я сейчас сама удивляюсь, – подтвердила Мира, – а потом пошла мода на сериалы, они только-только появились и мы играли в «Просто Марию», «Богатые тоже плачут». Я мнила себя дизайнером одежды, вырезала из бумаги платья и страшно гордилась собой.

– Да, верно, было. А ещё я помню, что мы с Петькой Самойловым и Сашкой Разуваевым решили украсть ваши тетрадки с анкетами. Песенники нас не интересовали, а вот анкеты – да. Там же можно было узнать, кто в кого влюблён.

– Да ты что? И удалось украсть? – удивилась Мира.

– Нет, к сожалению, вы их охраняли как зеницу ока. Что-то я не помню, у тебя была такая анкета? – Валера повернулся к официанту за соседним столиком и дал ему знак убирать со стола.

– Была, – хитро улыбнулась Мира, – только я её никогда не выносила во двор. Эту тайну я хранила крепко.

– Понятно, – кивнул Валера, – в детстве было самое замечательное – тайны и приключения.

– Помню-помню, как вы с ребятами играли в пиратов, но нас никогда не брали именно в эту игру, утверждая, что девочкам на корабле нет места, – сказала Мира. – А нам ужасно нравилось находить спрятанные вами «сокровища-секретики» – фантики, вкладыши от жевательной резинки, цветные крышки.

– Да, их по всему двору было немало. А кораблём нам служила большая скамейка за песочницей. Именно на ней мы уплывали от морских чудовищ, пели пиратские песни, попадали в шторм. Ох, до чего же были классные времена, – Валера откинулся на спинку стула. – Мира, благодаря нашей такой неожиданной встрече, я вдруг, пусть на несколько минут, но ощутил себя тем мальчишкой Валеркой. Спасибо тебе, дорогая, – он дотронулся до кисти её руки. Мира смущённо улыбнулась и отодвинула руку.

– А помнишь, как мы уже поздним вечером играли в прятки, а ты зачем-то залез на дерево? – чтобы как-то сгладить возникшую неловкую ситуацию, сказала Мира. – А сам упал с него и сломал ногу.

– Помню, – помрачнел Валера. – Я закричал от боли, не смог утерпеть. Мне было и больно, и стыдно. После этого случая моё геройство пошло на спад. Я лежал в больнице, потом долгий курс реабилитации, потому что перелом был сложный. И мне казалось, что все девочки разочаровались во мне.

– Ну, я бы так не сказала, они жалели тебя, всё время спрашивали у Лены, как ты – поправляешься ли. Даже собирались пойти в больницу, но поскольку ты лежал слишком далеко от нашего района, никто из родителей нас не пустил. Ну а потом, когда ты вернулся, вскоре твои родители решились на переезд. И больше не было во дворе самого смелого, самого обаятельного и самого кудрявого мальчишки, – Мира развела руками.

Глава 27

– Всеволод, у меня к тебе просьба, я надеюсь, ты не откажешь, тем более в мой день рождения, – Фаина Витальевна села в кресло, положила ногу на ногу и посмотрела на сына так, что впору начать волноваться. Всеволод подошёл к окну, чуть отодвинул штору и краем глаза стал наблюдать за происходящим снаружи. Там возле кустарника роскошной дейции супруга Ильи Ильича явно его отчитывала. Судя по всему, изрядное количество принятого на грудь спиртного сделало из него героя, что крайне не нравилось его жене.

– Мама, у меня ощущение – ты сейчас попросишь что-то невероятное, – Всеволод повернулся к ней лицом. – Преамбула настораживает.

– Не преувеличивай, это всего лишь просьба, – она покачала мыском туфли. – Мне надо, чтобы ты взял в свою компанию одного человека, – произнесла это почти по слогам.

– Если это надо тебе, то и возьми человека в свою компанию, – иронично заметил Всеволод.

– Видишь ли, она долгое время жила и училась за границей, – пояснила Фаина Витальевна. – А теперь вернулась в Россию и хочет жить и работать именно здесь. Ей подходит то, чем ты занимаешься, сфера твоей деятельности.

– Ага, значит уже она, – уточнил Всеволод, подошёл к креслу напротив, – разреши, я сяду? – спросил у матери. Та кивнула. – И ей подходит именно моя сфера? – он потёр подбородок.

– Да, она обучалась этому, и то, чем занимается твоя компания, ей гораздо ближе, – пояснила Фаина Витальевна.

– Но мне не нужны сотрудники, у меня укомплектован штат, – возразил он.

– Вот поэтому я и обращаюсь к тебе, это моя личная просьба, Всеволод, – она выпрямилась в кресле. Поза стала напряжённой.

– Мам, ты знаешь мои принципы: сотрудники по блату – лишний груз в компании и балласт в деле. Чаще всего они не умеют либо не хотят работать, – выдал он.

– Но эта девочка не будет балластом, я тебе обещаю.

– Девочка? – переспросил Всеволод.

– Девушка, которая с отличием окончила университет. Трудолюбивая, любознательная, не пустышка, ты ещё спасибо скажешь, – Фаина Витальевна выразительно приподняла брови.

– Ну, уж это вряд ли, – с сомнением в голосе сказал Всеволод. – Окончила университет? Так сколько же ей?

– Двадцать шесть, – ответила Фаина Витальевна. – Правильно воспитана, заинтересована в том, чтобы развиваться и идти дальше, – она на последнем сделала акцент. – Сева, ты не можешь мне отказать.

– Ма-а-ма, – он закрыл ладонями лицо, – ну зачем мне твоя девушка? Наверняка, у неё планы выйти замуж, а не делать карьеру. Да и вообще…

– Всеволод, я же не прошу о руководящей должности, пусть она будет рядовым маркетологом. Возьми её на испытания, посмотри, как она будет справляться. Я уверена, что ты по достоинству оценишь Радочку.

– Радочку? – удивился он.

– Ариадну, дочь Ильи Ильича, – пояснила Фаина Витальевна. – Да, та самая девочка, что подходила к тебе. Она очень способная, поверь мне. Я редко тебя о чём прошу, сын.

– Ну, хорошо, – вздохнул он, – пусть завтра приезжает в офис, посмотрим, кого ты решила мне сосватать. А теперь извини, я, правда, очень устал, поеду домой, – поднялся с кресла.

– Поезжай, безусловно, – быстро согласилась Фаина Витальевна, с трудом сдерживая радость – сын дал своё согласие. А значит, получится и всё остальное. А что касается – сосватать, он попал в точку. Только ему об этом знать не надо.

Всеволод попрощался с матерью и вышел из дома через чёрный вход, не было никакого желания обращать на себя внимание гостей при уходе. Едва ли кто и заметит.

– Вы уже уезжаете? – возле ворот стояла та самая Радочка.

– Да, пора, – Всеволод задержал на ней взгляд дольше, чем в прошлый раз. Хорошенькая, но не более. Выглядит несколько моложе того возраста, что назвала мать. Но это, скорее, из-за худобы. Он попытался вспомнить её лицо, когда она была ребёнком, но не смог. Просто маленькая девочка, которая всё время путалась под ногами.

– Жаль, вас здесь все ждали, – сказала девушка.

– Все? – усмехнулся Всеволод. Она не ответила, а смутилась. – Послушайте, как вас там, – он сделал паузу.

– Ариадна, – подсказала она.

– Ну да, путеводная нить Ариадны, моя мама уговорила взять вас в компанию, которой я руковожу.

– Большое спасибо! – радостно воскликнула она.

– Не стал бы на вашем месте так радоваться, – пресёк ее эмоции Всеволод. – Вы будете работать на общих основаниях, мне всё равно, чья вы дочь и чья протеже. Меня лишь интересуют ваши знания, навыки и трудолюбие.

– Обещаю, что вы не пожалеете, – она вся засветилась.

– Посмотрим, – скептически произнёс Всеволод и направился к своей машине. На слова прощания махнул рукой и даже не обернулся.

Он сел в машину, задумался. Мать, пожалуй, впервые так активно навязывала ему кого-либо на работу. Что же она задумала? Зачем ей дочь компаньона в бизнесе старшего сына? Понять бы, какой у неё умысел? Надо внимательней следить за новенькой.

Он завёл автомобиль, выехал на шоссе. Пока ехал, позвонил Димка. Всеволод сообщил ему, что уже едет из загородного дома матери, всё прошло как нельзя скучнее, Илья Ильич опять напился и чудил, гостей много – в основном занудство и снобизм. Сбежать надо было раньше. Обиделась ли мать на Димку? В общем-то, да, но это не в первый и не последний раз.

– Сева, всё хорошо? – Анна ждала его в коридоре, прислонившись к дверному косяку. Хрупкая, небольшого росточка, закутанная в ту самую кружевную шаль.

– Анечка, нет там ничего хорошего, – он подошёл к жене и крепко обнял её. – Я чувствую себя предателем, – сказал тихо, едва слышно.

– Почему? – она подняла на него глаза – тёмно-синие, выразительные.

– Димка не поехал без Миры, а я поехал, – сказал он, отвернув лицо.

– Ты же поехал к своей матери, – напомнила Анна. – Не сокрушайся, родной, ты всё правильно сделал, – она провела рукой по его щеке. – Колется, у тебя быстро растёт щетина, – улыбнулась.

– Ты всегда и всех оправдываешь, моя ангельская душа.

Глава 28

– Костя, вы угостили меня невероятно вкусным кофе, – сказала Надежда, оставив чашку в сторону. – И вечер у нас с вами чудесный, жаль лишь, что на фоне несколько неприятных обстоятельств. Но, увы, жизнь – непредсказуема. И кто бы мог подумать, что покусятся на экспонаты вашей выставки. Ведь такого никогда не было?

– Нет, никогда, – ответил молодой человек, вздохнул.

– А как долго вы работаете в этой сфере?

– Вот уже четыре года, и через меня прошло множество выставок, на какие-то меня зовёт Марк, на какие-то сама куратор Милена Давыдовна. Она прекрасный историк.

– Про Марка я знаю уже много, а вот про Глеба ничего, – Надя улыбнулась, – ну кроме того, что он – большой знаток аграфов и что заболел его дедушка в Твери. Дай-то Бог, чтобы там было всё хорошо.

– Глеба я мало знаю, точнее, познакомился с ним именно на этой выставке. Его привёл Марк. В Москве Глеб снимает жильё. А сам, кажется… – он задумался. – Так он сам и есть из Твери. Нас нельзя назвать друзьями, коллеги, не более. Глеб, как мне кажется, другого поля ягода. Он при всей его внешней ребячливости, некоторой лёгкости, на самом деле, другой.

– Другой? – удивилась Надя. – То есть?

– Ну как вам сказать, – Костя задумался, – бывают люди с двойным дном, что ли. Говорят одно, думают другое. Глеб хочется казаться простым, но он далеко не прост.

– Даже так, – протянула Надя. – Любопытно, даже очень. А он совсем ничего не рассказывал вам о владельце аграфа? Кто этот господин Арлаускас? Где он живёт?

– Нет, ничего. Я не проявлял особый интерес, а Марк меня просто поставил в известность, что на стенде будет ещё один экспонат. И им занимается Глеб.

– Значит, сам Марк был в курсе подробностей, касающихся аграфа и его владельца? Такое возможно? – задала вопрос Надежда.

– Да, естественно, Марк в курсе, он же старший. Поэтому к нему у следователя и столько вопросов. Тем более что вчера он уходил последним из павильона. Хотя, я слышал и другую версию, – Костя поправил очки, кашлянул.

– Какую же? – Надя даже заёрзала на стуле.

– Последней из павильона уходила Милена Давыдовна, и именно она включила сигнализацию. Но Марк, как настоящий джентльмен, её прикрывает.

– Откуда это известно? – удивилась Надя.

– Кое-кто из ребят видел Марка на стоянке автомобиля, он ждал. А потом к нему подошла куратор. Он часто подвозит её. Из этого сделали вывод, что Милена Давыдовна чуть позже покинула выставку.

– Вы об этом рассказывали следователю? – спросила Надежда, глядя ему в глаза.

– Нет, я сам не видел ни Марка, ни Милену Давыдовну, а с чужих слов давать такого рода показания я просто не имею права, – Костя поднялся из-за стола, – вы простите меня, Надежда, я отойду, – смутился, – ненадолго.