Kitobni o'qish: «Феерическая Академия», sahifa 2

Глава третья. Феёвенькие перспективы

Палочка заискрилась, меня бросило в сторону, а из кончика сломанной палки полетели огоньки, начиная радостно плясать по убогому домишке.

– Отлично, – сардонически заметила ближайшая мышь, снимая колпачок. – Теперь еще и дом сожгла. Пустили фею пожить! Ты нам еще за коврик не ответила!

Через полчаса мы с мышами сидели возле головешек, сломанная палочка лежала рядом, а я обхватила голову.

– Мы бы тебя убили, но как представим, сколько закапывать, – понуро заметили мыши, сидя рядом со мной на каком-то бревне, пока домик догорал.

– Я честно пыталась потушить, – возразила я, пообещав себе ничему не удивляться. Очки съехали, а я шмыгнула носом. – Честно-честно!

– Ага, и тогда обвалилась балка! – послышался голос какой-то очень расстроенной мышки. – Что нам делать? Куда нам теперь податься?

– Да-а-а! – сказала белочка басом, сидя на суку, а мне в голову полетел орех, но я была хитрее, поэтому орех пролетел мимо.

Рядом со мной лежала сломанная палочка и груда обгоревших писем, на которые я с грустью смотрела, осознавая реальность этого мира. Траву можно потрогать, шишку тоже, ветер холодил лицо, а от головешек идет жар. Да, это – настоящий мир! И крылья у меня тоже настоящие! И неприятности отнюдь не сказочные.

– И что мне теперь делать? – поинтересовалась я, глядя, как добрые птички снимают с меня мерки. – Ваши предложения?

– Сидеть смирно! – прочирикал пестрый воробей. – Сорок один клюв в ширину!

– Ага! – вздохнули мыши, поддевая дерн. «Мама! Мама! А как копать могилу?», – поинтересовался совсем писклявый тихий голосок. «Так же, как норку, сынок! Только шире и глубже!», – послышался еще один голос.

– Хорошо, что нужно делать? Что входит в обязанности крестной феи? – наобум спросила я, перерывая груду писем. «Дорогая крестная, я прошу! Приезжай ко мне! Я так больше не могу! Поживи у меня хоть пару дней! Умоляю! Этот древний чернокнижник меня… », – прочитала я начало обгоревшего письма, так и не приоткрывшего завесу тайны, покрытой браком. Чернокнижник, говорите? А не может ли этот замечательный, очаровательный старый пердун вернуть меня домой за большое спасибо и красивые глаза? Я даже готова начистить ему до блеска карму, написать хвалебные отзывы на заборе, нарисовать грамоту, лишь бы сейчас очутиться дома за чашкой чая!

– Вот всему ее учить надо, – зачирикали птички, подлетая ко мне. Одна из них запуталась в моих волосах, видимо, намереваясь свить на мне гнездо. – Прикоснулась волшебной палочкой к письму и сказала «Перенеси меня к ней!».

– Вот зачем? Мы только-только с кротами договорились! – почти хором заорали мыши, гневно косясь на добрых и болтливых птичек, а я тут же схватила палочку и взмахнула ею и прикоснулась к пергаменту.

– Перенеси меня к ней! – негромко произнесла я, не сильно рассчитывая на успех, но меня подняло в воздух, дернуло из стороны в сторону, а потом все перед глазами побежало волшебными искорками. Я чуть не выронила сломанную палочку, пока меня швыряло в зоне феерической турбулентности, а потом бережно приземлило неподалеку от огромного мрачного дома. Темные, монументальные стены мелькали узкими просветами зашторенных окон, черная крыша мрачнела на фоне сумрачного неба, а сад вокруг был опутан чем-то белым.

Я мысленно утешила скрюченную каменную горгулью – привратницу, которая, видимо, съела что-то не то, а теперь с выпученными глазами решает проблему доступным способом, откладывая кирпичи вместе со мной. Не знаю, кто позировал для этой горгульи, но могу сказать, что, исходя из мучений, получился отличный посмертный памятник. Осмотревшись по сторонам, я опасливо двинулась в сторону дома, понимая, что мне категорически не хочется лезть не только в эти дебри, но и в дебри чужих отношений.

Поскользнувшись на мокрой дорожке, я едва удержала равновесие, положив руку на сырой ствол дерева.

– Ой, тля! – скривилась я, видя, как к пальцам липнет длинная паутина. – Бррр! Гадость-то какая!

Морщась от первого впечатления и морально готовясь ко второму, я пробиралась сквозь мрачные заросли, сдирая с себя паутину и четко намереваясь обрести если не кружку чая, то хотя бы уютное кресло. Я даже приготовила половину уха, чтобы слушать семейные проблемы.

Кто это у нас так усердно готовится к Хэллоуину? Кто у нас тут развесил паутину, что ни пролезть, ни пройти? Остервенело срывая мотки липкой, белой гадости, я шагала в сторону черных дверей парадного входа. Потухшие фонари намекали, что гостям здесь умеют радоваться тихо, молча, стараясь не показывать виду, чтобы у гостей не возникло желание прийти в гости еще разочек.

– Тук-тук! – постучала я увесистой ручкой в виде паука, терпеливо переминаясь у входа и репетируя слезливую речь, заготовленную для черствого сердца старого сморчка.

Где-то в гулком коридоре послышались шаги, а я приосанилась, расправила плечи и крылья. О, этот торжественный момент «кто тама» к которому я готовилась с вежливой улыбкой. Ничего, сейчас вытрем ноги, утрем всем сопли и умоем руки!

Дверь скрипнула, хлопая ручкой, я на пороге стоял белокурый ангел лет восемнадцати. Большие, почти детские, ярко-голубые глаза уставились на меня, а на щечках вместе с улыбкой появились аппетитные ямочки, покрытые нежным румянцем.

– Фея! Крестная! – губки ангела задрожали, когда она увидела мои потертые крылья, а она бросилась мне на шею. – Ты пришла! Значит, получила мое письмо! Дорогая моя, крестная…

Меня тянули за руки в дом, а я понуро разглядывала огромный зал с некогда темной-синей плиткой, стены с ободранными сине-золотыми обоями, которые выглядели очень солидно во времена моей прабабушки. Сверкающие золотом канделябры были увешанные белесыми соплями паутины, дарили неожиданно синий свет, а в дальнем конце расположилось роскошное бархатное кресло с вызолоченными ручками. Такой неожиданный островок чистоты в виде ковра и кресла меня слегка обнадежил. Черная лестница уходила куда -то вверх, а я провожала ее воображением, рисуя мрачные коридоры и сумрачные комнаты.

Зато на полу в центре зала стояло ведро, а рядом валялась серая, грязная тряпка!

– Крестная, – взмолилась девушка, которую я видела впервые. Но это не мешало мне мило улыбаться, словно действительно рада встрече. – Как же я рада тебя видеть! Ты ведь помнишь меня! Это же я!

Наступила неловкая пауза, но я тут же закивала, гладя бедняжку по голове и прижимая к груди.

– О, конечно, дорогая моя! – непривычно нежным голосом выдала я, утешая красавицу, которая прильнула ко мне, как к родной, растирая слезы по моей майке. – Конечно помню! Я тебя еще вот такой помню! На руках нянчила! Ты еще такая смышлёная была! Вместо «мама!» сразу слово «дай принца!»…

– Я все сделала так, как ты мне сказала, – всхлипнула девушка, надув красивые губки.– Все-все-все! Я прикинулась бездомной… Пришла туда, куда ты меня послала…

Не знаю, куда тебя послала настоящая крестная фея, но, видимо, ты переусердствовала и пошла еще глубже. Огромная люстра напоминала плакучую иву, белыми соплями паутины качаясь на сквознячке, многовековой слой пыли погреб под себя мебель и стер краски портретов. Мне, как крестной фее, категорически не понравилось ведро на полу и тряпка. И совсем-совсем не понравился драный передник крестницы. Нет, конечно, я – не настоящая фея, но так эксплуатировать бедняжку нужно еще умудриться.

– Ты полы моешь? – спросила я, глядя на влажный след тряпки, а крестница закивала, жалобно-жалобно заглядывая мне в глаза.

– Тут десять комнат, – икнула она, бросая взгляд на ведро. – Включая гостиную и … и … столовую…

– Бедненькая! – воскликнула я с нескрываемым сочувствием, ощущая, как внутри зевает, просыпаясь, женская солидарность. – Как он посмел? Мою крестницу заставить мыть полы! Мерзавец!

– Он так и сказал… Убирайся! Он… Он чудовище! – выдавила из себя крестница, мотая головой, словно не желая верить в это. – Настоящий монстр…

Хм.. Глядя на интерьер, начинаю в это верить! Особенно заставляют фантазию разыграться явные следы когтей, идущие от потолка вниз почти к самому полу.

– Это его любимое кресло! – дернулась она ко мне, как только я заприметила аэродром для уставшего филейчика, который уже холодел от сбивчивых рассказов.

– Ничего страшного, – успокоила я крестницу, закидывая нога на ногу и чувствуя, что, не смотря на крылья, мягкая спинка обволакивает мою спину.

– Так вот… Вы говорили, что он влюбится в меня сразу, – ныла крестница, сидя рядом с креслом и утирая слезы платком. – Сразу влюбится и изменится… А он… Он никак… Вы говорили, что он сразу меня в спальню потащит… Да! Он потащил! Сказал, чтобы убиралась!

Да-а-а. Я смерила взглядом аппетитную фигурку красавицы, понимая, что тут встанет даже мумифицированный фараончик.

– Деточка моя! Понимаешь, у него, – терпеливо вздохнула я, поглаживая крестницу по голове. В камине вспыхнул голубой огонек, а я протянула к нему босые ножки. Нужно как-то осторожно объяснить неискушенному ребенку причину всех ее бед, которая кроется в мужских штанах, изредка любопытно высовываясь по велению хозяина. – Крестная говорила Золушке исчезнуть в двенадцать, а Золушка смотрит на штаны принца, а там … хм… полшестого!

Рядом со мной на столике возникла маленькая кружечка с чаем…

– Не понимаю, что происходит! – горестно вздохнула крестница, пока я наслаждалась гостеприимством и ужасалась истории. – Ты мне сама тогда сказала, что нужно чаще мыть пол! Руками! И постоянно поворачиваться к нему спиной! Чем чаще я так делаю, тем больше шансов выйти за него замуж!

Я взглядом изучала картину над камином, понимая, что неизвестный художник не покорил, а, скорее покарал мир своим творчеством, внимательно слушая неиссякаемый поток жалоб. Меня смущали следы когтей и общий антураж, заставляя при мысли о хозяине зябко ежиться и сочувствовать бедняжке с удвоенной силой.

– Понимаешь, – я погладила по голове крестницу, поддерживая ее всеми фибрами женской души. – Не все бывает в жизни так, как хочется, дорогая моя. Тебе просто достался старый, брюзгливый сморчок с сомнительной репутацией, замашками домашнего тирана в пушистых тапках. Да он даже не мужик, милая! Подумай сама, нафея тебе такой экземпляр? Мы найдем тебе лучше!

Крестница с надеждой смотрела на меня, описывая ужасы каждодневной безрезультатной уборки, ведро сиротливо стояло посреди зала, а я понимающе кивала, не забывая тяжко вздыхать.

– Времена его молодости уже прошли! Его уже голодные червячки на кладбище ищут с фонариками, удивляя переглядываясь «Где он?», а ты молодая, красивая… У тебя еще все впереди! – от всей тронутой души утешала я несчастную, поглядывая на портрет какого-то старикана, зловеще освещенного голубым светом, идущим от пылающего камина. Фу! Чем думала предыдущая крестная, отдавая такую милую, симпатичную девочку замуж за это мерзкое и отвратительное чудовище? Бррр! Мерзость – то какая!

Мне уже как-то не сильно и хотелось связываться с этим отвратительным типом, превратившим в моих глазах в один сплошной недостаток.

– Так почему ты не уходишь? – поинтересовалась я, глядя в честные глаза крестницы, которая тут же поджала губки, пряча взгляд. – Если он такое чудовище, то почему ты еще здесь?

Крестница покраснела, умолкла, встревоженно глядя куда-то в сторону лестницы. Я подняла голову и обомлела. Изящно облокотившись на роскошные перила, стоял хозяин, внимательно и с явным интересом слушая разговоры. Я честно представляла себе бледную, трясущуюся то ли от холода, то ли от бессильной злобы на весь мир дряхлую немощь, которая половину дня страдает от того, что в доме красивая девушка, а что с ней делать он уже забыл, а вторую половину дня строит планы по захвату мира. Но пока что дальше захвата одеяла дело не сдвинулось. Однако ж, надо с чего-то начинать…

И вот теперь я смотрела на высокого, красивого, словно сказочный принц, перешедший на темную сторону силы, мужчину в алом камзоле. Видимо, на темной стороне он обзавелся многообещающей усмешкой и выражением лица, словно купил квартиру с видом на помойку.

Хищно улыбнувшись, хозяин сделал шаг в сторону лестницы, не сводя с меня темных глаз. Длинные, прямые, темно-медные волосы спадали на плечи, блик свечей играл на них, словно плясали языки пламени.

– Это и есть твоя дряхлая немощь? – шепотом спросила я крестницу, которая тут же решила испариться с горизонта, делая вид, что совершенно здесь не при чем.

– Позвольте представиться, – послышался дерзкий голос, а я смотрела, как грациозно опускается нога в черном сапоге на первую ступеньку. За хозяином стелился алый плащ, а в его руках были сжаты черные перчатки. – То самое чудовище. Хотя я предпочитаю слышать это слово задыхающимся шепотом на ушко.

Тени плясали по бледному лицу хозяина, а я сидела, приоткрыв рот от изумления. Глаза у него были вишневые, а в них плясали нехорошие блики от камина.

– Мерзавец. Такое чувство, что я вас бросил. Но смею заметить, я вас еще даже не поднимал, – насмешливо выдохнул он, а улыбка стала слегка угрожающей. Он шагнул еще на одну ступеньку ниже, отбросив длинные волосы. – Тварь редкостная! Раз я редкостная, то меня нужно беречь. Начинайте.

– Твари редкостной не было! – возразила я, не сводя глаз с хозяина, который смотрел на меня, не обращая внимания на мою крестницу, которая тут же куда-то засобиралась.

– Была, – ответили мне со снисходительной улыбкой, прислонив палец к своим губам и вежливо улыбаясь. – Не спорьте… Продолжим!

До конца лестницы оставалось еще пять ступенек.

– Старый. Сморчок, – хозяин миновал две ступеньки, а я почему-то засобиралась домой. – У которого. Больше. Не стоит.

Он стоял передо мной, а где-то в другом конце зала мелькнуло платье моей крестницы. Изящные ножки быстренько сматывались, а я даже не успела заметить, как ее платьице мелькнуло в дверях.

– Вы, я так понимаю, та самая крестная фея, которой меня пугали, – на меня смотрели странным взглядом. Слишком пристальным и слишком заинтересованным.

Глава четвертая. Офеительный поцелуй

Это был тот самый неловкий момент, когда плохо говорить об отсутствующих было не только показателем невежливости, но и признаком отменного здоровья.

– Мое почтение, крестная фея, – послышался приятный голос внезапно позади меня, который меня обезоружил, обескуражил и заставил неуютно поежиться в чужом кресле. Как это он так быстро успел? – Я так много о вас наслышан, а теперь даже слегка «навижен»… Чувствую себя огоньком, на который слетела ночная бабочка.

Мне улыбнулись так, что я тут же включила режим «этикетки от этикета»,

– О, вы ошибаетесь, я – не ночная бабочка. Я, скорее, моль. И вы, как шуба, не в моем вкусе, – парировала я, предельно вежливо. Я не успела заметить, как хозяин очутился напротив меня, заслоняя собой неуютное пламя камина. Как он так делает? Только что он был позади меня.

Мою руку бережно взяли с подлокотника, а сердце почему-то запротестовало, срочно требуя отдернуть ее от чужих губ и еще и надавать по ним, как следует. Прохладные губы прикоснулись к тыльной стороне моей ладони, а я включила живописца, пытаясь изобразить на лице неописуемый восторг.

– А что конкретно вы про меня слышали? – уточнила на всякий случай я, стараясь быть предельно вежливой и пытаясь выдернуть руку из когтей, которые ее внимательно изучали, проводя тревожные линии по моей ладони. Мою руку не отпускали, а я начинала нервничать. Нервы были на пределе, а запах вежливости улетучивался с каждой секундой.

– Не хочу вдаваться в подробности, – уклончиво заметил обладатель огненных волос, делая шаг, растворяясь в воздухе и тут же оказываясь по левую руку от меня. – Но мне задушевно рассказывали о том, что вы вытворяете, что хотите.

– О, да. Я – очень творческая личность. Мне постоянно говорят: «Что ты творишь?», – осторожно согласилась я, видя, как его рука и ложится на спинку кресла. Меня пугали перстни-когти, которые впивались в обшивку кресла, а потом отпускали, словно хищник добычу. Меня смущали его глаза, в которых застыла спекшаяся кровь, изредка вспыхивая отблеском пламени. Меня напрягали эти высокомерно поджатые губы, соколиный, смертельно бледный профиль и алые всполохи волос, струящиеся по плечам.

– А еще я слышал, – послышался голос хозяина, но уже откуда-то справа, пока я осторожно перевела взгляд. – Что вы нетвердо стоите на ногах и предпочитаете регулярные вливания в недвижимость, мечтая сколотить себе нужное состояние.

Так деликатно мне еще никто не намекал на похождения моей предшественницы! Я вспомнила батарею бутылок возле лежанки, но тут же изобразила ядовитую улыбку.

– А вы, я так понимаю, любите видеть мокрую женщину на коленях, – осторожно уколола я, глазами тонко намекая на ведро, возле которого маячила моя крестница, размазывая грязь по полу.

– Да, я ей сказал убираться. Но быстро и из дома, – произнес хозяин, а я чувствовала уязвленную мужскую гордость, которая махала мне рукой, прячась за каждым словом. – Мне не нужна служанка.

– Ну конечно, – согласилась я, мысленно прикидывая, какая незримая пропасть пролегает между «чудом» и «чудовищем». На всякий случай попробуем протолкнуть крестницу.– Здесь царит идеальная чистота, в которую приползают тараканы, ужасаются и уползают обратно на свалку. Они рассказывают детям, что в мире есть место, куда попадают очень плохие тараканы после смерти, описывая в красках ваш дом. Помнится, крыса застряла в стенной дыре. Ей еще повезло. Она застряла мордой наружу, поэтому не видела этого идеального порядка. Но как отчаянно она шевелила лапками, чтобы поскорее сбежать отсюда… Бедняжка, хоть умерла счастливой, вдыхая свежий воздух. Вы знаете, с милым хоть и рай в шалаше, но я искренне считаю, что моя крестница заслуживает чего-то посолидней…

– В этом доме раньше жил чернокнижник. И вот буквально неделю назад он переехал, а рекомендательное письмо адресовалось ему, – вежливо ответили мне, пока крестница изо всех терла пол, хлюпая тряпкой прямо на плиты.

– Ах, это меняет дело! – согласилась я, поглядывая на крестницу и цепляясь за хрупкую надежду устроить маленький скандал и чужую личную жизнь. – Я тот час же отправлю ее к нему! Милая, собирайся! Мы уходим отсюда!

– Как вы можете! – возразил мне хозяин, стоя надо мной. – Она же еще молодая! Мне кажется, что у вас просто нет сердца…

– Что значит, нет сердца? Разница в возрасте иногда играет на пользу паре! Иногда это даже красиво! Умудренный опытом мужчина и юная, очаровательная девушка – чем вам не пара? – гордо отозвалась я, пытаясь понять, есть ли в хозяине другие недостатки кроме любви к подслушиванию и характера.

– Ах, какая вы бесчувственная. Неужели в вашей черствой душе не всколыхнулась капелька сострадания к несчастной девушке. Ей бы еще жить да жить! – скорбно опустил глаза хозяин, а я поняла, что нащупала правильную ниточку. Он просто не хочет ее отпускать. Ничего, милая, потерпи. Сейчас фея крестная договориться! И будете вы жить долго и счастливо. Обойдемся без чернокнижника.

– А как же счастье быть вместе? – возразила я, глядя в вишневые глаза собеседника. – Нет ничего прекрасней быть рядом с любимым! Мне кажется, что вы просто лишены романтики…

– Возможно, – озадаченно заметил хозяин, глядя на мою крестницу. – Но не в фамильном склепе, куда переехал чернокнижник, видимо, навсегда. И жили они бы они долго и счастливо, пока добрая фея не взмахнула волшебной лопатой. Я еще никогда не встречал столь доброй феи, как вы.

Мой испанский стыд сменился чувством неловкости. Я, старалась не смотреть на хозяина, чувствуя, как меня обжигает его взгляд. Что-то мне подсказывало, что пока все нормальные феи трудятся в поте лица, я тружусь в попе лица. Крестница с усердием натирала островок посреди зала, тяжко вздыхая и утирая пот со лба.

– Ну как? – жалобным голосом спросила она. – Мы будем с ним жить долго и счастливо?

– Конечно, будете, – настойчиво заметила я, глядя в глаза хозяина. Тень надменной улыбки скользнула по его лицу.

– Конечно, будем. Только порознь,– пояснил хозяин, категорически не соглашаясь на мою крестницу.

– Ну как же так! – возразила я, глядя на него с укором. Отдам котенка в хорошие руки – это не про меня. – Красавица, умница, прибираться любит! Что еще мужчине для счастья нужно? Вы только представьте себе на минутку. Уютный дом, любящая жена, чистота вокруг… На стенах висят члены семьи…

– А отрезает их добрая крестная фея, – согласились со мной, снова делая из меня воплощение доброты и милосердия.

– Вы только посмотрите на нее… Она так мила, так прекрасна, что от нее глаз не оторвать, – распиналась я, пытаясь устроить чужую личную жизнь.

– Мне не нравятся одноглазые девушки, так что не пытайтесь оторвать от нее глаз, – усмехнулись мне, не сводя с меня глаз. Через полчаса уговоров я уже мысленно составляла милую и лаконичную эпитафию для этого упрямого чудовища, категорически не желающего жениться. Что-то мне подсказывало, что мой дражайший собеседник, на время отпросился из Преисподней, чтобы потрепать мне нервишки.

– Мы начинаем с вами ругаться, поэтому искренне предлагаю поговорить о природе, – предложил хозяин, пока крестница едва ли не перевернула ведро, вытаскивая тряпку и снова шмякая ее на пол.

– Идите вы лесом, – поддержала разговор я, искренне улыбаясь.

– Ну как, дорогая крестная? – сделала самое грустное личико моя крестница. Синоптики передавали слезы и сопли со скоростью три-шесть литров в секунду. – Мы будем с ним жить долго и счастливо?

Ее голосок дрогнул, а я почти ласково посмотрела на страдалицу от тряпки.

– Нет, милая, – я утешала, как могла, чувствуя, как красавица меня почему-то раздражает. – Не будете. Ты будешь жить долго и счастливо, а его я убью минут через пять минут!

Слезы градом хлынули из глаз моей крестницы, а я встала с кресла, подошла к ней и попыталась объяснить, что мне уже пора, что так убиваться из-за состоятельной, но несостоявшейся любви – не самая лучшая идея.

– Ну я же все сделала так, как ты мне говорила! – всхлипывала крестница, глядя на меня так жалобно, что совесть уже наточила зубы. – И зелье ты давала! Я честно ему влила его! Ты сказала, что сразу влюбится!

Мне торжественно достали пустой флакон, на котором большими, но корявыми буквами было написано: «Только для наружного применения! При употреблении внутрь обратитесь к некроманту!».

– И кто это вас учил готовить зелья? Ну-ка, – насмешливо заметил хозяин. – Расскажите мне состав зелья, вызывающего мгновенную любовь?

– Эм… Это феерческий секрет! – тут же с умным видом ответила я. – Мы, феи, никому его не раскрываем!

– Ты просто не знаешь, – внезапно перешел на «ты» хозяин, присаживаясь в кресло. – Вот и все. Люди часто прикрывают незнание тайной. Не забывая при этом делать умное лицо… Я так понимаю, что как фея вы не очень…

– Я, скорее, нетрадиционная фея. Зелья – это прошлый век! Берешь кочан капусты, лук, морковку… – перечисляла я, хлопая по спине рыдающую крестницу и рассматривая флакон. «Осторожно, яд». – Соль, сахар, перец по вкусу… Путь к сердцу мужчины лежит через его желудок. Милая, ты читать умеешь?

– Нет! – всхлипнула крестница, вытирая об меня сопли. – Но зато все говорят мне, что я – красивая…

– Это хорошо, что не умеешь, – согласилась я, брезгливо глядя на флакон с остатками яда и выбрасывая его сторону.

– И… и…, – икала крестница, глотая слезы. – И палочку давала… Заколдованную.... Сказала три раза по его голове постучи, и он сразу в тебя влюбится…

– То есть, до того, как ты стучала палочкой по его голове, он, вероятно, был нормальным? – на всякий случай уточнила я, переводя взгляд на упрямого хозяина. Мне начинает нравиться подход крестной феи. Я ее даже зауважала.

– Ну-ка, фея, – послышался голос хозяина. – Расскажи мне, как зачаровывать вещи?

– Не знаю, у меня пока только белые вещи удается зачаровывать, – огрызнулась я, пытаясь утешить несчастную наивную девочку. – Только купишь, думаешь, что главное не испачкать! И тут что? Правильно! Не выводимое пятно!

Крестница рыдала на моем плече, а я чувствовала победительницей конкурса мокрые маечки.

– А еще давала волшебный корешок и веревочку! Сказала, что как только привяжу к нему, то есть вероятность долго и счастливо, – проскулила крестница, показывая мне корень похожий на корень имбиря и тесемочку. – Только я не поняла для чего! Крестная, ты можешь его как-нибудь заколдовать! Чтобы любил меня! И у нас было долго и счастливо!

– Ну, – заметила я, поглядывая на корешок с веревочкой в дрожащих руках. – Долго и счастливо вряд ли, милая. Но быстро и «ты закончила?» вполне вероятно. Пойдем, мы еще за мужиком не бегали! Запомни! Если ты бежишь от любовника, а он за тобой с криком «еще!» то это – хороший любовник, а если ты бежишь за любовником, то это – плохой любовник! Нам такие не нужны! Вот все тебе про мир нужно рассказывать!

– Дорогая крестная, кто сейчас правит волшебным миром? – сузил глаза хозяин. Ага, кто у нас президент и какое сегодня число!

– Анархия! – заметила я, пытаясь утащить крестницу к выходу из дома и ситуации. Не оставлять же ее здесь? Того и глядишь, у нее есть какая-нибудь недвижимость, а я пока что на правах родственницы поживу с ней. У меня просто выбора нет!

– Крестная! Я хочу долго и счастливо! – задохнулась слезами крестница.

– Милая, ты скажи мне, что нем нашла, – грустненько посмотрела я на несчастную, но безмерно меня раздражающую красавицу. – И желательно где ты это нашла! Я тоже попробую поискать!

– Ты… Ты сама сказала, что нужно…, – икала крестница, провожая взглядом красавца, на которого я уже не обращала внимания. – Нужно лечь спать… И тогда он подойдет и поцелует!

– И? – спросила я, дергая входную дверь. Она была гостеприимно открыта, тонко намекая, что нас никто не держит.

– Я проспала двое суток, и ко мне никто не подошел! – заныла крестница, цепляясь за мою руку, явно не желая уходить. Сама полчаса мне тут рассказывала, что она – несчастная пленница, а теперь что?

– Фея, отвечай. Какими заклинаниями ты умеешь пользоваться? – послышался голос хозяина. Надо сматываться как можно быстрее. Не хватало еще, чтобы меня тут заставили отчитываться, как на экзамене. Холодок пробежал по спине в тот момент, когда я представила, что вместо гномиков – полицейских: «Всем оставаться на своих местах! Сержант Сморчок! Несите стремянку! Сейчас убийцу допрашивать будем!», допрашивать меня будет вот этот бдительный и подозрительный тип.

– Я спросил, какими заклинаниями ты умеешь пользоваться? – повторил свой вопрос хозяин, а его голос далек был от дружелюбия.

– Заклинанием «Пациент, скорее жив, чем мертв!», – отозвалась я, пытаясь вытащить крестницу за дверь. – Потыкала палочкой и посмотрела на реакцию! Шевелится, значит жив! Знаю заклинание «Ой, что-то под шкаф закатилось!», заклинание «Иди сюда, малыш, поиграем! Неси палку!». Я много заклинаний знаю.

В саду было темно, а прохладный ветерок заставил меня неуютно поежиться. Увешанные паутиной деревья противно скрипели, вызывая у меня горячее желание покинуть это место как можно скорее.

– Преврати его в лягушку! Или прокляни его! Чтобы только я могла снять проклятие! Я сниму проклятие, а он влюбится в меня! – ныла крестница, желая побороться за свое «долго и счастливо».

– Милая, – терпеливо объяснила я, таща ее по дорожке. – Его жизнь и так прокляла. Куда уж больше!

– Почему другие крестные могут сделать «долго и счастливо», а ты нет! – капризничала красавица, топая ногой. – Почему они проклинают, если нужно, а ты не можешь!

– Дорогая моя, – остановилась я на полдороги, видя, как крестница размазывает слезы по красивому личику. – Тебе нужен мужик, который тебя не любит по-настоящему? А если заклинание спадет? Если зелье перестанет действовать? Что тогда?

– Ты новое наложишь! – вредничала крестница, упираясь и требуя предоставить ей принца с огненными волосами на блюдечке. Я уже начала задумываться, о том, что принц у нас-то с голубой каемочкой, раз не оценил девочку с такими внешними данными!

Я осеклась, глядя на то, как прямо из темных зарослей в нашу сторону почти беззвучно струилась тьма. Я опасливо отошла в сторону, дернув воющую белугой крестницу за руку.

– Моя маленькая бабочка, – произнесла тьма глухим голосом, пока я застыла на месте, не зная, куда бежать. – Иди ко мне. Я заверну тебя в одеяльце и спою песенку… Иди ко мне… Лети сюда, моя маленькая бабочка…

Тьма разрасталась, а я пыталась оттащить рыдающую крестницу, которая уверяла меня, что перепробовала все средства, вплоть до «потерять туфельку». До сих пор найти не может! Туфельку она потеряла! Я тут совесть найти не могу, а она мне про туфельку!

– Беги! – скомандовала я, таща ее за собой вглубь сада. Крестница спотыкалась, требуя, чтобы я немедленно нашла ей пару! Я бы не отказалась от пары нервных клеток. Стоило ей обернуться, как она увидела наползающую черным туманом тьму, закатила глаза и тут же обмякла. Если бы я ее не поймала, то она так бы и упала на черную траву.

– Да что ты будешь делать! – возмущалась я, таща обмякшее девичье тело, шипя на тьму что-то вроде: «Кыш отсюда!». Очаровательная головка крестницы болталась, пока я изо всех сил тянула ее, взяв под подмышки.

– Лети от него, бабочка… Спасайся… – шептала тьма, пытаясь дотянуться до меня, а я яростно отдувалась за какого-то принца, спасая прекрасную принцессу. – Беги от него… Он убьет тебя…

– А ты, видимо, переживаешь, что раньше тебя? – огрызнулась я, вспоминая про бесполезную волшебную палочку, торчащую из шорт. Нет, я могу потыкать палочкой, но что-то мне подсказывает, что толку будет мало. – Пошел вон!

– Он убьет тебя, бабочка, – шептала тьма, надвигаясь со всех сторон. Она выползала их темных зарослей, расстилалась по дорожке, перекрывая нам путь со всех сторон. – Я сумею укрыть тебя… Бедная, маленькая бабочка… В зарослях терновника, в темноте лощины, где растут любимые, нежные цветы… Ты устало ляжешь, плача без причины. Я тебя укрою, одеялом тьмы…

Ага, спасибо! Ты очень располагаешь! Срочно требую бейджики «Хороший» и «Плохой»! Пока что я как-то не очень склонна доверять никому и не настолько устала от жизни. Тьма схватила меня, а я выронила крестницу, которая открыла глаза, вскочила на ноги и с визгом бросилась бежать.

Ничего себе! Темные нити обволакивали меня, запутывали, затягивали. Крылья трепыхались за спиной, а я отчаянно дергалась, в надежде, что удастся вырваться.

– Будешь спать спокойно, маленький цветочек, под листвой опавшей, в сладкой темноте… – шептала тьма, пока я понимала, что приди тьма с таким предложением хотя бы две недели назад, когда на работе был аврал, я бы с интересом рассмотрела предложение!