Роб Фэлбс впервые за долгое время ночевал в собственном доме, уже успев позабыть, как мягка и приятна его постель. Дом являлся частью портовой деревни Риверфор, расположенной в центре материка. Деревня служила своеобразным перевалочным пунктом для кораблей, шедших через море. Основная работа для большинства жителей сводилась к встрече и обслуживанию очередного судна с экипажем. Несмотря на удобства, его светло-зеленые глаза, словно по чьей-то прихоти, распахнулись задолго до восхода солнца. Фэлбс отчетливо понимал – сегодня ему не удастся больше уснуть, а следующего свободного дня придется ожидать месяцами. Не без досады принимая эту мысль, он потянулся всем телом и принялся вставать. Он жил на второй линии от берега, и до его слуха то и дело доходили звуки плещущихся волн.

– Черт бы побрал это море! – выругался он.

Роб Фэлбс являлся смотрителем маяка на протяжении долгих двадцати лет. Некогда чарующий и успокаивающий звук волн превратился для него в ежедневный кошмар, от которого нигде не удавалось укрыться. Вся его жизнь была сосредоточена на одном маяке. День за днем, год за годом протекало его существование, окрашенное в цвет морской волны. В тайне от самого себя, маячник мечтал о захватывающих дух приключениях. Нескончаемыми ночами, под светом керосиновых ламп и отблеском звездного неба, он грезил о встрече с представителями других рас и о невероятных городах, насыщенных удивительными событиями. Оставаясь заточенным в собственном маленьком мирке, Фэлбс чувствовал себя забытым и никому не нужным узником собственных фантазий.

Работа досталась ему по наследству от отца, а тому перешла от его деда и так далее. По иронии судьбы, или как часто говорил потом сам Роб: “по прихоти ледяной бездны”, Фэлбс старший скончался на борту корабля, поглощенного морской пучиной. Вскоре после этого события, сын занял его место и будучи еще юнцом был вынужден сдружиться с башенным гигантом.

Дорога до него была не близкой и занимала около часа езды верхом. Путь уходил к западу от деревни и вначале пролегал через просторные поля, усеянные всевозможными сельскохозяйственными угодьями, затем огибал небольшое озеро и под конец углублялся в густой лес. Маяк возвышался по другую его сторону на заостренном конце мыса Морок, полумесяцем выдающегося в море.

Утренняя звезда только начинала свой привычный восход, когда смотритель маяка показался из-за леса. Он проехал еще немного перед тем, как спрыгнуть на сухую землю и завести лошадь в пристроенное неподалеку стойло. Роб по традиции погладил ее по загривку и поблагодарил за хорошую поездку. Добравшись наконец до самого маяка, Фэлбс первым делом поднялся на самый верх и сразу заправил керосиновую лампу горючим. Спускаясь вниз, он удостоверился в надлежащем состоянии часового механизма, в некоторых местах все же решив его повторно смазать. До наступления сумерек оставалось еще с дюжину часов, признаков непогоды и туманности не наблюдалось. Видимо, я слишком поторопился со своим возвращением… Но раз уж сон мой был нарушен, эти чертовы волны все равно бы меня доконали, подумал Роб.

Следующие два часа у маячника ушли на заготовку дров, учет выделенных в распоряжение материально-технических средств – пополненных в его отсутствие – и более основательную проверку всех систем. К этому часу лазурный небесный свод уже полностью находился во власти огненного титана, беспощадно преподносящего миру свое тепло. Поблизости от самого маяка, на мысе Морок также находился небольшой домик смотрителя. В нем и решил укрыться от знойной погоды Роб Фэлбс, посчитав, что выполненной работы для первого дня будет достаточно.

С наступлением сумерек, точно шелковой вуалью, мыс окутал нежный, освежающий ветерок. Солнечный свет, в палитре от ярко-лилового до оранжевого, мягкими переливами живописно отражался на водной глади, разукрашивая небо.

Смотритель маяка своевременно разжег керосиновую лампу и с помощью немалой мускульной силы запустил часовой механизм. В движение пришли тяжелые линзы и яркий свет, с интервалом в пару секунд, подавал сигнал на расстояние десяти морских миль. Роб Фэлбс осматривал белую башню маяка снизу-вверх, размышляя о необходимости в скором времени ее подкрасить. Под самым куполом в световой камере плавно переливался огонь, отражаемый от составных линз. Маняще колышущееся в лампе пламя невольно привлекло его внимание, породив глубоко в подсознании Фэлбса навязчивое ощущение, чувство, словно допущена некая неточность. Вот только он никак не мог найти логичного объяснения своим нагрянувшим волнениям.

Кажется, огонь разгорается слишком ярко… Разве мог я допустить такую ошибку и залить керосина больше положенного? Разве я мог…

Смотритель бросился к маяку. В один миг преодолев все ступеньки, он оказался на самом верху и открыл камеру. Взгляд его разом устремился в самое сердце огня. Сливаясь с самим естеством этого процесса, Роб Фэлбс на мгновение сам стал малой частью поистине величественного зрелища.

В его голове ураганом проносились невиданные ранее пейзажи, события и образы. Эхом отдавались в висках нечленораздельные крики и вопли. Сознание переполнялось от переизбытка бессвязно поступающей информации. Все новые видения продолжали вспыхивать, вырисовывая перед ним невероятные эпизоды, в центре которых оказался он сам. Одно из видений повторялось снова и снова и заставляло все тело содрогаться, поскольку это уже была реальность.

Пещера… Скелет… Кровь…

Смотритель маяка ощущал внутри себя присутствие кого-то постороннего, иррациональную силу, давящую на него изнутри. Он больше не видел себя единым целым, нечто иное стремительно зарождалась внутри него здесь и сейчас. Где-то в глубине, его истинное я осознавало возможные масштабы причиненного горя, в случае высвобождения этой безумной силы.

Пещера… Скелет… Кровь…

Все его существо отчаянно боролось и сопротивлялось, стараясь подавить это внутреннее восстание. В действительности все уже свершилось. По сравнению с овладевающей его силой, Роб Фэлбс был крохотной преградой на пути смертоносной лавины. Он чувствовал, как тьма сгущается и вот-вот овладеет им полностью, подчинив его волю себе.

Пещера… Скелет… Кровь…

В последний раз перед его глазами вереницей пронеслись все несбывшиеся фантазии и горькое сожаление о неисполненных мечтах. Промелькнули, вовсе не без радости, все двадцать лет его работы на маяке и предшествующее известие о гибели отца. Он уже не мог припомнить, как долго находится рядом с горящим огнем. Беспорядочно кружащие мысли уносили его все дальше в неизведанном направлении. Бессознательно запрокинув голову, сквозь прозрачный купол Роб Фэлбс увидел хорошо знакомый клочок чудесного неба, усеянный мириадами звезд. Под конец он всецело прочувствовал и смирившись понял – все еще можно изменить. Я больше не сдамся! – кричал он в глубине себя, а вслух спокойно вымолвил:

– Такова прихоть ледяной бездны…

Как только с губ его сорвалось последнее слово, сознание угасло навсегда.

Позади скрывался из виду одинокий маяк. Безвольная оболочка смотрителя, верхом на лошади, мчалась сквозь сюрреалистичные тени ночного леса. Стволы разнообразных деревьев уносились высоко к небу: их раскидистые кроны сгибались дугой у самого верха и образовывали зеленый купол над головой. Сияние луны едва просвечивалось сквозь густую листву, отражаясь на листьях серебряным блеском. Свежий ночной воздух обдувал прохладными потоками бездушную материю, которой нынче были неведомы ощущения. Вместо некогда красивых глаз цвета морской волны на их месте зияла ярко-красная пропасть.