Все эти вопросы бесконечно прокручивались у меня в голове, как будто состав, вынужденный кружить по кольцевой ветке. Я смотрела ему в лицо, забывая о том, что нужно играть роль. Густые прямые брови. Аккуратная родинка на левой щеке, под самым глазом. Лёгкая щетина и тонкие губы. Он старался не смеяться, когда наши взгляды схлёстывались на арене последнего вагона Сокольнической линии…

Я хотела, наконец, вырваться из этого круга. Со дня на день собиралась задать свои вопросы.

Но внезапно он просто исчез.

И поэтому я здесь.

*неловкая пауза, скрип карандаша*

– Что вы почувствовали, когда мужчина пропал?

– Я искала его, ждала у всех возможных входов и выходов…

– Да. Но что вы почувствовали? Попробуйте описать. Не волнуйтесь.

Я нахмурилась. Вовсе я не волновалась. Просто мне не хотелось об этом говорить – и в то же время необходимо было выговориться. Парадокс.

– Обиду и тревогу, наверное. – Я пожала плечами, словно это всё сущая ерунда.

– Почему «обида»? За что вы обиделись на него?

Он меня предал. Осталось только разжать губы и позволить языку вытолкнуть наружу эти пять жалких слогов.

– Он меня… предал. Нет, нет! Ничего не говорите. Я знаю, что это не так, что он мне ничего не обещал, что я даже не знаю его имени, просто левый мужик какой-то… Но… И кофе, и книги – всё это ничего не значит?!

Я поняла, что тараторю и моему лицу срочно нужен платок. Остановилась и потянулась за салфетками на столе, проклиная свою дурацкую тушь. Психолог буравила меня взглядом, как будто моя душа была для неё кубиком Рубика и стоило лишь покрутить немного – и цвета сложатся по граням, и всё встанет на свои места.

Тут она просияла, как будто в глазах зажгли диодные лампочки, и отложила карандаш.

– А вы давно говорили со своим отцом?

Такого поворота я не ожидала и по-настоящему удивилась. Даже рот распахнула.

– Давно! Мы не общаемся, вы же знаете.

Психолог кивнула.

– Ваш страх предательства, вероятно, связан с отцом. Ведь он ушёл из семьи и ничего не объяснил. «Он вас подвёл» – так вы, кажется, выразились? – Она принялась листать свои заметки.

– И что мне с этим делать? Вы имеете в виду, если я прощу отца, то одновременно прощу моего незнакомца из метро, и всё сразу станет хорошо?

Психолог оставила блокнот в покое и вскинула на меня тёмно-серые глаза. Серые глаза, чёрные волосы, белая блузка и графитовый карандаш… Она вся была какая-то чёрно-белая. А я только сейчас это заметила, хотя мы встречались уже в третий раз.

– Вы пришли ко мне с проблемой разбитого сердца и неоправдавшихся ожиданий – назовём это так. Но я хотела бы заметить… – Она сурово сдвинула брови. – Ваш отец – состоятельный человек…

– Но мы не общаемся!

– Я понимаю. Но это не меняет его… кхм, положения. И он пытается поддерживать с вами контакт – пишет письма, которые вы не читаете.

Сложив руки на груди, я насупилась. Представила себя со стороны: вот уж точно, обиженный ребёнок! Кажется, мне ещё долго придётся сюда ходить…

– Вам не приходило в голову, что человек, к которому вы так привязались, может быть опасен? – продолжила психолог.

– Что?!

Она качнула головой.

– Подумайте об этом, Василиса. Сколько людей каждый день пользуется московским метрополитеном? Четыре, а то пять миллионов.

– Да ладно! Это слишком много.

Психолог взмахнула плечами.

– Не знаю, потом погуглите. Так вот, серьёзно – какова вероятность, что один и тот же человек каждый день просто так ездит с вами в одном вагоне? И ведёт себя, признайте, довольно странно: не пытается ни познакомиться, ни попросить вас отстать и не лезть в его личное пространство?

Я только шмыгнула носом и ничего не ответила.

– Ваш отец… Если что-то случится, вы – его слабое место. Поэтому – оставим в стороне психологию – я бы рекомендовала вам вести себя более осмотрительно, Василиса. Москва – город больших возможностей и больших опасностей. Пожалуйста, помните об этом.

*чей-то кашель, приглушённые голоса, гул метро*

– …двери закрываются. Следующая станция «Парк культуры».

– Извините, вы выходите?

Я с раздражением обернулась на девчонку с двумя хлипкими косичками – того и гляди оторвутся на сквозняке.

– Вообще-то, я только зашла… – Ещё не закончив фразу, я уже почувствовала себя ворчливой бабкой. – Ладно, отхожу, извините.

Девчонка благодарно разулыбалась и скользнула к двери, на моё место. Ещё минуту я буравила взглядом её спину, но думала вовсе не о девочке, – и чего мне о ней думать? – а о словах психолога. В первый момент они показались мне сущей ахинеей. Ну в самом деле, неужели она серьёзно верила, что мой обидчик, мой противник, мой таинственный незнакомец с родинкой на левой щеке следил за мной? Наверное, собирался меня похитить! Убить в подворотне! Да ведь у него было столько возможностей, почему же тогда он этого не сделал ещё в сентябре?

– Будьте взаимно вежливы, уступайте места инвалидам, пожилым людям…

Однако, надо признаться, я ведь так и не выяснила, откуда и куда он ездил по Сокольнической линии…

– Станция «Парк культуры». Переход на Кольцевую линию. This is Park Kultury…