Метаморфоза мифа

Старлей с Князевым перекусывали сухой колбаской и пармезаном, когда к воротам усадьбы подрулили три автомобиля дорогих марок. Шура кинулся вниз, а Олег остался наблюдать за всем по мониторам. Выбежавший из машины телохранитель нажал кнопку видеодомофона и доложил:

– Роман Григорьевич Кипелов приехал к Сергею Леонидовичу Бояринову.

– Входите через калитку. Машины поставьте на наружной стоянке, – ответил ему капитан и нажал кнопку открывания калитки.

– Понял.

Князев взял в руки айфон Геруса, набрал номер 102 и стал ждать. Шура долго выцеливал, так как Кипиша прикрывали своими объёмными телами секьюрити. Гости уже прошли треть расстояния от калитки до дома, когда раздался выстрел. Князев тут же нажал вызов. В трубке быстро ответили:

– Дежурный «102» слушаю.

Олег нажал воспроизведение аудиофайла на аппарате Бояринова, поднеся его к айфону Геруса. Сильно пьяный голос майора завопил:

– Помогите, нас убивают!

Как среагировал дежурный ГУ МВД, Князев не услышал. В это время он сделал два выстрела из пистолета Геруса через окно и сразу же выключил телефон. Через минуту он его снова включил. Дежурный ответил сразу. С улицы доносилась страшная канонада. Это бойцы Кипиша палили без устали во все стороны. Олег воспроизвёл запись на «бис»: «Сдохни урод». Далее Князев сделал ещё один выстрел из пистолета и снова нажал на воспроизведение: «Серёга. Стреляй!» Сразу после этого он выключил аппарат и вложил его в руку пьяного майора. Такого звонка было достаточно для того, чтобы полиция определила, что вызов был сделан с аппарата майора СКР, и этот майор находится в данных координатах. Не сомневался капитан, что и соседи Бояринова тоже уже вовсю названивали по всем экстренным номерам. В мониторах хорошо было видно, где залегли братки. Один из них всё время пытался доползти до калитки и нажать кнопку открывания, чтобы эвакуировать раненного босса и запустить бойцов, оставшихся снаружи. Камера с внешней стороны ограды показывала, что семь человек с пистолетами и один с Калашом в руках, прижались к кирпичной кладке забора и не знали, что им делать, чтобы попасть на территорию дачи. Шура завёлся, словно зверь. Он непрерывно менял позиции, перебегая от одного окна к другому. Делал два-три выстрела и снова перебегал. Пули, каждая из которых весила по 32 грамма, вырывали из газона фонтаны земли, ломали ветки деревьев, наводя ужас на охрану Кипиша. Патронов в каждой из обойм было всего по восемь штук. Поэтому долго наслаждаться стрельбой из мощного карабина Шуре не пришлось. Напоследок старлей выпустил обойму патронов с картечью. Сбитые с ёлок иголки густо засыпали вжавшихся в землю братков. Олег заметил, как один из телохранителей предпринял попытку попасть в дом с тыла. Пришлось пустить в ход артиллерию. В сейфе Бояринова, кроме огнестрельного оружия, Олег обнаружил две осколочные гранаты. Причём не учебные, а сами, что ни на есть боевые. Он схватил одну из них и побежал в крыло дома, в сторону которого пополз боец.

– Где ты? А вот, вижу. Стоять!

Олег распахнул окно и бросил гранату намеренно так, чтобы осколки не навредили бандиту. Раздался взрыв и ползун, шустро работая локтями и задницей, мгновенно вернулся на первоначальную позицию.

Минут через пятнадцать после начала стрельбы, завывая сиренами, подъехали две полицейские машины. Они остановились вдали, как бы говоря участникам перестрелки: «Пора разбегаться, ребята!» Князев воспринял команду всерьёз и, спустившись вниз, бросил оставшуюся гранату в пустой бассейн. Резонанс получился отменный! Несомненно, что взрыв этой гранаты слышали и полицейские, и жители отдалённых домов. Шура усердно пулял из пистолета Бояринова, когда Олег громко крикнул:

– Виталя, уходим!

Это был условный сигнал для отхода. Шура выбрался из зоны обстрела и вложил пистолет в руку полковника, лежащего за углом коридора.

– Насяльнике, можно я эту игрушку прихвачу? – указал он на полуавтоматический карабин.

– Нет, сынок, папа тебе другую купит, если хорошо себя будешь вести.

–Жаль. Хорошая штука. Порадовала.

Уже тронув машину с места, Шура спросил:

– Ты думаешь, что таким образом мы победим?

– Не сомневаюсь. Замять это дело не удастся. Много шума, свидетели, раненный депутат, чемодан с двумя миллионами, прямая трансляция. Могу тебя успокоить, нас не посадят. Не посадят по их желанию. Теперь они могут только отомстить нам.

– Успокоил. Как?

– Они нас могут напоить, усыпить, оглушить. Наконец, снять скальпы с трупов.

– Ну, это мы ещё посмотрим.

– Эх, не видать нам с тобой Саня продвижения по службе. Не простит нам начальство наших подвигов.

– Не пропадём.

– Одну жадную башку мы всё же отрубили. Ладно…, как там интересно Шурочка?

– Всё нормально. Данилян сказал, чтобы я её до утра не беспокоил.

– Хороший человек этот Данилян.

– А я? – смеясь, переспросил старлей.

– И ты! Отличный тост. Выпить бы. За нас, за хороших людей.

– Может, вернёмся? – пошутил Адливанкин. – Там ещё много осталось.

– Нет…, уже не успею.

– Чего не успеешь? – не понял Шура.

Он отвлёкся от управления автомобилем и взглянул на Олега. Его вид не понравился старлею: на лбу пот, лицо – всё в окровавленных ранах, ссадинах и синяках, но при этом белое, как полотно. Капитан держал одну руку на подреберье. Постоянно держал. Теперь Шура вспомнил, что он держался за это место уже тогда, когда они выбегали из дома.

– Тебе в больницу надо!

Саня резко тормознул, с дрифтом развернулся и на всех порах помчался в обратном направлении.

– Останови машину.

– Ещё не далеко от местной клиники уехали. Сейчас, Олег, сейчас!

– Шура, не надо, остановись. Не довезёшь.

– Что? Что у тебя под рукой?

– Ерунда, Шура. Обычная ерунда. Ненужная ерунда. Остановись.

Его голос слабел. Адливанкин выжимал из двигателя всё, что можно.

– Остановись, – капитан положил руку на рулевое колесо. – Не хочу в машине…

Старлей снова взглянул на Олега. Его голова склонилась на грудь и безжизненно болталась из стороны в сторону.

– Чёрт! – Шура нажал по тормозам и свернул на обочину.

– Помоги выйти, —не открывая глаз, попросил капитан.

Сашка помог ему встать и сделать шаг вперёд. Князев мешком плюхнулся на землю, прижавшись спиной к колесу.

– Не нравится мне всё это. Тебя срочно в больницу надо.

Олег убрал руку с живота, и Шура увидел большое кровавое пятно.

– Поздно, Шура, поздно. Кровь чёрная, значит, пуля зацепила печень.

– Какая пуля? – не понял старлей. – Откуда пуля?

– Не о том говорим, Шура. Всё не о том.

– Олег, поехали в больницу! – Адливанкин схватил его за локоть и потянул вверх. Но Князев сжал его руку своей ладонью, не давая исполнить намерения.

– Я надеялся успеть попрощаться с Настей. Потом подумал, пусть она лучше не видит. Ты меня прости, что доставляю тебе такое зрелище. Дай мне подышать. Вроде, легче стало.

Он замолчал, всматриваясь в небо.

– Небо сегодня чистое, как постиранное. И луна огромная. Полнолуние.

– Олег!

– Не суетись. У меня минут десять осталось. Это максимум. Я точно знаю. Пока есть силы, давай просто посидим, – его голос немного окреп. – Эх! Красота-то какая. Вроде бы живи, да радуйся. А теперь расскажи мне, друг любезный, что ты скрывал от Шуры. Почему она на такое решилась?

Адливанкин плюхнулся рядом с Князевым на землю и активно почесал двумя руками свою кудрявую голову.

– Ладно, сознаюсь. От тебя ничего не скроешь. Я боксировал.

– Боксировал?

– Я иногда участвую в подпольных боях без правил. Коплю на нашу с Шурой будущую квартиру. Кстати, полковник давал мне ключи от дачи, считая, что я там с девками в сауне забавляюсь. Но я как тот студент перед сессией: жена думает, что я у любовницы, любовница – что у жены. А сам на чердак! И конспекты, конспекты, конспекты…

– Почему сразу не сознался?

– Как тут сознаешься? Во-первых, офицер СКР участвует в подпольных делах. Во-вторых, Шура меня за такое по головке не погладила бы в любом случае.

– Если рядом с тобой женщина, лучше промолчи. Если любимая – лучше расскажи. Дурак.

– Согласен. Но надо же денег где-то подзаработать.

– Не о том думаешь, Шура. Всё не о том. Зачем тебе много денег?

– Как? Я должен содержать семью. Как нам жить вместе? В нищете прозябать? На одну зарплату?

– А ты женись на девушке, которая тебя любит, нарожайте детей и всё у тебя будет хорошо.

– Я и хочу жениться. Только сначала поднакопить надо.

– Не правильно расставляешь приоритеты.

– А как надо? Сначала детей родить, а затем думать, чем их кормить?

– Именно так. Мы так устроены. Если сначала станем копить деньги, затем жениться, затем делать карьеру, отдыхать и кататься по свету, а уж потом только заводить детей – ничего из этого хорошего не получится.

– Как это?

– Так это. Быстро привыкните жить только ради себя и своих удовольствий. А такая семья долго не продержится. Распадётся.

Шура недоверчиво повертел головой. Князев продолжил излагать свои мысли:

– Многим кажется, что может быть по-другому. Но мы так устроены – чисто по-русски: сначала создаём проблемы, а затем стараемся их решать. Женись и рожай детей. Тогда ты быстро научишься и зарабатывать, и делать всё по дому, и постараешься разбиться в лепёшку, но сделать так, чтобы твоя семья жила достойно и счастливо. Другого не дано.

– Не буду спорить с тобой в такой момент. И не хочу.

– Дело не в моменте, а в непреложных истинах.

– Может быть. Не хочу сейчас об этом рассуждать.

– Сейчас самый момент рассуждать о вечном. Женись Шура. Ведь ты не понимаешь, насколько ты счастливый. Тебя любит такая женщина! Лучше её не найдёшь. И искать не надо. Тебе уже повезло. Так наслаждайся общением с ней каждую минуту, каждое мгновение. А ты что делаешь? Побежал боксировать, не рассказал ей о причинах своего странного поведения. Ты её не любишь?

– Люблю.

– Эх, благодари бога, если она тебя простит за всё это.

– Ты со мной разговариваешь, как с сыном.

– Я с тобой разговариваю, как с человеком. Поцелуй за меня Шурочку и скажи, что я просил тебя простить.

Конвульсии сотрясли тело капитана, и он со всей силы сжал в кулаке кисть Сашкиной руки.

– И у Насти попроси прощения за меня. Путь она выйдет замуж и будет счастлива. Я этому только порадуюсь. Прощай, старлей. Всё будет хорошо. И не торопитесь умирать. Я подожду, сколько надо. Я умею ждать…

Никто не привык провожать через реку смерти. И нельзя к такому привыкнуть. И не дай бог к такому привыкать. Адливанкин не выдержал, у него затряслись губы, нарисовались слёзы, и он, плаксиво расквасив губы и чуть всхлипывая, забубнил невнятное:

– Прости Олег. Я запутался. Прости. Меня Шура спасла. Когда я увидел её, почти мёртвую…

Князев притянул его голову к своим губам и прошептал на ухо последние в жизни слова…

Луна поднималась всё выше и выше. Её окружали миллиарды ярких и не очень звёзд. Долго ходил Сашка Адливанкин по дороге туда и обратно, глотая на ходу слёзы, кусая губы и завывая волком. Но звёзды не слышали его. Они только подмигивали друг другу, словно удивляясь, зачем этот странный человек никак не успокоится, ведь уже давно наступила ночь. Но он продолжал ходить необычайно широкими шагами. Вскидывал руки вверх, резко опускал их вниз, приседал и вскакивал, падал на колени и склонял на них голову. Затем снова вскакивал, заламывал руки и ходил, ходил, ходил…

Выплеснув все эмоции, Шура взял капитана на руки и аккуратно положил на заднее сидение. Рука потянулась к шапке, которой на его голове сроду не бывало. Он с силой взъерошил кудрявые волосы и пробормотал себе под нос:

– Но куда не посмотри, настоящему индейцу очень горько на Руси. Прости Олег, я едва-едва вас всех не предал. До безвозвратной подлости оставалось всего полшажка. Спасибо тебе и Шуре. Этот урок я запомнил на всю жизнь… Жестокий урок… Наглядный урок…

Глава «Я»

Я – это личное местоимение, 1-го лица, единственного числа. Но в то же самое время, я – это последняя буква алфавита. Такое противоречие несколько напрягает.

У входа в детскую художественную школу висело объявление о том, что сегодня здесь проходит выставка лучших работ её учеников. Родители и гости заполнили средних размеров зал, заставленный поделками из керамики и картинами, развешанными по стенам.

Автор одной из картин пристал к гостю:

– Дядя Макар, что вы здесь видите?

– Я? Я вижу, что герою, изображённому на полотне очень трудно победить это змееподобное чудовище. Да и не ему одному трудно. Смотри, какая убогая местность вокруг поля битвы: всё выжжено и вытоптано. Видимо, местному населению приходится не сладко в тисках этого чудища. Поэтому народ и призвал героя. Уверен, что победа будет за ним. Добро победит.

– Дядя Шура, что изображено на моей картине?

– Дядя Макар всё правильно расписал.

– И всё-таки?

Шура решил отшутиться:

– На этой картине, мы видим, э-э-э, как гражданин с холодным оружием, владение которым требует регистрации, мучает домашнюю скотину. Статья 245 УК РФ «Жестокое обращение с животными». Наказание: штраф, либо обязательные работы до 360 часов, либо лишение свободы на срок до трёх лет.

– Ну-у-у! Я же серьёзно спрашиваю.

– Если серьёзно, то судя по тому, что на картине мы видим редкое экзотическое пресмыкающееся, занесённое в Красную книгу, виновный штрафом не отделается.

Артём возмущённо покачал головой и повернулся к Шурочке:

– Тётя Александра, а вы, что видите?

– Я вижу, как герой сражается с Гидрой, опутавшей своими мощными головами шею нашей с тобой родины.

– Вот видишь, мама, никто не сказал, что Геракл похож на папу.

Александра тут же возразила:

– Как не похож? Я думала, что ты его и рисовал.

– Вылитый Князев! – добавил Шура.

– Особенно с этими перьями на голове и с томагавком в руке, – согласился Рябов.

– Я не вижу ничего плохого в том, что ты изобразил своего отца героем, – Настя прижала Тёмку к своему бедру. – Ты разве этого не хотел?

– Хотел, папка и есть самый настоящий герой. Я просто проверил, похож мой Геракл на него, или не похож.

– Конечно, похож.

– Артём, – обратилась к юному художнику Шурочка, – ты знаешь о том, что многие древние эксперты и аналитики не признавали победу над Гидрой за зачётный подвиг?

– Да, знаю. Царь, которому служил Геракл, тоже отказался признавать эту победу за подвиг.

– А почему, знаешь? – снова спросила Шурочка.

Артём разъяснил:

– Потому что по древнему закону герои должны совершать подвиги в одиночку. А в этот раз Геракл не смог победить стоглавую Гидру без помощи. Когда он отрубал у неё одну голову, на её месте тут же вырастали 2-3 новые. Из ста голов только одна была смертной. Но Геракл не мог до неё добраться, так как остальные головы поливали его огнём и ядом. Тогда он позвал на помощь своего друга Иолая. Вдвоём они быстро справились с чудовищем. Геракл рубил головы, а Иолай прижигал места сруба горящими головёшками. Из-за этого новые головы не отрастали.

– Да, Тёмка, – Адливанкин похлопал своей ручищей по хрупкому плечу художника, – правильно говорит народная мудрость: один в поле не воин.

– Почему? Все остальные подвиги он совершил в одиночку.

– Я думаю, что это миф. А реальность говорит о том, что срубить хотя бы одну голову страшно жадной и жестокой Гидры в одиночку практически невозможно. Будь воин даже трижды героем России! В этом деле без помощников не обойтись. А полностью победить Гидру можно только сообща, всем миром, – Саня при этих словах крепко прижал Шурочку к своему сильному плечу. – Никто не даст нам избавления ни бог, ни царь и ни герой. Правильно я говорю, любимая невестушка моя?

Шура поцеловал девушку в губы.

– «Невестушка»? – заинтересовалась Настя. – Ты сделал ей предложение?

Улыбающаяся всем своим видом Шурочка пояснила:

– Мы вчера заявление подали. Приглашаем на торжество. Но пока не знаем куда.

– В пригласительных всё будет черным по белому написано, – добавил Саня.

– Я рада за вас, – Анастасия обняла и поцеловала в щёки будущих молодожёнов. – Олег за вас тоже порадовался бы.

– Точно! – кивнул Адливанкин.

– Да, – Шурочка смахнула пальчиком набежавшую на ресницы влагу. – Мне всё время кажется, что он сейчас войдёт и крикнет: «Индейцы! Томагавки к бою! На выезд!»

– Это его любимая тема, – Сашка грустно выдохнул воздух из груди. – Последнее, что он мне сказал: «Настоящим индейцем можешь ты не стать, но человеком быть обязан».

Все замолчали, уткнувшись взглядом в пол…

Настя с сыном пошли провожать гостей. В зале после их ухода, наступила тишина, присущая музейным помещениям.

К картине Артёма подошёл доктор Данилян с женой и внуками. Он крутил головой, рассматривая изображение, подходил вплотную и отходил на почтительное расстояние от полотна. В конце концов выдал оценку:

– Ай! Какой хороший человек этот Князев! Только у очень хорошего человека могут быть такие талантливые дети.

– Да, соглашусь, он был хорошим человеком, – грустно кивнула головой его половинка.

– Людочка, зачем ты так говоришь? Почему «был»? Он есть. Он здесь есть и здесь, и здесь, – Арсен приложил попеременно руку к своему сердцу и к сердцам супруги и внуков. – Хороший человек – это даже не звание. Это состояние души, олицетворение Добра. Быть хорошим человеком – это подвиг. Он теперь будет вечно жить в наших сердцах.

– Вечно? – переспросила Людочка. – Но мы с тобой тоже когда-нибудь умрём.

– Да. Но он уже попал в наши сердца. Мы умрём, но останемся в сердцах наших детей, наших внуков и правнуков. И там тоже будет частичка этого хорошего человека. Разве ты не понимаешь, что именно так память о героях дожила до нашего времени? Думаешь, Геракл был сыном бога? Нет, это не так. Геракл был человеком. Хорошим человеком. Поэтому мы о нём до сих пор и помним.

Он помолчал и грустно добавил:

– Одно плохо: хорошие люди погибают первыми…

В оформлении обложки использованы фотографии: с https://p2.piqsels.com/preview/547/284/937/human-a-adult-waters.jpg по лицензии CC0

с https://cdn.pixabay.com/photo/2018/10/18/17/30/fantasy-3756975_960_720.jpg по лицензии CC0