Призрак Сахары

Matn
2
Izohlar
Parchani o`qish
O`qilgan deb belgilash
Призрак Сахары
Audio
Призрак Сахары
Audiokitob
O`qimoqda Ксения Широкая
25 024,47 UZS
Matn bilan sinxronizasiyalash
Batafsilroq
Shrift:Aa dan kamroqАа dan ortiq

Глава 4

Полуторамесячное плавание на борту межконтинентального судна, оказалось не таким уж и романтичным, как нам изначально представлялось. Уже к третьему дню путешествия морская качка свалила более половины пассажиров, среди которых оказался и мой муж. Бедняга обессилел настолько, что с трудом поднимал голову с подушки. Мне приходилось заботиться обо всём самой.

Наблюдатели, приставленные комитетом, должны были присоединиться к нам уже в самой Бискаре, поэтому на борту судна отпадала необходимость в моей конспирации. Тем не менее, я, в отличие от многих пассажиров, предпочитала уединение каюты вместе с Виком, трапезам в обществе капитана и команды.

Для Мухиба, по специальному разрешению, был отведён небольшой закуток недалеко от багажного отсека. Счастливчик. Ни морская болезнь, ни отсутствие аппетита, ему не грозили. Трижды в день, я, стараясь не привлекать особого внимания, пробиралась к нему, чтобы накормить и напоить. Расчёсывая его мягкую гриву, я взяла за обыкновение делиться с ним всем происшедшим за день, своими переживаниями, надеждами. Глядя в его умные глаза я каждый раз читала в них понимание. А это, мне сейчас было ох, как необходимо.

Дни сменялись один за другим. Вик потихоньку начал поправляться и уже не испытывал жесточайших приступов тошноты всякий раз, когда качка усиливалась. Правда, на все мои уговоры покинуть каюту и выйти подышать чистым свежим воздухом, он отвечал отказом, ссылаясь на слабость и головокружение.

* * *

Незнакомец стоял на капитанском мостике, и, делая вид что невероятно увлечён морской нудятиной, что ему уже с полчаса рассказывал пожилой капитан, внимательно следил за хрупкой фигуркой, которая ухватившись за довольно увесистый мешок, упорно тянула его в сторону заграждений.

"Интересно, кто она?"– Он уже не первый раз наблюдал за ней. Предпочитая уединение каюты, она трижды в день появлялась на нижней палубе, волоча за собой мешки. Зачем они ей?

Отсюда, с высоты, было трудно разглядеть её лицо, однако порывистость, скользившая в каждом её движении, позволяла предполагать, что речь шла об очень юной особе.

– Готов побиться об заклад, что ей нет ещё и двадцати, – пробормотал он, не замечая, что произнёс это вслух.

– Простите, вы что-то сказали? – Капитан прервал свой "увлекательный" монолог и воззрился на собеседника.

Мужчина понял, что сглупил, однако, не желая давать повод капитану думать, что его болтовня не интересна, нашёлся с ответом:

– Да вот… пытаюсь представить масштабы услышанного. Но, честно говоря… – он, словно от избытка чувств, лишь развёл руками.

– Вы совершеннейше правы, мой друг. Представить довольно сложно. И, тем не менее, возраст вы почти угадали. Пятнадцать! Да-да, я уже пятнадцать лет плаваю на этой красавице, и, поверьте, каждый раз взойдя на борт, радуюсь, как мальчишка! – Восторгу капитана не было предела.

Продолжая кивать на болтовню капитана, собеседник попытался отыскать глазами белокурую головку, но незнакомка уже ушла.

Жаль. Он хотел бы узнать её поближе.

* * *

Вечерние сумерки – моё любимое время суток. Все заняты лишь собственными делами: кто-то ужинает с капитаном, иные проводят время в музыкальном салоне, прочие играют в карты, и, возможно кому-то сегодня повезёт, и он унесёт в свою каюту весьма солидный куш.

Я же, позаботившись обо всех нуждах Вика, могла, наконец, уделить время своему любимцу. Напоив как следует и ссыпав в кормушку овса, я, по обыкновению вооружившись щёткой, принялась расчёсывать его гриву и "петушиный" хвост. Почему петушиный? Дело в том, что хвост является одной из главных отличительных черт арабского скакуна. Во время быстрого бега "арабы" высоко поднимают его так, что он действительно напоминает петушка. Хотя, это не единственное отличие "арабов" от других пород. Ещё одним признаком является уникальный вогнутый профиль, строение которого определяется особенностями скелета. По своему виду он напоминает щуку.

Закончив расчёсывать, я отложила в сторону щётку, и, усевшись на небольшой подстилке, принялась рассказывать коню о том, как прошёл мой день. Я делилась с ним своими переживаниями о самочувствии Вика, о том, как важно нам победить в забеге, а также о том, в чём никогда не призналась бы ни единой человеческой душе. Я мечтала о любви. Настоящей, всепоглощающей. Когда не ешь, не спишь, а лишь живёшь минутами, проведёнными рядом с любимым. С Виком, к сожалению, такого не было. Я любила его всем сердцем, но только как друга.

Я продолжала свои излияния, когда вдруг неожиданный шорох в глубине заграждения дал мне понять, что мы не одни. Испугавшись, я запаниковала, и позабыв обо всём на свете, рванула прочь.

Лишь заперев дверь каюты и дав сердцу немного успокоиться, я поняла, что забыла на полу дёгкую шаль, которую обычно накидывала на плечи прохладными вечерами.

Однако, когда я с рассветом проскользнула к коню, пропажи нигде не обнаружила.

Глава 5

Поглаживая мягкую шелковистую ткань, пахнущую едва уловимым ароматом жасмина, он застыл в ожидании. Ежедневно, в это самое время, таинственная пассажирка появлялась на палубе. Вчера, проследив за ней, он, наконец, узнал, что она навещает коня, а услышав обрывок речи, понял, что девушка отчаянно нуждается в любви. Он готов был ей её предложить. По крайней мере, физическую её часть. Однако стоило ему сделать по направлению к ней пару шагов из своего укрытия, как незнакомку словно ветром сдуло. Единственное, что напоминало о её недавнем присутствии, это шаль, которую она в спешке обронила.

Повинуясь внезапному порыву, он поднёс ткань к носу. Нежный женский аромат окутал его словно вуалью, рождая откровенно чувственные желания. Он думал о ней. Всю ночь. И теперь, после полудня, когда она вновь должна была навестить коня, он словно мальчишка, сжимал в руке кусок ткани, как пропуск, благодаря которому, собирался проникнуть в тайны, окружающие незнакомку.

Инстинктивно он почувствовал её появление, и резко обернулся в ту сторону. Каково же было его разочарование, когда он понял, что она была не одна. Девушка опиралась на руку довольно приятного, но несколько измождённого на вид молодого человека. Он выглядел так же, как и половина экипажа, большую часть пути страдающая морской болезнью.

Она не одна! Мужчина понял всё по взгляду, каким спутник смотрел на неё. Нежность, светящуюся в его глазах, нельзя было спутать ни с чем. Он любил её.

Находясь довольно близко от проходящей мимо, но совершенно не замечающей его пары, незнакомец, наконец, смог её разглядеть. Да, она была именно такой, какой он её себе представлял: нежное личико в форме сердечка, обрамлённое роскошными, белокурыми, слегка вьющимися локонами, выбившимися из несколько небрежной причёски. Маленький аккуратный носик, пухлые губки, зовущие к поцелуям. Но главным, на его взгляд, её достоинством, помимо, разумеется, точёной, удивительно пропорциональной фигурки, были глаза. Огромные, голубые как небо в ясную погоду, они, казалось, были отражением её души, светлой и прозрачной.

Судорожно сжимая в руках шаль, он никак не мог решиться сделать шаг навстречу тем двоим. Но вот, она, смеясь какой-то шутке своего спутника, приподнялась на цыпочках и совершенно естественно чмокнула его в губы. Это решило всё. Они связаны. Ни одна девушка не стала бы целовать в губы мужчину, который не был бы ей мужем или женихом.

Он опоздал. Разочарование накрыло с головой. Сам не понимая причины своего следующего поступка, он резким движением сунул ткань в карман льняного пиджака и, резко повернувшись, широким шагом покинул нижнюю палубу. Хорошо, что плавание уже подходит к концу. Он сойдёт на берег и вернётся к той жизни, что вёл прежде.

Так, он скорее забудет и о незнакомке, и том, какие чувства она в нём вызвала.

* * *

Всё было просто замечательно. Мне удалось уговорить Виктора покинуть душную каюту и отправиться вместе со мной к Мухибу. Прогулка благотворно сказалась на нём. Бледные впалые щёки порозовели, глаза приобрели блеск. Я поняла, как мне сильно не хватало его такого. Радуясь, как дитя я, совершенно позабыв о том, что мы, возможно, не одни, поцеловала его прямо в губы. От смущения он зарделся ещё сильнее. В ответ я счастливо рассмеялась. Жизнь прекрасна! Скоро наше плавание подойдёт к концу, и мы, пересев на верблюдов, которых местные жители поэтично называют "кораблями пустыни", продолжим путешествие уже верхом, останавливаясь на ночлег в местных караван-сараях. Правда, теперь мне нужно будет стать крайне осторожной, и, переодевшись в мужской костюм, стоически терпеть местную жару, чтобы ни единая душа не догадалась о том, кто я на самом деле.

Ну, а пока, можно было расслабиться, и мы, словно дети, провели полдня на палубе, подбрасывая кусочки хлеба вверх, и глядя как чайки подхватывают их на лету.

* * *

В порту Аннабы царило оживление. Пассажиры, радуясь тому, что живыми и невредимыми добрались до суши, не дожидаясь особого приглашения от капитана, стремительно покидали судно. Военный оркестр, любезно предоставленный расположенным здесь французским гарнизоном, наигрывал веселый мотив, давая понять прибывшим, что гостеприимный африканский оазис рад их прибытию. Чернокожие носильщики, согнувшись едва ли не до земли, сновали туда и сюда, таща поклажу вдвое, а иногда и втрое, тяжелее собственного веса, а всевидящие надзиратели, будучи всегда начеку, плётками заставляли их поторапливаться.

Мужчина стоял на капитанском мостике и, лениво облокотившись о штурвал, скучающим взглядом следил за отбывающими. Его поездка ещё не окончилась. До ближайшего порта, где он высадится на берег, не менее недели. И он уже не мог дождаться той минуты, когда сможет вернуться домой.

Случившаяся неразбериха внизу, внезапно привлекла его внимание. Трое матросов никак не могли справиться с начавшим нервничать жеребцом. Прекрасное животное наотрез отказывалось подпускать к себе кого-либо.

 

"Наверняка, это тот самый конь, который принадлежит той блондинке", – оживившись, он принялся выискивать в толпе знакомую фигурку. Девушки нигде не было.

"Гм… как странно… Конь здесь, её спутник тоже… Где же она?" – Не отдавая себе отчёта, он подскочил к самым поручням, чем весьма удивил стоявших рядом собеседников. Вытягивая шею, он тщетно вглядывался в каждый женский силуэт, но безрезультатно.

Тем временем, конь, раскидав матросов по сторонам, грозил учинить беспорядок. Внезапно, какой-то паренёк, до этого времени находящийся в тени, видя, что без его вмешательства не обойтись, подскочил к жеребцу и, решительно взяв того под уздцы и что-то шепча ему на ухо, повёл по сходням вниз.

Что-то было в том парнишке… В наклоне головы… Несмотря на тёмные, короткие волосы и тоненькие усики, которые можно было рассмотреть даже с такого расстояния, какая-то неестественность присутствовала в каждом его жесте. Но вот парнишка поднял голову, и прощальным взглядом окинул судно.

– Чёрт побери! – Пассажир подскочил на месте. – Это же она!

Глава 6

Корабли пустыни?! Серьёзно?! Интересно взглянуть в лицо тому горе-поэту, который сравнил этих душетрясов с кораблями. Я, которая стойко вынесла полуторамесячное путешествие по воде, готова была завыть от отчаяния уже на вторые сутки "плавания" по суше. Под палящим солнцем меня, закутанную и забинтованную, да ещё и в этом адском устройстве – парике, под которым голова самым жестоким образом потела и чесалась, укачивало и мотало из стороны в сторону на спине двугорбого проклятия. Бросив взгляд на сжавшего зубы Вика, я поняла, что не одна испытываю желание кого-нибудь придушить.

Решение проблемы пришло, само собой. Остановившись на отдых неподалёку от восточного базара, где местные аборигены втридорога продавали шедевры собственного прикладного искусства, я увидела то, без чего не мог обойтись ни один уважающий себя житель пустыни.

И тут началось…

Сначала мне пришлось целый час руками, ногами, глазами объяснять низкорослому продавцу, что именно и зачем мне нужно. Затем, в течение ещё полутора часов, уговаривать Вика надеть то, что арабу в радость, а европейцу – смерть.

В итоге победила жара. Сдавшись и перестав ворчать, Вик согласился переодеться в джаллябию – традиционную арабскую одежду в виде длинной, до щиколоток, белой полотняной рубахи с длинным рукавом, накинув поверх неё такого же цвета бурнус. Сломив сопротивление, я с чистой совестью переоделась в такую же одежду, сразу же почувствовав себя гораздо лучше. Стянув ненавистный парик, я обмотала голову шарфом – куфией, неизменной частью одежды кочующих по пустыне бедуинов. В жарких странах такой головной убор, сшитый из плотной натуральной ткани, поистине незаменим. Закрывая лицо, куфия спасает кочевников не только от солнца, но и от песка, который вздымается неистовой метелью во время песчаных бурь.

Ну а мне, так сам бог велел. Просторные одежды позволяли излишне не затягиваться бинтами, и я могла вдоволь дышать полной грудью.

Бросив взгляд на чересчур резвящегося и довольного Мухиба, которого вёл на поводу нанятый нами работник, я решила, что раз шиковать, то уж по полной программе. Продав по сходной цене свой горбатый "корабль", я, как истинный бедуин, пересела на коня.

Африка – континент полный загадок и нераскрытых тайн. Под стать ему совершенно непредсказуемый здешний климат, когда днём ты просто погибаешь от жары, а ночью едва не становишься жертвой невыносимого холода.

Закрыв куфией лицо, оставив открытыми только глаза, я могла беспрепятственно наблюдать за всем происходящим вокруг. Вопреки моим представлениям о том, что улицы заполнены арабскими женщинами в разноцветных одеждах, действительность оказалась совершенно иной. Женщин на улицах почти не было. Лишь изредка встречались спешащие по делам закутанные во всё чёрное фигуры. Как мне объяснили, арабские женщины сидят дома, и, в отличие от нас, западных женщин, они не работают. Всю тяжёлую и грязную работу вплоть до закупок продовольствия, уборок территории, по большей части готовок, и так далее занимались мужчины.

Всё было таким странным, непривычным, чуждым… и совершенно потрясающим.

Несколько дней пролетели как сон, и, вот мы уже въезжаем в Бискару, или Бискру, как её называли местные.

Являясь важнейшим французским военным постом в Сахаре, Бискара была невероятно укреплена, являя собой настоящую цитадель. Расположенная на южном склоне Орских гор, она являлась самым жарким местом алжирской Сахары.

Остановившись у гостиницы с поэтическим названием "Восточная сказка", мы встретились с приставленными к нам членами конного комитета, которые выполняя условия контракта, забронировали нам номера. Да, вы не ослышались, номеров было два, ибо, как бы мы с Виком объяснили окружающим тот факт, что двое мужчин проживают под одной крышей? И, надо признать, это было потрясающе. Впервые за всю мою жизнь мне не приходилось ни с кем делить ни кровати, ни комнаты.

Так, как Бискара являлась своеобразным городом-оазисом, то проблема с водой, здесь особо не замечалась. Попросив принести мне воды для ванной, я с удовольствием принялась смывать с себя пыль и пот – последствия длительного путешествия по пескам.

До скачек оставалось два дня, и на завтрашнее утро была запланирована встреча с представителями организационного комитета, с целью обозначения маршрута предстоящего забега.

Ну, а после расслабляющей ванны и достаточно вкусного ужина, принесённого прямо в номер, я почувствовала, как меня неудержимо клонит в сон.

Лёгкий ветерок, проникающий сквозь открытое окно и колышущий лёгкие занавески с причудливым восточным орнаментом, приятно освежал лицо и тело, прикрытое лишь тонкой простыней.

И вдруг я увидела его… Вы скажете, что я сошла с ума. Что же, возможно, вы правы. Но, я видела его! Так же чётко, как если бы он находился прямо передо мной.

Да, он был лишь сном, но, зато каким реальным! Чёрные, как ночь глаза, словно два омута засасывали меня в свою глубину. Сопротивляться не было никаких сил. Вялый, предательский голосок о том, что у меня, вообще-то за стенкой спит муж, не действовал. Всё моё естество тянулось к нему. В попытке прикоснуться, я протянула руку, но поймала лишь воздух.

Рывком вскочив на постели, я открыла глаза. Холодный пот выступил на лбу. Что это было? Засветив лампу, я оглянулась по сторонам.

В номере никого, кроме меня не было.

* * *

Он следил за ним уже не один час. Жирный, самодовольный, тот доводил наёмных работников до полного истощения, безжалостно эксплуатируя их труд и зверски издеваясь над ними. А затем он выбрасывал их на улицу, не удосужившись заплатить ни единой монетки. И вот сейчас, он спускал в карты сумму, на которую можно было прокормить целую деревню.

Полковник Растиньяк утробно расхохотался, когда в последний момент сорвал банк. Да, что ни говори, но сегодня его ночь! Он показал этим сосункам как играет бывалый солдат!

Однако уже поздний час и не мешало бы выспаться как следует. Чёртов генерал-губернатор, этот местный царёк шейх Харун бин Халиль, устраивал гонки на лошадях, и ему, полковнику, нужно было привести гарнизон в полную боевую готовность, дабы обеспечить безопасность прибывающих иностранных делегаций.

Опрокинув в себя содержимое глиняной кружки, он тяжело поднялся, кивнув напоследок неудачникам-игрокам и, сгребя в карман свой выигрыш, на нетрезвых ногах направился к выходу.

Выйдя на улицу, он глотнул свежего воздуха, и, почувствовав, как хмель начал отступать, уже более решительно завернул за угол, где тут же наткнулся на приставленный к груди кинжал:

– Кошелёк или жизнь! – На чистом французском, произнёс разбойник.

– Что? Да ты… – Растиньяк впал в ярость. Побагровев, он бросился на того, за кем охотился уже не один год. Да, нет никаких сомнений, это тот самый "Месье Фантом", этакий Робин Гуд местного масштаба, который, нападая на зажиточных граждан и офицеров форта, лишал их приличных сумм денег и драгоценностей, раздавал всякому нищему сброду.

Но, не на того напал! Растиньяк и не таких ломал голыми руками. Бросившись на обидчика, он совершенно не ожидал того, что удар в челюсть, который тот с ходу ему нанесёт, отправит его прямёхонько в нокаут. Сделав пируэт и взмахнув одновременно всеми конечностями, Растиньяк тяжело повалился на землю, взметая вверх столб песка и пыли.

– Черт, больно! – Пробормотал разбойник, потирая ушибленный кулак. Челюсть у этого французского медведя просто каменная. Как бы то ни было, медлить нельзя. В любую секунду может появиться кто-нибудь и застать его здесь. Не теряя времени, он решительно обчистил карманы пребывающего в блаженном сне вояки и исчез в ночи.

– Au revoir! – Из темноты донёсся его довольный смех.

Глава 7

Уж не знаю, то ли всему виной мой странный сон, то ли усталость, а может и волнение перед предстоящим забегом, но до утра, я так и не сомкнула больше глаз. Если бы не страх наткнуться на какого-нибудь зеваку в коридоре, я непременно проскользнула бы в номер Вика. Прижавшись к его боку, совсем, как и в детстве, я обычно мгновенно засыпала. Но, только не в этот раз.

Перед самым рассветом голос муэдзина, произносящего азан, и созывающего всех мусульман на утреннюю молитву, поднял меня с постели окончательно. Переодевшись в мужское платье и не забыв обвязать голову куфией, прикрыв часть лица, я отправилась в конюшню, чтобы самолично покормить своего коня. Там, спустя сорок минут, меня разыскал Виктор. Как оказалось, он также не мог уснуть. Всю ночь его мучили кошмары, в которых его убивали какие-то люди. Посмеявшись над глупыми страхами мужа и назвав его паникёром, я уговорила его вернуться в отель позавтракать, так как через час, нам назначена была встреча с организаторами.

Помещение, в котором собрались участники, было достаточно просторным, чтобы вместить такое огромное количество людей. Представители более чем двадцати стран изъявили желание побороться за приз. Ещё бы, когда на кону такая куча деньжищ!

Начальник форта полковник Огюст де Растиньяк, обладатель весьма внушительного размера живота и, как оказалось, не менее раздутого самомнения, на протяжении полутора часов подробнейшим образом излагал весь предстоящий маршрут.

На пробег предположительно было выделено около трёх недель. Чтобы попасть из Бискары в Аль-Зирву – следующий этап путешествия, прежде надлежало обогнуть Орские горы, что протянулись в пустыне на многие мили. Затем следовало проскакать через Сахару до населённого пункта Фарраджа, а оттуда, почти без остановки, до оазиса Аль-Сиррун, что в переводе с арабского означало "тайный". А это значит, что перед тем, как делать там привал, этот чёртов оазис ещё нужно было найти. Ну, а от него, вновь по пустыне, уже до Аль-Хамсы – деревушки, расположенной в ущелье между пятью скалами. Отсюда и её название – Хамса, по-арабски – пять.

Все слушали, одобрительно кивая. Уверена, многие и понятия не имели, с какими трудностями нам придётся столкнуться в пути. Признаюсь, я и сама тогда этого не сознавала.

Закончив говорить, Растиньяк обвёл тяжёлым взглядом заплывших глаз всех собравшихся, словно бы проверяя, достаточно ли у нас мужества, чтобы рискнуть на подобное приключение. Он повернулся, и я увидела огромный фиолетовый синяк на левой половине его лица.

Ух ты, кто это его так? Видать, отважившийся на это, редкий смельчак, если осмелился пойти против подобной скалы.

Мы уже собирались расходиться, когда наше собрание почтил своим приходом Его Превосходительство губернатор Бискары, а по совместительству ещё и главный организатор соревнований шейх Харун бин Халиль.

Как и все представители его народа, он был одет в просторные, белые с золотом одежды, которые, впрочем, не скрывали его немногим меньший, чем у Растиньяка живот. Чёрные, как и у большинства арабов, глаза под нависшими кустистыми бровями, орлиный нос и пышная борода не добавляли ему особой привлекательности. Его цепкий взгляд одного за другим ощупывал каждого из нас, заставляя невольно съёживаться от неприятного ощущения. Он, словно людоед, приглядывался к собравшимся, выбирая себе кандидата на ужин.

Когда его тяжёлый взгляд остановился на мне, я сжалась от ощущения страха. Ну вот, он сейчас поймёт, что я женщина, а потом меня либо дисквалифицируют, либо, в худшем случае, закидают камнями.

Но нет, его взгляд лишь равнодушно скользнул по мне и остановился на другом участнике.

Фуф! К тому времени когда мы, наконец, вышли из здания форта, я чувствовала себя так, как, наверное, чувствует себя выжатый лимон.

Завершив последние приготовления перед завтрашним забегом и побродив немного по городку, мы отправились в единственный в форте питейный дом, где, помимо того, что неплохо кормили европейской и местной едой, можно было посмотреть на экзотические танцы живота в исполнении восточных красавиц.

 

В помещении, в котором мы оказались, было сильно накурено и пахло сразу всем: запахи немытых потных тел смешивались с ароматами горящих благовоний, сигар и пряной еды. Кое-как справившись с желанием немедленно покинуть сие заведение, чему способствовали протестующие урчания в наших желудках, мы с Виком устроились за маленьким столиком в углу, недалеко от сцены, где танцовщицы в прозрачных, разноцветных одеждах, призывно поводя под аккомпанемент восточных инструментов всем телом, развлекали мужчин, обещая незабываемое наслаждение за определённую плату.

Стараясь особенно не глазеть по сторонам, опасаясь привлекать к себе излишнее внимание, я сосредоточилась на еде, которую нам принёс услужливый мальчишка. Должна признать, что местная кухня оказалась на удивление вкусной. Мясо, приготовленное на углях, буквально таяло во рту, а вино, поданное в специальных глиняных кубках, было удивительно прохладным в такую жару и очень приятным.

Не прошло и десяти минут, как я почувствовала себя прилично захмелевшей. Откинувшись на спинку стула, я, на половину развернувшись к сцене, лениво наблюдала за тем, как одна из танцовщиц, в ходе танца, постепенно избавлялась от покрывал. Одно за другим, прозрачные покровы падали к её ногам, под разгорячённые взгляды и подбадривающие крики мужчин.

Почувствовав, как краснею, я перевела взгляд на Вика. Ну вот, и этот туда же. Мой целомудренный дурачок, вместо того, чтобы оказывать знаки внимания мне, своей жене, раскрыв рот, пьяными глазами восторженно воззрился на обнажённую красоту.

Вот ведь болван! Не выдержав, я довольно ощутимо пнула его ногой под столом. Лишь на миг, он повернулся ко мне, а затем вновь устремил горящий взгляд на сцену.

А затем, случилось то, что навсегда изменило мою дальнейшую жизнь.

Bepul matn qismi tugadi. Ko'proq o'qishini xohlaysizmi?