Повод для знакомства

Вера была его любовницей пару лет, потом удачно вышла замуж, родила троих детей, не прекращая, впрочем, необременительных отношений с ним. А он тогда совершенно не раздумывал над природой своих чувств к Вере, да и о том, как она относится к нему. У него было полно других забот, казавшихся ему чрезвычайно важными. Он писал диссертацию, сначала одну, потом сразу вторую, много оперировал, уговаривал жену родить ребенка…

Когда ему сказали, что для дальнейшего профессионального роста следует какое-то время прослужить в Чечне, Ян без колебаний согласился. Вера, к его огромному удивлению, отправилась за ним. Правда, она утверждала, что едет не из любви к нему, а потому что ее достали дети, но как проверишь…

Они провели в Чечне всю первую кампанию, Колдунов не получил даже царапины, а Веру тяжело ранило.

Вернувшись, он демобилизовался, чтобы стать главным врачом одной из городских больниц. Покомандовал несколько месяцев, только вошел во вкус, как его вызвали в комитет и предложили незатейливую аферу. Колдунов должен был купить для больницы списанное рентгеновское оборудование под видом нового. Часть прибыли от этой операции должна была осесть у него в кармане. Деньги, по Яновым меркам, были огромными, причем ему намекнули, что это не последняя комбинация, в которой ему предстоит участвовать. Колдунов с негодованием отверг это лестное предложение, подумав, что в принципе комитетские могли бы и не брать его в долю – он и не понял бы, что ему подсунули б/у вместо нового.

Последствия не заставили себя ждать. Яна обвинили в финансовых нарушениях, причем в таких сложных, что он даже не смог понять, что именно нарушил. В виде великой милости дело до суда не довели: просто предложили сдать пост и навсегда исчезнуть из медицинской элиты.

Ян так и поступил. Он понял, что если будет бороться, доказывать свою честность, то окажется за решеткой, а на это его гражданского мужества не хватало. Поэтому он безропотно ушел на дно. Жена не захотела тонуть вместе с ним и подала на развод.

Одна Вера не покинула его. Когда Ян получил это отделение, она сразу перешла к нему на должность старшей сестры. Это была удача для него – и личная, и профессиональная.

– О чем задумался? – шепнула Вера.

– О тебе. Знаешь, не могу я вспоминать тот день, когда тебя ранили. Как подумаю, мне будто кто кол под ребра вгоняет.

– А тебя не коробит, что я… Ну, ты понимаешь. Эти шрамы… Да и толстая я стала после операции, ужас.

– Дура ты, Ананас. Как была красоткой, так и осталась. Я тебя всегда хочу.

Маргарита Матвеевна отпустила Катю ночевать домой, чему та была несказанно рада. Сидение в больнице вымотало ее сильнее, чем она ожидала, и Катя не могла даже понять, чего больше в ее состоянии – душевной или физической усталости. Безумно хотелось принять душ и завалиться спать и чтобы наутро все это обернулось дурным сном.

Катя всегда была здоровым человеком, последний раз посещала врача лет пятнадцать назад, когда собирала справки для поступления в консерваторию, а потом ее общение с медициной ограничивалось ежегодной флюорографией. Справку от гинеколога ей доставала мама, так что Катя ни разу в жизни не была у этого специалиста. Когда всех девочек выпускного класса повели на осмотр, мама возмутилась и Катю не отпустила: «Какое безобразие! Это безнравственно, школьницам – и к гинекологу! Проверять вас там будут, что ли?» С тех пор мама всегда приносила искомую бумажку от своей подруги.

Поэтому внезапное погружение в человеческие страдания оказалось для Кати очень болезненным. Она думала, что пройдет время и она сама станет такой же никому не нужной старухой, так же будет лежать на неопрятной койке, пытаясь обратить на себя внимание равнодушных докторов, а те станут материть ее, едва выйдя из палаты.

В отделении лежали и молодые больные, едва ли старше Кати, и она с ужасом вглядывалась в их землистые лица.

Катя впервые подумала, что ее жизнь, пусть и не особенно счастливая, в любую минуту может перевернуться из-за неизлечимой болезни, и тогда все ее планы окажутся безжалостно перечеркнутыми.

Возможно, ее уже точит недуг, просто она еще не знает об этом. Катя вспоминала, что несколько дней назад у нее болел живот и тошнило. А еще иногда у нее кружится голова и ноют суставы. А голова болит почти каждый вечер. Раньше Катя старалась не обращать на все это внимания, а теперь думала, что это скорее всего зловещие симптомы, которые обязательно приведут ее на больничную койку.

Возле дома Катя увидела соседа Юру. Он доставал из багажника пакеты, наверное, ездил в универсам. Юра был без шапки, и крупные хлопья снега оседали на его коротких волосах.

Катя подумала, что если она тихонько постоит за деревом, то сосед ее не заметит. Ей не хотелось общаться с ним.

– Катюша, привет! – Фокус не удался.

– Добрый вечер.

Юрина машина молодецки свистнула сигнализацией и подмигнула. Сосед подхватил свои пакеты и пошел рядом с Катей.

– Ты чего со мной утром не поехала? Я ждал-ждал, поднялся к тебе, а твоя мамаша сказала, что ты давно ушла.

– Извини, что не предупредила, но я не думала, что ты станешь меня дожидаться.

– А как же иначе?

– Прости. У меня тут проблемы появились, поэтому я, честно говоря, не вспомнила о тебе.

– Что случилось? – Юра был крайне любезен. Столько усилий ради ребенка подруги! Катя даже позавидовала той женщине.

– Да так. Заболела моя учительница, теперь приходится торчать в больнице. Юра, я пока не смогу с тобой ездить. И ребенка пока не смогу посмотреть, у меня просто не будет времени. Около месяца, наверное.

– А потом посмотришь?

– Конечно.

– А хочешь, я тебя завтра до больницы подкину? Если она, конечно, не на другом конце города.

– Это неудобно, Юра. Мне не хотелось бы одалживаться у тебя.

– Какое одолжение!

– Нет-нет, спасибо. Ты вовсе не должен превращаться в моего шофера.

Катя осталась очень собой довольна. Искушение было велико, но ей удалось его побороть. Она ничем не будет обязана соседу. Неприятно было не то, что Юра просил ее о помощи, а то, что он пытался манипулировать ею. Если бы он просто зашел по-соседски и попросил прослушать ребенка, Катя, безусловно, сделала бы это, притом совершенно бесплатно. Но он предпочел сначала оказать Кате услугу, сделать ее своей должницей – а такие торгашеские отношения между интеллигентными людьми недопустимы.

На следующий день Маргарите Матвеевне назначили день операции. Старушка, кажется, совсем не боялась предстоящего испытания. Она была абсолютно спокойна, шутила с Катей и с соседками по палате. Неожиданно выяснилось, что она когда-то была знакома с перевязочной сестрой, поэтому обе старушки периодически исчезали с таинственным видом минут на двадцать. Возвращалась Маргарита Матвеевна веселая, благоухающая табаком, а один раз чуткий Катин нос уловил запах спиртного. Понимала ли Маргарита, что во время операции может умереть? Этого Катя не знала.

В общем, пока что обязанности сиделки были необременительны. К тому же в училище Катю уже не ждали, ее учеников распределили между другими педагогами. Чтобы не томиться от безделья, она заклеила окна во всех палатах, причем Маргарита Матвеевна принимала живейшее участие в этом процессе. Она бегала возле подоконников и восклицала: «Ох, Катюша, осторожнее!», «Ой, не упади!» и «Бедная девочка, ты же себе все руки испортишь!» Наконец Клавдия Ивановна нейтрализовала подружку, вручив ей огромную стопку нарезанной марли, из которой Маргарите Матвеевне предстояло наделать салфеток для перевязок.

Когда Катя заклеивала окно в одной из палат, зашел заведующий. Он хмуро посмотрел, как она балансирует на подоконнике, и сказал:

– Осторожнее, а то нам для полного счастья только парашютистки не хватает. Закончите – зайдите ко мне в кабинет на беседу.

Слов благодарности за то, что, не щадя себя, она благоустраивает вверенное ему отделение, Катя так и не услышала.

Тщательно вымыв лицо и руки, она переоделась, поправила прическу и отправилась на поиски заведующего.

Его обитель представляла собой каморку под лестницей, и Катя несколько раз прошла мимо, прежде чем ее обнаружила. На табличке, небрежно приколоченной к двери, Катя с удивлением прочитала, что Колдунов является доктором наук. Во-первых, заведующий был слишком молод для этого звания, а во-вторых, Катя думала, что доктора наук так себя не ведут.

Она подергала дверь – заперто. Хотела уже вернуться в палату, но увидела Яна Александровича выходящим из лифта. Он вывалился спиной, азартно смеясь и размахивая руками.

– Ну, пока, – проорал он закрывающимся дверям. Потом развернулся и уставился на Катю, поспешно стирая с лица развеселое выражение.

– Ко мне? Проходите.

Намеренно или нет, но он встал в дверном проеме так, что Кате пришлось протискиваться мимо него, задержав дыхание. Катя пару раз видела, как заведующий хлопал медсестер по попам или щипал за ляжки, и не исключала, что он и с ней может проделать подобное. «Или я уже становлюсь сумасшедшей старой девой, которой везде мерещатся посягательства на ее честь?» – грустно подумала она.

Кабинет Колдунова своими размерами весьма располагал к интимности. Келья Петра Петровича по сравнению с ним выглядела бальным залом.

Мебель тоже словно предназначалась для гномов – Кате пришлось повозиться, устраивая ноги под столом так, чтобы коленки не торчали наружу, но и не касались ног заведующего.

– Вы о заболевании своей родственницы знаете? – мрачно спросил заведующий.

– В общих чертах.

– У нее злокачественная опухоль желудка, это уже доказано с помощью биопсии. Опухоль подкравливает, может перекрыть просвет желудка, и жить с ней долго ваша бабушка не сможет. Кроме того, она очень пожилой человек и операция для нее представляет крайний риск. Вы это понимаете?

Катя вздохнула:

– Понимаю, конечно. Я вообще удивляюсь, как это вы беретесь оперировать такую пожилую даму.

– Но… Простите, как вас зовут?

– Екатерина Николаевна.

– Так вот, Екатерина Николаевна, у стариков в отличие от молодых людей злокачественные опухоли растут очень медленно, и если удастся все убрать, у больной есть реальный шанс на жизнь.

«Значит, если у меня появится злокачественная опухоль, то она будет расти быстро, я ведь еще молодая», – подумала Катя и расстроилась.

– Мы хотим помочь вашей бабушке, в ее случае риск вполне оправдан. Вы согласны?

– Вы же врач, вам виднее. Если считаете, что операция необходима и если с этим согласна Маргарита Матвеевна, то мне нечего возразить. Мое дело – обеспечить послеоперационный уход.

Ян Александрович кивнул. Достал из кармана халата пачку сигарет, предложил Кате.

Она взяла, хотя никогда раньше не курила эту марку и подозревала, что сигарета окажется слишком крепкой для нее. Что ж, пока Колдунов казался вполне приличным человеком, с добрыми намерениями и культурной речью.

Хотелось бы думать, что ее первое впечатление было ошибочным. В конце концов, любой человек может иногда свернуть со стези добродетели. Даже Георгий Маркович один раз бегал по коридорам училища, уверяя всех, что он летучая мышь.

– В таком случае, Екатерина Николаевна, перейдем к следующему пункту нашего разговора. Не знаю, осведомлены ли вы о состоянии дел в нашем здравоохранении, но хочу вам сказать, что оно оставляет желать лучшего.

– Что вы говорите? – вежливо удивилась Катя.

– Да, это так. Эта страховая медицина, будь она неладна! Страховые компании загребают все деньги, а расстаются с ними крайне неохотно. Больше того, они имеют право сами решать, какие операции оплачивать, а какие – нет. Короче говоря, если вы согласны, то придется потратиться на лекарства. Конечно, я могу прооперировать бабушку и повести послеоперационный период на том, что мне родина дает, но… Я и так не дам стопроцентной гарантии, что бабушка выживет, а если не прикрыться нормальными антибиотиками, витаминами, хорошими сердечными препаратами, не сделать переливание крови…

– Мы заплатим, – поспешно перебила Катя, – мы уже собрали деньги. Когда нужно принести?

– Вот приблизительный список препаратов. Сразу все не покупайте, особенно если вы человек суеверный. Я вам отмечу, что необходимо в день операции, а потом будете потихоньку подкупать. Ну и потом, вы видите, в каком состоянии отделение. Кровати, тумбочки, белье. Скоро все в пыль рассыплется. Если вы сможете пожертвовать энную сумму… Разумеется, при успешном развитии событий…

Кате стало противно. Наверняка она была не первым человеком, у которого Колдунов просил денег «на развитие», наверняка многие до нее эти деньги давали, но пока что было незаметно, чтобы отделение сильно развивалось.

Господи, ну почему мама никогда не ошибается в людях? Она, даже не видя здешних врачей, дала им совершенно правильную оценку, а Катя, как обычно, питала иллюзии.

Увы, Колдунов оказался, как и предсказывала мама, непорядочным человеком. Хоть бы еще сказал честно, что ему нужен гонорар, нет, стал вымогать деньги якобы на благие цели!

– Я не распоряжаюсь средствами на лечение Маргариты Матвеевны, ими ведает директор нашего училища, но, думаю, он найдет возможность оплатить все необходимое, – отчеканила Катя.

– В таком случае, если у вас нет ко мне вопросов…

Подождав секунду, Ян Александрович встал.

– Не провожайте! – завопила Катя, представив, что ей опять придется протискиваться мимо него.

Она вскочила и ринулась к двери.

– О том, как ухаживать за больной, вам расскажет Светлана Эдуардовна, – прокричал ей вслед заведующий.

Войдя в палату, Катя сразу увидела маму. Она сидела на койке Маргариты Матвеевны, и ее вид не предвещал ничего хорошего.

Своим хорошо поставленным голосом мама объясняла Маргарите Матвеевне и ее соседкам, в каких ужасных условиях они лежат. На случай, если это обстоятельство вдруг ускользнуло от их внимания.

– Ну что? – обернулась она к Кате.

– Ничего, – Катя пожала плечами, – была на беседе с заведующим.

– Что он сказал тебе?

– Да ничего особенного, мама.

– Ладно, проводи меня.

В холле мама остановилась.

– Знаешь, Катя, не хотела говорить при твоей учительнице, но я не понимаю, о чем вы думаете с Петром Петровичем! Посылаете человека на верную смерть.

– Конечно, мама, интерьер тут жутковатый и поначалу шокирует, но говорят, что заведующий – хороший специалист.

– Кто говорит?

– Петр Петрович.

– А он хоть раз был здесь? Сам говорил с этим хорошим специалистом? Видел лечащего врача? От нее просто в дрожь бросает!

– Может быть, у Петра Петровича при виде ее возникли бы другие эмоции, – пошутила Катя.

Мама устремила на нее свой фирменный стальной взгляд.

– Вот уж не думала, Екатерина, что ты способна говорить пошлости. Или это пагубное окружение влияет на тебя? Нет, я просто поражаюсь вашей с директором безответственности!

«Делать-то что? – подумала Катя. – Забирать старушку из больницы, в которой она уже освоилась, искать другие места, где сделают операцию за приемлемую цену? Не факт, что они найдут лучше».

В холле появилась Светлана Эдуардовна. Заметив Катю, она улыбнулась и подошла. Хотела, наверное, загладить давешний инцидент.

– Ну что, препараты купили уже? – спросила она весело.

– Какие препараты, девушка? – осклабилась мама.

– Не девушка, а доктор.

– То, что вы не девушка, я прекрасно вижу! Вам вообще не стыдно приходить в таком виде на работу? Это же больница, а не бордель. Что о вас больные подумают? Не надо мне тут лицо кривить, я пожилой человек и имею право сделать вам замечание. Вы только посмотрите на себя в зеркало: лицо разрисовано, юбка по самое «не хочу».

– Ну вот, – притворно вздохнула Светлана Эдуардовна, – что значит «не хочу»? А может быть, я как раз хочу?

– Знаете, я в таком тоне не могу поддерживать беседу. Опускаться до вашего уровня я не собираюсь.

Мама демонстративно отвернулась от Светланы Эдуардовны, и Кате ничего не оставалось, как последовать ее примеру. Но и находиться с докторшей в состоянии конфликта Кате не хотелось. Им все равно придется общаться. Поэтому Катя украдкой улыбнулась Светлане Эдуардовне из-за маминого плеча.

– О каких препаратах говорила эта лахудра? – спросила мама, поправляя перед зеркалом воротник пальто. – Что ты должна купить?

– Лекарства, чтобы послеоперационный период прошел без осложнений.

– И что, ты собираешься все покупать? Это что у тебя, список? Ну-ка, дай сюда.

Мама, далеко отставив руку, как все дальнозоркие люди, углубилась в чтение.

– Боже мой, да ты хоть знаешь, на какую здесь сумму?

Катя этого пока еще не знала. Она специально взяла список, чтобы посмотреть цены в аптеке, которая находилась здесь же, в холле.

– Тут самое малое тысяч на семь! – воскликнула мама.

Около тридцати частных уроков, сразу перевела Катя.

За месяц можно заработать.

– Нет, Катя, это форменное безобразие. Мало того что они вымогают лекарства, так они еще заставляют тебя закупать препаратов вдвое больше, чем нужно. Смотри, сорок флаконов антибиотиков. Разве столько влезет в бедную старушку? Я прекрасно знаю, какими махинациями занимаются врачи. Ты все закупишь, а они половину на сторону продадут.

Света влетела в ординаторскую и уставилась в зеркало.

– Ян Саныч, как вам мой прикид? – внезапно спросила она.

– Бесподобно, – ответил он, не отрываясь от истории болезни.

– А чего все говорят, что я на шлюху похожа?

– Не знаю, Светик. Лично мне ты гораздо больше напоминаешь монашку.

– Так мне чего, имидж, типа, сменить?

– Первый раз слышу от вас, Светлана Эдуардовна, здравые речи, – включился в беседу Эрнст Михайлович. – Если вы соблаговолите прикрыть лишние десять сантиметров своих прелестей сверху и снизу, ваш облик только выиграет.

Света задумчиво вынула из ушей серьги, стерла носовым платком рубиновую помаду с губ и зачесала волосы в гладкий хвост.

– Отстой, – произнесла она, глядя в зеркало.

– А по-моему, очень милая, свеженькая мордашка. – Ян попытался утешить подчиненную, а заодно убедить ее приходить на службу в приличном виде. – И знаешь, Света, мало кто из мужчин реально западает на женщин с заголенными ногами. Не спорю, на такие ножки, как у тебя, смотреть приятно, но и только. Заценил, полюбовался и пошел дальше. А вот когда не знаешь, что там скрывается под юбкой…

– Тихо, тихо, Ян Саныч, не распаляйтесь. – Светка похлопала его по плечу. – Не надо мне по ушам ездить, рассказывать, как мужика подцепить. Мне это ни к чему. Давайте лучше о деле. Вы, когда с пианисткой беседовали, насчет бабок на развитие отделения говорили?

– Говорил.

Светка горестно покачала головой:

– Ой, хреново-то как! Она ведь подкрепление из тылов вызвала, я в холле видела. Такая тетя, что в кошмаре не приснится. Зубы там, где не надо, растут. С такой левые бабки выбивать себе дороже обойдется.

– От кого я слышу такие пораженческие речи? От человека, который призывает меня доить всех подряд, невзирая на социальный статус! От человека, который пытается убедить меня, что можно и должно хамить больным и что их жалобы не имеют ровно никакого значения! Ты, Светка, наоборот, должна радоваться, что тебе предстоит схлестнуться наконец с достойным противником, а не с до смерти напуганной старушкой.

– Ян Саныч, если бы вы увидели этого достойного противника, то сейчас сидели бы под столом, мелко дрожали и выли бы на луну. Короче, я предупредила.

– А что прикажешь делать? – завопил Ян. – Ну ладно, потолок пусть нам на головы упадет, не жалко. Белье все в дырах – тоже ничего, большинству наших больных это безразлично: они давно пропили последние мозги и не соображают, где находятся. Но без хороших инструментов как работать? В операционной ножницы все тупые, как я не знаю что, зажимы в руках ломаются. А администрация денег на это не дает, говорит, сами заработайте! На ком, интересно, я заработаю? На пенсионерках? На бомжах? Эта бабушка – единственная во всем отделении, у кого есть родственники, желающие помочь.

Светка села за стол и эффектным жестом придвинула к себе пачку историй. Всем своим видом она выражала праведное негодование. «Вот увидите, что я была права, да поздно будет!» – крупными буквами было написано на ее помолодевшей без экстремального макияжа физиономии.

– Не трусь, прорвемся, – подмигнул ей Колдунов.

Зазвонил телефон, но все трое продолжали сидеть на своих местах.

– Я не пойду, я заведующий, – первым не выдержал Ян.

– Пусть Светлана Эдуардовна возьмет, она самая молодая.

– Я единственная среди вас как бы женщина, – парировала Светка.

Ситуация начала напоминать басню Маршака «Старуха, дверь закрой». Телефон между тем надрывался, наверняка им хотели сообщить что-то важное.

Эрнст Михайлович усердно строчил в истории болезни, делая вид, что ничего не слышит. Светка тоже, судя по всему, не намеревалась капитулировать.

Колдунов громко сказал: «Тьфу на вас» – и взял трубку. Лучше бы он этого не делал! Звонили терапевты, просили проконсультировать больного.

– Бомж? – грозно спросил Ян Александрович, с ходу поняв суть проблемы.

– Как ты догадался? – спросила заведующая терапией и развратно засмеялась.

Ян вовсе не обладал даром ясновидения, но практика была известная: подавляющее большинство вынутых из канавы бомжей независимо от заболевания помещали в отделение Колдунова, как в официальный больничный отстойник. И лишь когда отлаженный механизм давал сбой, маргиналы оказывались в терапии или неврологии. Заведующие, обнаружив на утреннем обходе у себя в отделении немилосердно воняющего бомжа, не теряли голову, быстренько находили у больного, не приближаясь к нему, впрочем, ближе, чем на три метра, острую хирургическую патологию и с песнями переводили к Колдунову. Обычно Ян безропотно принимал такие подарки, но с этой заведующей у него были свои счеты. Пару раз она отказалась взять к себе от него терапевтических больных – вполне приличных, но бедных бабушек. Поэтому Колдунов решил стоять, как русская армия под Сталинградом, но бомжа не забирать.

– Не пойду. Я сегодня не дежурю, рабочий день через семь минут заканчивается, так что изволь обращаться на первую хирургию.

– Они на бомжа не пойдут.

– Знаю, что не пойдут, но я здесь ни при чем. Это не моя проблема, ясно?

– Но, Ян, у него, кажется, без дураков, острый живот.

– Алла, я никогда не поверю, что ты трогала бомжу живот. Думаю, что ты поставила этот диагноз, посмотрев на больного из коридора.

– А ты приходи и проверь, смотрела я его или нет, – огрызнулась Алла.

– Да мне по фигу! Зови дежурную смену.

– Говорю тебе, они не придут.

– Ну напиши в истории, что вызваны хирурги, поставь время вызова, а дальше не твоя уже забота. Да и нет там никакой хирургии, уверен. Сколько вы к нам бомжей с перитонитами переплавили, и ни у одного еще диагноз не подтвердился.

– Ян, я знаю, что ты на меня обижен. Поэтому я тебе звонить вообще-то не хотела. Я сначала обратилась на первую хирургию, как ты советуешь. Но меня там послали подальше. Сказали, что бомжи – твой профиль.

– Что? – взревел Колдунов. Привычный ко всему, такой наглости он в своих коллегах все же не предполагал. – Мой профиль? Покажите мне приказ, где это написано! Где сказано, что Колдунов должен торчать в больнице в любое время суток и расцеловывать всех бомжей? Ознакомьте меня с этим приказом, и я буду это делать! Но пока приказа еще нет, будь любезна разбираться со своими проблемами сама! – Трясущимися руками он закурил, затянулся поглубже и сразу слегка остыл и уже спокойно, даже доброжелательно закончил: – В строгом соответствии с законом и с рабочим расписанием больницы. А я пошел домой. Пока мы мило беседовали, мой трудовой день завершился.

Он положил трубку и гордо посмотрел на подчиненных. Пусть видят, какой у них суровый заведующий, и боятся.

– Правильно, Ян Александрович. – Кажется, впервые в жизни Колдунов слышал слова одобрения от Цырлина. – Нельзя позволять садиться себе на голову. Пусть знают, что мы не безответные придурки, готовые за других самую грязную работу делать.

Светка вдруг встала и поманила Колдунова в коридор.

– Чего тебе? Домой хочешь – так иди.

– Джаст э момент, Ян Саныч.

– Господи, да что за тайны у тебя?

Колдунов нехотя вышел в коридор, Светка затолкала его в угол, привалилась к нему и жарко зашептала прямо в ухо:

– Где это чучело лежит? Я сгоняю, посмотрю, если вам в лом.

– Да ты что, Светка?

– Ну а чё? Чё мы будем с больными-то воевать? Живой же там человек, западло не помочь.

– Доходчиво объясняешь.

Ян развеселился, обхватил Свету пониже талии и притянул к себе.

– Пошли, вместе глянем, что там за перитонит.

Краем глаза Колдунов заметил, что рыжая родственница одной из вверенных ему старушек смотрит на него с ужасом, и подумал, что со стороны их разговор со Светкой и в самом деле выглядит двусмысленно. Наверное, Ян показался ей сексуальным маньяком, который не может обуздать свои инстинкты и лапает хорошеньких сотрудниц прямо в коридоре. Ну и фиг с ней, главное, чтобы Вера не поняла этой сцены превратно. Ян ни в коем случае, даже по недоразумению, не хотел бы сделать ей больно.

* * *

Катя так устала за день, что даже не могла понять, чего она больше хочет, спать или есть. Сегодня пришлось побегать. Сначала в больницу, потом в училище – к Петру Петровичу за деньгами. Он хотел выдать ей сразу всю сумму, но Катя очень нервничала, когда приходилось становиться хранительницей чужого имущества, поэтому взяла только на текущие расходы, а основные деньги остались в директорском сейфе. Из училища Катя поехала на другой конец города, где была дешевая аптека. Мама высчитала, что если она будет покупать лекарства там, а не в больничном ларьке, то сэкономит не меньше тысячи рублей. Поскольку деньги были не ее, Катя покорно отправилась к черту на кулички.

К Катиному ужасу, выяснилось, что часть лекарств – это пол-литровые банки с какими-то растворами, и ей таких банок отгрузили штук пятнадцать. К тому же банки оказались стеклянными, и она боялась, что разобьет их в метро. Ловить такси на общественные деньги Катя постеснялась, а своих было жаль, ведь грядущий месяц не сулил ничего, кроме голой учительской зарплаты. Поэтому она сделала два рейса из аптеки в больницу, ругая маму за привычку совать нос в чужие дела. Если бы она не знала об этой дешевой аптеке, то спокойно купила бы все в больничном ларьке!..

В больнице Маргарита Матвеевна готовилась к операции. Старушка как будто не волновалась и была уверена в благополучном исходе, но все же Катя просидела с ней до вечера, пока Маргарита Матвеевна не приняла прописанные ей снотворные таблетки.

Часов в восемь к Маргарите зашел заведующий. Он присел к ней на кровать, ласково взял за руку:

– Как настроение, боевое?

– Спасибо, доктор, все хорошо.

– Ну и ладненько. Завтра поедете в операционную прямо с утра, там сделают вам укол, и заснете. Всю операцию будете спать, ничего не почувствуете. А как услышите голос, значит, операция закончена.

– А чей голос, доктор? – улыбнулась Маргарита Матвеевна.

Колдунов смешался.

– Мой, конечно. Или анестезиолога. Да не волнуйтесь, я сам вас разбужу. Кстати, украшения снимите, пожалуйста. Отдайте внучке.

– Это не внучка, а моя ученица. Доктор, а нельзя ли оставить украшения? У каждого из них – своя сентиментальная история. Они – талисманы.

– Ну, слава Богу, у вас не такая ситуация, чтобы вы нуждались в талисманах. Просто золото от йода портится. Как только вернетесь в палату, сразу снова наденете свои драгоценности.

Катя еле сдержала эмоции.

– Ян Александрович, – сказала она, выходя за ним из палаты, – может быть, разрешите оставить украшения? Неужели йод так уж вредит золоту?

– Да при чем здесь йод! Она же в наркозе будет! И, как в фильме, с бесчувственного тела… Я уже не говорю, если что… тьфу-тьфу, не дай Бог.

– То есть вы так спокойно говорите, что ваши сотрудники могут совершить мародерство? Да вы с ума сошли!

– Увы, не сошел. К сожалению, были прецеденты. Если что пропадет, вы же первая меня в асфальт закатаете.

– Боже, но я понятия не имею, сколько все это стоит! А вдруг это действительно драгоценности? А я на ночь глядя поеду домой с пригоршней золота в кармане! А вдруг меня в подворотне ограбят? Как я буду отчитываться перед старушкой? Может быть, она вообще не поверит, что меня ограбили, и решит, что я все продала на черном рынке?

Катя почти кричала, а Колдунов только ухмылялся, глядя на ее истерику.

– Не знаю, чем я мог бы вам помочь, – сказал он, когда Катя наконец замолчала. – Уж о чем о чем, а об этом я заботиться не должен. Только учтите, если завтра на больной хоть одно кольцо останется, операции не будет.

В панике Катя позвонила домой Петру Петровичу. Она так вопила, что Петр Петрович заехал за ней в больницу, потом они вместе отправились в училище и положили кольца в сейф. Только тогда Катя вздохнула с облегчением.

За исход операции она почему-то не волновалась. У нее было предчувствие, что все пройдет хорошо.

Катя отломила себе кусок булки и запила ряженкой прямо из пакета.

– Как тебе не стыдно, – тут же отреагировала мама, – сядь и нормально поешь!

– Нет, пойду спать. Завтра поем, тем более что можно будет не торопиться, заведующий сказал, что раньше одиннадцати операция не закончится.

– Кстати, я тут написала от твоего имени письмо главному врачу. Пусть знает, какие безобразия творятся за ее спиной.

– Мама, зачем?

– Затем, что это необходимо! Нужно вывести этих негодяев на чистую воду.

– Но эти негодяи завтра будут оперировать Маргариту Матвеевну.

– Правильно. В надежде на взятку. А стали бы они делать операцию, откажись ты платить – еще большой вопрос. Нужно было, конечно, сделать иначе. Ты должна была сразу, как только заведующий сделал тебе это возмутительное предложение, пойти к главному врачу и все ей рассказать. Уверяю, после этого тебе не пришлось бы ни копейки потратить на лекарства.

– Ну сходила бы я к главному врачу, покачала бы права, и что? Они бы поняли, что я скандальная тетка, решили бы не связываться со мной и стали бы лечить Маргариту Матвеевну всякой бесплатной ерундой. Нет уж, лучше мы заплатим, к тому же на каждого преподавателя не так много и выходит.

– Вот поэтому рвачество в медицине и процветает! Ты вдумайся, Катя, ведь получается, что больные становятся у врачей заложниками. Близкие, опасаясь за их здоровье, не могут даже возмущаться безобразной работой медиков. Не говоря уже о том, чтобы отказаться платить взятки.

Катя была готова на все, лишь бы мама оставила ее в покое. Мамина речь, безусловно, была справедливой, но все же это был уже не премьерный показ, а главное – время было выбрано неудачно.

– Ты совершенно права, – на всякий случай сказала Катя и попыталась прошмыгнуть в ванную.

Не удалось. Мама грудью перекрыла все пути.

– Вот я и считаю, – звонко, как на собрании, продолжала она, – что мы должны сообщить главному врачу об этой порочной практике. Завтра я завезу ей письмо от твоего имени. Я бы написала от своего, но это будет выглядеть глупо. Чего это я хлопочу о совершенно посторонней мне старухе? Другое дело ты, ее ученица.