Глубина: Прыгун

– А кто, собственно, тебе об этом сказал?

– Я добрался до потокового доклада Контроля Альянса.

– Он блефует, – Гарпаго решил, что самое время вмешаться. – Протоколы…

– Протоколы-пердиколы, – фыркнул Фим. – Все можно купить, док. Вопрос лишь в цене. Информация, как и лояльность нашей дорогой Спети, продается тому, кто больше предложит, – улыбнулся он.

– Это ничего не доказывает, – возразил Грюнвальд. – Призрачная структура могла означать, что «Дракониха» не вышла из Глубины до конца, но команда в любом случае пребывала в стазисе. Подача стазиса регулируется Сердцем, которое управляет счетчиком. В случае проблем с восстановлением физической структуры подача «белой плесени» прекращается с задержкой.

– Говно это все. Ни один гребаный компьютер, даже некастрированный искин, сам не проверит, достиг ли он уже нужных физических параметров. Это может сделать только посторонний наблюдатель. Для корабля-«призрака» и его команды внешне все нормально, – Фим не смотрел на Миртона, с интересом разглядывая пивную банку. – У них сдвиг в векторе реальной плоскости, который сами они оценить не могут, если только не будут в сознании. Лишь пребывающий в сознании разум способен заметить, что что-то не так. Вас всех разбудили, может, за исключением дока. Или что-то не вышло со стазисом. И я хочу знать.

– Во имя Ушедших, Тартус… – Миртон отставил стакан и многозначительно взглянул на потолок. – Что, во имя Напасти, ты хочешь знать?

– То же, что и все, – пожал плечами Фим. – Я хочу знать, что на самом деле находится в Глубине. Что ты там видел, Грюнвальд. И сколько ты намерен мне заплатить, чтобы об этом никому не стало известно. Ибо если я прав, то вскоре ты станешь самым разыскиваемым засранцем во всей Выжженной Галактике. Человек, который в сознании побывал в Глубине и не сошел окончательно с ума? Миртон… Одно твое яйцо стоит дороже, чем алмазное ядро белого карлика.

Затянувшееся молчание прервал смешок Грюнвальда. Капитан «Ленточки» смеялся, хотя взгляд его оставался холодным.

– Меня не интересует вся эта чушь. За одну только попытку шантажа мне следует вышвырнуть тебя из шлюза, Фим, – наконец проговорил он хриплым от смеха голосом. – Может, так и сделаю.

– Не сделаешь.

– В самом деле? Грозишь мне на моем корабле? – Миртон встал и оперся о стол. Глаза его сузились, лицо исказилось в гримасе едва сдерживаемой ярости. Казалось, он сейчас взорвется, словно граната с выдернутой чекой. – На моем корабле? Что может меня от этого удержать, ты, галактический кретин?

– Только то, – пожал плечами Фим, – что это вовсе не обычная банка с пивом.

Капитан и доктор в замешательстве переглянулись.

– Это электромагнитный импульсный передатчик, – объяснил Тартус, глядя, как Грюнвальд медленно, словно в кошмарном сне, оседает на стул. Гарпаго машинально попятился, шаря в поисках невидимой опоры. – Естественно, он достаточно примитивный, с небольшой поражающей силой, но ее вполне хватит, чтобы выжечь большую часть данных из этого древнего трупа, который ты называешь кораблем. Без всякого риска для «Кривой шоколадки».

Он не лгал. ЭИП редко использовали для атаки на корабль снаружи – шансы на уничтожение данных в компьютерах были ничтожны, корабли успешно защищало магнитное поле и сам корпус, устойчивый к большинству подстерегавших в космосе опасностей, по сравнению с которыми электромагнитный импульс был сущей мелочью. Однако одно дело – стрелять ЭИП-ракетами или гранатами в космическом пространстве, и совсем другое – включить передатчик внутри корабля.

– Несколько лазурных лет назад я заметил, что банки с пивом никто не проверяет, – продолжал торговец, видя, что никто его не перебивает. – Ни на кораблях, ни на верфях, ни в космопортах. Пиву всегда дают зеленый свет. А ведь в такой баночке много чего можно смонтировать, заодно оставив половину объема для этого столь ценного напитка, – он слегка улыбнулся, словно речь шла о некоей недостойной внимания мелочи. – Полагаю, это вопрос доверия к пиву, – мечтательно проговорил он. – Его производили за тысячелетия до Империи, и оно существует до сих пор. Пиво мало изменилось, и люди ему доверяют. А доверие – вещь прекрасная и достойная восхищения.

– Говорит Хакль, – внезапно послышалось в интеркоме. Миртон машинально повернулся к установленному в каюте громкоговорителю. – Три неожиданных прибытия из Глубины в нашем секторе. Повторяю: три неожиданных прибытия из Глубины в нашем секторе. Примерное время до первого: пятнадцать минут. Повторяю: пятнадцать минут.

– Не может быть… – прошептал доктор Гарпаго. Тартус недоверчиво заморгал маленькими глазками.

– Предполагаемый класс корабля первого контакта: крейсер, – продолжал сухой, лишенный каких-либо эмоций голос Эрин. – Конец сообщения.

– Если ты думаешь, будто это тебя спасет, Грюнвальд… – начал Фим, но Миртон не дал ему закончить.

– Свои бредни оставь на потом, – прошипел он, вставая. – Если они вышли из Глубины, то доберутся не только до меня, но и до твоего гребаного корабля. Уверен, что у тебя все в порядке с грузом?

– Крейсерский класс, – почти шепотом добавил Гарпаго. – Это Альянс.

Но интерком еще не закончил.

– Говорит Тански, – послышался голос Хаба. – У нас тут небольшое происшествие – Месье, похоже, рассек себе голову. Мы вместе с Вайз попробуем отнести его в лазарет. Он без сознания.

– Что за… – начал Джонс.

– Доктор Гарпаго, нужна ваша помощь. Прием.

– Поняла, – на этот раз заговорила Эрин. – Приходите как можно быстрее. Особенно ты, Хаб. Ты нужен мне в Сердце. Конец связи.

– Месье ранен? – поморщился Миртон. – Напасть, что там вообще происходит? Джонс, – обратился он к доктору, – разберись. Остальные пусть возвращаются к работе. Я иду в стазис-навигаторскую, – он направился к выходу. – А ты, – он презрительно взглянул на Фима, – либо убирайся с моего корабля, либо сожги его искин. У меня нет времени. Сейчас начну процедуру отстыковки.

– Мы еще не закончили, – возразил Тартус, но угроза не подействовала. Заметно было, что он с трудом сдерживает дрожь в руках.

– Говорит доктор Гарпаго, – Джонс подошел к интеркому и нажал кнопку. – Передаю приказ капитана. Вайз, Тански, возвращайтесь на свои места. Я займусь пострадавшим. Конец связи.

– Мы еще не закончили… – повторил Фим.

– Не нет, а да, – бросил ему на прощание Миртон. – Проваливай с моего корабля.

10. Страх

Воплощением Программы является Машина.

«Машинный кодекс», параграф второй

Нат не любил прыжки сквозь Глубину.

Первый свой глубинный прыжок он пережил в возрасте десяти лазурных лет, на флагманском корабле рода Гатларков, старом средневековом крейсере с романтическим названием «Память крови». «Память» функционировала лишь на сорок с небольшим процентов – якобы она участвовала еще в Машинной войне – и напоминала медленно движущееся в космическом пространстве кладбище в обертке из устаревшего оборудования, которое либо не работало, либо его уже невозможно было запустить. Тяжелый корабль, однако, выглядел внушительно и по-своему красиво, созданный настоящими мастерами своего дела имперской эпохи, что было заметно уже по его интерьеру, полному старомодных украшений, напоминавших скорее покрытую жуткими гравировками адскую машину, чем интерфейсы, нейроконнекторы и прочие бортовые механизмы более современных кораблей.

Обслуживание столь крупного корабля поглощало немалую часть планетного бюджета, но герцог Ибессен – так же, как его отец и дед, – утверждал, что «Память крови» добавляет престижа герцогству и является славным напоминанием о тех временах, когда с родом Гатларков еще считались в политических играх Старой Империи. Натрий считал заявления отца полной бессмыслицей, тем более что даже Альянс не реквизировал крейсер, сочтя его слишком старым, никуда не годным и создающим лишние расходы. Естественно, подобные мысли пришли ему в голову значительно позже, а не в тот день, когда Властитель Систем впервые привел худого бледного десятилетнего мальчишку на просторные, сверкающие серебристой пылью палубы крейсера.

– Как видишь, сынок, стазис-консоли расположены не в стазис-навигаторской, – объяснял сыну герцог, прохаживаясь по полупустым палубам. Голос его был полон доброжелательности – в то время психофизия Ната ничем не подтверждалась, не считая нескольких сомнительных эпизодов. – В прошлом команде перед глубинным прыжком лишь сообщалось об ожидаемом времени, когда он произойдет, после чего она механически вводила себе максимальную дозу стазиса.

– Механически?

– Обычным дозатором. Так назывались эти кресла и примитивные консоли, к которым можно было подключиться.

– А кто их будил?

– На крейсерах, таких, как этот, работали стазисты – врачи Научного клана, специализировавшиеся на пробуждении команды и ответственные за контроль над подачей и дозировкой «белой плесени». Это называется «жесткий стазис» и иногда применяется до сих пор, если на корабле слишком мало стазис-консолей, соединенных с искином, или нет времени ими воспользоваться. Люди, подвергшиеся такого рода стазису, могут пребывать в нем практически бесконечно, если их не разбудить, чем и занимались стазисты. Вместе с капитаном, главным пилотом и астролокатором они подключались к искину корабля, который будил их первыми. Подобная относительно продуктивная система закрепилась во время Машинной войны.

– А разве еще не во время Ксеновойны? – спросил Натрий.

– На этот счет ничего не известно. Мы даже не знаем, существовали ли вообще легендарные разумные Иные, а уж тем более, велись ли с ними войны, – герцог, довольный вопросом, взъерошил волосы любознательного сына. – Так или иначе, система получила распространение во время войны, – продолжил он. – Естественно, главным вопросом было время. Корабль с непробудившейся командой мог обороняться от атаки с помощью кастрированного искина, но лишь человеческая интуиция и непредсказуемость были в состоянии дать отпор могуществу Машин.

Оглядываясь назад, Натрий прекрасно понимал, что это был его последний нормальный разговор с отцом. Герцог Ибессен Сектам Гатларк еще пол-лазурных часа читал лекцию об историческом значении рода Гатларков, ключевых сражениях с когда-то столь же великим и значащим Исемином, внутрисистемной политике и планах, главное место в которых должен был занять его первенец. Нат сиял от счастья. Отец, правда, жаловался, что его отпрыск чересчур худ и бледен, но и это он собирался в ближайшее время исправить. Натрию, как законному сыну герцога и его наследнику, предстояло вскоре пройти базовую военную подготовку в Планетарной академии.

Так они дошли до мостика. Нат помнил, как отец показал ему зеленое потертое кресло, которое в случае необходимости можно было привести в лежачее положение. Сиденье было подключено к сложному механизму подачи «белой плесени». От кожаного покрытия кресла воняло каким-то давно вымершим животным, а когда к предназначенным для инъекции отверстиям его персоналя подсоединили прозрачные трубки, Натрий внезапно побледнел и начал задыхаться, чувствуя, что сейчас умрет.

Каким-то образом он понял, что введение стазиса равнозначно смерти и что через секунду ему введут яд, вызывающий состояние, по сравнению с которым средневековый анабиоз на первых космоплавах выглядел блаженным сном. Мозг его перестанет функционировать, как и все тело, и он соскользнет в объятия того, что лишь благодаря последующему воскрешению не называли смертью.

Нат дернулся, пытаясь вырвать трубки. По ним уже текла «белая плесень» – он отчетливо видел каждый миллиметр, который предстояло преодолеть жидкости, чтобы попасть в его организм. Он закричал от ужаса и, словно в каком-то кошмарном сне, увидел полное разочарования, скривившееся в недовольной гримасе лицо отца, а также помощников, которые удерживали мальчика силой, пока не будет полностью введен наркотик.

А потом пришла смерть.

Это была пустота, залитая белизной – яркой, но не ослепительной. Белизна что-то ему шептала – он был уверен, что слышит голоса. Кто-то подробно описывал его нынешнее положение и очерчивал связанные с его личностью планы, воспринимая его с полнейшим безразличием, словно интересный экземпляр насекомого. Кто? Этого он не знал, но чувствовал его присутствие, гнетущее и душное. Затем, по прошествии вечности или доли секунды, по его телу пробежало нечто вроде судороги, пароксизм, возвращавшийся к нему впоследствии в леденящих кошмарах. Это было воскрешение – и Нат открыл глаза, с трудом хватая ртом воздух.

Они находились у Галактической границы, в объятиях пустоты и нескончаемой черноты, где «Память крови» должна была встретиться с делегацией пограничников, охотно сотрудничавших с Пограничными герцогствами.

С того рокового дня многое изменилось. Отец начал смотреть на него с презрением, а сам он никогда больше не нырял в Глубину, не считая столь же кошмарного возвращения на Гатларк. Позже ему не представилось шанса преодолеть страх, а еще позже… дала о себе знать психофизия.

– Проблема с коляской, – объяснял ему теперь седой коротышка Типси Пальм, один из механиков с полномочиями глубинника на «Пламени». Когда Ната препроводили в стазис-навигаторскую эсминца, главный счетчик корабля показывал около пятнадцати минут до прыжка. – В обычной ситуации вы могли бы воспользоваться одной из консолей, но вряд ли есть смысл вас перекладывать. Вот только тут появляется проблема, – седой коротышка поскреб сморщенную, словно старое яблоко, щеку. – Ваше креслице на антигравитонах, значит, придется его закрепить. У меня тут, естественно, есть ремни, но никогда не знаешь, что может случиться при перегрузке. Речь идет о самом моменте прыжка и выхода. Сами понимаете…

«Я понимаю только одно – нам придется прыгать на этом старом трупе, – подумал Нат. – Примерно через двенадцать лазурных минут». Он вполуха слушал нудную речь механика, вспоминая недоверчивое выражение лица капитана Кайта Тельсеса. «Он делает это ради меня, – понял Нат. – Не ради наследника его высочества, не для мутанта из Южной башни, но для мальчишки, которого он когда-то любил и не перестал любить».

Тельсес не мог его подвести.

– Почувствуете легкий укол, – бормотал Типси Пальм, затягивая удерживающие кресло ремни. – Так, подключаю… Потом я вас разбужу. Нам нужно спешить – мне самому надо подсоединиться к системе…

«Ясное дело», – подумал Нат, закрывая глаза. А потом он ощутил укол, о котором его предупреждали, за ним – пронизывающий холод, и больше он не чувствовал уже ничего.

Нахлынула белизна.

В тот момент, когда электромагнитный импульсный передатчик перешел ко второму, предпоследнему этапу отсчета, Керк Блум ковыряла пластиковой вилкой холистический салат, купленный в автомате в космопорту Гатларк-2.

Она боялась и одновременно злилась. Хотя она и знала, что торжества по поводу свадьбы Исы Анемотрии Ибессен Гатларк с принцем Рунхоффом Казаром из рода Исеминов носят всепланетный характер, но не ожидала, что они приведут к полному транспортному параличу. К тому же мало того, что опустевший порт обслуживала в лучшем случае половина работников, но эта половина еще и выглядела так, будто их чем-то одурманили.

Вокруг кружили антигравитационные головизоры, выплевывая рекламные вставки, время от времени перемежавшиеся очередным микрорепортажем о торжествах в замке Гатларк и подобных ему мероприятиях, разбросанных по всей планете. Даже большие плоские табло прилетов и вылетов периодически гасли, показывая полную энтузиазма физиономию Сонда Сондансона, главного ведущего и комика планеты, который вместе с глуповатой, но грудастой Синдией Плим излагал наиболее пикантные фрагменты, как он выражался, «марьяжа высшей пробы». Когда он упомянул что-то насчет «удачной случки вместо искусственного оплодотворения», Блум подумала, не подвесят ли его самого за одно место за подобные шуточки.

– Раз уж Рунхофф вкусит сегодня генов Исы, – гудел Сонд, – то, моя дорогая, ты тоже могла бы найти себе мужа!

– Ну, Со-о-онд! – пищала Синтия, обнажая по крайней мере девяносто восемь процентов своего бюста. – Ну что-о-о ты-ы-ы!

«Вот ведь Напасть», – с неудовольствием подумала Керк. Холистический салат уже начал формироваться: небольшие светящиеся пятнышки на ростках корешков медленно поднимались вверх, а микроскопические биосистемы заиграли лирическую мелодию. Блум ткнула вилкой в предполагаемый центр пищевой программной системы, но остановить процесс ей не удалось. Встав из-за столика, она в очередной раз направилась к стойке «ТрансЛинии». Сидевшая за ней девушка с блуждающим взглядом играла прядью волос с вплетенными в нее маленькими декоративными голографическими вставками.

– Пока ничего, – сказала она, увидев Керк. – Никаких… никаких зарегистрированных полетов. Может, завтра?

– У меня нет времени до завтра, – процедила Блум. – Мне нужно убраться отсюда сегодня. Что там есть на орбите, Напасть их дери?

– Минутку, – девушка наморщила лоб и коснулась пульта. – Есть только военные корабли. Кажется.

– А Пурпур?

– Что?

– Пурпур. Верфь, – Керк с трудом сдерживалась, чтобы не заорать. Девушка подняла голову и мутным взглядом уставилась на Блум. – Ну, такая штука, где садятся корабли. Самая большая верфь Гатларка. Это вам о чем-то говорит?

– Ну, есть такая верфь… станция…

– Можно туда добраться? На челноке?

– Но зачем…

Блум закатила глаза.

– Затем, – объяснила она, – чтобы поймать оттуда какой-нибудь другой перелет. Найдется у вас какой-нибудь заср… найдется у вас челнок? – уже спокойнее закончила она. Кивнув, девушка сверилась с системой.

– Последний «тупак» уже улетел. Но он все равно был неисправен и отправлялся в ремонт, – ответила она, явно гордясь, что докопалась до каких-то существенных данных. – Больше ничего нет.

– Чудесно, – Керк развернулась и решительным шагом вернулась к своему салату. За ее спиной послышались ничего не значащие заверения: «Если вдруг что-то будет…», но она пропустила их мимо ушей.

Похоже, ей предстояло остаться на этой напастной планете. А потом за ней явится Собрание, которое, не особо беспокоясь по поводу правил приличия и контроля Альянса, ткнет ее парализатором и упакует в один из своих Центров, где ее подвергнут полному и необратимому промыванию мозгов. Именно в этом, насколько она понимала, заключались печально знаменитые Жатвы. Какой-то процент похищенных удавалось вернуть, но большинство уже ходили с белыми волосами или бритыми головами, одетые в развевающиеся мантии, и агрессивно реагировали на любые попытки их спасти.

Не задерживаясь возле столика, она подошла к автомату с едой и начала бездумно водить пальцами по доступным на дисплее вариантам.

– Могу тебя взять.

Голос был тихий, почти неестественно спокойный. Блум нажала кнопку «меню номер восемь» и лишь затем обернулась. Машина забулькала и выплюнула запечатанную термокружку.

– Если торопишься, – продолжал голос, – я улетаю где-то через пол-лазурных часа.

Схватив кружку, Керк повернулась к незнакомцу.

– Да, тороплюсь, – кивнула она, пытаясь скрыть удивление. – И даже очень. Полчаса для меня, пожалуй, многовато. Если тебе нужны юниты…

– Не нужны, – ответил он. Блум попыталась изобразить улыбку. Обычно у нее не возникало никакого желания с ними общаться.

С настоящими, не контрактными пограничниками.

Теоретически пограничником мог стать каждый, подписавший соответствующий контракт, после чего он получал почти полностью автоматизированный корабль, настроенный на запрограммированные глубинные прыжки вдоль Галактической границы и остановку на одной из сторожевых застав с целью пополнения припасов и подзарядки реактора. Работа была достаточно простая – бо́льшую часть патрулирования и сканирования границы выполнял кастрированный искин корабля, – но и утомительная.

Не каждый мог выдержать долгие безмолвные перелеты в бескрайней черноте космоса – говорили, будто один лишь вид пустоты за пределами Границы плохо влияет на мозг. Можно было, естественно, смотреть в сторону Выжженной Галактики… но мир Пустоты и далеких галактик притягивал взгляд и гипнотизировал. Одни выдерживали на этой работе несколько лазурных недель, другие дольше. Бывало, что безмолвные, всегда черные корабли пограничников возвращались со столь же безмолвными мертвыми пилотами, которые сошли с ума – не обязательно из-за неудачного глубинного прыжка – и перерезали себе вены в креслах стазис-навигации.

Бывало и иначе.

Некоторым, крайне немногочисленным индивидуумам работа пограничника настолько нравилась, что они, вместо того чтобы продлить контракт, решались пройти Инициацию. О самой процедуре мало что было известно, но она изменяла человека настолько, что он полностью входил в структуру Погранохраны. С этого момента охрана Границы от возвращения Машин или легендарных Иных становилась его жизнью, а сам он становился не только пограничником, но и членом Ордена Пустоты. Узнать их было легко: неестественно бледные, худые, в черных обтягивающих пилотских комбинезонах, с лазерной татуировкой в виде двойного круга – глаза, помещенного внутрь символа Глубины.

«Пограничник прямо как с гребаной картинки», – подумала Керк. Худой, бледный. Длинные прямые черные волосы до плеч, ниспадающие на комбинезон. Острый нос. Бледно-голубые глаза. Казалось, будто от него веет холодом. На руках, над худыми пальцами пианиста, виднелась татуировка.

Вампир.

– Куда летишь? – спросила она. В принципе, ее устроило бы, если б он на миг причалил на Пурпуре. При мысли, что ей пришлось бы лететь вдоль Галактической границы и смотреть в сводящую с ума черноту, Керк стало не по себе. Дело было даже не в Пустоте – Галактическая граница собирала лишь остатки Потока, а Блум не представляла себе, как можно вообще функционировать, не имея возможности к нему подключиться.

– Это последний перелет, – сообщил он. – Мне осталось еще два прыжка вдоль Границы, в пределах Рукава Лебедя, то есть недалеко от теперешнего сектора. А потом – обратные прыжки на Терминус.

– Терминус?

– Это одна из наших главных станций. Сторожевая застава. Чтобы на нее попасть, нужно лететь ближе к центру Рукава.

– К центру Рукава? – переспросила она, быстро анализируя возможные варианты. Если перетерпеть те два прыжка вдоль Границы…

– Терминус – одна из чаще всего посещаемых застав, – объяснил пограничник. – Она находится между Рукавами Лебедя и Персея.

Блум сделала глоток меню номер восемь, вкусом походившего на гибрид генетически модифицированного цыпленка с лягушачьими ножками. Насколько она ориентировалась в галактической географии, Рукав Персея – в отличие от Рукава Лебедя, именовавшегося также Внешним или Угольником, – не входил в зону интересов Погранохраны. Лишь небольшую часть Рукава Персея можно было отнести к пограничной.

Но это означало, что на Терминусе она могла найти транспорт, чтобы отправиться глубже – настолько, чтобы покончить раз и навсегда с Внешними системами. «Если уж сваливать, – подумала она, – то лучше туда, где контролеры будут добросовестно контролировать нелегальные практики Собрания. И поселиться где-нибудь поближе к цивилизации, а не в галактической заднице вроде средневекового Гатларка».

– Ты мог бы взять меня с собой? – спросила она, стараясь не показывать, насколько это для нее важно. – Я заплачу…

– Как я уже говорил, юниты мне не нужны. Мне бы не помешало… – пограничник на мгновение поколебался, – общество. Чье-то присутствие, не более того, – тут же добавил он. – Слишком долго… я был в патруле один.

– Что значит – слишком долго? – поинтересовалась Блум. – Сколько ты провел в патрулях? Лазурный год или около того?

Пограничник криво усмехнулся.

– Семь лет, – помолчав, ответил он. – Считая от официальной Инициации до Ордена. Если тебе все еще интересно, осталось двадцать четыре минуты, – добавил он, видя, что Керк не отвечает, лишь таращится на него широко раскрытыми от удивления миндалевидными глазами. – Площадка номер четыре. До встречи, – закончил он, удаляясь в сторону стойки диспетчера, наверняка чтобы завершить последние формальности.

Лишь через пять минут Керк поняла, что даже не сказала ему, как ее зовут.

Что ж, он тоже этого не сказал. Может, оно и к лучшему.

«Конец», – подумал контролер Альянса Вальтер Динге.

По показаниям счетчика, «Няня» вынырнула из Глубины пять минут двадцать семь лазурных секунд назад. В стазис-навигаторской царила нервная суматоха. Персонал навигаторской был воскрешен в течение трех стандартных минут после того, как Сердце корабля завершило беглую проверку всех систем. Во времена Машинной войны подобное невозможно было представить – искин воскрешал навигаторскую и боевую рубку почти сразу же после выхода. Такие возвращения из мертвых удавались не всегда – процент пробудившихся еще в Глубине, может, и был невысок, но следовало считаться с риском, что часть команды сойдет с ума. И все это ради того, чтобы не дать себя перестрелять бдительным кораблям Машин. Остальная команда, как и Вальтер, пробудилась минуты на две позже, то есть почти через шесть минут после завершения прыжка.

От персоналя контролера бесшумно отсоединились инъекционные трубки. Вальтер заморгал, и картина перед его глазами стала четче. На эсминце смотрительницы сектора Контроля имелось полтора десятка дополнительных стазис-консолей, размещенных вдоль главной палубы, – неудобные, расположенные вертикально кушетки или углубления, к которым необходимо было самостоятельно подключиться и привести в действие инъектор. Если кто-то опаздывал, его ждал неприятный сюрприз – искин «Няни» отказывался от прыжка только в том случае, если в стазисе не находился персонал навигаторской. Остальной команде оставалось лишь контролировать показания счетчика и при необходимости нажать блокирующую прыжок тревожную кнопку.

«Когда-нибудь я нажму эту дрянь», – подумал Динге, с отвращением глядя на не слишком чистые трубки, по которым ему только что ввели «белую плесень». Он мысленно содрогнулся, думая о своей любимой чистоплотности. «Когда все закончится, – решил он, – нужно будет купить сеанс Очищения, который предлагает Собрание в главном центре секты на Лазури». Правда, при этом ему будут лить в уши всякую чушь, пытаясь обратить в свою веру, а может, даже попытаются взломать персональ, но процессу Очищения не имелось равных во всей Выжженной Галактике.

Стараясь больше не думать о грязи, он отстегнул ремни и осторожно шагнул на блестящий металлический пол корабля. Вокруг уже суетились люди – некоторые, как и он, только отстегивались, другие уже стояли и сидели на своих постах. Видневшаяся впереди стазис-навигаторская светилась мягким сиянием мониторов и голограмм, контрастировавших с украшенной серебряной звездной пылью чернотой космоса за неостеклом. Маделлы Нокс, как уже успел заметить Динге, нигде не было – наверняка она сидела в своей каюте, словно удельный властитель над бегающими по мостику муравьями.

– Доложите обстановку, – в голосе Вермуса Тарма звучали странные металлические нотки, вероятно из-за электронного усиления. Персонал навигаторской должен был хорошо слышать своего командира.

– Цель прыжка достигнута. Отклонение минимально, в пределах до тысячи километров, – отбарабанил первый астролокатор Цицеро Флинк.

– Вижу впереди три корабля на расстоянии примерно полторы тысячи километров, – вмешалась первый пилот Эноба Стилс. – Два маленьких, один большой.

– Больше нашего? – спросил Вермус.

– Похоже на крейсер. Кроме того, наблюдается глубинное эхо всего в нескольких сотнях километров впереди. Эхо… – Стилс склонилась над пультом, – пульсирует. Предполагаемый выход из Глубины – через несколько минут.

– Сердце, каково наше состояние?

– Пять процентов мощности реактора в защитном магнитном поле, – доложил из Сердца главный компьютерщик. – После изоляции всех палуб, кроме главной, и переброски десяти процентов на боевую рубку осталось еще пять на глубокое сканирование. Около пятидесяти процентов оставшейся энергии реактора ушло на глубинный прыжок. Уже идет аварийная подзарядка из энергетических банков. Что касается остального: пока что у нас есть твердых тридцать процентов на навигацию, антигравитоны и системы, не считая аварийного прыжкового резерва.

– Запускайте Джейнисов. Пусть летят вперед на максимальной скорости и разведают обстановку. И пусть остаются на постоянной связи. Разрешаю им при необходимости стрелять. Стилс, начинай передавать стандартное сообщение. Не прицепляйся к послеглубинной волне. Дай нам тридцать процентов максимальной скорости, в случае чего ускорься. Исполняй.

«Джейнисы, – с неудовольствием подумал Вальтер. – Цара и Малькольм Джейнис – напастные наемные убийцы. Что ж, если и пускать кого-то в авангарде, то лучше уж их». Добравшись до стазис-навигаторской, он мгновение спустя увидел, как перед носом «Няни» вылетают два серебристых силуэта «стилетов». Двигатели истребителей вспыхнули ярко-голубым, и оба корабля через три секунды уже ничем не отличались от многочисленных звезд.

– Всем кораблям в секторе, – послышался голос первого пилота. – Говорит корабль Контроля Альянса, регистрационный номер 534Р. Сообщите свои координаты и данные и отключите магнитные поля. Вы будете подвергнуты глубокому сканированию. Повторяю…

– Капитан… – Вальтер в последнюю секунду удержался от желания дернуть Вермуса за китель. – Прекратите передачу! Мы не знаем, с кем имеем дело!

– До них всего полторы тысячи километров, контролер, – ответил командир. – Они нас прекрасно видят, как и мы их. Сообщение – лишь формальность.

– Если это… мы ведь не знаем, может…

– Потому мы и послали Джейнисов, – прервал его Вермус. – На «стилетах», не считая турбинных пушек, простого лазера или плазмы, имеются туннельное орудие и гравитационная ракета. К сожалению, туннельные пушки – лишь образцы, и стреляют на небольшое расстояние, но…

– Туннельное орудие? Но ведь оно запрещено!

– Можете заявить об этом смотрительнице.

Вальтер закрыл рот. Насколько ему было известно, туннельные пушки представляли собой результат недавнего эксперимента Научного клана, имевшего отношение к какому-то квантовому явлению, основанному на проникновении частиц сквозь теоретически непреодолимый барьер энергетического потенциала, превосходившего саму энергию данной частицы. Пушки запретили из-за слишком разрушительного эффекта, который они вызывали на поверхности планет.

Само явление туннелирования было известно еще в Средневековье и использовалось для исследований в области квантовой механики, пока около десяти лет назад не обнаружилось, что проникающие через энергетические барьеры частицы можно усилить за счет энергии этих барьеров, сосредоточивая получаемую посредством ядерного синтеза мощность. Проблема заключалась в том, что энергию выстрела из туннельного орудия невозможно было удержать – пробив магнитное поле, она поглощала цель и всю материю в ее окрестностях, рассеиваясь лишь в полном вакууме, когда иссякал ее энергетический потенциал. По сути, магнитное поле было единственной защитой от подобного выстрела – по не до конца выясненным причинам усиленная антигравитонами магнитная сила могла ослабить разрушительную мощь туннелирования.