Kitobni o'qish: «Своя чужая жизнь», sahifa 4
Глава IV
Прошло несколько лет. «Соседки» одна за одной менялись, кого перевели, кто «откинулся». Настало время для «звонка» на выход Композиторши. Подозвала она Веру к себе, а когда та села, Композиторша начала свой разговор.
– Я вот что хочу тебе сказать, мне через пару дней на воле гулять, землю нашу Матушку топтать, а тебе ещё больше года чалиться. Вот тебе адресочек один. Это не далеко от Москвы. Поедешь туда, если деваться будет некуда. Там тебя примут, скажешь от меня. Я маляву напишу, передашь её, тогда точно без вариантов. Это кореша мои. Может и меня там сыщешь когда-нибудь…
– Воры? Бандиты? – Вера округлила от испуга глаза.
– И то и другое. Честный вор – это профессия такая, – Композиторша посмотрела на непонимающий взгляд Веры. – Да ты, Наива, не пугайся. Почти восемь лет отсидела, сможешь и там. Здесь сложнее, там хоть какая-никакая воля. Считай, что работа твоя такая. Ну, да, не по трудовой книжке, уж извиняйте! Но там связи есть. Этнос главарь. Всё сделает и дочь твою найти попытается. Лет много может понадобиться, но землю всё перероет. А ты делай всё, что скажет, своей среди них станешь, а своих Этнос не бросает. Как ты к нему, так и он к тебе.
– Ты тоже с ними…ну это…работала? – не могла подобрать нужного слова Вера.
– И это и то и жила, и работала. Этнос мне, вроде как, муж.
Вера была удивлена услышанным, но за помощь такого рода была благодарна. За столько лет на зоне она прекрасно понимала, что, кроме как люди из этого круга помочь ей и смогут. На кого надеяться? К кому бежать? Только на себя надейся, а связи нужные имей.
– Спасибо тебе, Татьяна Семёновна! – Вера с благодарностью улыбнулась и обоими руками взяла руку Композиторши. Та была не против, хоть никогда и не любила телячьих нежностей.
– Помнишь ещё имя моё, приятно. Композиторша с грустью натянула улыбку, – а я вот уже сама забывать начала.
От мысли, что теперь у неё появился шанс найти дочь, Вера немного успокоилась. Та боль, с которой она жила всё это время, немного приутихла.
Через два дня Композиторша помахала «зоне» рукой и пошла топтать Землю-Матушку. Она вышла с шуткой, сказав, что оставляет «хозяйкой» хаты Веру.
За эти восемь лет Вера сильно изменилась, от той прежней Веры остался только взгляд синих глаз, но в минуты гнева и злости, которых здесь очень много, и взгляд меняется. Теперь она никому не доверяла и не верила. Жизнь её сделала такой, а Композиторша научила её как выжить в этой жизни. Новые «соседки» знали Веру только такой и, что когда-то она была слабой и наивной, даже не догадывались, а кто бы сказал, не поверили.
Спустя неделю на место Композиторши завесилась Армянка Ануш. Ануш вела себя тихо, в разговоры лезла редко, но как-то странно она начала коситься на Веру. Вера заметила этот взгляд, но посчитала, что женщина просто присматривается к местной жизни, порядкам, соседкам, к ней в том числе.
– Ануш, что значит твоё имя? – спросила как-то Вера, пытаясь разговорить сокамерницу.
– Сладкая! – только и ответила Ануш и замолчала.
– Красиво.
– Ой, тоже мне сладкая! Держите меня семеро, – заржали соседки как на конюшне. – Такая сладкая, что по «стопяточке» чалишься. Кого склеила-то сладкая?
Ануш посмотрела на женщин. Они продолжали ржать и сыпать обидными словами. Вера попыталась заступиться, но у неё ничего не вышло. Ещё раз посмотрев на всех, армянка остановила взгляд на Вере. Она прищурила глаза, постояла, подумала, потом ушла на свою «шконку» и отвернулась к стене.
Этой же ночью Вера проснулась от того, что стало тяжело дышать. Открыв глаза, перед собой увидела жгучий взгляд армянки, та наклонилась над ней и душила. Вера не могла защититься, дышать становилось всё сложнее и сложнее. Она пыталась скинуть с себя руки Ануш, пыталась бить ногами, но всё напрасно. Спустя мгновенье она потеряла сознание. Очнулась уже под утро в «больничке». Рядом никого не было, но после из-за открытой двери показалась врач.
– Где она? – первое, что спросила Вера.
– Кто? Армянка, что ли? – не поняла врач, – в изоляторе. На три дня пока, а там как вести себя будет. А ты чего это не про себя спрашиваешь, а про неё?
– Знать хочу, когда её к спецовке пришить! – совершенно спокойно без эмоций ответила Вера.
– Шутишь – это хорошо. Бабы думали ты уже труп, а с тобой всё обошлось. Жива и почти здорова. Через дней пять назад вернёшься. Здоровье у тебя крепкое, а то бы может и не спасли тебя. Да и дура эта душить тебя пошла, а у самой силёнок не хватило, да и «соседки» твои шум услышали, по башке её дали.
– Слава Богу!
Через пять дней, как и обещала врач, Вера вернулась в «хату». Все сидели по своим углам, лишь одна Ануш рылась в вериных вещах и что-то искала. Увидев это, Вера будто озверела. За пять дней злость в ней приутихла, но теперь вернулась в утроенной мощью.
Она медленно подошла к армянке, которая уже отошла от вещей и ехидно смотрела Вере прямо в глаза, словно гипнотизируя. Но сейчас Вера была не подвластна даже самому сильному гипнозу, она даже собой не управляла, всё делало её тело и подсознание сами, мозг словно на мгновенье выключился. Ничего не понимая, Ануш напряглась. Вера сделала несколько шагов, остановилась возле нее, и чтобы та даже пикнуть не успела, схватила армянку за волосы и потащила к железной двери и отбросила с такой силой, что вся «причёска» армянки чуть ли не осталась у неё в руках. Вера подошла к ней, снова схватила за волосы, подняла её голову вверх и спокойно проговорила: ещё раз на меня хотя бы зыркнешь или ещё хуже подойдёшь, от сюда уже только вынесут! Поняла меня? – а уже повысив голос, – не слышу!
Та бросилась в истерику, упала ей в ноги, закивала головой, потому что сказать хоть слово, была не в состоянии. Вера лишь вытерла об её кофту руки (пока «объясняла суть дела», испачкалась в её крови.)
С тех пор до самого вериного освобождения Януш старалась на неё не смотреть, «хату» содержала в идеальном порядке, когда была дежурной. Есть садилась в дальний угол. Голоса своего тоже «не демонстрировала», пока вопроса, адресованного ей, не следовало. И «соседки» присмирели, Веру уважать стали. Хотя раньше думали, что без защиты Композиторши выжить не сможет. Вот Ануш и проверила её, на свою голову.
Глава V
1
Вот и прошли эти десять лет. Нет, не как один день, а как, наверное, лет сто, если не больше, в сером цвете и как поется в песне «небо в клеточку, друзья в полосочку». Столько всего произошло за это время. Казалось бы, что может происходить в четырёх стенах, да ещё в такой обстановке, ан нет, ещё как может и видится всё в утроенной мере, потому что больше не на что отвлечься. За это время Вера очень изменилась и внешне и в душе, даже мир вокруг стал видеться в другом свете.
Когда на ней закрылись ворота, Вера осмотрела всё вокруг. В начале деревья и бетонный забор с колючей проволокой, дальше пустырь. Но стоять и всё рассматривать было некогда, нужно было идти по дальше на встречу новой жизни. Вера очень хотела оглянуться, посмотреть «в глаза» заключению, которое так нагло и бессовестно отняло годы её жизни, те годы, которые могли быть лучшими. Но не оглянулась. Решила в новую жизнь её не пускать, хотя знала, что её оно уже никогда не отпустит, пусть во сне, но явится вновь.
Куда ехать? Конечно, к Екатерине Николаевне. Больше её никто не ждёт, а она как самый верный друг и уже близкий, пусть и не по крови, человек, ждала её, приезжала каждые пол года, больше не разрешали. Вот и почти дождалась, осталось доехать. Вера села в поезд, доехала до родного города. За окном мелькали картинки: города, люди, леса, поля. Всё такое привычное, но такое чужое и забытое за эти годы.
Вера сошла с поезда. Часы на железнодорожном вокзале показывали дату и время. 14:38 15 сентября. День Рождение Ильи. Её самого любимого и дорогого мужчины на свете. Как же жизнь точно подгадала дату её освобождения. Из писем Екатерины Николаевны Вера знала, что Илью похоронили рядом с его отцом. Это место она хорошо знала. Тогда Вера зашла в первый попавшийся цветочный ларёк и купила букет красных алых роз. Деньги у неё были, немного, но на букет хватило.
– Прекрасный выбор! В подарок? – продавец мило улыбалась.
– Да! Мужу! – грустно ответила Вера.
– Сколько вам?
– Десять!
– Так чётное же! – удивилась девушка.
– Да, по цветку за каждый год, что мы не вместе. Я бы всё отдала, чтоб их количество было нечётным, – Вера не плакала, но в душе слёзы бились, словно вода о камень и просились наружу.
– Простите, – виновато произнесла девушка-продавец, поняв, что задела самую больную рану.
Вера, пришла на кладбище, неспеша прошла по аллее. Листья шуршали под её ногами. На плече болталась спортивная сумка. Вера боялась увидеть фото её самого дорогого человека на могиле. Она не видела Илью мертвым, в памяти он был живым, молодым и красивым. Вера шла пока не нашла до боли знакомое место. На фото улыбался муж с черной лентой в углу, рядом пристанище и Юрия Петровича с фотографией в том же оформлении. Вера присела на корточки, возложила цветы, и начала разговор с мужем, рассказала всё, что сейчас было на сердце, разрыдалась. Она знала, что он её слышит, только ответить не может. Обе могилы была ухоженными, ведь Екатерина Николаевна частенько сюда захаживает навестить своего несостоявшегося мужа и пасынка.
Когда начало темнеть, Вера поднялась, вытерла слезы, попрощалась с ними, чуть отошла и обернулась. Она чувствовала, что от куда-то оттуда они провожают её взглядом…
Душа металась и рыдала, Она просила одного. Она давно уж загадала, Увидеть друга своего. Но где такой и чего стоит? Никто не знает и молчит. Душа устала от застоев, Она в рыдании кричит. Она летела прямо к богу, Чтоб посмотреть ему в глаза. Но только вот эта дорога Ведет наверх, на небеса. Но путь туда ей не заказан. И пропуска у души нет. Ведь "плащ" давно в грязи измазан И не прочитан тот завет. Она летела на удачу, А вдруг сейчас ей повезет?! Страдая и горько плача, Остатки силы соберёт. О чудо! Те врата открылись И вышел к душе бог: -Ты жить научишься без друга И рано тебе за мой порог! Душа тихонько улыбнулась. Спустилась вниз, к себе домой, И в этот миг глаза открылись, Родня сказала: вернулся наш родной!
(А.С.Мареева)
2
Вера приехала к Екатерине Николаевне, та встретила её, что называется, с распростёртыми объятиями. Они обнялись, поплакали друг у друга на плече. Вере приготовили горячую ванну, из которой она не выходила почти два часа, не могла насладиться теплой водичкой и пенкой, которая быстро исчезла, оставив небольшой мыльный след. А когда Вера накупалась, то получила большую порцию вкусной и полезной домашней пищи. Спать была уложена на стареньком диване, но и он после шконки казался царским ложем.
Вера долго не могла уснуть, сначала много думала с чего начать и что делать дальше. Но мысли в голову не шли, мозг отказывался работать в этом направлении, почуяв смену «климата», ужасно тянуло в сон, но Вера почему-то сопротивлялась ему, словно находится на важном задании и не могла позволить себе сомкнуть очи. Вскоре Вера поняла, что переела. С непривычки было не хорошо. Но эти стены с уютной, пусть и со скромной обстановкой согревали душу, хоть и казались каким-то странным сном.
Выспаться с утра Вере особо не получилось. Проснулась она около девяти от какого-то грохота за стеной, в соседней квартире делали ремонт. Вера вздрогнула, вскочила, думала проспала общий подъём, но, осмотревшись, вспомнила прошлый день и его события. Вставать ужасно не хотелось, да никто и не заставлял, поэтому решила ещё немного полежать, а после с улыбкой потянулась.
В комнату заглянула Екатерина Николаевна.
– Проснулась? Что ж ты так рано? Ещё бы поспала, отдохнула!
– Не хочется…
– Так прям и не хочется? – не поверила та, а поняв в чём дело улыбнулась и кивнула в сторону стены, за которой раздавались эти звуки и грохоты.
– Ну да, соседи у вас слишком громкие.
– Давно уже ремонт делают. Денег нет, чтоб бригаду нанять, вот сами и делают по чуть-чуть.
Вера лишь только мило улыбнулась, не найдя, что сказать. Екатерина Николаевна присела рядом, на край дивана.
– Как спалось? Что тебе снилось?
– Даже и не спрашивайте. Мне теперь постоянно сняться сны на одни и те же темы. Как в песне поётся «небо в клеточку, друзья в полосочку». Первое время Машуня с Ильёй снились. А, потом сны почти из одного русла пошли. Вот так вот, Екатерина Николаевна.
– Ты меня, Вера, тетей Катей зови. Чего мы как чужи-то и на «ты» давно пора.
– Спасибо, но на «ты» не буду. Не удобно, всё же вы старше.
– Ну как знаешь. А пока иди умывайся и завтракать. Щётку зубную я тебе приготовила, зелёная и полотенце розовое.
– Спасибо Вам, тётя Катя.
Та, не ответив, похлопав её по плечу, ушла на кухню накрывать на стол.
Вера неспеша встала, подошла к окну, посмотрела на улицу.
Наконец-то другой вид, живой, человеческий, – думала она и направилась по предоставленному ей на ближайшее время плану: ванна, затем завтрак.
– Чем сегодня думаешь заняться? – спросила тётя Катя за завтраком.
– Не знаю. Думаю, погулять. Привыкнуть.
– Это правильно!
– Вы не думайте, на шее у вас я сидеть не буду. Скоро пойду работу искать.
– Ну, что ты, моя хорошая, – Екатерина Николаевна поставила чашку на стол, – Я тебя куском хлеба попрекать не стану. Ты отдохни, приди в себя.
– Я не устала. Надо работу искать, только чуть осмотрюсь, – Вера осеклась, – ну то есть посмотрю, чем сейчас люди живут. За десять лет многое, должно быть изменилось.
– Это да! – согласилась Екатерина Николаевна.
3
Вера и Екатерина Николаевна были обе из Москвы. Обе с окраины, их районы располагались по соседству. Вернувшись вчера в родной город, Вера не успела зайти в полицию, отметиться по возвращению. Так что пришлось идти утром. Подойдя к этому зданию, она не увидела каких-либо заметных изменений. Лишь только с тех дней, когда её привезли сюда арестованную, на ОВД красовалась табличка с русским названием «милиция», а теперь это почётное место занимает заграничное слово «полиция».
Ну, вот, теперь и в этом наша страна не отличается от других, – подумала Вера. Слова, конечно, разные, но смысл один. Под каким названием отмечаться и получать справку вместо паспорта, Вере было всё равно.
Прождав почти два часа в коридоре участкового, Веру ещё час «мариновали» в кабинете, она сидела ждала, пока тот закончит с другими делами и сможет заняться ею.
Домой (там, где её приютила тётя Катя) Вера не спешила. Ей очень хотелось прогуляться, увидеть их дом, в котором она была счастлива в семейной жизни. С тех пор дом заметно изменился снаружи, красный кирпич заметно выгорел, деревья, которые они когда-то сажали, выросли и стали видны из-за забора, а вот пихты, которую они посадили, когда в день их свадьбы, создание их семьи, уже не было. Вера решила, что, наверное, спилили. Оно и понятно, чужое счастье берегло когда-то, а теперь его нет, разрушили, так же, спилили, как и дерево. – на глазах у Веры заблестели слёзы.
У ворот стояла красная иномарка. Из калитки вышла молодая девушка, села в машину и уехала. Вера вспомнила себя, вот так когда-то ездила и она…
Долго смотреть на всё это не позволило сердце, оно начало щемить и «приказало» немедленно уйти, а иначе «грозилось» вырваться из груди. Вера почувствовала сердечную боль не сразу, её глушила душевная боль. А поняв, что больше не может на это смотреть, быстро направилась вдоль по улице. Бывшие соседи, которые попались ей по пути, смотрели на неё, видели знакомые черты, но не могли узнать. И дело даже не в том, что Вера заметно изменилась, а в том, что сейчас она выглядела без особого блеска в глазах, теперь она не та девчонка, любимая и любящая мать и жена. Тогда Вера светилась от счастья. Такой эти люди её и запомнили. А сейчас чёрная кожаная куртка, с тех времён, когда она была счастлива, но теперь куртка была не модной, джинсы, кроссовки, волосы в хвосте. Вот, и весь её наряд. Вера понимала это и не пыталась даже здороваться, для всех этих людей она навсегда в тюрьме и числится убийцей мужа. Теперь Вере было всё равно, она устала доказывать, что она не верблюд, да и какая теперь разница, их семью уже не вернёшь и десять лет за решёткой уже отзвенели. Вера просто шла по улице, не обращая внимания на окружающих, и думала о своём. Ей было о чём думать, об этом она думала все десять лет, конечно, о Маруське.
Вера вернулась в Москву. А вот и до боли знакомые улицы. По ним она когда-то гуляла с дочерью. А вот и старая пятиэтажка, в которой Вера родилась и выросла. Сюда за ней заезжал Илья и они ехали гулять, проводили вместе вечера. Отсюда он забрал её с вещами сразу после возвращения из первой совместной поездки в Санкт-Петербург. Сюда они приезжали с Марусей, навестить эту самую квартирку. Вера показывала ей фотографии в альбоме. Маруся смотрела и спрашивала: «Это моя бабушка?» «Да, это она. Моя мама!» – отвечала Вера с улыбкой.
Домой Вера вернулась только вечером.
Верочка, где ты была весь день? – выбежала на встречу Вере Екатерина Николаевна, как только та открыла дверь. Та выглядела взволнованной.
Вера поспешила успокоить женщину, рассказала, что просто гуляла. А после ужина, когда они уселись возле телевизора, Вера вдруг загрустила и заплакала.
– Верочка, что с тобой? Не плачь, моя милая! – попыталась успокоить её Екатерина Николаевна, хотя прекрасно понимала, по какому поводу слезы.
– Сейчас Марусе уже 16 лет, и она вряд ли меня помнит, – Начала Вера, – Ксенью называет мамой, Робина отцом. Чужого человека, понимаете, а не родного отца. А может уже и русского языка не помнит. Её ведь там приучили к английскому. Когда ей было шесть лет, забрали меня. В школу пошла уже там. Какой ужас! Где мне её искать? Разве я могу? Если бы они были в России. А что, если они живут под чужими именами? – сыпала Вера размышлениями. Теперь ей оставалось только думать. Действовать не обдумав, нельзя. Ксенья опасный человек, но вот только до неё нужно добраться каким-то мистическим образом. А ведь действительно, нужно обратиться к мистическим силам. У тёти Кати есть фотографии маленькой Маруськи. Нужно попробовать. – Тётя Катя у вас же должны были остаться наши фотографии.
– Конечно! – Екатерина Николаевна достала альбом, который уже лежал на готове и отдала Вере.
Как только на нашла нужные фотографии, расплакалась пуще прежнего. Спустя часа два Вера уснула. Екатерина Николаевна заботливо укрыла её пледом. Фотографию с изображением семьи, не стала доставать из рук Веры. Та крепко спала. Наплакалась, настрадалась.
– Верочка, я сегодня разбирала фотографии. Хотела найти Марусину карточку. А там конверт, в нём карточки какие-то с цифрами, – поведала ей тётя Катя.
– Марусины? Ильи?
– Нет! Их карточки я тебе вчера отдала. Это кредитные карты, банковские которые. Да вот же они, сама и погляди.
– Тётя Катя, а откуда это у Вас?
– Помню, что Маруся с этим конвертом играла, вот видишь, тут вместо марки цветочек нарисован, – она указала на рисунок, который Вера не увидела вначале, ведь она и на сам-то конверт путём не посмотрела.
– Маруся? А, когда это было?
– Давно.
– Меня тогда уже посадили?
– Я не помню. Хотя, помню, что Машуню Ксенья потом забирала!
– Значит, посадили! – вздохнула Вера.
Дальше пытать пожилую женщину не было смысла, она и так сказала, всё что помнит. Вера дождалась, когда та уйдёт по своим делам и принялась рассматривать фотографии. Она не хотела, чтобы женщина снова видела её слёзы. За десять лет заключения она научилась плакать беззвучно, ведь там за любой писк, особенно ночью, могли не только избить, но и убить. Она знала это как никто другой. Композиторша, пусть и уважала её, но слёз никогда не терпела. Говорила, что слёзы здесь ни к чему, слёзы – это бабья стихия, а здесь мы все равны и ими горю не поможешь.
Увидев дочкин рисунок, Вере ужасно хотелось кричать во весь голос, превысить все возможные и невозможные децибелы, кричать так, чтобы слышал весь мир. Проблема в том, что уже не получалось. Поэтому плача над фотографиями разбитой семьи, Вера понимала, что уже она не та Верочка Самойлова, любимица её окружения, а теперь она твёрдая Наива, та которая горы свернёт, но что у неё на сердце никто не узнает.
А пока она одна в этой комнате, её никто не видит, и она может побыть той, что сейчас смотрит на неё с фотографий. Слёзы льются, падают на фото. Одна упала на изображение Ильи, улыбчивого и счастливого. Вера не выдержала, вскочила со стула схватила кухонный нож (которым до этого резала яблоко), но ударить себя им не смогла, посмотрев ещё раз на фото мужа, ей показалось что это слеза принадлежит не ей, а Илье. Вера стояла словно в ступоре, крепко сжимая в руке нож. В комнату вбежала испуганная тётя Катя.
– Вера, не делай этого! Опусти нож!
Но Вера была словно не в этом мире. Она слышала голос, но ей казалось, что происходит это где-то далеко-далеко, рядом с ней. Екатерина Николаевна, видя, что Вера стоит, не шевелясь и ничего не понимая, тихо взяла её за руку и вытянула нож. Вера пришла в себя. Её ладонь была порезана и на пол капает её кровь. Она поняла, что во всём этом помутнении схватила нож не за рукоядку, а за лезвие и сильно сжала в кулаке. Но как она не почувствовала боли? Она же была не под наркозом? Ответ один: душевная боль вытеснила физическую.
Тётя Катя усадила её на диван, обработала рану и дала Вере успокоительное.
– Простите меня, тётя Катя, я не знаю, как это получилось, я ничего не помню. Я только сейчас поняла в чём дело, мне страшно!
Екатерина Николаевна присела рядом и по-матерински обняла.
– Ничего, Верочка, успокойся. Я с тобой. Ложись, поспи, только не плачь.
Плакать Вера уже не могла, подействовало успокоительное и она заснула. Только во сне другая жизнь, только во сне она счастлива и только во сне вся её семья вместе.
Проснулась Вера спустя несколько часов. Фотографий на столе уже не было, кровь с пола была вытерта, полы вымыты. Екатерины Николаевны не было дома. Вера осмотрела всё вокруг, никак не могла прийти в себя, она подошла к входной двери и попыталась, не понятно зачем, открыть её, но та не поддалась, ключей не наблюдалось. Как тут не забеспокоиться? Она не очень хорошо знала эту женщину, но та сделала ей много хорошего и только одна она у неё осталась и не отвернулась от неё. Но сейчас Вере пришла в голову очень плохая мысль, что Екатерина Николаевна, испуганная её выходкой, посчитала её ненормальной и решила принять меры.
А что, если она в психушку её хочет сдать? Может она за врачом пошла? – думала Вера, но сразу же отогнала от себя эту бредню. – Что за глупость? У неё же есть телефон, если бы она хотела, то просто набрала номер и вызвала врача.
Вера вернулась в комнату. На полке серванта лежал тот самый конверт, Вера взяла его в руки. В памяти всплыл тот момент, когда Илья расплачивался такими же по счетам. Он держал их в сейфе и только одну носил с собой, ту на которой меньше всего денег. А остальные…да вот же они. Но, где тогда взять пин код? Он должен где-то быть записан, раз карты здесь, в этом конверте в доме тёти Кати, лежат вместе с фотографиями, может там есть и цифры.
Вера хотела начать пересматривать оборотную часть фотографий, когда её занятие прервал поворот ключа в замке. Дверь открылась.
– Тётя Катя, я так испугалась… – бросилась ей на шею Вера.
– Чего ты испугалась, Верочка?
Вера поняла, что ляпнула что-то не то.
– Одна испугалась. Я одна давно не оставалась, – соврала она, нужно же как-то выкручиваться.
– А я в магазин ходила. Смотрю, ты спишь. Будить не стала… – о вчерашнем она даже не заикнулась.
Тогда-то Вера и поняла, что проспала почти сутки. Видимо успокоительное было сильным.
Они прошли в кухню. Вера разобрала сумки, а после сели пить чай.
– Вера, тут участковый наш тобой интересовался. Я сказала падчерица. Но он обещался зайти, документы проверить, а у тебя только справка. Может время потянуть, пока паспорт не сделаешь, а то привяжется ещё.
– Не надо! Ничего страшного. И к паспорту бы придрался. Здесь уже ничего не скроешь. Вы не беспокойтесь, всё будет хорошо. Когда он обещался?
– Сегодня сказал. А ты куда-то собралась?
– Нет, сегодня побуду дома. А то скажет, бегаю от него, – Вера посмотрела на свою перевязанную руку. – Нужно перевязать, бинт в крови. А то подумает, что ещё кого-то замочила.
Тётя Катя сделала вид, что пропустила последние слова мимо ушей, хотя ей было очень обидно за то, что Вере приходиться теперь так жить в страхе и обвинениях.
Перевязку они сделали. Потом Вера помогла по хозяйству, а после взяла конверт, села на диван, и принялась за дело. Одну из фотографий, где они всей семьёй, Вера поставила на тумбочке рядом со своим диваном.
Она осмотрела конверт ещё раз. Почему он тогда оказался у Маруськи? От куда? На конверте обведён индекс и больше ничего не написано, только вместо марки цветочек.
Вера поинтересовалась у тёти Кати насчёт индекса, но какого он города и есть ли вообще такой она не знает. В углу конверта они обнаружили прилипшую марку. «Только для России» «сказала» им марка.
Их занятие прервал звонок в дверь. Как и обещал, прибыл участковый. Им оказался не высокого роста, толстенький и на половину лысый мужичок. Вера ему явно приглянулась, поэтому он искал повод к чему-то да придраться, чтоб ещё раз заглянуть на огонёк их квартиры, это слегка напоминало, мальчишек в школе, которые бьют по голове девочек портфелем, выражая так свою симпатию.
– А кем вы приходитесь Екатерине Николаевне Татариновой? – спросил он.
– Падчерица, – соврала Вера, подтвердив, уже существующую, версию.
– На сколько я знаю, детей и всяких таких как вы у неё не наблюдается.
На помощь пришла Екатерина Николаевна.
– Она дочь моего мужа, Веру я не удочеряла, – объяснила она.
– А где же сейчас Ваш муж? – не унимался участковый, вопрос был адресован тёте Кате.
– Умер почти двенадцать лет назад, – без тона в голосе ответила тётя Катя.
– А что же это вы, Екатерина Николаевна, такая интересная женщина замуж-то больше не вышли?
– Федор Семёнович, ну ты прям как ляпнешь, хоть стой хоть падай. Какой замуж? На кой мне это надо-то? Лет-то мне сколько! – отмахнулась она. Зато хоть тему немного сменили.
От чая участковый отказался, пообещал зайти в следующий раз. Хозяйки, конечно, улыбались как могли, но такие гости им точно были не нужны. Он ушёл. Отпечаток от своего визита оставил не очень хороший.
– Вер, а ты ему, видать, понравилась, – отметила тётя Катя и засмеялась. – Ухажёр вот у тебя уже появился.
Вера засмеялась в ответ. Ей такие ухажеры не надобны. Да и другие тоже. Дочь искать надо!
– Так может он поможет. А, что в органах работает, связи есть, базы разные всякие. Может что и узнает.
– Вы думаете?
– А что попробуй. Семёныч он человек не плохой, разведен. Если он ещё придет, давай поприветливее будем с ним. на свидание позовёт, не отказывай, иди. Расскажешь о себе, а там постепенно и выйдешь на эту тему.
– Так прям на свидание, нужна я ему, как зайцу стоп-сигнал.
– Не утрируй! Он мужчина, а ты прежде всего женщина. Ну сидела и что с того?
– А то, что он в этом районе закон и порядок, а я кто…
– Так, давай без этого. Мужик он хороший, сто лет его знаю. Ну не красавец, зато ты молодая, симпатичная, так, что давай повежливее с ним. В том-то всё и дело, что он закон! Надо вести себя прилично, а вдруг правда помочь сможет.
– Да, наверное, вы правы, это конечно не то, что я ищу, но шанс и пока единственный. Только зачем мы тогда ему заливали о том, кто я вам?
– Не хорошо получилось. Но ты уж постарайся, как-нибудь, да и объясни.
Так всё и получилось. Пришёл участковый при параде, с букетиком астр. На какой клумбе он их нарвал, было интересно, но всё же неожиданно. Екатерина Николаевна поставила букетик в вазочку, и сославшись на уборку в квартире, оправила Веру и Фёдора на прогулку, или как она это называла, на свидание. Федор Семенович пригласил спутницу в кафе, но Вера отказалась, предложила просто прогуляться.
– Я читал, что вы за убийство сидели, Верочка, – начал он, но Вера как раз только этого и ждала.
– А что об этом уже в книгах пишут? – пошутила Вера. Она давно перестала стыдиться своей судимости, ведь никто по-настоящему не знал, чего ей стоило всё это пережить, да и она уже стала сомневаться, что пережила, скорее ещё переживает.
– Да нет, – рассмеялся он шутке, – вот, за что я уважаю свою профессию, так за то что можно справки навести, когда нужно.
– А что же вы участковый с уголовницей-то прогуляться решили?
– Хочется узнать вас получше, я бы сказал, поближе. Внешность обманчива, но преступления совершают любые слои населения.
– Психологией увлекаетесь?
– В моей профессии без неё никак! Я бы не за что не поверил, что вы способны убить. Такие как вы, Вера, и таракана-то дрожащей рукой бить станут. Неужели, это правда?
– А какая теперь разница? Зачем теперь кому-то что-то доказывать, десять лет потрачено зря.
– Значит, всё же не вы?
– Ну что ж, слушайте! Начнём с того, что Екатерина Николаевна мачеха моего мужа. Уж, простите, соврали, – и Вера поведала ему свою историю длинною в десять лет.
От истории, рассказанной Верой, участковой постоянно менялся в лице. Он думал, удивлялся, жалел Веру. Эмоций море. За это время они дошли до сквера и уселись на скамейку, здесь Вера и закончила свой рассказ.
– Мда, история не из простых. Каких только случаев я не повидал на этой работе, но с вашего хоть детектив пиши.
– Да, уж лучше бы это была просто книга, чем реальная жизнь.
– Так множество книг основаны на реальных событиях. Вы разве не знали? – последовало молчание, но после участковый снова заговорил, – Вера, ты ведь не для этого согласилась со мной встретиться, не для этого рассказала свою историю. Ведь так?
– Да, Фёдор Семёнович, так. Помогите мне, пожалуйста, хоть что-то узнать о дочери. Я знаю, у вас связи есть. Помогите! – взмолилась Вера.
В этот момент она выглядела такой жалкой, несчастной, что была готова упасть на колени перед кем угодно и не важно сколько людей увидят эту картину. Приглашая Веру гулять, Фёдор рассчитывал на что-то большее, чем просто прогулка. Нет, не в первый день, вообще в планах были такие идеи. Но теперь выключил в себе мужика и включил друга со звездочками старшего лейтенанта на погонах.
– Я попробую, Вера. Но ничего не обещаю. Всё-таки они за границей. Давай вот, что сделаем? Ты мне напиши все их данные, все, которые знаешь. Подумай, вспомни всё, а я завтра зайду утром. Хорошо?
– Конечно! Я всё напишу, всё вспомню. Спасибо Вам!
– Пока ещё не за что!
На этих словах он проводил Веру домой и на этом они разошлись.
