Собственность мажора

Глава 19

– Спасибо… – тяну руки к сестре, чтобы оставить на ее щеке легкий поцелуй.

– Приходи в гости, – целует она в ответ. – Прическа класс.

– Ага, – треплю волосы маленького Толика. – В курсе.

Хоть и со скрипом, но я стала к ней привыкать. Вариантов у меня все равно нет, только смириться. И кое-кому… кажется тоже нравится. Когда я сняла шапку там, но турбазе, он почесал лоб и… посмотрел так странно. Эти его взгляды, я понятия не имею, что они означают!

– Господи… – присматривается Оксана к тому, что творится за окном Нивы. – Неужели добрались…

– Хочу себе такую машину, как у вас, – надеваю я шапку. – Только для девочки. Такие бывают?

– Это розовые что ли? – хмыкает с переднего сиденья старший сын Оксаны Миша. – С котятами на капоте?

– Лиловую, – парируя. – И пониже, чтобы не карабкаться.

– Особенно тебе с ростом париться, – усмехается он. – Ты потолки лбом не задеваешь?

Маленький Толик хихикает, а я насупливаюсь. Шутки о моем росте меня не вставляют, поэтому оставляю ее без ответа. Я так долго комплексовала, что не способна реагировать по-другому, даже из вежливости. В эту минуту мне очень даже близка логика Никиты Игоревича.

– Квартиру что, в твое распоряжение отдали? Вечеринки устраивать? – осторожно спрашивает Оксана.

– Эммм… – стараюсь я звучать беспечно. – Ага…

Разумеется, я не стану посвящать ее в причины того, почему я попросила привезти меня именно сюда, а не в двухэтажный особняк Барковых.

Все наши родные немного в шоке от того, что мама… захомутала местного олигарха. Всем знакомым и родным интересно, как это произошло, и они жаждут подробностей, как наркоманы, но мама никогда не выносила за порог своих дел с Барковым. Да и не только с ним. В нашей семье мама что-то вроде «урода», которого за глаза все снисходительно жалеют, потому что она не вышла замуж и меня родила неизвестно от кого. Поговаривали, что он женился на другой женщине. В любом случае мне плевать, я его никогда в жизни не видела. Отца мне заменил дед!

Пытаюсь представить что будет, если… они разведутся. Думаю, мамины кости будут обмывать до следующего Нового года.

– Что-то у вас тут хоть глаз коли, – замечает сестра, имея в виду двор моего дома, в котором работает два дохлый фонаря. – Страшно мусор вынести.

– Угу… – отвечаю, не зная что возразить.

Мне не страшно. У меня есть телохранитель. Два метра ходячих противоречий, запакованных в обертку из шести кубиков пресса и стальных бицепсов, которые встают перед глазами во всей своей рельефности.

Вот уж кто задевает лбом потолки.

Ох…

Стрельнув глазами на своего мужа, Оксана прикрывает ладонью рот и понижает голос до заговорщического шепота, говоря:

– Симпатичный…

Ее глаза недвусмысленно указывают мне за спину, туда, где секунду назад исчез Барков. После его коронного выхода, вопросов у Оксаны больше не было, как и у ее сына. Это поездка могла бы стать неловкой, если бы не тот факт, что это моя семья и… они не чужие, чтобы он там себе не думал.

– Да, – бормочу, от чего-то дико смущаясь.

– Так… его фамилия не Барков случайно? – всматривается она в мое лицо.

Ее интерес такой неприкрытый и жадноватый. Кажется, все что связано с этой фамилией вызывает у людей жадный интерес. Наш город слишком маленький, чтобы в нем можно было просто затеряться какому-то меценату. Наверное, мама поняла это чуть раньше меня, поэтому закрылась ото всех в доме своего… мужа, чтобы переждать.

– Не спрашивала… – пожимаю плечом, пряча глаза.

– Ладно, острячка, – закатывает Оксана глаза. – Иди давай.

Попрощавшись с остальными участниками нашего снежного ралли, выбираюсь из машины.

В городе ситуация совсем не лучше той, что творилась за городом, но здесь, по крайней мере, начали работать коммунальщики. Хотя с такой скоростью вырастания сугробов, им только на чудо и надеяться.

Снег все еще сыпет без остановки, сейчас из дома высунется только умалишённый или какой-нибудь собачник.

Завтра дороги встанут намертво. Понятия не имею, как добраться до Универа… пешком?

Ладно, придумаю что-нибудь, все-таки не в лесу живем.

Ник расхаживает возле двери в мой подъезд, накинув на голову капюшон и пиная ботинком снег. Обернувшись, молча смотрит на меня и кладет руки в карманы своего пуховика.

Машина сигналит и, тараня колею, уезжает.

Мы остаёмся одни, и я… я не хочу чтобы он уходил… хочу, чтобы побыл ещё.

Вокруг никого. Так тихо, будто все вымерло. Из-под его капюшона вырываются клубы пара. Смотрим друг на друга, не двигаясь с места.

Это самое «незабываемое» свидание в моей жизни. У меня их всего четыре было, одно еще в школе. Тот парень не знал, как от меня отделаться, потому что я… инвалид по части флирта и думала, что «моего» человека вообще в природе не существует, а теперь…

Теперь я уже так не думаю. Но я совсем ни в чем не уверена.

Он меня поцелует?

Мнусь на месте, не зная как дать ему понять, что хочу этого!

– А ты как доберешься до дома? – спрашиваю очень тихо.

– Такси вызову, – отвечает он. – Ты заходить будешь, или еще поморозимся?

Прекрасно!

– Тогда пока! – выхватив из кармана ключи, подлетаю к двери и, отпихнув его в сторону, впечатываю таблетку в замок домофона.

Дернув на себя дверь, влетаю внутрь, но в мой локоть впиваются жесткий пальцы, и удивленный голос Баркова спрашивает:

– Куда ты, блин, разогналась?

Толкнув меня из тамбура в подъезд, сжимает ладонями плечи и нависает сверху. Скинув с головы капюшон, сгибает в колене ногу и упирается руками в стену вокруг моей головы. Смотрит в мое лицо, а у меня опять начинается! Ступор и всплески в животе, потому что он близко. И он так смотрит… на мои губы. В голубых глазах загорается что-то незнакомое и пугающе-опасное, от чего у меня слабеют колени.

– Я тебе сто пятьдесят раз говорил не смотреть на меня так, – говорит хрипло. – Ты допрыгалась…

Сглатываю, когда шершавая ладонь обнимает мое лицо, палец очерчивает скулу. Склонив голову, прижимается холодным носом к моей щеке. Хватаюсь за его куртку, боясь свалиться на пол. Веки опускаются, остаются только одни ощущения и его запах.

Тёплые губы целуют уголок моих, и я всхлипываю. Отодвинув мокрый шарф, задевает ими мою шею и бешено бьющуюся под кожей жилку. Медленно и плавно. Так коварно. Это щекотно, умопомрачительно приятно, остро и головокружительно.

Ещё чуть-чуть, и я буду на полу…

– А-а-а… – выстанываю в потолок, когда прихватывает тонкую кожу зубами и безумно, безумно нежно, неторопливо ее… посасывает.

Ма-ма…

Его тело вздрагивает от этого звука. Я и сама не знала, что так умею! У меня в ушах шумит кровь.

– М-м-м… – мычит он со страданиями и болью, утыкаясь в мою шею лицом.

Шумно и рвано дышит, пока глотаю ртом воздух, пытаясь развеять белые круги перед глазами. Ник с усилием делает длинный вдох, а за ним ещё один, продолжая утыкаться в мою шею.

– Блин, Олененок… – хрипит его голос. – Пошел-ка я домой…

– Что? – еле ворочаю я языком.

В ответ он целует место своего укуса и, сделав быстрый вдох, отталкивается от стены.

– До завтра, – бормочет себе под нос, а потом разворачивается и выскакивает из подъезда, как ошпаренный.

Моему потрясению нет конца.

Открыв рот, остаюсь одна в пропахшем сыростью подъезде. С горящими щеками, колотящимся сердцем и… засосом на шее!

Глава 20

– Осторожно! – возмущаюсь, отлетев в сторону от чьего-то плеча.

– Глаза разуй! – летит мне в ответ.

– Свои разуй, – рычу, обернувшись.

Придурки…

Приложив к турникету пропуск, прохожу мимо охранника на КПП своего учебного корпуса, на ходу снимая шапку и путаясь в шарфу.

Выхватив из кармана звонящий телефон, тащусь по лестнице, медленно переставляя ноги. На дисплее неизвестный номер, и я уже решаю не брать, потому что от зарядки осталось восемь процентов, но вдруг это звонят по делу?

– Да? – вхожу в коридор и вижу толпу из своих одногруппников перед дверями экзаменационной аудитории.

Они шумят, как стадо орангутангов. В нашей группе всего четыре девушки, включая меня и Аньку, все остальные парни, потому что технические специальности – это мир парней, зато мы, девочки, можно сказать, что-то вроде экзотики.

Кстати говоря, где Анька?

Оглядевшись, нигде не вижу ее рыжей головы.

В нашей группе к ней особое отношение. Парни над ней не стебутся, потому что она часто воспринимает все слишком буквально, а когда Анька расстроена – это как померкшее солнце. Кому охото с таким связываться? Только садамазохисту и камикадзе.

Ну и где она?

Анька жуткий ботаник, даже хуже меня самой. Это все попытки не подвести деда, который растил ее в одиночку с тринадцати лет и…

– Привет.

Забыв обо всем на свете, резко меняю направление движения. Свернув с прямой линии, подхожу к стене и прижимаюсь к ней лбом, тихо спрашивая:

– Что это за номер?

– Мой второй, сохрани, – щекочет Никита мои слуховые рецепторы своим низким вибрирующим голосом.

Внутри сладко ноет от радости, хотя вчера… я готова была его убить за то, что бросил меня там одну. А сегодня просто изнываю от желания увидеть… услышать… касаться…

А он? Он чувствует так же?

– Ладно… – колупаю пальцем старую краску на стене.

Слышу, как делает глубокий вдох на том конце провода.

– Выспалась?

Это так глупо. Так ужасно глупо, но его голос делает мою голову пустой, как у неваляшки. У меня на шее засос! Очень маленький и очень аккуратный. Я бы убила любого придурка, отважившегося на такое, но не этого. Все, что сопутствовало этому засосу, было таким… только нашим. Я… я всю ночь вертелась, как поросёнок на вертеле. Крутилась, вертелась и мечтала о нем. Мечтала, что он рядом. Обнимает своими руками. Большой и тёплый. Дышит рядом…

Это было так ярко, что я почти чувствовала его рядом.

Он этого хотел?!

Когда мы встретились впервые, он был загорелый, как папуас. Он отдыхал на Кипре со своей Лерой. У него весь нос был усыпан веснушками, они даже зимой у него есть, но не такие яркие и не в таком количестве. И теперь, когда я думаю о том, что там на этом Кипре он обнимал ночами ее… и целовал и… понятное дело чем ещё они там занимались… меня накрывает дикая, безумная ревность…

Боже…

Я… так влюбилась, что теперь боюсь.

– А ты? – спрашиваю его.

Тихий смех, и я закрываю глаза.

– Нет, – вздыхает, – Не выспался. Я у твоего дома, выходи.

Распахиваю глаза, спрашивая:

– Зачем?

– Отвезу тебя на экзамен, – расслабленно поясняет он.

Секунду кручу в голове его слова, а потом сокрушенно выдыхаю:

– Барков…

– М-м-м?

Акустика в этом коридоре, как в опере, поэтому говорю тихо, чтобы меня никто не услышал:

– Сейчас без пяти девять…

– К половине как раз доберемся, – продолжает он. – Выходи. Или ты позже хотела?

– Ник, – опять вздыхаю, неимоверно расстраиваясь от того, что мы разминулись. – Я уже в универе.

– На чем ты добралась? – спрашивает смурным голосом.

Очень хороший вопрос. Но если бы он просто предупредил о том, что собирается меня отвезти.

Я… даже не подумала.

Он приехал за мной.

Будто это само собой разумеется.

Будто мы… пара.

Почему так пляшет сердце?

– На Коле, – говорю ему.

– На ком? – удивляется Ник.

– Сосед сверху. Закинул по дороге на работу, – поясняю я.

– Че за сосед? – спрашивает он.

– Обычный сосед.

– Обычный значит, – тянет Никита.

– Да, – улыбаюсь я. – Двое детей и собака. Ну знаешь, как у всех…

– Работяга то есть?

– Да, и очень порядочный.

– Ладно, раз так, – слышу, как после короткого жужжания начинает работать двигатель машины на том конце провода.

– Ты забрал машину? – спрашиваю, не желая класть трубку.

– Нет, одолжил, – говорит Ник.

– У кого?

– У крёстного. Слушай, мелкая, – заявляет он рассеянно, – отец застрял где-то за городом, в какой-то деревне или посёлке, мне надо до него доехать, а потом приеду за тобой.

– Барков, сам ты мелкий! – возмущаюсь я.

– Я не мелкий, – смеется этот дурень. – Совсем не мелкий, Аленушка.

Мое имя он произносит так, что мои щеки вспыхивают, как красные стяги.

Кусаю губу, жмурясь.

– Я пошла, у меня экзамен…

– Олененок, кто на экзамен приезжает к девяти? Ты че, родная? – вздыхает Барков.

– А к скольки нужно приезжать на экзамен, который начинается в девять? – интересуюсь я, закатив глаза.

– К одиннадцати.

Гениально!

– Это мой первый экзамен, ничего? – спрашиваю его звонко. – Вообще первый. Первый в жизни экзамен в университете.

– А, – тянет Ник. – Ну да, точно. Тогда ломись в первую пятерку. Я должен был догадаться, что ты так и планировала.

– А что такого?

– Ничего, – хмыкает он. – Ты иногда предсказуема.

– Это значит скучна? – спрашиваю каменным голосом.

– Нет, – отвечает он. – Это значит – ты правильная настолько, что мне хочется тебя попортить.

Поперхнувшись воздухом, вспыхиваю каждой клеткой тела.

– Размечтался! – выпаливаю я.

– Да, – хрипло смеется он. – Наверное. Заберу тебя в районе двенадцати. Дождись меня.

– Не знаю… – бормочу я.

– Никуда не уходи.

Не уйду.

– Ни пуха ни пера.

– У меня автомат.

Шумный вдох, а потом вкрадчивое:

– Город стоит. Дождись меня. Буду к двенадцати.

На этом он кладёт трубку, оставляя меня одну.

Оттолкнувшись от стены, печально смотрю на свой телефон, но давящая тишина вокруг заставляет обернуться.

Тринадцать моих придурков-одногруппников хихикают и тычут друг другу под рёбра локтями, прикрывая ладонями смеющиеся рты.

Ощетиниваюсь, запихивая телефон в карман.

– Морозова, – тянет удивленно Вася, наш староста. – У тебя что, мужик появился?

От этой бестактности открываю рот. Тринадцать пар глаз смотрят на меня удивленно.

– Офигеть… – хрюкает кто-то.

– Теперь дашь списать?

– Кто он? Руку бы пожать…

– Ну ты, мать, ему пистолетом угрожала?

Бегаю глазами по скалящимся лицам, чувствуя, как горят щеки. Рыкнув, проталкиваюсь через кучу безмозглых тел, процедив:

– Придурки…

***

В третий раз нажимаю отбой, прислоняясь лбом к холодному стеклу, за которым порхают мелкие снежинки.

Внизу дворник чистит дорожки, размахивая деревянной лопатой. Дорожки парка, как и коридоры университета выглядят вымершими.

Свесив с подоконника ноги, набираю сообщение Ане: «Ты меня пугаешь. Где ты есть?»

Это последнее что я успеваю сделать перед тем, как мой телефон выключается, потеряв последний процент зарядки.

– Класс… – шепчу, стуча бесполезным гаджетом по колену.

Аня не берет трубку и она совершенно точно просто забила на экзамен по высшей математике. И это совершенно не укладывается в моей голове. Я знаю ее всего полгода, но точно могу сказать – это абсолютно не в ее стиле!

Что-то случилось.

Мне пришлось наврать всем, включая нашего столетнего профессора, с три короба, чтобы как-то оправдать ее отсутствие, так как никто в нашей группе не знает, где она вообще находится.

Это ненормально. Это ненормально, и я не могу просто сидеть и ждать неизвестно чего. Решаю не ждать Никиту, а отправиться к Аньке домой прямо сейчас.

Спрыгнув с подоконника, заталкиваю в сумку телефон, зачетку, недоеденный пирожок с повидлом и весь тот бардак, который развела, пока сидела без дела и ждала весточки от Баркова.

Когда я стала такой послушной? Он велел ждать и я жду. Просить Никита Игоревич не умеет принципиально. Он умеет только приказывать, но меня и это почему-то больше не бесит!

Он такой и… это можно терпеть. Терпеть – это не подходящее слово. С ним можно быть, и при этом не так уж сильно хотеть его убить.

Улыбаюсь.

Кажется, сегодня все решили обо мне забыть.

Даже моя мама не берет трубку. Что вообще творится?

Уже почти час дня, а от Ника ни слуху, ни духу.

Следуя дурацкой сегодняшней традиции, он тоже не берет трубку. Решаю позвонить ему из дома, когда доберусь до своей зарядки и розетки. Надеюсь он поймёт, что я поехала домой, ведь он опаздывает на час, а то и больше.

Завернувшись в свою шубу, заматываюсь шарфом и покидаю универ, на ходу проверяя наличие мелочи на проезд в своем кармане.

В последних классах школы я всерьёз продумывала о том, что могла бы переехать куда-нибудь, где не бывает зимы, ну или хотя бы стрелка термометра никогда не опускается ниже десяти градусов мороза, потому что к тому времени, как я добираюсь до дома своей подруги, всерьез опасаюсь того, что отморозила свой нос.

Дом Ани и ее деда находится в студенческом городке здесь же, на территории Универа. Это целая улица типовых одноэтажных домов с деревянными ставнями и верандами, которые строились для преподавателей еще в прошлом веке.

Эта улица и эти домики как взрыв из прошлого, но они безумно колоритные, особенно те, за которыми ухаживают.

Чтобы до этой улицы добраться мне приходится преодолеть парк и стадион, старый заброшенный кинотеатр, который уже лет сто не работает, конечную остановку нашего родного универского маршрута и аллею из столетних клёнов.

Подойдя к деревянной зеленой калитке со старинным металлическим почтовым ящиком, нажимаю на звонок, пытаясь разглядеть в окнах дома какое-нибудь движение.

Света в окнах нет, хотя сегодня пасмурно. Наверное опять повалит снег. Встав на цыпочки, хватаюсь варежками за частокол деревянного забора и, осмотревшись, кричу:

– Калинина! Аня!

На мой ор раздаётся остервенелый лай Анькиной собаки, которая гремя цепью, мечется за воротами.

– Тихо, Демон! – шикаю, и собака тут же умолкает.

Это дрессированная немецкая овчарка, и здесь главное сделать правильный голос.

Набрав в лёгкие холодного воздуха, кричу опять:

– Аня!

Кроме Демона на мое присутствие больше никто не реагирует.

Что за странный день?!

Куда все подевались?

Плетусь по аллее назад, чувствуя себя одной в постапокалиптическом мире, потому что вокруг ни единой души.

Добравшись до остановки трамвая, не чувствую пальцев на руках, но прежде чем ехать домой, решаю заглянуть в какой-нибудь фаст-фуд и порадовать себя кофе с рогаликом.

Пристроившись у окошка, достаю из сумки детектив Агаты Кристи и сама не замечаю, как пролетает время. Когда выхожу из кафе на улице уже зажглись фонари. Это ещё одна причина, по которой я ненавижу зиму. Такой короткий день, будто мы Северном Полюсе.

Сойдя с трамвая на магазине «Центральный», решаю зайти и купить чего-нибудь. Долго брожу между полок, не зная, чего хочу. Беру мороженое и колбасу, еще мандаринов и банку икры. Оставив на кассе половину своей стипендии, тащусь домой, жуя прихваченную на улице ириску.

Во дворе моего дома какой-то кретин припарковал огромный черный Джип, заблокировав выезд трем машинам.

– Офигеть, – возмущенно рычу, на всякий случай запоминая номер.

Войдя в подъезд, дую на замёрзший кулак, поднимаясь по лестнице, и замираю на первой ступеньке пролета своего этажа, когда вижу сидящего у себя под дверью Баркова.

Мое сердце в прямом смысле останавливается.

Его глаза, похожие на две щелки, а губы сжаты так, что на скулах пляшут желваки. Угрожающий колючий взгляд поднимается от моих угг вверх по ногам, одетым в красные обтягивающие джинсы, по моему короткому полушубку и замотанному вокруг головы шарфу, а когда заглядывает в мои глаза, я начинаю хлопать ресницами.

Его сцепленные в замок руки висят между колен, сам он сидит на верхних ступеньках лестницы, похожий на злого всклокоченного черта! Одетый в кожаную куртку на меховой подкладке, толстовку и синие джинсы. Светлые волосы растрёпанный, а не щеках немного светлой щетины…

Мамочки, я люблю каждую его черту! Особенно глаза…

– Как день прошёл? – спрашивает обманчиво спокойно.

– Нормально… – мнусь внизу, пытаясь понять его странное настроение. – А у тебя?

– У меня? – почти не разжимая зубов, говорит он. – Да просто офигенно.

Я вижу прекрасно, что он ломает дешевую комедию.

Он психованный и злой.

Он что, собирается орать?

Из-за того, что я не дождалась?

Я знаю его полгода и никогда не видела, чтобы он… орал. Тем более, на свою Леру. На неё он не орал никогда! На меня тоже никогда не орали.

– Ты трубку не брал, – ощетиниваюсь, складывая на груди руки.

– Да-а-а? – тянет он издевательски. – Хммм…

– Я тебе четыре раза звонила, – говорю обвинительно.

– А я тебе семнадцать! – вдруг взрывается он, хлопая себя по бедру.

Семнадцать?!

Открываю рот.

– Зачем звонить, если понятно, что у меня телефон сдох…

– Потому что я тупой?! – рычит Ник, выскакивая на ноги.

– Ты не тупой! – вскипаю я, глядя на него с подножья лестницы.

Он кто угодно, но не тупица! И мне не нравится, когда он так о себе говорит даже в чертову шутку!

– Правда?! – смотрит на меня, положив ладони на бедра и сверкая глазами.

– Да! – топаю я ногой. – В чем вообще проблема, а?!

– В чем проблема? – снова рычит он. – В чем, твою мать, проблема, Алёна? Как ты думаешь? Ты время видела?

– Я…

Приблизительно…

– Познакомился с твоим старостой Васей, – жестко перебивает он. – И с соседом Колей, – мотает головой в сторону верхнего этажа.

Молчит, сверля меня яркими голубыми глазами.

У меня в горле формируется нежданный, позорный… просто душащий ком.

Он меня искал? То есть… потерял?

Меня… никто и никогда не искал. То есть… не терял. Вернее… никому бы не пришло в голову посчитать меня потерянной, потому что моя мама знает, что я бы никогда не стала теряться. И моя пропавшая подруга тоже. И мой дед. И даже мой староста Вася знает это, поэтому если бы на экзамен не явилась я, все бы решили, что так оно и надо, и все идет по плану, потому что Морозова сама знает, что и когда надо…

А он меня… искал?

– Что ты ему сказал? – хрипло спрашиваю я, мечтая забраться в его куртку и обвиться вокруг его большого сильного тела руками и ногами.

Прижаться носом к его шее, потому что соскучилась…

– Кому? – раздраженно бросает мой Барков.

– Васе… – полушепчу я, опуская на пол свой пакет.

– Что я ему сказал по-твоему? – психует Никита. – Что девушку свою потерял? И по городу ношусь, как отбитый?!

Его слова окутывают нутро чем-то мягким и очень розовым.

Боже, теперь весь универ будет в курсе, что мы… вместе?

Я его девушка?

Я девушка Никиты Баркова? О котором принято мечтать и вздыхать всем первокурсницам нашего Универа? А потом заесть неразделенные чувства конфетами и найти себе парня в соседней группе?

– Тебя после десяти утра никто не видел! – расхаживает перед моей дверью. – Хорошо, что охранник на КПП не спал и видел, что ты в час дня из Универа вышла! Думал убью тебя, когда найду, – тычет в меня пальцем.

Я почти два часа его ждала, сидя на окне третьего этажа, чтобы меня никто не беспокоил. Но вместо этого я говорю:

– Вот она я. Убивай.

– Иди сюда, твою мать, – указывает пальцем на пол прямо перед собой.

– У-у… – отступаю назад. – Я тебя боюсь…

– Иди сюда, сказал.

Стягиваю с шеи шарф, снова мотая головой.

Он наблюдает исподлобья. Как злой и… голодный волк. Меня с головы до ног встряхивает от… возбуждения. Это новое, неизведанное мной ощущение, которое теперь является, когда я меньше всего жду. Когда он рядом. Или когда он в моей голове.

Мои глаза скользят по его длинным ногам, по широким плечам, а когда он легкой трусцой сбегает вниз, вжимаюсь в стену и закрываю глаза.

Потревоженный им воздух мягко ударяет по щекам. Втягиваю его носом вместе с запахом Никиты.

– Глаза открой… – велит, окружив меня собой.

Медленно поднимаю веки, глядя в его склоненное надо мной лицо. Его губы приоткрыты, взгляд приклеен к моим губам. Горящий и жесткий. Мои руки ложатся на его грудь. Под мягкой тканью его толстовки чувствую мышцы и его сердце.

– Соскучился? – спрашиваю, глядя на его прямую сильную шею, к которой хочу… прижаться губами.

– Ты меня напугала, – говорит жестко. – Это все вообще не смешно, ты это понимаешь?

– Да…

Кажется…

У меня в голове пусто, так что я ни в чем не уверена,

Мои руки ползут вверх.

Встав на носочки, обнимаю его шею. Он сжимает меня в ответ. Сжимает мою талию так, что ноги почти отрываются от пола.

Смотрю в его глаза, плавясь от ощущений. От того, что чувствую его бедра своими, его грудь напротив своей. Я никогда не думала, что это так потрясающе – прижиматься к парню.

Кажется, все это написано на моем лице, потому что глаза Ника темнеют. Зачарованно наблюдаю за тем, как расширяются его зрачки, поглощая яркую голубую радужку.

Зарываюсь пальцами в мягкие отросшие волосы на его затылке и тяну к себе его голову…

– Подожди… – выдыхает, сопротивляясь. – Аленушка…

Мои веки падают. Прижимаюсь к его губам своими, издав тихий предательский стон.

Качнувшись, Ник сжимает меня сильнее и… полностью расслабляет свои губы, позволяя мне делать все, что захочу.

Я так много хочу. Хочу его вкус. Он пускает меня внутрь, и его тело каменеет, а мое встряхивает. Наклоняю голову, и мой Барков бросается вперед, теряя свою тактичность. Становится самим собой. Нетерпеливым, грубоватым и напористым. Тяну его за волосы, и он тут же сдает назад. Он сдерживает себя, и от этого у меня мурашки!

Да… вот так… мамочки…

Его ладони оказываются внизу, и через секунду я обвиваю ногами его талию. Вжав меня собой в стену, он сжимает пальцы на моей попе так, что из моих глаз сыпятся фейерверки…

– Алёна… – хрипит мне в губы. – Тормози…

Целую его колючую щеку, опять нахожу губы.

Мне мало, я хочу ещё…

– Аленушка…

Глажу его волосы, целую шею…

– Стой…

Кусаю…

И…

Смотрю на него потрясено, когда чувствую что он… он…

Зажмурив глаза, он морщится, бормоча:

– Зараза…

– Мамочки… Барков… – сиплю я, колотясь с ног до головы и пытаясь сделать вдох. – Ты… у тебя…

– М-м-м… – выдыхает, прижавшись лбом к стене рядом с моим ухом. – А у тебя что, нет?

У меня?

Мои щеки загораются, когда понимаю, о чем он.

– Краснеешь? – спрашивает Ник, не поднимая головы.

– Не смотри… – прячу лицо у него на плече, сильнее сжимая шею.

До меня вдруг доходит, что мы находимся посреди моего подъезда!

– Пошли… ко мне… – выпаливаю я. – У меня никого и…

– Нет, – отрезает он, выпрямляясь и отпуская мою попу.

Ставлю ноги на пол, пряча от него глаза и со стыдом лепеча:

– Я одна… мы можем… ну ты знаешь…

– Нет, – повторяет он, пытаясь снять с себя мои руки.

– Нет? – повторяю растерянно, выпуская его шею.

От стыда я готова провалиться сквозь землю!

– Нет. Рано нам еще, – буркает Барков, поднимая с пола мой пакет.

Рано?!

Он серьезно?!

– Но… – понизив голос, хватаюсь за рукав его куртки. – Я сама хочу.

– Ты даже слово это произнести вслух не можешь, – смотрит на меня раздраженно.

– Я не маленькая, Барков, – злюсь, пихая его в грудь.

– Ну, да, – кивает он.

– Что значит «ну да»?!

– Это значит тема закрыта.

– Ты серьезно?! – взвиваюсь я. – Я тебя что, должна уговаривать?!

– Алёна, – вздыхает он. – Разговор окончен.

Я никогда в жизни не вела себя, как капризный ребёнок, даже когда им и была! Но сейчас мне хочется ударить его по голове чем-нибудь тяжелым.

– Отлично! – выхватив у него свой пакет, взбегаю по лестнице и вгоняю ключ в замок. – Хорошего вечера!

– Заеду за тобой через пару часов, – спокойно говорит он. – Мне нужно машину крестному вернуть и свою забрать.

– Ну и катись! – хлопаю дверью и дважды проворачиваю замок.

Придурок!