Без четверти полночь

Накануне. Кира.

Первый подъезд обвалился почти полностью. Несколько глубоких неровных трещин змеились по фасаду от крыши до окон первого этажа.

Я всё больше впадала в уныние, разглядывая очередное грязное, пришедшее в упадок человеческое жилище. Застарелая пыль ушедшей эпохи.

Дом признали аварийным ещё год назад, людей оперативно расселили. А вот дальше дело так и не сдвинулось. Всякий раз, когда у властей наконец доходили руки до этого многоквартирного хлама, что-то обязательно шло не так. Сначала расшалившийся кран чуть не влетел в стену новенькой многоэтажки напротив. На другой день у экскаватора внезапно закончилось топливо. После прораба чуть не убило рухнувшим куском балкона. И длилась эта череда происшествий уже приличное количество времени.

– Про́клятый, видать, дом-то… – шептались по закуткам и рюмочным местные любители выпить.

Ответственные же за снос здания начальники строительных фирм отчитывались перед властью города и винили во всём происки конкурентов. А дом продолжал стоять, печально глядя на прохожих тёмными провалами пустых окон. Наконец информация о проблемном объекте долетела и до моего ведомства. От руководства поступили чёткие распоряжения: произвести зачистку, о результатах доложить по протоколу. И вот я прибыла на место, пытаясь смириться с поставленной задачей. Мне рассказывали о подобных зачистках, но выполнить такую работу самой предстояло впервые.

Под форменным сапогом хрустнула бетонная крошка. Чёрная дыра подъезда встретила, бросив в лицо горсть озлобленной тишины. Я опустилась на ступени лестницы, вытаскивая из рюкзака всё необходимое. Оторвала зубами кусок синего пакета: в пластиковую миску, роняя брызги на облупленную половую краску, полилось молоко. Наполнив ёмкость, поставила её в угол и принялась ждать.

Шорохи около приманки засекла минут через двадцать. Быстро. Рассказывали, что иногда и сутки приходилось ждать. Я включила фонарик, и угол подъезда залил яркий свет. Луч выхватил лохматую голову и чумазое лицо, наполовину скрытое густой растрёпанной бородкой. А из-под кустистых рыжих бровей меня хмуро изучали огромные карие глаза.

Неправду говорят, что домовые – сплошь одни старички: до первой полусотни лет так вообще считаются юнцами, даже борода не растёт. Этому навскидку было чуть больше ста. Крепкий, низенький мужичок, размером с полугодовалого ребёнка, плотно, будто маревом, окутанный странной магией.

Причина всех невзгод строителей при сносе подобных старых зданий крылась именно в домовых. Сами покинуть жилище они не могли, а в новое переезжали только вместе с хозяином. Если же тот, к примеру, уехал и не вернулся или спился и помер в одиночестве, что бывало гораздо чаще, оставалась подобная домашняя нечисть доживать век в старых, полуобвалившихся зданиях. Хозяйничала по усмотрению, охраняла, строила козни чужакам, мешая снести обветшалое жильё.

Ведь домовой жив, пока дом цел. А умирать не только людям – никому не хочется.

– Кто такая? Чего пришла? – буркнул из угла мужичок и, не сводя с меня глаз, вернулся к трапезе.

– Кира Хохлова, специалист отдела по контролю и учёту единиц нечистой силы.

– Ликвидатор, значится… – равнодушно уточнил домовой. – Слыхали про вас.

Я спокойно ждала, пока он закончит с молоком. А может, просто оттягивала неприятный момент. Устранять нечисть мне приходилось и раньше. Чаще всего умертвий или слетевших с катушек «питомцев» – нежить, которую частенько содержали вместо милых кошечек-собачек представители магической элиты. Довелось иметь дело даже с одним вампиром. Но все они являли собой совершенно другой класс опасности: убийцы и монстры – зло во плоти.

Сейчас же предстояло уничтожить совсем иных созданий. И от неправильности и неизбежности происходящего всё внутри скручивало в жгут, а на языке чувствовалась неприятная горечь.

– Сколько вас здесь? – я пыталась всё же не терять деловой тон. Вытащила планшет и принялась заполнять форму отчёта. – Имя? Возраст? Срок проживания в жилом помещении?

– Еремей я, из двадцать второй квартиры. Трое нас тутова. Мне сто пятый год вот пошёл, Фоме с пятьдесят шестой – сто сорок, Фёдору из двадцать седьмой всего ничего – тридцать два года исполнилось, малец совсем, ещё борода не выросла. Ты это, ведьма… Делай побыстрее, что хотела, пока другие тебя не почуяли. Малец пусть не знает. Так, в неведении, с надеждой – оно и лучше помирать. Сама скоро поймёшь, в твоих-то часах батарейка тоже на исходе.

И толстый короткий палец показал на моё запястье под манжетами перчаток с обрезанными пальцами.

– Я не ведьма, – оторвала я взгляд от экрана. – Могу только распознавать и чувствовать магию.

Домовой лишь усмехнулся, но промолчал.

Я же напряглась, уловив шум снаружи. Погасила свет и, поднявшись со ступеней, переместилась ко входу в подвал. Открыла дверь, скользнула внутрь, стараясь дышать через раз из-за вони и затхлости воздуха. Встав слева от проёма, замерла.

– Пашка, это глупо и опасно! Если нас сторож поймает? Или кто из строителей? – голос был молодой, ещё мальчишеский, только начинавший ломаться. – Если что и оставалось в квартирах, всё давно вынесли.

– Не вынесли, – упрямо возразил другой, более низкий. – Мать пусть и пропила почти всё, этот чемодан хранила. Это семейная память… Хоть мамке и плевать было: ей водка семьёй стала, а не я. В детдом вещи нельзя было принести – раздербанили бы, а теперь я всё, что в этой квартире осталось, в новую заберу. Нам на прошлой неделе уже ключи отдали.

– Везёт! Мне ещё полтора года в детском доме париться. Кто знает, будут ли квартиры потом давать.

Голоса приблизились, шаги раздались уже в подъезде. Двое быстро преодолели несколько пролетов.

– Двадцать седьмая? Открывай давай шустрее, – тихо переругиваясь, парни, судя по звукам, наконец вошли в нужную квартиру.

Я ждала. Вот захлопнулась дверь. Топот вниз по ступеням – но только одного человека. Другой же медлил наверху, навсегда расставаясь со знакомыми с детства стенами.

– Прощай, мамка!

Он постоял у входа в квартиру с минуту и поспешил догнать друга. Не подозревая, что вместе с чемоданом забрал кое-что ещё: на левом плече хозяина уютно примостился сгусток серого тумана, незаметный для обычного человека.

Когда голоса мальчишек стихли, из темноты донёсся вздох облегчения:

– Ну вот и хорошо! Будет Феде новый дом!

* * *

Горячая вода поглотила меня с головой. Пузырь воздуха сорвался с губ и быстро всплыл к поверхности. Чёрные змеи коротких волос скользили над лицом.

Минута – и краем глаза вижу, как они уже липнут блестящими прядями к шее. Вытираю с лица капли, пытаясь вместе с ними стереть осадок от сделанного сегодня. Вылезаю из воды и вытираюсь наспех.

«Батарейка на исходе» – всплывает в памяти при взгляде на собственную руку.

Там, на запястье, уже давно поселилась тату – старинные часы на цепочке. Синие стрелки показывали без четверти полночь.

Я мотнула мокрой головой, отгоняя нехорошие мысли, и пошлёпала на кухню. Дойдя до порога, споткнулась и обалдело вытаращилась на стол.

– Э-э-э, ребята… А вы не перестарались?

– Ты садись, Кирушка, – от такого издевательства над собственным именем я болезненно поморщилась. – Со своей работой, наверное, и поесть не успеваешь как следует…

– Да-да, вон рёбра через халат выпирают, – с готовностью подхватил второй «кормилец».

И обе бородатые физиономии воззрились с обожанием, а до меня наконец дошла вся трагикомичность ситуации. Хорошо хоть собственного домового в моём жилище не водилось – давно переехал отсюда на новую квартиру вместе со старшим поколением семьи. И вот теперь я притащила в идеальное холостяцкое логово сразу двух.

«Только бы начальство не узнало!» – подумала и с энтузиазмом принялась поглощать заботливо приготовленный ужин, втайне надеясь, что мой устоявшийся уют не падёт жертвой противоборствующих нечистых сил.

Ведь не просто же так домовые всегда селятся по одному…

Глава 1. Без четверти. Камень

Струйка горячего пара уверенно побежала к потолку.

– А вот и чаёк поспел, Кирушка, – маленькие руки ловко управлялись одновременно с чайником, горой толстых бутербродов и аж тремя банками с вареньем.

Откуда в квартире стало появляться сие гастрономическое разнообразие, я старалась не думать и тем более не спрашивать. С той памятной ночи, когда в уютной берлоге сильной и независимой меня появились аж два домовых, жизнь претерпела большие изменения. Кухня, на которой фирменным блюдом была варёная гречка, отнюдь не по мановению волшебной палочки, а стараниями двух хозяйственных пар рук превратилась в столовую детского лагеря. Кормили здесь тоже по расписанию и в обязательном порядке, только порции были совсем не детские, да и меню разнообразнее.

И самое ужасное в этом было то, что за эти пару месяцев я… Привыкла. А «квартиранты» изощрялись как могли.

Рыжебородый мужичок наконец закончил жонглировать кипятком перед моим лицом и уселся на высокий стул напротив.

– Ты кушай, Кирушка, кушай. Вот попробуй, из диких яблочек варенье, – домовой, поддев ложкой золотистый шарик, застыл на пару секунд, любуясь цветом. – М-м-м… Как медовые яблочки-то!

Я только обречённо угукнула.

– Помню, жил у нас в двадцать восьмой квартире Макарушка. От знатный был домовой, рукастый! Из простой шишки сосновой мог такое варенье приготовить – со всех подъездов собирались, пробовали да нахваливали. Эх, хорошо было тогда… – Ерёма улыбнулся сквозь бороду.

– Сколько ему лет было? – поинтересовалась я, стараясь поддержать разговор и уважить собеседника.

– Макару-то? Да, почитай, три сотни почти. Столько знал, видывал. Ещё при царе-батюшке. А с нашего дома съехал со своим жильцом ещё до расселения. У того дела в гору пошли, бизнеса разные, предпрпр… Предрп… Предпринимательские, во!

Еремей погрузился в воспоминания. Я не перебивала. Наши утренние посиделки стали уже, кажется, традицией.

– Он ведь, Макарушка, с младенчества у ведуньи обитал. Видал колдовства-то всякого: и доброго, и чёрного. Ведьмы-то, их не поймёшь: у обычной бабы в голове ветра в разные стороны дуют, а у этих ураганы друг с другом воюют… – домовой виновато осекся и осторожно посмотрел на меня, тут же сделавшую вид: а мне какое дело? Я же не ведьма.

– А блины? Ерёма, ты блины забыл! – возмущённый возглас снизу заставил невольно вздрогнуть и вжать голову в плечи.

Утренняя трапеза грозила затянуться.

– Ребята, остыньте. Я скоро в форму не влезу с вашими… Фом, мне на работу надо. Блинами поужинаю, хорошо? – и, стараясь не смотреть на возмущённые мордочки домовых, позорно ретировалась с кухни. А вот из квартиры уйти безнаказанной не удалось: пришлось тащить с собой принудительно впихнутые пакеты с обедом, перекусом и «сладеньким к чайку».

* * *

Работа мечты… Да уж, когда в детстве спрашивали, кем хочу стать, я и подумать не могла о таком будущем.

Контора расположилась в неприметном сером здании – в таких в провинциальных городах обычно «селились» налоговые службы или почтовые отделения. Офис выглядел типичнее некуда, архив – ещё хуже, ближе к временам Союза. Основными рабочими инструментами, которыми нас снабжали, были типовые бланки, планшет, телефон с кнопками для корпоративной связи.

Оружие выдавали по особым случаям и по жёсткому регламенту. Вот оно было вполне современное: никаких тебе дряхлых арбалетов и старинных мечей – сплошные портативные лазерные расщепители, оптические винтовки и пистолеты с пулями из наносплавов с ионами серебра.

Но и таскать с собой пару ножей или стальных, с примесью серебра звездочек-сюрикенов специалисту не возбранялось. Если тот был уверен, что сможет объяснить как-то их наличие, будучи задержанным или осмотренным рядовыми стражами правопорядка.

В регистратуре встретили привычно сухо:

– Бланк. Адрес. Портфолио особи. Удостоверение не забудь, там элитный посёлок, въезд ограниченный.

Решив не подниматься в отдел, я направилась к выходу.

«После заскочу. Может быть».

На посту охраны на въезде в посёлок проблем не возникло. За окошком машины замелькали не особняки – настоящие замки эпохи «кто кого переплюнет». Нужный нашёлся минут через двадцать. Я нажала на кнопку звонка и тут же очутилась по ту сторону двери.

«Бытовой телепорт… Недурно! Эдакий „вход для своих“».

Огромный холл встретил тишиной. Тягучей, какой-то липкой. Роскошное убранство, мраморный пол и откровенная вонь здешней нечисти завершили в голове образ места, к которому я без необходимости и подходить бы не стала. А уж жить…

– Чего надо-ть? – в проёме слева возникла сгорбленная фигурка с копной густых седых волос на голове. Откуда-то из глубины этого седого стога поблескивали полные любопытства глаза.

– Кира Хохлова, специалист отдела по контролю и учёту единиц нечистой силы. Хозяин дома?

Стог утвердительно закивал.

– Вы в гостиную извольте пройти-ть. Хозяйка с Доней тудыть спустится.

В гостиной всего тоже оказалось много, дорого и местами непонятно. Один «экспонат» я даже не поленилась рассмотреть поближе. На мраморном столе расположилась уменьшенная копия какого-то языческого алтаря. Вокруг на каменных подставках стояли то ли мини-идолы, то ли просто фигурки с выдолбленными на них символами. Вот только из-за размера разобрать надписи было трудно.

Где-то в глубине сознания забрезжили воспоминания и ассоциации, но поймать нужную мысль за хвост я не успела.

– Кира Андреевна, добрый день. Мне звонили из отдела насчёт вас. Приятно познакомиться, Марина, – окутанная тяжёлым пряным запахом духов, передо мной наконец предстала хозяйка дома.

О таких женщинах, как о покойниках, принято либо говорить «роскошная», «роковая», либо лучше вообще не упоминать всуе. Тонкая, как статуэтка, с водопадом ухоженных и правильно уложенных каштановых волос, яркими губами и карими, почти чёрными, как у цыган, глазами. Само собой, в стильном костюме, умело подчёркивающем всё самое сочное.

– Чаю? Кофе?

Я несколько более раздражённо, чем следовало бы, отказалась. Думала, давно уже потеряла склонность к банальной женской зависти, а нет – какие-то потаённые рычажки внутри Марина задела.

– Могу осмотреть объект? Показатели с прошлого контроля изменились?

Женщина улыбнулась.

– Да, конечно. Донателло! Иди сюда! – приказной тон удался блестяще, и секунд через десять питомец, словно торнадо, ворвался в гостиную. – Хороший мальчик!

Тонкие пальчики госпожи принялись поглаживать то одну оскаленную морду с алеющими угольками глаз, то другую. Двухголовый пёс по размерам переплюнул солидный мраморный стол. А когти величиной не уступали лезвиям моих «звёздочек». Сравнивать остроту мне точно не хотелось бы.

– Марина… Как вас по отчеству?

– Да что вы, не надо, я себя сразу чувствую старой! – отмахнулась хозяйка.

Вот только подобный игривый тон ей явно не шёл.

– Как скажете, но мне всё равно потом придётся сверить паспортные данные. Марина, ваша… – я запнулась, пытаясь подобрать слово и не назвать её любимца ненароком тварью. – Особь значительно выросла по сравнению с прошлой контрольной отметкой, даже без замеров видно. Срывов точно не было? Агрессии? Ваш супруг, я так понимаю, не в курсе всех нюансов?

Ведьма улыбнулась шире.

– Что вы, Донателло – милейшее создание, – пёс в подтверждение оскалился обеими мордами. – Мальчик просто хорошо ест. У него разнообразный сбалансированный рацион. Ну муж, само собой, видит его под тенью наведённого морока, но это ничего не меняет! – и тут же опередила мой следующий вопрос: – У меня есть соответствующая лицензия, можете проверить.

Оставалось только приступить к замерам и тестам, преодолевая брезгливость и даже, чего уж там, страх. Взгляд то и дело возвращался к столу с каменными фигурами. Такое любопытство от хозяйки не укрылось и вызвало явное раздражение. Отчего мне стало ещё интереснее.

Когда необходимые процедуры закончились, нечисть, напитавшись чужими эмоциями, довольно уселась возле хозяйки.

– Спасибо, Кира Андреевна. Приятно было познакомиться. Надеюсь, у вас не осталось больше вопросов. Макар, проводи.

Ведьма спешно удалилась, прикрыв, как ей казалось, незаметно волной морока стол с фигурками. А домовой поторопился провести меня к выходу.

«Макар», – в памяти неожиданно всплыл утренний разговор на кухне, и я остановилась у входа.

– Еремей тебя часто вспоминает, – не знала точно, что это тот самый домовой, но всё же попробовала наудачу. – Про варенье твоё рассказывает.

Седые брови удивлённо поднялись. Радость в глазах невозможно было скрыть даже за густой седой копной.

– Ты ему скажи, что я тоже помню. Всегда помнить буду.

– Макар? – я вдохнула глубже. – А что на том столе у твоей хозяйки? Алтарь, что ли, какой?

Домовой быстро оглянулся, а потом, жестом велев мне наклониться к нему, привстал на цыпочки и прошептал едва слышно:

– Ведьмин круг.

Почти сразу же, не успев ничего понять, я оказалась за дверью. И только в машине наконец вспомнила, где видела символы, изображённые на камушках. По крайней мере, один такой символ.

«На работу сегодня точно уже не попаду», – подумала, уверенно поворачивая ключ зажигания и трогаясь с места.

* * *

За шесть лет ничего не изменилось. Только поросло сорняком и кустами. На пепелище дачного посёлка уже не раз покопались жители окрестных деревень – искать здесь что-то ценное не имело смысла. На месте давно сгоревшей дачи не было даже мало-мальски уцелевшего кирпича, лишь сваленные кучей деревяшки, которые пламя не доело до конца.

«Всё растащили, суки!» – я со злостью раскидывала обгоревшие доски. Очистила пространство на том месте, где должен был располагаться вход в подвал, и не поверила глазам: дверь в подпол даже не обгорела!

«И как местные не сняли? Здесь же металлом обито по краям».

Ровные доски поддались сразу, и я застыла перед входом в чёрную дыру… Нет, не подвала – своего прошлого. На секунду даже показалось, что снова стало нечем дышать, но, к счастью, только почудилось.

Луч фонарика прошёлся по внутренностям подвального зева, но сверху ничего разглядеть толком не удавалось. И я, прихватив небольшую доску, спрыгнула.

Я забыла, у какой стенки мы закопали «клад», поэтому нашла место не сразу. Робко коснулась земляного пола, и в ответ будто услышала зов.

Откопать камень удалось быстро: комья земли разлетались из-под обломанного края доски, словно это было не в сыром подполе, а на удобренной свежевскопанной грядке. Затем ладони медленно погрузились в ямку, чтобы достать спрятанное; пальцы мгновенно замерзли, прямо заледенели. Достала круглый камень размером с дыню и старательно принялись вычищать грязь из неглубоких линий, пока рисунок не стал хорошо виден: внешний круг образовал циферблат с зарубками вместо цифр, внутри – две стрелки.

Но вместо понимания, вдруг пришла боль… Она будто плеснула из глаз, из самой глубины черепа. «Брызги» тут же осели на лице и двинулись дальше.

Отчаянно воя, я хваталась то за голову, то за предплечья, то за грудь, словно стараясь не дать жутким ощущениям поглотить тело полностью, удержать их. Глаза видели вспышками. И одно за другим обретали краски и чёткость тщательно стёртые мозгом воспоминания.

Как в отчаянии, страдая от удушья, пряталась от преследователей в подвале подожжённой дачи. Каталась по полу, пытаясь содрать слой липкой плёнки, перекрывшей доступ кислорода. И умерла, так и не сумев сделать вдох. А дальше – как сама словно стала тьмой, которой было не страшно пламя: я-она прошла, просочилась сквозь огонь, не получив ни единого ожога. Взмыли в воздух здоровенные доски, лом, кусок железа – чьё-то туловище оказалось разрезанным пополам, и стихли, наконец, так раздражающие крики…

…Судорога отпустила тело так же внезапно, как и началась. Но я всё лежала, скрючившись, на земляном полу. Взгляд с трудом сфокусировался на камне рядом. Одна только мысль, что я снова могу случайно его коснуться, привела в ужас и одновременно придала сил.

Из подвала я выбралась так быстро, как только могла, и поспешила к машине.

– Никогда, слышишь? Никогда не смей даже вспоминать эту дыру!

Руки тряслись, но выполняли привычные действия. Тронуться с места удалось с первой же попытки. Почти уже на въезде в город я всё-таки не выдержала и остановила машину на обочине, еле успев открыть дверь. Рвало долго, спазмы переходили в рыдания, а потом меня опять выворачивало.

Отпустило где-то через час. Кое-как умывшись из бутылки, я снова взялась за руль, но, бросив взгляд на запястье, застыла: часы-тату на руке внезапно пошли.