Солдатик с пружинкой

За окном было темно, впрочем, и днем-то светло не было. Скоро Рождество, но вместо снега под ногами слякоть, а на город падает что-то мокрое и невразумительное, вместо звезд – затянутое тучами небо. В стекле отражались огонек лампы, игрушки, пыхтящий Этьен, сам Калеб. Рядом с крепко сбитым внуком кукольника Калеб казался совсем заморышем – худой, выросший из своей одежды, бледный, с большими темными глазами, лицо асимметричное, тонкий нос, тонкие черные брови, торчащие скулы, ни тени улыбки. Знакомые часто говорили, что Калеб невероятно похож на отца, но мальчик не знал, так ли это. Он совсем не помнил папу. Тот был врачом и погиб на войне, а его портрет сгорел вместе с книгами… вместе с библиотекой… вместе с домом. Даже младшенькие Кэти и Бэти помнили отца, рисовали его портреты, а Калебу словно отшибло какую-то часть души, где хранилась память об отце. Сколько ни силился, не мог вспомнить. И мальчику все казалось, что он чем-то провинился перед отцом, что стоит только его вспомнить, и все наладится, все будет по-другому. Но в снах и воспоминаниях вместо лица родного и любимого человека – дыра, темное пятно…

Этьен тем временем решил посмотреть, над чем работает Калеб, и подошел к нему. Калеб напрягся, потому что от младшего Крюгер можно было ожидать чего угодно: обидного слова, тычка, он мог запросто испортить готовую работу… Этьен тупо смотрел какое-то время на детали, а затем вознамерился одну из них потрогать. Калеб даже возразить не успел. В итоге на невысохшем лаке остались три отпечатка толстых пальцев. Калебу даже показалось, что запах яблочного сока с этих пальцев перебил запах лака.

– Странное что-то, – изрек Этьен, прихватил одного солдатика и соизволил наконец-то покинуть мастерскую.

– Я думала, он никогда не уйдет, отвлекает только… – пожаловалась Аника, – если я не дошью этот наряд, старый Крюгер мне ничего не заплатит, и тогда – никакого праздника.

***

Масло в лампе заканчивалось. Калеб дорассказал историю о крошке Цахесе по прозванью Циннобер и доделал всадника. Глядя на собранную игрушку, мальчик снова заметил эти три противных отпечатка. Сколько ни шлифовал, они все равно видны! И кажется, до сих пор пахнут яблоком.

Калеб пытался придумать, как избавиться от этого досадного недостатка, но ничего не приходило в голову. И вот в мастерскую пожаловал сам мастер Крюгер.

Шаркая ногами и громко сопя, ссутулившийся, с покачивающейся, как у змеи, головой, с тонкими трясущимися руками и при этом с неожиданно круглым животом, он приближался сквозь темную мастерскую к своим работникам-ученикам. От него пахло жареным мясом и вином. Аника в спешке дошивала кимоно. Когда Крюгер наконец вышел из темноты, наряд был готов, а Аника крутила японскую гульку черноволосой кукле.

Калеб взглянул на сделанную им куклу и ужаснулся: еще пару часов назад она ему казалась хорошенькой, но теперь он видел все ее недостатки – чуть криво, чуть шероховато, чуть аляповато… То же самое касалось и индианки, которую Аника уже нарядила и причесала, и уже готовых гречанки, славянки…