Kitobni o'qish: «Первый и последняя»

…сделав три глубоких вдоха, стараясь внушить себе, что совершенно спокоен, Люк нарочито бодрым шагом вошёл в палату. Подарив лучезарные улыбки замешкавшимся на пороге младшим сотрудникам, он нашёл взглядом главного врача. Улыбка, при взгляде на Лавей, стала картонной: та даже не пыталась имитировать «позитифф». Рядом с ней переминался с ноги на ногу дежурный врач ночной смены. Вид он при этом имел настолько несчастный, что у Люка не только давление упало, а вот уровень кортизола начал ползти вверх.

Тем не менее, с трудом сохраняя улыбку, он спросил:

– Ну-с, как наша подопечная?

Лавей переглянулась с подчинённым. Ответила не сразу и голосом, который Люк относил к режиму «я – робот, я пришёл вас экстерминейт¹!»:

– Вышла в окно.

– Вышла в окно! – с энтузиазмом попугая повторил за ней Люк, кивнул и снова повторил, уже медленнее, пока его мозг судорожно пытался осознать слова: – Вышла. В окно. Вышла… Как – в окно?!

Лавей снова обменялась взглядом с дежурным. Но вместо того, чтобы бежать за транквером², слаженно, как репетировали, указали руками в сторону. У Лавей – все шесть рук описали гипнотизирующие дуги, так что Люк, и без того оглушённый внезапным всплеском синего и зелёного (медицинская униформа была нежно-зелёного колёра) не сразу отклеил взгляд от главврача. Когда же он все-таки переключил внимание, перед его глазами чуть не поплыли всё те же сине-зелёные круги.

Одна из стен палаты представляла собой сплошное армированное панорамное окно с функциями свето-климатической регуляции. Так что по необходимости в палате менялась интенсивность освещения и даже спектр света. А если пациент страдал агорафобией³, тогда окно транслировало умиротворяющие пейзажи или цветовые узоры. Или просто становилось нейтрально-непрозрачным, и тогда на него проецировались данные о состоянии пребывающего в данный момент пациента.

Люк знал, что точно такие же стёкла стоят на лобовых модулях боевых и тектоноразведовательных крейсеров⁴. А так же в атомных бомбоубежащах высокопоставленных особ и богатеньких параноиков. И выдерживают такие «окошечки» и лобовое столкновение с тем же крейсером-тектоником, и взрыв в пару сотен килотонн, и…

В общем, отличная вещь, уместная в том числе и на высокоярусных медицинских комплексах – в условиях иного, чем у поверхности земли, давления, при низких температурах и ураганной скорости воздушных потоков.

И вот точно по середине этого оконного монолита красовалась дыра, отдалённо похожая на морскую звезду. Или беспощадно расплющенного таракана. По счастью, роковой разгерметизации не случилось, иначе бы к комплексу не только Люк приехал – все спасательные команды окрест примчались. Аварийные системы сработали безупречно и в считанные секунды задраили пролом сверхпрочным прозрачным герметиком. Так что всего бедламу было – разметанные по палате лёгкие предметы и приборы, тонкие пластиковые листы и крошево того самого стекла.

У Люка, что говорится, дважды два не складывалось: КАК можно было повредить армирку?! Материал, которым по праву гордилась корпорация «ЗАСЛОН», собственно, и выросшая в планетарного значения организацию, когда открыла этот суперпрочный материал. Специально возившая всех желающих на испытания крейсеров-тектоников в поля астероидов, при чём смотреть предлагалось – с мостика этих крейсеров. После таких «полевых испытаний» самым впечатлительным та же корпорация потом предоставляла курс реабилитации в одном из своих шикарных санаториев. Люк тоже был на такой презентации, да и у боевых катеров его эскадры – не рисовая бумага на обтекателях.

Но – КАК?! Ведь если бы произошёл направленный точечный взрыв, одной бы дыркой не обошлось, разнесло бы весь комплекс! Не говоря уже о таране звездолётом!

В ушах застучало, когда он вспомнил первоначальный ответ Лавей: «Вышла в окно».

– Она что… что… разбила его? – упавшим голосом спросил командир спасательной эскадры. Надежда трепыхалась в нём всё слабее, почти конвульсивно. В пору самому просить пару «залпов» из транквера.

– Вынесла, – выразительно дёрнув красиво изогнутой бровью, ответила Лавей (Люк ещё смог отметить, что в её интонациях добавился некоторый градус, уже ближе к режиму «голосовой помощник»). – После попытки провести стандартную процедуру диагностики состояния пациента.

Дежурный ночной смены усердно закивал. Потом спохватился и протянул командиру спасателей голопланшет. Над плоскостью транслятора тут же возникла трёхмерная запись происшествия, то и дело смещаясь и показывая разные ракурсы.

Вот тот самый дежурный входит в затемнённую палату и жестом даёт команду сменить уровень освещения на «мягкий рассвет в весеннем лесу». Вот, всем собой излучая благожелательность (даже глядя на запись, Люк ощутил к нему расположение), подходит к кровати. Лежащая на нём пациентка облачена в серебристо-бежевый контактный комбинезон, снимающий все показания, создающий комфортный микроклимат и чутко реагирующий на смену пульса, дыхания, гормонального фона. Прекрасная вещица, не требующая опутывать пациента проводами и трубками или развешивать над ним гирлянду сканнеров и мониторов. Кстати, тоже «заслоновцы» расстарались, когда изобретали псионов⁵ и способы их пилотирования без вживления всевозможных портов и разъёмов пилоту.

Вот ближе лицо пациентки: бледное, глаза закрыты, под правым глазом ещё виднеется тень – остатки почти сведённого за ночь синяка. Тускло высверкивает линия с квадратными зубцами, пересекающая всю левую половину лица. Немного похоже на стилизованную молнию; то ли татуировка, то ли диковинный шрам, узнать так и не успели.

Дежурный врач прикрепляет себе на левую ладонь диск бесконтактного сканнера, встаёт над пациенткой и, как и положено по процедуре, медленно ведёт рукой над телом пациентки – от ног к голове. В правой руке у него планшет, куда и льются потоком данные, скинутые контакт-комбинезом. Всё как обычно, по этикету и уставу «о праве на медицинскую и личную неприкосновенность медперсонала и пациента». Чтоб никаких там претензий на посягательства и домогательство.

Когда дежурный поднёс ладонь со сканнером к лицу пациентки, та резко открыла глаза. Даже просто глядя запись, Люк вздрогнул, а голо-двойник дежурного врача и вовсе шарахнулся. Потому что это простое и естественное, казалось бы, действие – было совершенно неестественным: бац! И словно шлюзы ракетных отсеков распахнулись.

Не успел Люк удивиться такой ассоциации, как дальнейшая трансляция заставила его просто охнуть.

Пациентка одним движением взвивается на кровати, пару-тройку секунд стоит, подтянув руки к груди и покачиваясь на манер охотящегося богомола. Этой заминки дежурному хватает, чтобы послать сигнал в кабинет главврача. Судя по тому, с какой скоростью та возникает на пороге палаты, Лавей уже была на пути туда. Видимо, знаменитое «шестое чувство» подсказало спешить и постараться загасить назревающее недоразумение в самом начале. Поэтому-то Лавей и вскидывает две из шести рук в универсальном жесте мира, но…

Женщина замирает – и это тоже выглядит почему-то ненормально, словно она на какой-то миг превращается в абсолютно неподвижный предмет. А ещё через пол-секунды – уже летит в окно, сжавшись в плотный комок, закрывая голову руками.

Люк почувствовал, как на шее встали дыбом волосы, а глаза лезут из орбит. Мозг отказывался верить тому, что видели глаза, хотя повинуясь команде врача, запись пошла гораздо медленнее.

Вот фигурка в серебристо-бежевом облегающем комбезе врезается в знаменитый непробиваемый стекло-монолит. На несколько тягучих, благодаря замедленной трансляции, секунд словно прилипает к нему.

Люк понял, что ему уже не транквер потребуется, а полновесная сон-капсула: он видел, как армирка начинает выгибаться, бежит сеть трещин во все стороны от точки удара – и вот живой снаряд в медленном, красиво посверкивающем граде осколков армирки исчезает из поля зрения камер. Далее запись возвращается в режим ускоренного воспроизведения: в палату врывается сокрушительной силы порыв ветра, размётывает всё, до чего успел долететь. Пошатывается синей камышинкой Лавей, цепляется за неё дежурный, закатываются мурашами младшие сотрудники, примчавшие на сигнал тревоги, из-под потолка выстреливают прозрачные струи герметика, в мгновение ока заливая пролом…

– Когда?! – прохрипел Люк, когда запись повисла на «паузе»: ровно в тот момент, когда в дверном проёме палаты появился он сам – идиотически-бодрый, с улыбкой до ушей.

– Четыре минуты назад, – сухо ответила Лавей, безупречно поняв его вопрос.

То есть и вправду, буквально перед приходом спасателя! Он вспомнил, что действительно слышал, как басом мяукнула и почти сразу умолкла система звукового оповещения. Решил ещё, что очередной сбой, с техникой такое бывает. Он встряхнулся, метнулся к окну, обратно к дверям, крутанув на запястье браслет коннектора⁶: вызвать псион прямо сюда, по широченной воздушной главной шахте тот поднимется. Нет, дать команду вниз, машина у подножия комплекса, может взлететь прямо вдоль стен, может, ещё успеет поймать, найти…

– Она не упала, – вторгся в лихорадочные мысли спасателя бесстрастный голос Лавей. – Стоит на внешнем карнизе-рассекателе.

Её голос подействовал на Люка лучше пригоршни льда за шиворот (да и по «температурным показателям» не уступал ледышке). Спасатель уставился на главврача комплекса диким взглядом, решая, кому быстрее транквер понадобится, с такими-то фантазиями. Но почти сразу – метнулся к окну, приник лицом, всматриваясь по сторонам… И его мозг снова чуть не сбойнул.

Беглянка действительно стояла там – на широченном воздухо-рассекающем карнизе-амортизаторе, который обегал всю башню комплекса по периметру. Стояла, вцепившись рукой в один из погодных штырей (эти торчали через равные промежутки вдоль края всего карниза, напоминая колоннаду без крыши); опасно наклонившись вперёд, над самой кромкой рассекателя. Смотрела на кипящее внизу море облаков.

Неистовый бешенный ветер, достигающий порой чуть ли не самой верхней отметки по шкале Бофорта⁷, чудом не сорвал пациентку оттуда: рассекатели делали своё дело. Только тёмные волосы плясали вокруг её головы, как языки костра.

Люк знал по опыту, какой зверский холод царит на той высоте, где находился этот уровень медцентра. У него начало сводить челюсти, пока он смотрел на женщину на карнизе. Сейчас контакт-комбез безуспешно пытался создать нужный микроклимат, и цвет у него стал совсем телесный. Так что казалось, что она стоит там совершенно нагая – на этой высоте, на диком, почти ураганном ветру. Босыми ногами – на ледяном металле карниза-рассекателя…