Kitobni o'qish: «Я (не) согласна», sahifa 3

Глава 6. О важности обуви в дороге

Постоялый двор Славии отличается от трактира по ту сторону границы только одним: здесь нет людей Кирьяна Браенга. А может и есть, но я их не знаю. Я никак не могу придумать, куда мне двигаться дальше – в столицу что ли? Поглядеть на своего «мужа»? Сколько я смогу жить под чужой личиной?

Надо было думать об этом раньше. В Галлии женщина (не я, конечно) может спокойно существовать самостоятельно, независимо ни от кого. В Славии – вряд ли. У меня возникает мысль разыскать Викторию – возможно, она чем-то мне поможет. У Виктории, как и у меня, дурной нрав и лихой характер. Не так уж это и сложно – она не какая-то там крестьянка, а значит, и супруг у неё человек достойный. Наверное, кнесс какой-нибудь, как дед. Зная Ви, я совершенно уверена, что муж ей не возразит – она, поди-ка, вертит им как хочет. А попробуй её переупрямь – оборотня, да ещё огневицу. Они ж, маги огня, бешеные просто, а Оберлинги и вовсе славились своим буйным норовом.

Но прятаться в доме Виктории – затея, лишённая смысла. Уверена, отец именно там и будет меня искать в первую очередь. Не вариант. Хотя найти Ви всё же стоит – кто знает, с чем мне придётся столкнуться? Да и денег у неё можно занять в случае нужды. Итак, для начала доеду до волости кнеса Градского. Должна же быть у меня цель?

А потом – я грамотная, с хорошими манерами и воспитанием. Я могу быть чьей-то гувернанткой или компаньонкой. Для этого нужна самая малость – рекомендательные письма. Подделать их совершенно не сложно. А ещё можно попробовать писать статьи в газету: раньше у меня их охотно покупали. Итак, решено: отправляюсь в Даньск (ближайший, судя по карте, крупный город), а оттуда – к южным границам.

Не в силах усидеть на месте, я отправляюсь в путь прямо сейчас. Ночевать в поле гораздо спокойнее, чем на сомнительном постоялом дворе, где и мест-то нет – во всяком случае, мне так кажется. Однако я не настолько отчаялась: в первой же деревне за пару монет я нахожу ночлег в сарае для сена. Полная румяная хозяйка даже угощает меня свежим хлебом и сливками. Что мне гостиницы и перины, если мягче сена и слаще неба, проглядывающего в щели между досками, ничего в жизни я не видела?

Милостивая женщина принесла мне одеяло. Я не слишком доверяю чужой доброте, памятуя слова отца про бесплатный сыр. Женщина ещё не старая, я бы сказала – моложавая. Она круглолица и круглобока, а довольно глубокий вырез на блузке рассказывает, что хозяйка сочных персей далеко не монашка. Меня это несколько пугает – не разглядела ли она во мне мужчину? На всякий случай я рассказываю сказку о невесте, ждущей меня дома и о нашей крепкой любви с раннего детства. Лучше подстраховаться. Хозяйка в ответ рассказывает мне о своей дочке, недавно вышедшей замуж, и о покойном муже. Мы друг друга поняли правильно.

Утром ноги вновь несут меня вперёд. Я не тороплюсь: поля и просторы Славии меня завораживают, а найденная рядом с дорогой земляничная поляна и вовсе приводит в восторг. Но моего энтузиазма хватает ненадолго. Через пару часов я начинаю тяжело дышать. К вечеру валюсь с ног от усталости, не в силах сделать ни шага больше. Наутро у меня заканчивается еда, ноги и спину ломит, шея не поворачивается. У меня удобнейшие, мягчайшие сапоги. Казалось бы, иди да иди, но нет. Всё равно мозоли вздулись. Были сапоги, впрочем.

– Молодой человек! – раздался у меня за спиной вежливый негромкий голос. – Не желаете ли внести посильное пожертвование в фонд ветеранов войны с Галлией?

Невинный вопрос застиг меня врасплох. Я как раз пыталась найти в мешке последний сухарь. Отчего-то в пути постоянно хочется что-то жевать, и если воды здесь достаточно – кругом ручьи и речушки, а вдоль дороги и колодцы выкопаны, то с едой всё гораздо печальнее. В лесу ягод и грибов ещё нет, да и заходить я туда побаиваюсь. Когда намедни собирала землянику, едва не наступила на змею. Орала я так, что всех птиц распугала. Из книги про животный мир Славии я точно помню, что начало лета – самое вольготное время для змей. Они в эти дни к тому же особенно ядовиты. А я ведь собиралась купить провизии у проезжающих мимо торговцев… Интуиция мне подсказывает, что теперь я ничего не куплю. Возможно, мне и не нужно будет.

Я медленно и осторожно оглядываюсь, стараясь не делать лишних движений. Желающих получить пожертвование слишком много для меня одной – целых восемь человек. Их оружие мне совершенно не нравится: уж слишком ржавые эти пики и алебарды. Они не одну войну с Галлией видали, кажется. Спокойно, Стефа! Если бы местные сборщики налогов хотели тебя пристукнуть, они бы уже это сделали. Лучше не сопротивляться. Да и что я могу им противопоставить? Подуть на них ветерком? Расклад не в мою пользу.

– И какая нынче налоговая ставка? – поинтересовалась я, роняя мешок и поднимая руки ладонями вперёд.

– Всё, что у тебя есть, малец, – довольно добродушно сообщил мне заросший бородой здоровяк с кривыми зубами.

– И сапоги, – дополнил один из разбойников.

Я невольно поглядела на их ноги – трое были босы.

– Зачем вам сапоги, тем более такие маленькие? – растерянно спросила я. – Они ж никому не подойдут!

– А зачем тебе двенадцать пар рёбер и сразу две здоровые руки? – ласково спросил главарь, будто невзначай опуская на мое плечо тяжёлую пику так, чтобы она задела щеку.

Я скосила глаза: оружие было совершенно тупое, но от того не выглядело менее опасным. Пришлось снимать сапоги, хотя их было жалко едва ли не до слёз. Руки у меня тряслись, и стащить сшитую по ноге обувь было нелегко. Я радовалась уже тому, что меня никто не торопил – а могли бы. Эх, жаль, что я не некромант какой-нибудь и не могу всерьёз причинить вреда этим подонкам!

Тем временем мои новые знакомые выпотрошили мой мешок и нашли не только кошель и последний сухарь, но и подорожные бумаги. Я молча наблюдала, как мою еду втоптали в пыль, деньги пересчитали и посетовали, что серебрушек было мало. Запасную рубашку даже не стали перекладывать: забрали вместе с мешком.

– Степан Кириллович, вы только подумайте! – глумливо заявил наиболее грамотный разбойник, изучая мои бумаги. – Такой хухря и Степан!

А потом он ухватил мои единственные документы своими грязными пальцами и разорвал их напополам. И ещё раз напополам. И ещё – до тех пор, пока от них не осталось мелких клочков, разлетевшихся по дороге. Я глубоко дышу и считаю про себя до десяти, а потом и до тридцати. Это всего лишь бумаги, тем более фальшивые! Чтобы хоть как-то сдержать своё праведное негодование, я старательно запоминаю приметы разбойников: заявлю на них в полицию, а ещё (когда-нибудь потом) отпишусь отцу. Будут знать, как леди Браенг грабить!

– Ничего сказать не хочешь? – угрожающе ухмыляется кривозубый главарь.

– Премного благодарен, господа, – вежливо склонила голову я, надеясь, что в голосе не слышно сарказма. – За целые рёбра и руки.

– Ишь, вежливый, – хмыкнул разбойник. – Ну ладно, живи тогда. Кто к нам с уважением, к тому мы с лаской.

Они заржали, а я вдруг только теперь напугалась по-настоящему. Это не игра. Они сейчас могут сделать со мной всё, что угодно. И отца здесь нет – никто меня не защитит. Стиснула зубы, чтобы скрыть дрожащий подбородок и молча смотрела, как они уходят прочь, действительно меня не тронув. Едва они скрылись из виду, я обессиленно падаю на траву и больно прикусываю костяшку указательного пальца, чтобы унять запоздалую истерику. Сегодня мне повезло, но так не будет вечно. Путешествовать в одиночку страшно не только женщине, но и одинокому путнику.

Позволив себе немного побыть слабой девушкой, я заставляю себя встать – надо двигаться дальше. Идти босиком сложно – я всё же изнеженная барышня, а не крестьянский отпрыск. Ступни колют мелкие камушки, незаметные в мягкой пыли. Солнце напекло затылок. Пришлось прикрыть голову большим лопухом, в изобилии произрастающим в придорожной канаве. Всё больше хочется заплакать от усталости и иррациональной обиды: за что мне всё это? «Или вперед, или замуж», – напоминаю я себе, но задора хватает ненадолго – даже солнце не садится ещё, а силы кончаются. Очередной острый камушек под пяткой всё же выбивает слезы. Вспомнив все известные мне ругательства на трёх языках и придумав парочку новых, я оседаю на траву, обещая себе, что отдохну всего пять минуточек – пока не пройдёт боль в пятке, но подняться уже не выходит. Измученные ноги ноют. Так я и засыпаю прямо на голой земле – в слезах и в обиде на саму себя.

Утром (очень ранним и холодным утром) показалось, что стало легче – во всяком случае, ноги болели чуть меньше. Но это был самообман. И вот теперь я сижу босая на обочине дороги, прислушиваясь к бурчанию в желудке, и мрачно размышляю о том, что ночевать под открытым небом мне не понравилось, а до ближайшей деревушки, судя по указателю, еще шесть вёрст. Немного – каких-то два часа ходьбы. Если бы ноги ходили. Ничего – часик отдохну и пойду дальше. Авось к ночи доползу до людей и возьмусь за какую-нибудь работу.

Дважды мимо меня проносятся всадники, один раз – почтовая карета. Стало быть, я иду правильно. Дорога до деревни босиком совсем не быстрая. Некстати вспоминается, что под стельку сапога был вложен двойной империал. На него можно было купить несколько пар обуви. Обидно. Отчего же я такая дура? Отчего пустилась в дорогу одна, не дождавшись попутчиков? А ведь из этого может получиться неплохая книга! "Из Галлии в Славию: путеводитель для самых глупых!"

Идея настолько захватила меня, что я почти забыла о босых ногах и жаре. Из сладостных мечтаний меня выдернули шум и крики.

Глава 7. Почему шест?

Ба, знакомые лица! Да это те самые удальцы, что отжали у беззащитного отрока деньги и сапоги! Вот уж не думала, что удастся с ними встретиться вновь! На этот раз они теснили двоих мужчин, один из которых был явно ранен. Дорога здесь вплотную подходила к славной берёзовой рощице, возле которой приветливо журчал ручей. К кустам привязаны две лошади, мирно горит костёр. Очевидно, путники отдыхали, когда их приметили отморозки. Осмотревшись, я выбрала ровную молодую берёзку и с некоторым трудом сломала её. Теперь у меня имелся шест подходящего размера, хоть и неидеально сбалансированный.

Повертела своё оружие в руках – сойдёт. Против сестры Марии я бы не устояла. Подкрасться и двинуть по шее одному из разбойников – легко. Не ожидавший нападения мужик рухнул как подкошенный. Я тут же ткнула второго под дых – одним движением, и ещё одного стукнула по коленям. Четвёртый начал размахивать в мою сторону рапирой, но моё оружие было длиннее, и драться честно я не пыталась – увернулась от неумелого замаха, привычно подпрыгнула и ткнула остриём шеста в лицо. Оставшихся быстро уложил блондин в довольно богатом наряде. У него в руках был только короткий меч, в то время как нападавшие орудовали, хоть и довольно неумело, длинными пиками и старыми ржавыми алебардами. Я их еще со вчерашнего дня запомнила. Вроде дрянь, а не оружие, но когда на тебя восемь таких наставят, поневоле призадумаешься. Ну ладно я, девка и с пустыми руками, ничего противопоставить не могла, а два здоровых вооружённых мужика как могли в такой ситуации оказаться? Один и вовсе сидит на земле и мотает головой. Хотела полюбопытствовать, что с ним, но на одном из бандитов увидела свои сапоги.

– А, скотина! – взвыла я. – Как хоть натянул! Вот тварь, такие сапоги испортил! На заказ ведь шитые!

Стянула со слабо стонущего гада свою обувку: разумеется, после него я их не надену. Но стельку оторвала и из каждого сапога вытащила свои монеты. Отлично! Новые сапоги куплю в ближайшем населенном пункте. Жаль, таких удобных не найти.

– Слышь, пацан, – окликнул меня блондин. – Благодарствую! Ты вовремя подоспел.

Я закончила обыскивать поверженного врага – выгребла у него все деньги и стянула с пальца серебряное кольцо, и только потом оглянулась. И едва удержала на месте свою челюсть. Мужчина был красив нетипичной для Галлии красотой. Во-первых, он настоящий блондин. Пшеничного цвета волосы взъерошены, но видно, что подстрижен он не абы как, а у хорошего цирюльника, да к тому же чисто выбрит. Брови и ресницы тёмные, но не чёрные. Серые глаза смотрят спокойно и тепло. Во-вторых, он не оборотень, а обычный человек. Хотя ростом и разворотом плеч с любым оборотнем поспорить может, но двигается совершенно по-другому.

Мужчина протянул мне руку.

– Я Дамир Ольхов, – представился он спокойно.

– Степан, – кивнула я. – Извините, не по чину мне с вами ручкаться. Вы большой человек, а я простой горожанин. И вообще… не стоит благодарностей. Эти пташки у меня вчера все деньги и вещи отобрали. Подорожную мою порвали… гады.

– Отчего же ты считаешь, что не по чину? – остро взглянул на меня Дамир.

– Одеты вы как кнес, – пожала я плечами. – И кольцо у вас… богатое.

Мужчина растерянно поглядел на свою руку и быстро повернул перстень камнем внутрь.

– И бриться привыкли, – добила его я. – А нынче только столичные кнесы да чиновники бреются.

– Наблюдательный, – покачал головой Дамир. – Шустрый. Драться умеешь. А не засланец ли ты, Стёпа? Не в сговоре ли с этими?

Он небрежно пнул одного из бандитов носком сапога.

– Ну извиняйте, мои документы эти господа в клочья изорвали, – развела руками я. – Либо верьте, либо я дальше пойду ножками.

Дамир повел плечами, будто сбрасывал напряжение и вдруг зашипел, схватившись за левое плечо. Рубашка у него была в крови. Я перевела взгляд на его спутника: выглядел он неважно, был очень бледен и держался за живот.

– Что с ним? Ранен?

– Сожрал что-то не то… надеюсь. Я не целитель, я не разбираюсь.

– До ближайшей деревни верст шесть, – намекнула я. – Не доехал?

– Не смог. Падал.

– Ясно. А с рукой что?

– А ты точно горожанин, Стёпа? Ведешь себя слишком нагло для своих лет.

– Нет, я переодетый Кирьян Браенг, – ухмыльнулась я. – Не похож разве? Вы у них оружие видели? Там ржавчины больше, чем металла. Рану надо промыть.

Отчего-то блондин напрягся еще больше – шутка явно вышла не смешная. Плевать, мне точно было весело. Кажется, у меня истерика. Главное, не разреветься. Или не заржать в голос. Кажется, Дамир что-то разглядел в моих безумных глазах, потому что вдруг улыбнулся.

– Первый бой, малыш? Накрыло?

– Я вам не малыш, а Степан Кириллович, – хмуро ответила я. – Да, первый. Руки трясутся…

– Иди посиди на травке, а я с этими молодцами разберусь.

– Убьёте? – я надеялась, что мой голос не дрожал.

– Вот ещё, пачкаться об них. Обыщу и свяжу. Потом решим, что дальше делать.

Я на подгибающихся ногах добрела до мирно потрескивающего костерка и плюхнулась на брёвнышко, пряча лицо в ладони. Четверо. Я уложила четверых. Сестра Мария мною бы гордилась.

– Выпей, – мне в руки ткнулась кожаная фляга. – Поможет.

– Я еще не дорос до крепких напитков, – буркнула я. – А хотя…

Я вырвала у Дамира, понюхала – в нос резко шибануло алкоголем.

– Соблагоизвольте показать мне рану на плече, – попросила я. – Кровищи натекло – хоть рукав выжимай. Вы же сами понимаете…

Скомандовала бы – но это роль Стефы. Степан вежливо просит. Будь я сейчас женщиной – вела бы себя куда более дерзко.

Дамир тяжело вздохнул и попытался стянуть через голову рубаху, но левая рука отказалась слушаться. Похоже, рана куда серьезнее, чем мне показалось. Поняв, что рука не поднимается, он просто оторвал рукав. Я щедро плеснула на его плечо вином – или что там у него было в фляге – и присвистнула. Порез чистый, но очень глубокий. Такие сами собой не зарастают.

– Надо зашивать, – сглотнув, сообщила я.

– У Талли в мешке есть иголка и нитки, – мотнул головой Дамир. – Вперед, мальчик.

– Я… не умею.

– А я не достану, – спокойно ответил мужчина. – От Талли тем более толку нет.

Я закрыла глаза, вознесла про себя молитву Пресветлой Матери – монастырские привычки не желали исчезать – и, покопавшись в мешке, извлекла большую иглу и катушку суровых ниток.

"Мне этот мужчина никто, – повторяла я про себя, отгрызая зубами кусок нитки и засовывая его в фляжку. – Его боль – не моя боль."

Пропитав нить вином, я вдела её в иголку и примерилась. Не выдержав, хлебнула из фляги, закашлялась, и, пока в груди разливался огонь, воткнула иголку в живую плоть. Разумеется, я умела шить, штопать и вышивать. Наложить ровный шов оказалось не так уж и сложно, особенно если учесть, что мой пациент сидел ровно и не издавал никаких звуков, только еле слышно задерживал дыхание. Завязав узел на нитке, я аккуратно убрала иголку, щедро полила рану из фляги и нагло выпила остатки браги. После этого я позволила себе застучать зубами и утереть злые слёзы.

– Степан, ты молодец, – похвалил меня Дамир. – Для твоего возраста справился великолепно.

– Какого моего возраста? – обхватила себя руками я, сжавшись в комочек. – Мне шестнадцать. Я взрослый.

– Я думал, что меньше, – удивился блондин. – Все равно… молодец. Мужик.

Добрые слова меня приободрили, я действительно почувствовала себя героиней. Вот так всегда – не выношу, когда меня ругают, а от похвал просто расцветаю. Монахини это быстро поняли и вили из меня веревки.

– Стёп, – вкрадчиво начал Дамир. – А ведь в деревню тебе придется ехать.

– С чего бы это?

– Талли не ездок, и бросить тебя с ним и разбойниками – слишком жестоко. А помощь привести нужно.

– А что я с этого буду иметь? – на всякий случай уточнила я.

– Чистую совесть, – не задумываясь, ответил мужчина.

– Ловко придумали, – обрадовалась я. – А если я просто свалю с вашей лошадью?

– А я тебя из-под земли достану, – пообещал Дамир. – Правду говорю. Да и ты не такой.

– Больно вы знаете, какой я, – ворчала я, седлая лошадь.

Найдёт он. Если уж я от отца удрать смогла, от тебя и подавно уйду. Как в детской сказке про пряник: и от рыси ушёл, и от волка ушёл, да… Выпитый алкоголь будил во мне совершенно безумную Стефу. Я уже испытывала это состояние однажды. Жаль, что покрасоваться было не перед кем. И борделя в деревушке, к которой я приближалась, тоже не было. А то я б заглянула.

– Эй, человек, – окликнула я бородатого мужика. – Кто у вас тут главный? Там на дороге на кнеса разбойники напали, ранили. Помощь нужна. Лекарь и повозка.

– Лекаря у нас нет, – развел руками мужик. – Надо в город посылать. А повозка будет, уважаемый. Сей момент, старосту кликну.

– За лекарем пусть кто-то немедленно выедет, – скомандовала я. – А пока… хоть кто-нибудь есть? Знахарка? Коновал? Да хотя бы повитуха?

– Знахарка имеется, – кивнул человек, не двигаясь, впрочем, с места.

– Живо! – громким голосом крикнула я. – Кнес за всё платит золотом! Вот за телегу и лекаря задаток.

Показала ему двойной империал. Очевидно, тут хорошо знали его ценность: ещё бы, за такую монету менялы двадцать златых дадут. На эти деньги можно целый трактир купить. Ну хотя бы половину… Сразу и забегали: телегу с сеном пригнали, мальчишку за лекарем отправили, знахарка прибежала. С мужиками я не поехала – что мне там делать? Помощи от меня немного. Отправилась на постоялый двор (всё же деревня вдоль дороги, как без него), сняла две лучших комнаты и заказала себе еды. Никакой империал я, разумеется, отдавать не собиралась. Не хватало ещё за господина Ольхова расплачиваться. И вообще ни за что платить не стала: Дамир Всеславович мне теперь по гроб жизни должен.

Глава 8. Неожиданное предложение

Светловолосый кнес со своим помощником прибыли, когда уже стемнело. Я успела и наесться до отвала, и помыться, и по деревне пройтись. На ногах у меня, между прочим, новые ботинки, на плечах потертая кожаная куртка. Пояс тоже новый, широкий, с металлическими клепками. А меч мне не продали: сказали "не дорос". То есть путешествовать в одиночку – это пожалуйста. А защищаться – еще зачем? Глупости выдумал, господин Градов!

Усталый, бледный, с отросшей щетиной, Дамир всё равно остался самым красивым из всех мужчин, что я видела. Он тяжело прошёл в столовый зал постоялого двора, упал рядом со мной на лавку и нагло утащил у меня огромную деревянную чашку. Отхлебнул и принялся плеваться: в кружке-то было молоко!

– Стёпа, ты болван, – заявил Дамир. – Эй, человек! Пива мне и юноше!

– Юноше не надо! – махнула рукой я. – Юноша еще не дорос. Что с вашим другом?

– Секретарём. Талли мой секретарь. Был. Должность вакантна.

– Умер что ли? – напугалась я.

– Типун тебе на язык! В животе какое-то воспаление. Знахарка купировала, но без хорошего лекаря Талли помрет через пару дней.

– Я отправил в город за целителем, – сообщила я. – Но за ваш счёт.

Дамир хлопнул меня по спине ладонью, отчего я чуть не улетела носом в стол.

– Экономность – хорошее качество, даже лучше, чем предусмотрительность. Если ты ещё и писать умеешь – возьму тебя секретарём!

– Я как бы два года в Галлии учился, – пожала я плечами. – В Льенском университете. Там же с четырнадцати можно лекции посещать. Писать я умею, в общем. И читать тоже.

– А родители твои кто?

– Сирота я. Отца не знал никогда, а мать умерла недавно. Как перестала деньги на обучение высылать, так я домой и поехал. Понял, что что-то случилось.

– А жил где? – беседа начала походить на допрос, но я не возражала.

– У кнеса Градского в волости. Знаете, деревня Дубки возле реки Коровки.

– Не знаю, – вздохнул Дамир. – Кнеса Градского знаю только. Высокий такой старик, худой.

– Ага, как же, – не повелась на провокацию я. – Высокий и худой – это Василевский. А наш кнес дородный и борода лопатой.

Ай да Стефа, ай да молодец! Внимательно слушала тетю Милославу и её рассказ о последнем визите на родину, теперь и пригодилось.

– Да, точно, – не смутился мой собеседник. – Я перепутал. А напомни, как жену и дочку Радомира зовут?

– Мстислава, – хихикнула я. – Линд его жена. А дочка старшая Милослава, что в Галлии замуж вышла, вторая Святослава, за князем Волчеком, а сынок егонный Ярославом зовётся.

Спрашивай-спрашивай. Про родню свою я всё знаю.

– Ярослав-то, поди, тоже уже читать умеет? – не унимался Дамир.

– И то сказать, уж парню почти четверть века стукнуло, – согласилась я. – Должно быть, и умеет. Хотя кто его, кнесича, знает… не нашего ума дело.

От острого взгляда блондина я поёжилась. Казалось, он пытается залезть ко мне в мысли.

– Слушайте, что вы меня пытаете! – не удержалась я. – Я к вам в секретари не набиваюсь, вы сами предложили! Я вас вообще знать не знаю. Может, вы какой-нибудь наёмный убийца!

– Не убийца, не бойся, – вздохнул Дамир. – А может и убийца, да не наёмный. Мне верный человек нужен, Стёпа. За верность я плачу щедро.

– Щедро – это сколько?

– Десять серебрушек в месяц.

– Пятнадцать.

Дамир поперхнулся пивом, удивлённо уставившись на меня.

– Ну ты и наглец!

– А вам нужен секретарь или лакей? – усмехнулась я.

– Одиннадцать.

– Тринадцать.

– Двенадцать!

– Я согласен.

Широко улыбаясь, мы пожали друг другу руки.

– Я вам комнату снял, – вспомнила я. – Кстати, как вас величать?

– Дамир Всеславович Ольхов.

Я замерла, охваченная внезапным подозрением. Да нет, быть того не может! Или может? У меня ведь тоже имя, максимально похожее на родное.

– Кнес? – небрежно спросила я. – Ну, вы ведь кнес?

– Кнес, но безземельный пока. А почему ты так посмотрел?

– Ольхов – это почти как Ольшинский, – передернула я плечами. – А нынче государь у нас из рода Ольшинских.

– Степ, мне нужен не только умный секретарь, но и молчаливый, – тяжело взглянул на меня блондин. – Думать не возбраняется, но тогда дашь клятву.

– Я и подумаю, – сглотнула я. – До утра. Можно?

– Думай, Стёпа. И помни: я своих людей в обиду не даю, а за верную службу отвечу благодарностью. Кто мне верен, тому и я верен.

Я кивнула, бочком выбираясь из-за стола. Сердце колотилось как бешеное. Дамир – или Даромир? Кто ты такой? Эх, найти бы Викторию и узнать, каков из себя старший сын государя – мой наречённый муж. Не бывает таких совпадений, просто не бывает! Либо я ошибаюсь, либо богине угодно нас лбами столкнуть. Моего сиятельного жениха зовут Даромир Велеславович Ольшинский. И настолько имя его схоже с именем моего блондина, что я сомневаюсь, не снится ли мне всё это.

К утру решение было принято: я отвечу кнесу Ольхову согласием. Какая в сущности разница, кто он, если рядом с ним спокойно и безопасно? Путешествие в одиночку мне не слишком понравилось, да к тому же я всё равно собиралась искать работу, а тут работа нашла меня. А если я не ошибаюсь – это вообще будет чрезвычайно забавно. И отцу, наверное, даже в голову не придёт искать меня рядом с тем, от кого я так старательно убегала. Словом, назревает приключение вполне в моём духе.

Уверенно я постучалась в комнату по соседству. Кнес Ольхов встал явно раньше меня, а может и вовсе не ложился. Он сидел за столом, красными воспалёнными глазами вглядываясь в какие-то бумаги. Светлые волосы всклокочены, на щеках неряшливая щетина, несвежая рубашка расстёгнута на груди. Бумаг было много, он раскладывал их в три стопки, шевеля губами.

– Ну что застыл, проходи, – бросил он мне. – Раз не сбежал, значит, надумал? Задавай свои вопросы!

Я прошла в комнату, чуть морщась от крепкого запаха мужского пота и села рядом со столом на стул.

– Кто вы? – прямо спросила я. – Для кнеса вы слишком молоды и свободны. Для горожанина слишком богаты. На купца не похожи…

– А ты как считаешь? – приподнял брови Дамир.

– Чиновник, – не задумываясь, ответила я. – Приближённый к государю, исполняющий разные поручения, часто инкогнито. Оттого и ездите быстро и без свиты.

Дамир присвистнул удивлённо, а затем толкнул в мою сторону лист бумаги и чернильницу с пером.

– Пиши, умник. Я, Степан батькович таков-то, приношу клятву верности и неразглашения Дамиру Всеславовичу кнесу Ольхову…

– Сиятельному кнесу, – поправила его я. – Ну правда! Вы ведь сиятельный?

Блондин витиевато выругался.

– Стёп, кончай умничать. Я уже тебя полюбил как младшего брата, тем более, что мой младшенький значительно тупее, но ещё одно слово, и я буду вынужден отправить тебя в камеру, как слишком догадливого. Пиши "сиятельного кнеса", но на этом всё.

Я кивнула, быстро записывая "под диктовку" стандартную клятву о неразглашении. Формулировку я знала наизусть – мы такие вещи проходили на уроках магии. Причём разбирали очень тщательно, чтобы понимать, чем всё это грозит. Поэтому я прекрасно знала, что упомянутые в бумаге имена не играют особой роли. Формально, конечно, на данный момент я присягала Дамиру как Степан. Как Стефания я вроде как никому не буду ничего должна. Но кровь-то приложится моя, а не чья-то. А с другой стороны я внесла поправку, что клятва действительна лишь в период моей службы – не всю жизнь, как, наверное, хотел бы Дамир Всеславович.

Блондин выхватил у меня бумагу, заглянул в неё, усмехнулся и размашисто подписал. Потом он ловко порезал палец лежащим на столе ножом для бумаг, капнул кровью на лист с клятвой и передал нож мне. Я сглотнула: перспектива членовредительства меня пугала. Я вообще боли боюсь. Да и нож доверия не внушал. На всякий случай протерла его рукавом, потом отполировала салфеткой. Зажмурилась, закусила губу и осторожно ткнула острием в подушечку большого пальца. Разумеется, ничего не произошло. Открыла один глаз, робко взглянула на Дамира.

Он спокойно вынул из моих пальцев нож и неуловимым движением проткнул мне средний палец. На плотный желтоватый лист бумаги капнула алая капля крови: красиво. Новый работодатель никак не прокомментировал мою позорную слабость, просто посмотрел на лист бумаги строго, и он вспыхнул, съёживаясь в чёрный комок. Огневик. А в роду Ольшинских всегда огневики рождались.

– У тебя красивый почерк и пишешь без ошибок, – мягко похвалил меня Дамир. – Теперь я вижу, что мне тебя богиня послала. Сейчас на пару писем ответишь, и я спать. Не ложился ещё.

– Я насчёт бани распоряжусь, – кивнула я. – И рубашку вашу зашить нужно.

Глаза кнеса удивленно расширились.

– Ты нянька или секретарь?

– А есть разница? – вскинула я брови. – Кто-то же должен сказать, что Вы воняете как конь! Секретарь – это ваша правая рука, между прочим. Я, кстати, тиран и деспот, поэтому буду время от времени спускать вас на грешную землю.

– Высеку, – тяжело поглядел на меня Дамир. – Наглость свою умерь, заткнись и пиши: Уважаемый кнес Лисицин, вынужден отказать вам в поддержке, ибо не нахожу предоставленные Вами доказательства достаточно убедительными… успеваешь?

Через три четверти часа пальцы у меня онемели: кнес Ольхов диктовал быстро и много. Он будто экзаменовал меня на выносливость. В Славии всё ещё пишут перьями, хвала богине, что металлическими, а не гусиными. Меня учили писать пером с детства, уверяя, что так почерк будет изящнее. Но вообще я привыкла к чернильной ручке, которые производили в Галлии. У меня такая была в сумке. Кстати, сумку с дневниками и запасом вещей я предусмотрительно отправила почтой в Даньск, не желая потерять её в пути. Надо думать, она уже меня ожидает. Какая я молодец! Страшно представить, если бы мои дневники прочитал кто-то из разбойников. А потом Дамир вдруг замолчал. Я подняла глаза и увидела, что он просто уснул, уронив голову на сложенные руки. Что же мне делать? Бросить его так совершенно немыслимо: я однажды заснула, переписывая книгу, и наутро не могла разогнуться. Спина и плечи болели со страшной силой. А ведь я его моложе: он, наверное, и вовсе встать не сможет. Или злой будет, как пёс.

Так и не смогла для себя решить, кто я – жалостливая баба или идеальный секретарь, но подлезла под руку мужчины, подхватила его за талию и доволокла до кровати. Тяжёлый он, просто боров какой-то. Подумав, и сапоги сняла: помнится, леди Милослава жаловалась, что когда её супруг лорд Оберлинг засыпал в обуви, наутро у него всегда болела голова. А мне нужен здоровый работодатель. Здоровые меньше придираются и лучше платят.