Пять недель на воздушном шаре

Глава двадцать девятая

Появление растительности. – Фантастическая идея французского писателя. – Чудесная страна. – Царство Адамауа. – Соединение исследований Спика и Бёртона с исследованиями Барта. – Горы Атлантика. – Река Бенуэ. – Город Йола. – Гора Бажеле. – Гора Мендиф.

Путешественники неслись чрезвычайно быстро. Да они и сами жаждали покинуть Сахару, едва не ставшую для них роковой.

В четверть десятого утра они стали замечать кое-где траву, пробивавшуюся сквозь песок. Эта трава говорила им, как некогда Христофору Колумбу, о близости земли; зелёные ростки боязливо выглядывали из-за камешков, которые скоро сменились скалами в океане песка. На горизонте появились волнистые очертания ещё невысоких холмов.

Их силуэты расплывались в тумане. Тягостное однообразие пустыни стало исчезать.

Доктор с восторгом приветствовал этот новый край и готов был, как моряк на вахте, крикнуть: «Земля! Земля!»

Через час перед глазами путешественников появилась местность, ещё очень дикая, но уже не такая плоская и оголённая; на сером небе рисовались очертания деревьев.

– Что это? Неужели мы уже в более или менее цивилизованной стране? – спросил охотник.

– В цивилизованной! – воскликнул Джо. – Да что вы, мистер Дик. Взгляните-ка, людей-то совсем не видно.

– Но при той быстроте, с которой несётся наша «Виктория», мы скоро их увидим, – заметил Фергюссон.

– А скажите, мистер Самуэль, мы всё ещё летим над страной негров?

– Да, Джо, и будем лететь над ней, пока не доберёмся до арабов.

– До арабов, сэр? Настоящих арабов с верблюдами?

– Нет, без верблюдов: эти животные здесь редки, вернее сказать, – почти неизвестны. Встретить их можно, только поднявшись на несколько градусов к северу.

– Жаль!

– А почему, Джо?

– Да потому, что при противном ветре можно было бы ими воспользоваться.

– Каким образом?

– Мне, сэр, пришла в голову вот какая мысль: что, если впрячь в нашу «Викторию» этих самых верблюдов и заставить их тащить нас? Что вы на это скажете?

– Бедный мой Джо, знаешь, твоя идея не нова. Её уже использовал один остроумный французский писатель, Мери, – правда, в романе. Герои этого романа впрягают в свой шар верблюдов, которые и тащат его. Вдруг откуда ни возьмись появляется лев. Он пожирает верблюдов, проглатывает канат и, попав таким образом в плен, принуждён сам тащить шар. Сам видишь, насколько всё это фантастично и как мало тут общего с нашим способом передвижения.

Джо несколько сконфузился, узнав, что его блестящая идея кем-то предвосхищена; он стал ломать себе голову над тем, какой же дикий зверь мог бы, в свою очередь, сожрать льва. Ни до чего не додумавшись, он снова принялся разглядывать проносившуюся под ними местность. Он увидел средней величины озеро и холмы, которые ещё нельзя было назвать горами. Между холмами пролегали многочисленные плодородные долины с непроходимой чащей разнообразнейших деревьев; среди них господствовал элаис, листья которого в длину достигают пятнадцати футов, а ствол усеян острыми шипами; бомбакс отдавал пролетавшему мимо ветру тонкий пух своих семян, сильный аромат пандануса, этой арабской «кенды», наполнял благоуханием воздух и доходил даже до той зоны, где находилась «Виктория»; дынное дерево с дланевидными листьями, суданский орешник, баобаб, банановое дерево дополняли эту роскошную тропическую флору.

– Что за чудесный край! – воскликнул доктор.

– А вот появились и животные, – объявил Джо, – значит, недалеко и люди.

– Ах, какие великолепные слоны! – закричал Кеннеди. – Нельзя ли мне поохотиться немного?

– Ну, скажи на милость, Дик, можно ли остановиться при таком сильном воздушном течении? Нет, дорогой мой, тебе придётся испытать муки Тантала. Потом наверстаешь упущенное.

И в самом деле, было от чего разыграться воображению охотника! У Дика сердце колотилось в груди, и пальцы невольно сжимали ствол карабина.

Фауна этого края не уступала его флоре. Дикие быки утопали в густой, высокой траве, откуда их едва было видно. Огромные слоны, серые, чёрные, жёлтые, ураганом проносились по лесу, всё ломая, уничтожая и опустошая на своём пути. По лесистым склонам холмов сбегали водопады и речки. В них шумно купались гиппопотамы, а по берегам лежали на спине, выставив свои набухшие сосцы, рыбовидные млекопитающие ламантины футов двадцати длиной.

Это был целый невиданный зверинец среди природы, похожей на чудесную оранжерею, где порхало множество птиц самой причудливой окраски.

По этому сказочному богатству природы доктор догадался, что они несутся над царством Адамауа.

– Мы идём по следам современных открытий, – сказал он. – Я продолжаю путь, прерванный другими путешественниками, счастливая судьба привела нас сюда. Друзья мои, мы сможем связать труды капитанов Бёртона и Спика с исследованиями доктора Барта; мы покинули англичан, чтобы встретиться с гамбуржцем, и скоро достигнем границы, до которой дошёл этот отважный учёный.

– Мне кажется, – сказал Кеннеди, – что между землями, которые описаны этими двумя учёными, лежит обширная территория, судя по пути, проделанному нами.

– Её длину нетрудно вычислить. Возьми карту и взгляни на долготу южной оконечности озера Укереве, достигнутой Спиком.

– Она находится примерно на тридцать седьмом градусе.

– А где расположен город Йола, над которым мы пролетим сегодня вечером? Это как раз та точка, до которой дошёл Барт.

– Приблизительно на двенадцатом градусе.

– Значит, разница составляет двадцать пять градусов; в каждом градусе шестьдесят миль, итого получается тысяча пятьсот миль.

– Недурная прогулка, – вставил Джо, – для людей, которые идут пешком.

– Однако она будет сделана. Ливингстон и Моффат идут в глубь континента; озеро Ньяса, которое они открыли, лежит не очень далеко от озера Танганьика, открытого Бёртоном; к концу столетия эти огромные пространства будут, конечно, исследованы. – Доктор прибавил, взглянув на компас: – Как жаль, что ветер уносит нас к западу; я хотел бы подняться к северу.

После двенадцатичасового перелёта «Виктория» находилась у границы Судана. Первые туземцы, которых увидели путешественники, были арабы племени шуа, кочующие здесь со своими стадами. Огромные вершины горной цепи Атлантика возвышались на горизонте. На эти горы, предполагаемая высота которых достигает двух тысяч шестисот метров, не ступала ещё нога европейца. По их западному склону устремляются в океан все реки этой части Африки. Горы Атлантика – это местные Лунные горы.

Наконец перед глазами наших воздухоплавателей появилась настоящая большая река, и по огромным человеческим муравейникам, разбросанным по её берегам, доктор признал в ней один из крупных притоков Нигера – Бенуэ, тот самый, который туземцы называют «источником вод».

– Знаете, друзья мои, – сказал доктор, – эта река станет когда-нибудь естественным путём сообщения с внутренним Суданом. Однажды пароход «Плеяда» под командой одного из наших отважных капитанов поднялся по ней до города Йола. Как видите, мы уже находимся в разведанной стране.

Множество невольников работало на полях сорго, составляющего главную их пищу. Вытаращив глаза, они с удивлением смотрели на проносившуюся метеором «Викторию».

Вечером доктор решил сделать привал в сорока милях от города Йола. Вдали поднимались две остроконечные вершины горы Мендиф. Фергюссон приказал бросить якоря, и они зацепились за верхушку высокого дерева. Но порывистый ветер раскачивал «Викторию» так сильно, что порой её корзина ложилась горизонтально – положение, чрезвычайно опасное для пассажиров.

Фергюссон во всю ночь не сомкнул глаз. Не раз он был близок к тому, чтобы перерубить якорные канаты и уйти от бури. Наконец она утихла, и покачивание «Виктории» перестало беспокоить воздухоплавателей.

На следующий день подул менее сильный ветер, но, к сожалению, он относил «Викторию» в сторону от Йолы. Фергюссону очень хотелось увидеть этот город, недавно перестроенный фулланами, но надо было мириться с тем, что приходилось лететь к северу и даже к северо-востоку.

Кеннеди предложил сделать остановку в этом крае, столь богатом дичью. Джо также высказался за то, что хорошо было бы запастись свежим мясом. Но дикие нравы и враждебное отношение туземцев, давших несколько выстрелов по «Виктории», принудили доктора продолжать путь. Они как раз пролетали над областью кровопролитий и пожаров, где султаны вели нескончаемые войны, ставя на карту даже существование своих государств.

Внизу проносились многочисленные густонаселённые деревни с длинными хижинами. Вокруг них простирались богатые, обширные пастбища, пестреющие лиловыми цветами. Другие хижины, походившие на большие ульи, прятались за частоколами. Кеннеди заметил, что суровые склоны холмов напоминают ему шотландский горный пейзаж.

Вопреки всем усилиям доктора «Викторию» несло прямо на северо-восток, к горе Мендиф, в то время ещё скрывавшейся за тучами. Гора эта отделяет бассейн реки Нигер от бассейна озера Чад.

Вскоре показалась гора Бажеле, к склонам которой прилепились, словно дети к груди матери, целых восемнадцать селений. В лощинах зеленели поля риса и земляного ореха.

В три часа «Виктория» была у горы Мендиф. Миновать её оказалось невозможным, надо было перелететь через неё. Фергюссон, доведя температуру газа до ста градусов, увеличил подъёмную силу шара почти на тысячу шестьсот фунтов и благодаря этому поднялся выше восьми тысяч футов. Ни разу ещё во время своего полёта «Виктория» не достигала такой высоты, и температура здесь до того понизилась, что доктор и его товарищи принуждены были закутаться в одеяла. Фергюссон поспешил спуститься, ибо оболочка «Виктории» натянулась до предела и каждую минуту могла лопнуть.

Как ни торопился доктор, аэронавты всё же разглядели, что гора эта вулканического происхождения и что кратеры её давно потухших вулканов обратились в глубочайшие пропасти. Огромные массы птичьего помёта образовали на склоне горы Мендиф подобие известковых скал, которых, пожалуй, хватило бы на удобрение всех полей Англии.

В пять часов дня «Виктория», защищённая от южного ветра горой, пронеслась над её склонами и остановилась на большой лужайке, вдали от всякого жилья. Как только корзина шара коснулась земли и были приняты все нужные меры для её укрепления, Кеннеди, схватив свой карабин, умчался по отлогой долине. Вскоре он возвратился с полдюжиной диких уток и ещё с какой-то птицей вроде кулика. Джо постарался как можно лучше их приготовить. Обед удался на славу, и ночь прошла в полном спокойствии.

Глава тридцатая

Мосфея. – Шейх. – Денхем, Клаппертон, Оудней, Фогель. – Столица Логгум. – Туль. – Кернак. – Штиль. – Логгумский правитель и его двор. – Нападение. – Голуби-поджигатели.

На следующий день воздухоплаватели продолжали свой отважный полёт. Они верили теперь в «Викторию» так, как моряк верит в своё судно. Она ведь с честью выдержала все испытания: и ураганы, и тропический зной, и опасные подъёмы, и, пожалуй, ещё более рискованные спуски. А управлял своим шаром Фергюссон, можно сказать, мастерски. Вот почему, не зная хорошенько, где будет конечный пункт их путешествия, доктор уже больше не боялся за его исход. Конечно, в этой стране дикарей и фанатиков необходимо было принимать особые меры предосторожности, и он убеждал своих друзей быть всегда начеку.

Ветер медленно нёс их к северу, и часов в девять утра показался большой город Мосфея, раскинувшийся на плоскогорье между двумя высокими горами. Он занимал неприступную позицию, ибо к нему вела только одна узкая дорога, извивавшаяся среди лесов и болот.

Как раз в этот момент в город въезжал шейх в сопровождении конного эскорта в разноцветных одеждах. Впереди шли трубачи и скороходы, которые раздвигали ветви на его пути.

Доктор, желая поближе разглядеть туземцев, начал снижаться. Когда шар, приближаясь, стал увеличиваться на их глазах, арабы пришли в такой ужас, что удрали с быстротой, на какую только были способны. Один лишь шейх не двинулся с места. Он взял в руки свой длинный мушкет, зарядил его и с гордым видом стал ждать.

Доктор снизился приблизительно на высоту ста пятидесяти футов и громко на арабском языке приветствовал шейха. Услышав эти слова, нёсшиеся с небес, шейх сошёл с коня и распростёрся в дорожной пыли. Фергюссон, как ни старался, ничем не мог привлечь его внимания: шейх не смел подняться.

– Оно и понятно, – сказал доктор, – если при первом появлении здесь европейцев в них видели какую-то породу сверхчеловеков, то нас и подавно могли принять за сверхъестественные существа. И когда шейх станет рассказывать о встрече с нами, его арабская фантазия разыграется, и он, конечно, распишет это происшествие на все лады. Представьте себе, какие удивительные легенды создадутся когда-нибудь о нас с вами!

– А жаль, – сказал охотник. – Было бы, пожалуй, лучше, если бы они видели в нас простых людей. Тогда они высоко оценили бы могущество европейской цивилизации.

– Согласен, Дик, но тут уж ничего не поделаешь. Как бы ты ни объяснял учёным этой страны устройство аэростата, они ничего не поняли бы и всё равно заподозрили бы тут вмешательство сверхъестественных сил.

– Сэр, – спросил Джо, – вы говорили о первых европейцах, исследовавших эту страну. Кто они были, разрешите вас спросить?

– Мы, мой милый, находимся как раз на пути, проделанном Денхемом. В городе Мосфея он был принят султаном государства Мандара. Будучи в государстве Борну, он покинул его, примкнув к походу тамошнего шейха против феллатаков; он присутствовал при штурме их города, который храбро защищался с помощью стрел против арабов с их огнестрельным оружием и обратил в бегство войско шейха. Впрочем, подобные военные действия служили лишь предлогом для убийств, грабежей и набегов. Самого майора обобрали, раздели донага, и, если бы он не спрятался под брюхом своего коня, который бешеным галопом умчал его от победителей, ему никогда бы не вернуться в Куку, столицу Борну.

– А кто же он, этот майор Денхем?

– Неустрашимый англичанин, руководивший с тысяча восемьсот двадцать второго до тысяча восемьсот двадцать четвёртого года экспедицией в Борну. Его спутниками были капитан Клаппертон и доктор Оудней. Они покинули Триполи в марте, достигли Мурзука, столицы Феццана, по пути, который впоследствии проделал доктор Барт, возвращаясь в Европу, и шестнадцатого февраля тысяча восемьсот двадцать третьего года прибыли в Куку, расположенную возле озера Чад. Денхем исследовал Борну, Мандара и восточные берега озера, а капитан Клаппертон и доктор Оудней пятнадцатого декабря тысяча восемьсот двадцать третьего года отделились от него и углубились в Судан вплоть до Сокото. Оудней вскоре умер от истощения в городе Мурмур.

– Значит, в этой части Африки, – спросил Кеннеди, – науке принесены большие жертвы?

– О, это роковая страна! Мы летим сейчас прямо по направлению к стране Багирми, через которую Фогель прошёл в тысяча восемьсот пятьдесят шестом году, чтобы проникнуть в Вадаи, где он бесследно исчез. Этот совсем ещё молодой человек двадцати трёх лет был послан, чтобы помочь доктору Барту в его работах; они встретились первого декабря тысяча восемьсот пятьдесят четвёртого года, после чего Фогель занялся исследованием страны. В тысяча восемьсот пятьдесят шестом году он сообщал в своих последних письмах о намерении разведать страну Вадаи, куда не проник ещё ни один европеец. По-видимому, он достиг её столицы Вара, где его, по одним сведениям, взяли в плен, а по другим – убили за то, что он пытался взойти на священную гору, находившуюся в окрестностях города. Но не всегда следует верить слухам о смерти исследователей-путешественников, ибо они освобождают от необходимости искать их. Сколько раз, например, из официальных источников сообщалось о смерти доктора Барта, что вызывало у него законное раздражение. Вполне возможно, что вадайский султан держит Фогеля в плену в надежде на выкуп. Барон Нейманс отправился в Вадаи, но умер в Каире в тысяча восемьсот пятьдесят пятом году. Нам известно теперь, что Хейглин пустился по следам Фогеля вместе с экспедицией, посланной из Лейпцига. Таким образом, мы вскоре узнаем о судьбе, постигшей этого молодого и интересного исследователя^[26].

Вскоре Мосфея скрылась за горизонтом. Перед глазами аэронавтов уже лежала Мандара, этот на редкость плодородный край, со своими лесами из акаций, с лугами, усеянными красными цветами, с полями индиго и хлопчатника. Шумно мчала свои бурные воды река Шари; в восьмидесяти милях отсюда она впадала в озеро Чад.

Доктор проследил её течение по карте Барта.

– Вы видите, – сказал он, – что работы этого учёного отличаются необычайной точностью; мы приближаемся к области Логгум и, может быть, к её столице, городу Кернак. Здесь погиб бедный Туль, которому ещё не исполнилось двадцати двух лет. Этот молодой англичанин, лейтенант семидесятого полка, всего за несколько недель до своей гибели присоединился к майору Денхему, находившемуся в Африке. О, этот огромный континент можно с полным правом назвать кладбищем европейцев.

Несколько лодок длиной футов в пятьдесят плыли вниз по течению реки Шари. «Виктория», парившая на высоте тысячи футов, почему-то мало привлекала внимание туземцев. Довольно сильный до этого ветер стал спадать.

– Неужели мы опять попадём в полный штиль? – проговорил доктор.

– Ну, теперь, сэр, нам, во всяком случае, нечего опасаться ни недостатка воды, ни песков пустыни, – заметил Джо.

– Но зато здешнее население будет, пожалуй, пострашнее, – заметил доктор.

– Вот что-то похожее на город, – заявил Джо.

– Это Кернак, – отозвался Фергюссон. – Как ни слаб ветер, но он несёт нас туда. При желании можно было бы снять с города точный план.

– А можно будет снизиться? – спросил Кеннеди.

– Ничего не может быть легче, Дик. Мы как раз находимся над городом. Подожди, я прикручу горелку, и мы немного спустимся.

Через каких-нибудь полчаса «Виктория» неподвижно повисла в двухстах футах от земли.

– Вот мы и вблизи Кернака, – сказал доктор, – не дальше, чем был бы от Лондона человек, взобравшийся на купол собора Святого Павла. Мы вполне можем осмотреть город.

– Но что это за стук несётся со всех сторон, словно колотят деревянными молотками?

Джо стал внимательно всматриваться и убедился, что весь этот шум производят ткачи, работающие под открытым небом над полотнами, растянутыми между толстыми столбами.

Теперь Кернак, столицу Логгума, видно было как на ладони. Это был настоящий город с правильной линией домов и довольно широкими улицами. Посреди большой площади виднелся рынок невольников, где толпилось много покупателей. Мандарские женщины с их крошечными ножками и ручками были в большом спросе и выгодно продавались.

Появление «Виктории» произвело здесь такое же впечатление, какое оно уже не раз производило и раньше: сначала раздались крики, жители пришли в неописуемое удивление и ужас, затем были брошены все работы, и воцарилась полная тишина. Путешественники, неподвижно держась в воздухе, с величайшим интересом рассматривали многолюдный город. Потом они спустились ещё ниже и остановились всего в каких-нибудь двадцати метрах от земли.

Тут вышел из своего дома шейх, правитель Логгума, с зелёным знаменем. Его сопровождали музыканты, трубившие во всю мочь в буйволовые рога. Вокруг повелителя стала собираться толпа. Фергюссон хотел было говорить с ним, но из этого ничего не вышло.

Жители Логгума с их высокими лбами, курчавыми волосами и почти орлиными носами производили впечатление людей гордых и смышлёных. Но появление «Виктории» привело их в большое смятение. Во все стороны были разосланы верховые гонцы. Вскоре стало совершенно очевидно, что стягиваются войска, чтобы сразиться с необыкновенным врагом. Напрасно Джо махал платками всевозможных цветов – он ничего этим не достиг.

Между тем шейх, окружённый своим двором, показал знаком, что он желает говорить, и произнёс речь, из которой Фергюссон не понял ни единого слова. Это была смесь двух языков – арабского и багирми. Однако благодаря интернациональному языку жестов доктору вскоре стало ясно, что шейх настойчиво требует их немедленного удаления. Доктор и сам рад был бы убраться, но, к несчастью, из-за полного штиля это было невозможно. Неподвижность «Виктории», видимо, выводила из себя шейха, и его придворные начали орать, надеясь этим заставить чудовище исчезнуть.

Они были прекурьёзны, эти придворные, напялившие на себя по пяти-шести пёстрых рубашек, с их огромными животами, часто накладными. Доктор очень удивил товарищей, сказав им, что эти рубашки и животы были одним из способов угодить султану. Тучность была здесь признаком высокого положения. Все эти толстяки кричали и жестикулировали, но особенно выделялся среди них один, должно быть, судя по его толщине, премьер-министр. Толпа присоединяла свой вой к крикам придворных; их жестам подражали, как обезьяны, все остальные, так что десять тысяч рук воспроизводили одно и то же движение.

Когда все эти меры сочтены были недостаточными, начали применять другие, более грозные. Выстроили в боевом порядке солдат, вооружённых луками; но тут «Виктория», увеличившись в размерах, спокойно поднялась ввысь и оказалась вне досягаемости для их стрел. Шейх схватил мушкет и прицелился в шар. Но зорко следивший за ним Кеннеди опередил его и, выстрелив из своего карабина, раздробил мушкет в его руках.

Этот неожиданный выстрел вызвал страшный переполох. Все мгновенно разбежались по своим хижинам, и город точно вымер.

Наступила ночь. Ветер стих. Надо было примириться с необходимостью оставаться, не двигаясь, на высоте трёхсот футов от земли. Внизу была кромешная тьма, ни единого огонька. Тишина стояла мёртвая. Доктор удвоил бдительность, ведь очень может быть, что в этой тишине таится западня.

И как прав оказался Фергюссон! Около полуночи весь город словно запылал. В воздухе замелькали сотни огоньков.

– Что за странность! – проговорил доктор.

– Господи, помилуй нас, огоньки как будто поднимаются, они приближаются к нам, – сказал Кеннеди.

И в самом деле. Среди грозных криков и мушкетных выстрелов вся эта масса огня поднималась к «Виктории». Джо приготовился сбрасывать балласт. Фергюссон вскоре сообразил, в чём дело.

Тысячи голубей, к хвостам которых привязали что-то горящее, были выпущены против «Виктории». Перепуганные птицы разлетелись, описывая в воздухе огненные зигзаги. Кеннеди стал палить из всех имеющихся у них ружей в эту огненную стаю, но что мог он поделать против бесчисленного множества врагов! Голуби уже кружились вокруг «Виктории», и шар, отражая эти огни, сам казался заключённым в огненную сетку.

Доктор не задумываясь сбросил кусок кварца, и шар моментально поднялся выше стаи огненных птиц. Ещё часа два видно было, что они мелькают то там, то тут, но мало-помалу число их уменьшалось, и наконец огоньки исчезли.

– Теперь мы можем спокойно заснуть, – объявил доктор.

– А знаете, это совсем недурно придумано для дикарей, – проговорил Джо.

– Они нередко пускают в ход голубей, чтобы поджигать в деревнях соломенные крыши, – заметил доктор, – но на этот раз наша «летающая деревня» поднялась выше пернатых поджигателей.

– Вижу, что воздушному шару не страшны никакие враги, – заявил Кеннеди.

– Нет, ошибаешься, – возразил доктор.

– Какие же?

– Да неосторожные малые в его же корзине. Так вот что, друзья, будемте начеку всегда и везде.