Цивилиzации

Часть третья
Хроники Атауальпы

1. Падение кондора

Нам, обратившим долгий взгляд назад после того, как история мира вынесла свой вердикт, ясность предзнаменований кажется неумолимой. Но истина в настоящем – пусть она ярче и звучнее, а потому в ней больше жизни – зачастую более туманна, чем в прошлом, а порой и в будущем.

Праздник Солнца был в разгаре, и Уайна Капак, одиннадцатый Сапа инка Империи Четырех Четвертей [1], мог быть доволен. От диких просторов Араукании до высокогорий Кито, где он устроил свою любимую резиденцию (вместо столицы – притом что сердце империи находилось и должно было оставаться в Куско), он растянул свои владения так, что дальше и некуда (как он сам полагал); сдерживали его лишь сплетенные канаты лесов да хлопок небесный. Еще трепетали внутренности во вспоротых брюхах лам, а их вырванные легкие наполнялись воздухом, когда жрецы дули в трахеи. Жарились на вертелах туши жертвенных животных, близилось время пира, все готовились к церемониальным возлияниям, как вдруг в небе показался кондор, за которым гналась стая хищных птиц помельче – луни, гарпии, соколы, беспрерывно его терзавшие. Они клевали его, не давали лететь, и обессиленный кондор, свернувшись кольцом, упал прямо посреди площади, где проходила церемония, чем привел собравшихся в бурное изумление. Уайна Капак поднялся с трона и велел рассмотреть птицу. Сразу стало ясно, что кондор болен и агония его не только из-за полученных ран: его поразила парша, облезлое туловище покрывали гнойники.

Инка и его приближенные решили, что это событие – добрый знак: прорицатели, созванные по случаю, увидели в нем предвестие завоевания большой империи где-то в дальних краях. Поэтому, как только закончился праздник Солнца, длившийся, как положено, девять дней, Уайна Капак поднял войско и повел его на север в поисках новых земель, которые можно завоевать.

Он оставил позади Томебамбу [2], затем Кито и попутно подчинил Империи Четырех Четвертей, Тауантинсуйу, несколько новых племен.

Но однажды, как рассказывают, шел он по дороге со своей свитой, и повстречался ему одинокий путник, рыжеволосый, которому он высочайше повелел отойти в сторону и пропустить его. Говорят, тон его не понравился путнику, он не послушался, не ведая, кто перед ним. Завязалась перебранка, рыжеволосый ударил императора по голове посохом, и тот упал как подкошенный, со смертельной раной. Его старший сын Нинан Куйочи [3] попытался прийти ему на помощь и встретил такую же смерть. А рыжеволосый странник был якобы сыном Верховного инки, прижитым некогда от жрицы из храма в Пачакамаке [4], но никто о нем больше ничего не слышал.

Империя же досталась другому из сыновей, по имени Уаскар [5]. Однако, перед тем как испустить дух, Уайна Капак изрек такую волю: Уаскар наследует его трон в Куско, но северные провинции пусть передаст своему сводному брату Атауальпе [6], сыну от принцессы Кито, которого он всегда щедро одаривал любовью.

Много жатв подряд Уаскар и Атауальпа так и делили между собой Тауантинсуйу. Но Уаскар нравом отличался подозрительным, завистливым, вспыльчивым. К тому же часть знати Куско замыслила против него заговор, когда он вздумал запретить культ мумий [7], который считал слишком обременительным для казны. Под мнимым предлогом – мол, Атауальпа проявил неуважение: отказался прибыть к нему и засвидетельствовать свое почтение – Уаскар объявил брату войну. А чтобы унизить его, отправил в подарок женские одежды и краску для лица. Но Атауальпа был любим отцовскими полководцами, он поднял армию и пошел на Куско.

Армия Уаскара превосходила числом, зато Атауальпе служили доблестные полководцы, и командовали они хорошо подготовленными воинами. Кискис, Чалкучима и Руминьяви [8] вышли победителями в кровавых битвах, которые привели их к воротам Куско. Всадники делали войну более стремительной и беспощадной. В попытке помешать этому безудержному наступлению Уаскар вынужден был лично возглавить оборону. И ему удалось остановить брата у берегов реки Апуримак, где произошла великая резня. Войско Атауальпы укрылось тогда в провинции Котабамбас, многие воины попали в окружение, оказались в ловушке в прерии и сгорели заживо. Выжившие отступили и пошли на север.

Началась долгая погоня.

2. Отступление

Уаскар раздумывал. Впрочем, недолго. Поначалу, когда ратная удача была к нему менее благосклонна, он собирался встретить брата на равнине Кипайпан и там сойтись в решающей схватке. Он тоже нес большие потери, и его люди устали, хоть и радовались теперь победам. Уаскар хотел выждать время, чтобы к ним вернулся боевой дух. Да и близость Куско, безусловно, придавала ему уверенности. Столица империи, пуп земли [9], осеняла благоволящей тенью войско законного наследника. Однако Куско был также золотой мечтой воинов Атауальпы: молва расцветала пышным цветом, рисуя им вожделенную цель, и Уаскар побоялся, что столь опасное искушение на расстоянии всего-то в несколько стрел заставит их, упавших духом, поднять головы. Он не хотел оставлять армии противника возможность собраться с силами. У него тоже была умелая кавалерия, которой командовал еще один из пяти его сводных братьев, Тупак Уальпа [10]. И вот Уаскар собрал войска и бросил их по следу отступавших с твердым намерением уничтожить мятежников. Он даже решился вывести стражей из цитадели Саксайуаман [11] – ничто не могло его остановить: чтобы укрепить армию полком лучших воинов, он готов был отвлечь их от исполнения священной миссии.

Атауальпе не понадобилось созывать своих полководцев – Руминьяви Каменный Глаз, Кискиса Брадобрея и Чалкучиму: он и без них знал, что еще один удар сейчас не выдержать. Две армии, точно хромые пумы, одна за другой двинулись в путь.

Пришлось преодолевать веревочные мосты, протянутые над реками, переправлять ржущих от страха лошадей, быков, лам, клетки с куи и попугаями, воинский провиант; бесчисленную свиту Верховного инки (только какого из двух?), рабов, наложниц, золотую и серебряную посуду, альпак – чтобы обеспечить их каждодневной одеждой, а еще раненых, которых несли на носилках, как и их повелителя.

Империя двинулась медленным маршем. Куда ни посмотри, всюду вдаль уходили горы, покрытые длинными складками маисовых и пататовых [12] полей, но уставшие воины едва способны были поднять головы, так что эти террасы, гордость империи, тонули в безразличии. Попугаи в клетках скрипуче твердили мрачные пророчества, а путешествовавшие рядом с ними мелкие грызуны тихо попискивали. Только собаки-целители [13], украшенные белым гребнем, оживляли тянущуюся процессию своим лаем, бегая вдоль вереницы бойцов, как будто сторожили стадо.

Склады, вехами расставленные вдоль имперских дорог [14], обеспечивали снабжение войск бастарда, и назначенные управлять этим хозяйством чиновники, проводив одну армию, с удивлением видели на подходе вторую, которую, глазом не моргнув, также снабжали всем необходимым, едва узнавали знамена суверена Куско, а между тем облако пыли еще не успевало улечься за арьергардом Атауальпы.

Уаскар принялся слать сводному брату депеши. Бегуны часки [15] были такими резвыми, а система почтовых постов настолько разветвленной, что Верховный инка всего за несколько дней получал известия буквально обо всем, что творилось в самых удаленных уголках империи. Воины не обращали внимания на этих щуплых бегунов, быстрых, как ягуары: даже Пачамама [16] не вызвала бы землетрясение в тот срок, когда один из них уже шептал что-то на ухо Атауальпе и тот таким же шепотом отвечал, после чего юноша немедля отправлялся обратно, а завидев на доступном голосу расстоянии своего собрата, готового броситься дальше, начинал передавать послание – так повторялось несколько раз, и Уаскар получал ответ. Два императора могли беседовать почти вживую, в то время как армия Куско шла по пятам китонцев.

– Брат, сдавайся.

– Нет, брат, никогда.

– Именем твоего отца, Уайны Капака, брось дурить.

– Именем твоего отца, Уайны Капака, не мсти.

Армии шли так близко друг к другу, что земледельцы, возделывавшие маис на горных террасах, провожая их взглядом с высоты, могли принять эту вереницу чуть ли не за одно войско.

3. Путь на север

Тем временем армия северян, собравшись с силами, достигла Кахамарки, где Атауальпа мог рассчитывать на гарнизон, оставленный в занятом не так давно городе. Со смешанным чувством изнуренные люди смотрели на зеленую долину и столбы пара, поднимавшиеся над термальными источниками, которыми славились эти места. Атауальпа, как и его предки, любил купаться там в мирные времена вместе с отцом. Он рассчитывал, что отдохновительные процедуры укрепят дух и тела воинов перед опасным переходом через горную цепь, отделявшую их от Кито, его столицы и дома. Но только если бы удалось оторваться от преследователей. А он по-прежнему чувствовал в затылок дыхание Куско. Армия брата встала лагерем возле города – на склоне холма плотно теснились их белые шатры, как будто полотно покрывало местность. Клубы пара, исходящие из-под земли, придавали картине еще большую нереальность.

Атауальпа сошел с паланкина и прикоснулся подошвами сандалий к центральной площади Кахамарки. Люди вокруг поили лошадей, снимали поклажу с лам и готовились к ночлегу. Тревога вдруг комом подкатила к горлу. Он решил продолжить путь раньше, чем начнет светать.

Утром разведчики Уаскара обнаружили, что Кахамарка пуста. Армия северян – люди и животные – уже начала восхождение, которому не видно было конца. Дорога сузилась, пропасть казалась бездонной, воздух сделался ледяным. Вверху парили кондоры. Безучастные Анды преграждали путь, но воинам северян эта тропа была хорошо знакома, пользовались они ею часто и теперь наконец могли хоть немного оторваться. Они миновали золотые копи, ущелья, расселины и пихтовые леса. Миновали крепости, балансировавшие на скалистых отрогах, куда их водрузил строительный гений инков. Вершина хребта позади, Кито притягивал, как магнит. «Вернуться бы к себе, – думали они, – там безопасно».

Нет бы вспомнить, сколько раз они расправлялись с народностями северных земель – чиму, карангами, но в первую очередь с каньяри [17], для которых Атауальпа был жестоким тираном, повелевшим их уничтожить. Не он ли стер с лица земли огромный город Томебамбу, основанный его отцом, но вставший на сторону Уаскара? Для выживших возвращение палачей явилось даром Солнца. Бог подарил им месть. Начались изматывавшие беглецов вылазки. Потери ослабевших китонцев свели на нет подкрепление из Кахамарки. К тому же, тратя силы на отражение нападений каньяри, они замедлились, и армия Куско в итоге их нагнала. Арьергард, которым командовал Кискис, почти полностью разметала кавалерия Тупака Уальпы, брата Уаскара (а значит, и Атауальпы, только родился он в Куско).

Когда наконец армия Атауальпы добралась до долины Кито, было уже поздно. Потери оказались слишком велики, о восстановлении раньше чем через несколько лун не стоило и мечтать, а времени не осталось. Тогда Атауальпа приказал своему лучшему полководцу, Руминьяви Каменный Глаз, сжечь столицу и взобрался на самый высокий холм, «сердце горы», как называли его китонцы, откуда потом мог смотреть на пожар. Взяв город, Уаскар попадет на пепелище.

Ни одной слезы не пролил Атауальпа. Он продолжил путь на север, за пределы империи. Остатки его армии углублялись в густые леса, где было полно ядовитых тварей. Он надеялся, что Уаскар дальше не пойдет. Но недооценил то ли упорство брата, то ли его ненависть. Кавалерия Тупака Уальпы наступала им на пятки. Вскоре прославленная армия Чинчайсуйу [18], Северной империи, превратилась в облезлого пса, снедаемого блохами.

Однако поверженный император все глубже уходил во влажные джунгли. После изнуряющей жары им пришлось ощутить на себе ледяные иглы андских вершин. Ни один воин из тех, кто остался в строю, не посмел возроптать, но осведомители докладывали, что они начинают проклинать день, когда появились на свет, и желают, чтобы смерть свела за них счеты с жизнью. Выбирая одного за другим, смерть внимала их мольбам.

Тем не менее Кискису удалось выжить после нападений Тупака. Теперь он ехал верхом рядом с императорским паланкином, обеспечивая личную охрану правителя. Полководцы не покинули Атауальпу. Они пошли бы за ним на край света.

Как-то утром они уже было подумали, что их преследователи остановились. Но вскоре во влажном воздухе разнеслись гулкие отзвуки боевой песни:

 
Череп предателя чашей нам станет,
Зубы нанижем – и вот ожерелье,
Кости – свирели, а кожа пойдет
На барабан.
И пляску начнем.
 

Если и слышал это Атауальпа, то виду не подал. Царственное достоинство он не терял ни при каких обстоятельствах.

Отступление стало напоминать странный сон. Им то и дело попадались убогие деревни, где жили ходившие нагишом люди, пугливые или, наоборот, любопытные. Некоторые поили и кормили пришельцев. Другие встречали враждебно, но все их оружие составляли несколько луков да копий с железными наконечниками, так что расправиться с ними удавалось в два счета. У них отбирали лошадей. Забивали скот. Брали всё подряд. И так восполняли отсутствие складов. Но хуже всего было то, что не стало дорог. Десятки раз люди и скот заходили в болота, изобиловавшие насекомыми. Одного раба, а затем одного быка утащили крокодилы.

Теперь двор Кито, обреченный на неминуемое растерзание, если бы остался на месте, вела армия, добавлявшая пестроты и без того потрепанному длинному кортежу.

Наконец они добрели до Северного перешейка, омываемого с востока мифическим морем, о существовании которого упоминали лишь несколько древних легенд, несколько чудом вернувшихся экспедиций да сбившиеся с пути выходцы из нескольких далеких племен. Оказалось, что это все же не миф, и некоторые, хоть и были безутешны, возгордились, почувствовав себя первооткрывателями. Другие, вспомнив древние предания о Рыжей царице, дочери Грома, посланнице Солнца, почтительно воздели руки к небесам. Атауальпа же суеверию предаваться не стал. Он преодолел перешеек и, собрав последние силы, еще дальше отодвинул границу известного мира, но затем остановился: на этот раз путь ему преградили не плохо вооруженные племена, а могучие воины, и доносившиеся с той стороны звуки не оставляли сомнений в воинственности их нрава, как и в непомерной любви к человеческим жертвоприношениям. Бесконечному отступлению все-таки настал конец: сам инка, его люди, жены, золото, скот и двор зашли в тупик, оказавшись теперь на длинном песчаном побережье, и это когда они оставили позади Анды, болота, перешеек на краю света и так далеко поднялись на север, что никто из их предков о таком даже не мечтал – ни Уайна Капак, его отец, ни великий реформатор Пачакути [19], так что оставалось ждать появления Уаскара и рокового исхода, который в итоге им удалось лишь отдалить.

Но пока властитель в печали размышлял об обстоятельствах, в которых ему скоро придется перейти в подземный мир, полководец Руминьяви явился просить об аудиенции. Происходящее к церемониям не располагало, да и сам Атауальпа сошел с паланкина и стоял, обратив лицо к морю; ароматы его не отличались обычной душистостью, волосы засалились, и он почти полдня не менял хитон, словом, напрочь забыл о формальностях, подобающих его сану, и тревожился, верно, что впоследствии тело его не будет бальзамировано, – тем не менее славный полководец предстал перед ним босым, преклонив голову и демонстрируя все положенные знаки смирения. Как-никак чело Атауальпы по-прежнему обхватывал императорский венец, с которого бахромой свисали красные кисти, а сверху красовался плюмаж из соколиных перьев, и для старого воина его отца этого было достаточно.

– Сапа инка, видишь ли ты те лодки на открытой воде?

Не поднимая головы, он указал пальцем на мелкие точки в море, после чего хлопнул в ладоши, и два раба тотчас привели на веревке обнаженного человека, которого Руминьяви заставил встать на колени, обхватил пленника ногами и положил руки ему на плечи.

– Этот попался нынче утром, он говорит, что в нескольких днях пути по морю есть большие острова. Их жители приплывают сюда ловить рыбу и торговать, добираются они в выдолбленных древесных стволах, которые называют каноэ. Судя по запасам плодов, которые мы у него забрали, земли там изобильные, только нас и ждут.

Атауальпа был высок, но его полководец – еще выше, на целую голову, даже когда склонялся перед ним. Положение всегда обязывает: своим видом император не показал, как относится к предложению – с пренебрежением или с интересом.

– У нас нет лодок, – просто произнес он.

– Но есть лес, – ответил полководец.

Стали готовиться к отплытию. Доблестный Кискис вновь возглавил войско – теперь для охраны берега. Руминьяви привлек всех, у кого еще были свободны руки, чтобы рубить деревья, которые доставляли прямо на песок, Чалкучима отвечал за подготовку судов. Людей размещали в вырубленных наспех каноэ, скот и сундуки с золотом грузили на плоты из древесных стволов, связанных между собой веревками из шерсти лам, паруса вырезали из шатровых полотнищ. Знать, которая за всю жизнь ни разу даже воды себе не налила и не умела ни одеваться, ни умываться самостоятельно, кое-как помогала обтесывать, собирать и грузить небольшие суда. А воины Кискиса тем временем геройски отражали атаки отрядов Куско, и лязг оружия, крики, цокот копыт на лесной опушке сливались с шумом волн.

Отплыли. Кискис последним покинул сушу под градом стрел и проклятий, оставив позади берег, усеянный трупами, где носились последние лошади, которых не смогли взять на плоты. Несколько черепах, гнездившихся там же, в песке, за все время битвы ни разу не шевельнулись.

4. Куба

Море было спокойным, флотилия не распалась, обошлось почти без потерь.

Они высадились на белый песчаный берег, вдоль которого тянулись томные пальмы. В воздухе разносились крики попугаев. По песку бегали розовые свиньи, и это показалось им добрым знаком. Край был прекрасным, климат приветливым. Усталость как рукой сняло. В нетронутые снегом горы взобрались с песнями. Спокойные реки легко преодолевались вброд, а рыбы ловилось столько, что в руках не унести. Из глубин богатых дичью лесов порой выходили влекомые любопытством местные жители. Они были обнажены и прекрасны, а главное – как будто не таили враждебных намерений. От одного торговца из Попаяна, утверждавшего, будто он понимает здешний язык, Атауальпа узнал о старой царице, которая правит архипелагом из трех больших островов – Кубы, Гаити и Ямайки – и бесконечной россыпи малых, как, например, Тортуга, остров-черепаха. Они направились на север, сами не зная почему: то ли им просто нравилось осваивать красоты этой земли, то ли по привычке, ведь в Империи Четырех Четвертей их место всегда было на севере. Вечером они жарили свиней и лакомились плотью ящериц. Пришло ли в голову Атауальпе, что здесь можно будет забыть войну? Не исключено. Но только был ли он приспособлен к мирной жизни? Стечение обстоятельств, возобладавших над его судьбой, затрудняет ответ. Скажем так: мир не заглядывал к нему в колыбель.

Между тем страх постепенно оставлял сердца и в то же время в свите вновь воцарился церемониальный порядок: метельщики в клетчатых хитонах расчищали путь, за ними следовали танцовщики и певцы, затем всадники в золотых доспехах, вослед которым появлялся сам император на троне в окружении стражей янакуна [20], за ними полководцы на конях, придворные сановники, причем самые знатные, также перемещались в паланкинах, сестра-супруга правителя Койя Асарпай, двоюродная сестра и будущая супруга – совсем юная Куси Римай и не менее юная сестра, маленькая Киспе Сиса [21], вторые жены, наложницы, жрицы культа Солнца, слуги, пешие воины, и, наконец, тянулся плавный поток уцелевших китонцев. Кискис и его бойцы замыкали это вереницей бредущее поголовье.

Только пришлось кортежу остановиться. Авангард шествия дружно отступил в сторону, пропуская паланкин с Верховным инкой. Перед ними появились сорок всадников – без одежд, с перьями на головах, тела и лица у них были раскрашены, а в руках – оружие. На плече у командира лежала странного вида палка, обитая железом. Он явно не собирался пропускать чужеземный отряд вглубь своих территорий – пришлось начать диалог. Звали его Атуэй [22], он служил царице Анакаоне. Не зная порядков, обращался он напрямую к Верховному инке, глядя ему в глаза, не преклонив колено и даже не спустившись с лошади. Отвечать ему Атауальпа велел Чалкучиме. Все равно чужой язык никто не понимал. Но условились повстречаться с царицей – в месте под названием Баракоа. Вероятно, Атауальпа не решился сразу разделаться с незнакомцами, преградившими ему путь. И не менее вероятно, что Атуэй почувствовал его нерешительность, ибо направил палку вверх и, точно молнией, под громовые раскаты поразил красноголового урубу [23], посеяв панику среди китонцев. В памяти всплыли древние легенды. «Тор!» – раздались голоса. Даже великан Руминьяви вжал голову в плечи, словно на них грозило обрушиться небо. Один Атауальпа сохранил полную невозмутимость. Сын божественного Солнца не боялся молний. Однако счел благоразумным отпустить Атуэя целым и невредимым.

В других обстоятельствах он казнил бы всех дрогнувших до последнего, но поверженный император не имел права разбрасываться людьми и тем более не намерен был лишаться лучшего полководца.