bepul

Дамоклов меч

Matn
O`qilgan deb belgilash
Shrift:Aa dan kamroqАа dan ortiq

– Всё так плохо? – спросил священник.

– Совсем худа. Горше стало сейчас.

– Конечно едем! – отец Александр схватил перчатки сестры Моники и побежал к двери.

Снежная буря разыгралась не на шутку. Отец Александр думал, что они двигаются по кругу. Тьма, снег, хвосты коней, где-то мелькающие огоньки – всё, что священник видел. Как мужичок управлял конями, да ещё лупил их хлыстом, призывая «Едрёну Мать» и извиняясь перед священником, отец Александр не понимал:

– Добрались! Добрались! Хоть бы ещё не померла! Матушка наша, панночка! Святой будет наша мученица! – надрывался мужичок, крича сквозь свист ветра.

Священник увидел, что они приближаются к деревеньке. У ворот стояли люди с факелами и махали руками. Люди что-то кричали, но расслышать что, было попросту невозможно. Мужичок натянул на себя вожжи, прорычав «Пррру», и измотанные лошади остановились, повозка с мужичком и священником свалилась набок. Люди подбежали к повозке и принялись доставать сильно припорошенного мужичка и священника:

– Жива ещё? – спросил отец Александр.

– Да, успели! – благоговейно ответил пожилой крестьянин, поднимая священника. – Может исповедь излечит, да хоть бы легше стало родименькой нашей.

Поднявшись, священник стряхнул с себя снег и побежал в ту сторону, куда его чуть не понесли люди. Женщины плакали и умоляли юношу спасти их панночку, «голубушку».

У поместья отца Александра встретил сам граф. Несмотря на суровый вид, было понятно, что он нервничает. Граф молча повёл его к спальне своей жены и, остановившись у самой двери, повернулся к священнику и сказал:

– Если пойдут какие-нибудь грязные слухи о вашей исповеди, я сдеру твою шкуру. Уж поверь мне, я в этом мастер. Не знаю, что она хочет тебе такого поведать, но только попробуй кому-то это рассказать.

– Всё, что говорится на исповеди, не выходит дальше уст священника и грешника.

– Я прослежу за этим.

Отец Александр знал, что шутить с графом не стоит. Это был человек неслыханной жестокости, в отличие от его жены, которую люди звали ласково «панночка» за доброту и ласку к крестьянам, спасавшая не раз жизни людей от жестко карающей руки графа. Её хворь действительно многих опечалила.

Войдя в комнату, священнику стало дурно – смрадный запах был очень сильным. Отец Александр подошёл к кровати, на которой лежала панночка. Девчушка, стоящая у изголовья кровати, поила чем-то хворавшую. Панночка стонала. Незнакомка обратила лицо на священника:

– Это уймёт на время боль. Она хочет выговориться, – пояснила девчушка. Затем она снова обратила взор на панночку и увидела темное пятно на одеяле женщины. – Надо бы сменить одеяло.

– Не надо, – слабо просипела женщина, но девчушка уже отдёрнула одеяло. Новой волной накатил запах гнили – лоно женщины полностью сгнило. На секунду священник охватил ужас от увиденного, мысли роились в голове: «Бедная! Какие муки она испытывает! Женщина гниёт заживо, но что стало причиной гниения? Неужели чума? Но ведь это было двести лет тому назад. И почему тогда никто больше не болеет? Почему девчушка не боится ухаживать за ней?»