Порок

Глава третья

Автомобиль без остановки проехал входные ворота городского кладбища и, не сбавляя оборотов, понесся по центральной дороге мира упокоенных.

«Надо было узнать в администрации, где хоронят, – размышлял Евгений. – Правда, для таких людей место тут одно».

Логика не подвела. Не проехав и ста метров, он увидел на обочине дороги череду из припаркованных представительских машин.

– Наверное, он здесь, – выходя из своей машины, тихим голосом произнес Евгений.

С обочины было не видно, где именно идет похоронная процессия. Евгений решил зондировать сектор слева, так как именно в нем покоились некогда самые известные люди города: генералы силовых структур, «генералы» промышленности, известные предприниматели, политики, чиновники, то есть те, которые и при жизни были далеки от простого люда, оставались далеки и сейчас. Учитывая, что ни одна могила в истории не стала символом архитектуры или подражания, за исключением мавзолеев вождей, все равно исполинские размеры надгробий VIP-персон удивляют и искушают любопытствующие взоры простых смертных.

Евгений особо не вчитывался в эпитафии на могильных плитах, – фамилии людей, о которых он мог знать только понаслышке, не вызывали в нем эмоций. Правда, пара имен заставила сожалеть – молодые офицеры, один «афганец», другой, как следовало из даты смерти, погиб во время второй военной кампании в Чечне.

«Как и в любом деле, главное – содержание, а не внешняя декоративная оболочка», – подумал он философски, но поспешил отогнать эти мысли, понимая, что находится в окружении могил и, как человек осторожный и боязливый, не пожелал вызвать гнев тех, кто лежит под каменными плитами. «Не хотел бы, чтобы о моем величии судили по размерам надгробия», – нескромно пробилось в его голове.

Новая мысль показалась ему более симпатичной, но она быстро улетучилась, как только взору Евгения открылась похоронная процессия. Подойдя ближе, он понял, что еще немного, и он мог бы не успеть – похороны подходили к концу, временный металлический памятник и ограду уже установили на землю. Фото на железном памятнике не оказалось, только надпись «Баумистрова Екатерина Павловна, 1963–2011». Фотография лежала отдельно. Удостоверившись, что попал по назначению, он осмотрел присутствующих.

Сама процессия была малочисленной, всего человек двадцать, и то, половина из них – работники похоронного бюро. Евгений молча поприветствовал всех, сделав кивок. Только трое из присутствующих, – пожилые женщины, – удостоили его обратным жестом. Девушка лет двадцати пяти-тридцати опухшими глазами смотрела на могилу и что-то бормотала. Рядом стоял мужчина в полурасстегнутом черном плаще, его одеяние было в унисон окружающей обстановке: черный костюм, темно-синяя рубашка, начищенные до блеска черные туфли. Но, если бы не столь печальное место и событие, то его прикид в аккурат подошел бы и для более радостного мероприятия.

«Он-то мне и нужен», – Евгений решил поближе подойти к импозантному мужчине. Осторожно, стараясь не привлечь внимания, он обошел скорбящих людей и уже, было, приблизился, но мужчина неожиданно тронулся с места и, развернувшись, пошел прочь. Евгений, которого приняли за полноценного участника похорон, готов был последовать за ним, но был остановлен одной из пожилых женщин.

– Вы опоздали, но вы еще можете проститься с покойной, подойдите к могиле и бросьте горсть земли, – заботливо обратилась она к нему.

Взгляд женщины растрогал.

Оглядываясь в сторону уходящего мужчины, но покорившись наставлению пожилой незнакомки, он бросил на могилу щепотку земли.

– Чтоб не скучала, – гордо произнесла женщина.

– Спасибо, мне надо идти, – произнес Евгений и с напускным печальным лицом быстрым шагом ретировался в сторону дороги.

«Вот дурак, упустил, только время потерял», – несясь вприпрыжку, думал он. Но, к счастью, он застал караван из представительских машин, готовый отправиться в путь.

Евгений быстро сообразил, в какой именно машине должен сидеть интересующий его персонаж. Постучался в окошко автомобиля, но вместо опущенного окна перед ним выросло два крепких парня. Следом открылось заднее окно:

– Вы ошиблись, пассажиров я не беру. Хотите добраться до города, тогда вам, скорее всего, в тот микроавтобус, только придется дождаться других. Алексей, проводи молодого человека.

Парень по имени Алексей жестом правой руки указал Евгению на автобус. Но Евгений не обратил на него внимания и просунул пальцы в окно с поднимающимся стеклом:

– Я из Следственного комитета. Вы Баумистров Павел?

– Сергеевич, – значимо продолжил мужчина, приоткрыв окно. – Алексей, будь вежлив, убери руки, – обратился он к своему телохранителю, успевшему схватить Евгения за плечо.

Выйдя из машины, Павел Сергеевич предложил Евгению поговорить по дороге и посадил его рядом на заднем сиденье. За руль автомобиля Евгения сел Алексей, который минутой ранее был готов растерзать настырного сотрудника Следственного комитета.

– Я уж думал, что за мной увязался неприкаянный покойник.

– Есть за что волноваться? – с выраженной иронией спросил Евгений.

– И с юмором у вас все в порядке. Слушаю вас! – с раздражением ответил собеседник, демонстративно повернув лицо в сторону окна. Евгений переборщил. Образовалась немая пауза, в результате которой он смог более внимательно разглядеть оппонента.

«Чем-то напоминает английского актера Гэри Олдмана, – думал Евгений. – Да, персонажи очень схожие, острый нос, колыхающиеся ноздри, подсушенное лицо в области щек, прическа… особенно, если учитывать густые и длинные бакенбарды. И что-то есть от тех лицемерных подонков, которых часто играл Олдман», – размышлял Евгений, но ход его мыслей был прерван новоявленным двойником кинозвезды.

– Говорите, я жду!

– Да, конечно, простите. Дело в отношении вашей жены веду я. То есть, простите, уголовное дело по расследованию убийства вашей жены поручили мне. Еще раз простите, бывшей жены… – Евгений закивал подбородком.

– Я это понял, что дальше? – произнес Павел Сергеевич, все наблюдая за скоростной панорамой серого пригорода.

– Мне не хотелось вызывать вас на допрос…

– Хотите сказать, что делаете мне одолжение?

– Нет, – Евгений собрался с мыслями. Он допустил одну из ошибок, которую не должен совершать следователь – садиться в машину к потенциальному свидетелю или подозреваемому.

«Сидел бы ты у меня в кабинете!» – обозлился про себя Евгений и сказал:

– Хорошо, завтра я жду вас у себя в кабинете, в девять утра, – Евгений демонстративно пожал плечами.

– Посмотрите на него, я еще и виноват, – уже смягченно-вежливым тоном произнес Павел Сергеевич. – Валяйте, готов ответить на любые ваши вопросы.

Перед тем как начать мнимый допрос, Евгений вкратце рассказал, что дело об убийстве бывшей жены Баумистрова будет вести он лично, и что по схожему сценарию убиты еще две женщины (он не сомневался, что третья жертва, убиенная сегодня ночью, как и предыдущие – результат действий одного и того же злодея).

– Да, я слышал, что помимо Кати убита еще какая-то женщина, но про другую я не в курсе. Мне пока ничего не сказали, – важно выговорил Павел Сергеевич.

Евгений назвал их фамилии и поинтересовался, знаком ли с ними собеседник.

– Вы думаете, что я знаком со всеми женщинами города?

– Наш разговор формальность, я ни в чем вас не подозреваю, но есть ли у вас доказательство, что вас не было в городе в момент убийства вашей бывшей жены? – произнес Евгений.

Павел Сергеевич открыл бардачок и, пошуровав в нем, протянул два билета на самолет. Первый подтверждал, что он прилетел из Москвы только вчера вечером, второй – что до вчерашнего полудня он был в заграничной командировке в Лондоне и пробыл там целую неделю.

– Я могу взять билеты? – спросил Евгений.

– Да, конечно, это я сохранил специально для вас, – с улыбкой проговорил Павел Сергеевич.

Помимо главной версии, что в городе орудует серийный убийца-насильник, Евгений должен был рассмотреть и другие вероятности. Одна из них заключалась в том, что именно Павел Сергеевич, возможно, был заинтересован в смерти своей жены. В 1998 году они развелись, Екатерине Павловне при разделе достался региональный банк «Южный», ее мужу – нефтехимический бизнес, его компания была известна на всю Россию своими давальческими операциями на нефтеперерабатывающих заводах в городе. В год он продавал нефтепродуктов на два миллиарда долларов. В том же году, после развода он перебрался в Москву и неплохо вложился в недвижимость, в отличие от бывшей жены, чей банк лопнул в разгар августовского кризиса через два месяца после развода. За одну неделю доллар вырос в разы, многие компании не смогли вернуть кредиты, взятые в валюте, и навсегда расстались со своим материальным благополучием, которое они приумножали с перестроечных времен. Особенно досталось представителям банковского сообщества, около половины банков разорились или сменили хозяина. Банк Екатерины Павловны также не стал исключением, все ее попытки спасти финансовое учреждение не увенчались успехом, она даже не смогла найти на него покупателя, чтобы хотя бы сохранить репутацию деловой женщины. Все закончилось месячным лечением в кардиоцентре.

– Да, Катя обвиняла меня, что я якобы знал о грядущем кризисе и только поэтому отдал ей банковский бизнес, а себе оставил нефтехимию и нефтепереработку.

– Нам известно, что она пыталась отсудить у вас после развода часть имущества, и последнюю попытку она делала два года назад… – Евгений не успел договорить, как строгий тон Павла Сергеевича перебил его.

– Молодой человек, если даже отбросить убийство еще двух несчастных, зачем мне что-то предпринимать, если все решилось в юридической плоскости?

Павел Сергеевич попросил остановить машину.

– Давайте выйдем.

Евгений не заметил, что они уже въехали в город и находились на одной из центральных улиц – Коммунистической.

– Оглянитесь вокруг, – обратился Павел Сергеевич к Евгению. – Видите эти три высотных здания? Так вот, все они принадлежат моей бывшей жене. Это только видимая часть айсберга, эти здания строил я сам, есть еще несколько помещений, от которых она получала ежемесячную ренту.

Его голос звучал патетически. Видно Павел Сергеевич гордился, что смог обеспечить бывшей супруге безбедную старость, которая теперь никогда не наступит. Да, здания были солидные, каждое этажей на десять, но экстерьер оставлял желать лучшего: обычные прямоугольные стеклянные башни серого оттенка, выросшие на фоне двухэтажных исторических зданий.

– Что скажете, господин следователь, этого разве недостаточно для одного человека? – не мог угомониться Павел Сергеевич, который для убедительности пафосным жестом указал на здания. – Имея хотя бы один этаж из стоящих перед вами зданий, вы работали бы?

– Насколько мне известно, она работала у вас, была вторым человеком в ваших многочисленных структурах и могла рассчитывать на свою долю, – отстаивал интересы покойной Евгений, подспудно отвечая на выпад против себя.

– Как видите, она все получила… к тому же, не путайте – я зарабатывал, а она считала, – после сказанных слов Павел Сергеевич протянул руку.

Евгений пожал руку и нарушил еще одно негласное правило поведения следователя: неэтично здороваться и прощаться за руку с подозреваемым или свидетелем.

– Мне надо ехать, ваша машина за моим кортежем. Прощайте, было приятно познакомиться. Звоните, телефон на визитке.

Глава четвертая

Вопрос денег для следователя, как и для любого представителя правоохранительной системы, вопрос щепетильный и острый. Это сейчас следователи получают приличное довольствие, намного большее, чем их коллеги в 90-х. Но, как считают многие в России, любая маломальская власть должна приносить материальные дивиденды, и люди в форме – не исключение.

Евгений пришел в органы по другой причине, можно сказать – случайно. Его, выпускника авиационного университета по специальности «робототехника», чуть не забрали в армию. Единственной тропой для отступления стало поступление на работу в структуры МВД, параллельно он стал студентом юридического факультета местного университета. Проработав два года в уголовном розыске, в районном ОВД и получив диплом юриста, он перешел на службу в прокуратуру. В статусе следователя прокуратуры расследовал экономические преступления и был вершителем судеб для чиновников среднего и низших звеньев. Иногда в его «сети» попадалась и крупная рыба, но очень редко.

Устав разгребать дела казнокрадов, Евгений неожиданно перешел в отдел убийств, где помимо всего курировал борьбу с бандитизмом и дослужился до исполняющего обязанности начальника отдела. Но уже полгода как его не утверждали на новой перспективной должности, хотя и итоги работы Евгения никто не ставил под сомнение. Отдел выдавал почти девяностопроцентный результат по раскрытию убийств. В прокуратуре он не дождался утверждения, немного позже следственные подразделения вывели из состава надзорного ведомства и пустили в свободное плавание. В период, когда на работе происходили структурные изменения, у него произошло знаменательное событие – он впервые влюбился. В тридцать три года.

Нельзя сказать, что он не испытывал аналогичные чувства до момента, когда встретил Татьяну. У него был брак, длившийся три года. Ты живешь с женщиной, ты в тепле, тебя принимают ее родственники, она обожает тебя. К тому же у жены – влиятельная мама. Да, теща была что надо, – властная, но в тоже время могла обаять хоть черта. Теща занимала не последнюю должность в администрации города. Он чувствовал повсюду руку влиятельной родственницы, которой принадлежала роль казначея в семье. Касательно жены, чувство такта не позволяло ему сбросить лицемерную маску: она говорит, что любит, а ты в ответ вынужден говорить то же самое, причем с таким рвением и усердием, что все окружающие только и повторяют избитую фразу вечного притворства: «Какая красивая пара!».

В один прекрасный день Евгений без объяснений бросил свою жену, собрал вещи и ушел. Поэтому сейчас он был более осторожен в выборе спутницы жизни, но не заметил, как прикипел к своей новой пассии и начинал скучать, если один раз в день не увидит ее или не услышит по телефону. Он забавлял Татьяну и главное – им было не скучно вместе.

Запаздывая утром, но только не в дни, когда вышестоящее руководство проводило расширенный разбор полетов, Евгений все меньше задавался вопросом: «Утвердят ли его на должности начальника отдела?». Стал более уравновешен, рассудителен, работа и коллеги казались ему совсем не важными в вопросе личного счастья. Как следователь, который неплохо логически выстраивает цепь преступлений и в какой-то мере любит свое дело, во всяком случае, производит такое впечатление, он все же осознавал, что без карьерного роста не может быть и речи о семейном благополучии. Да, в душе он готов был жениться, но публично не озвучивал своих серьезных намерений, чутье хорошего следователя подсказывало ему не торопиться: не отпугни свое счастье.

Татьяна была из тех женщин, которая всем видом намекала, что ценит свободу, хотя долгое одиночество было для нее состоянием невыносимым. Но ни в коем случае ее нельзя было причислить к охотницам за толстыми кошельками, и Евгений – тому подтверждение. Она была самоуверенной во всем, – в работе, в рассуждениях; причина ее эксцентричности, как считали многие, заключалась в ее зажигательной внешности, на которой нередко аккумулировался целый ворох цепких мужских взглядов.

Однажды из него, как из монотонного однообразия, она выцедила для себя томный взгляд черноволосого молодого человека. Это случилось на презентации ресторана, открытию которого в какой-то мере поспособствовала сама Татьяна, приложив усилия и навыки для превращения заброшенного подвального помещения в цивильное заведение. Она была дизайнером.

Один большой зал ресторана в подвале исторического здания напоминал амфитеатр. Посередине, как на авансцене, расположился бар, стены помещения были окрашены в вишневый цвет и увенчаны с каждой стороны небольшими подсвечниками. Не сказать, что зал тонул во мраке, но света явно не хватало. Диссонанс границы, где задуманный полумрак переходил во тьму, отсутствовал.

Это вызывало ряд неудобств, могло показаться, что снующие официанты игнорируют гостей, тонущих в темном царстве трапезы и мнимого веселья. Тяжесть обстановки усугубляла дубовая мебель. Все столы и стулья были из массивного дерева, что шло вразрез с задуманной концепцией – предполагалось заведение для молодых людей, которые решили расслабиться выпивкой после тяжелого трудового дня.

Позже Татьяна много раз будет объяснять Евгению, почему все, что было задумано ею первично, не дошло до потребителя и в первую очередь – до сорокалетнего хозяина заведения по имени Заир, у которого был свой взгляд на интерьер. Единственное, что удалось успеть сделать Татьяне без вмешательства хозяина, это были стены.

Когда презентация подходила к концу, после долгих раздумий Евгений решился подойти к коротко стриженной черной брюнетке, и это говорило об одном – он был пьян. Чрезмерный объем выпитого спиртного помог ему принять первый удар от подружек Татьяны. В тот момент он публично признался им, что ему понравилась их кареглазая подруга, но девушки вежливо подсказали ему, что сегодня они хотели отдохнуть от всего, в том числе и от мужчин. Татьяна, оценив его взглядом, промолчала, хотя напоследок одарила Евгения улыбкой: если постараешься и удивишь, я не против…

Евгений с обнадеживающим чувством ушел к своему столику. Выпив еще немного, он стал выжидать. Повод подойти нашелся. К девушкам подгребли двое молодых ребят, засев за их стол без приглашения. Евгений воспользовался моментом, вновь подошел к девушкам и во всеуслышание провозгласил: «Это мой стол и мои девушки!».

Дамы решили воспользоваться заступничеством Евгения и молча кивали в унисон сказанных им слов. Молодые люди с извинениями ретировались, хотя неизвестно, что их больше испугало – сентенции Евгения или двое его приятелей внушительных размеров, которые тоже последовали за ним мерной поступью. В благодарность Евгению удалось заполучить телефон Татьяны, которую он сопроводил в конце вечера до такси.

Глава пятая

На следующий день после похорон Екатерины Баумистровой, Евгений направился в городской морг, что на улице Тюльпанной. Его интересовали предварительные данные вскрытия третьей жертвы, Муртазиной Нины Викторовны. Вдруг окажется, что она не входит в «круг его интересов».

Он помнил как впервые, еще работая опером, попал в здание морга и узрел распрепарированный труп. После этого целую неделю он не мог употреблять в пищу мяса, а к едкому запаху формалина не смог привыкнуть и по сей день. Всегда прижимал локоть к лицу, когда проходил мимо холодных стен коллективного пристанища немых тел.

Евгений не оглядывался по сторонам, четко знал куда идти и к кому. В конце коридора он нырнул за железную дверь, за которой, посреди светлой комнаты, колдовал над трупом пожилого мужчины тучный человек.

– Приветствую, Руслан Рюрикович, все трудитесь! – громогласно заявил о себе Евгений.

– Тише, испугаешь покойника, они, как и деньги, любят тишину, – сделал ироничное замечание патологоанатом.

– Брось, Рюрикович, это же… – Евгений подошел с противоположной стороны анатомического стола и мимолетно взглянул на труп. Он показался ему неприметным, но профессиональный вопрос для уточнения у него все же возник:

– Это тот, которого заколбасила жена ударом в сердце?

– Не скажи, брат, вот один случай был у знакомых совсем недавно… – продолжал говорить о своем Рюрикович, не слыша вопроса Евгения.

– Не надо, все мы знаем, что ты, Руслан Рюрикович, знаешь много басен… – Евгений отошел от операционного стола и огляделся по сторонам.

– Боишься? Скажи честно, признайся, а? Следователь, а все еще не можешь привыкнуть… нет, так не пойдет, брат, – Рюрикович говорил и одновременно сделал еще один штрих на теле покойника, отрезав скальпелем полусантиметровый кусочек печени. Аналогичные действия патологоанатом проделывает, отбирая по маленькому кусочку от каждого органа умершего человека для гистологического исследования, чтобы определить причину смерти. Эту процедуру рано или поздно проходит каждый, перед тем как дают старт похоронной процессии, причем, независимо от причины смерти – была ли она насильственной или нет. Исключение лишь одно – гибель от старческой дряхлости, вскрытие в таких случаях не грозит. Можно сказать, людям есть к чему стремиться.

Комната, несмотря на изрезанный вдоль и поперек труп, оставляла радужное впечатление: была наполнена дневным светом, который беспрепятственно проникал во все углы операционной. Снежный кафель на стенах, белый цвет раковин, белый халат Рюриковича и его ироничный настрой создавали противоречивую картину.

Помимо трупа на анатомическом столе, еще две каталки с телами усопших под накрахмаленными простынями ожидали своей очереди к Рюриковичу. Странно, но, как казалось Евгению, все умершие утонули в безмятежной обстановке. А главный диссонанс окружающей картины – верхняя часть головы Рюриковича, не прикрытая хирургической маской: красное лицо с черными, выпученными, бегающими глазами.

– Ладно, пошли, докончу потом, – важно произнес Рюрикович.

Они вышли из операционной, направились вдоль холодного коридора и зашли в хранилище. Для Евгения запах формалина в операционной был сроднен аромату от кутюрье по сравнению со зловонием, которое он ощутил, как только они с коллегой переступили порог трупного зала. Сжатый смрад задушил Евгения. Идущий впереди Рюрикович, хорошо осведомленный о гипертрофированной чувствительности Евгения к запахам, обернулся и протянул лицевую повязку. В ответ Евгений покачал головой, привычно прижав нос к локтю.

Картина была жутковатой, и дело было не столько в трупах, которыми была заполнена комната, а в том, как они лежали. Полусумрачное помещение было пронизано многоярусными полками, на некоторых из них тела лежали навалом, причем лицом к лицу, независимо от пола и возраста. Это обстоятельство объясняется хронической нехваткой мест, а об отдельном месте в холодильной камере и речи быть не может. Места в холодильном хранилище на вес золота и доступны только людям с деньгами или связями.

Евгений без укора оглядывал полки с трупами, за многие годы работы следователем он уже привык к столь скабрезной обстановке. Но она подтолкнула его к сомнению в непоколебимой истине, что «на том свете все равны». По мнению Евгения, как только человек переступает границу мира иного, классовое неравенство приобретает как раз более четкие очертания. К увиденному сегодня в морге добавилось вспоминание вчерашней картины, когда он воззрел отдельную аллею исполинских могил известных людей, где нет места простым смертным.

Пройдя всю комнату насквозь, они подошли к одной единственной каталке в помещении, покрытой простыней. Рюрикович запрокинул край белой ткани и на бирке, обвязанной вокруг большого пальца, прочитал: «Муртазина».

– Смотри-ка, ее еще не успели переложить! – восторженно произнес Рюрикович.

– Зачем она мне? – недовольно произнес Евгений. – Мне нужна не она, а твое заключение.

– Но я хотел тебе показать все на теле, для убедительности, – Рюрикович еще одним движением руки полностью обнажил тело женщины.

– Лучше дай заключение и объясни мне на словах, если есть особенности, – Евгений больше не желал слушать Рюриковича и пулей вылетел из хранилища.

Разговор они продолжили в комнате отдыха, где Евгений имел возможность спокойно расспросить про все детали злодеяния. Из медицинского заключения следовало несколько важных выводов. Во-первых, в крови был обнаружен эфир для наркоза, как и в крови у Баумистровой. К тому же, Муртазина была убита тем же острым предметом, что и первая жертва по фамилии Рахимова. У обеих женщин – множественные раны на теле. По словам Рюриковича, удары были нанесены ножом из нержавеющей стали, с шириной лезвия не более трех с половиной сантиметров. Одна сторона всех нанесенных ран была рваная.

– Сейчас практически все охотничьи ножи с тыловой стороны имеют зазубрины, – объяснил последний факт сидящий за столом Рюрикович, мерно попивая чай с вареньем из стеклянной банки, сваренным женой. Евгений сидел на маленьком диване напротив и впитывал все, что говорил Рюрикович, от чая же категорически отказался.

Руслан Рюрикович рассказал, что Муртазина была убита в промежуток с одиннадцати до двенадцати часов, как первично и предположили следователи-криминалисты. Но что послужило точной причиной смерти, определить было невозможно – либо удушье, так как две пластины щитовидного хряща, образующие передний выступ гортани были сильно продавлены и смещены вместе с трахеей и пищеводом, либо кровопотеря из-за множественных ножевых ран, нанесенных в паховую область.

– Убийца, скорее всего, не додушил жертву и перенес внимание на паховую область. Такое ощущение, что он играл в ножички, – Рюрикович говорил без эмоций. – Но точно можно сказать, что она не скончалась от болевого шока, уровень эфира в крови предостаточный, чтобы не испытывать боль. Рост убийцы определить затруднительно, действовал он лежа.

– А что насчет эфира? Где его можно достать?

– Его не отпускают по рецептам и уже лет тридцать, не меньше, не применяют в качестве анестетика при операциях. Но в любой хирургической клинике можно найти на складах. Поэтому, имея связи в медицинских кругах, найти этот препарат не проблематично.

Эксперты легко определили, что убийца – правша, на это указывали раны, удары были нанесены под соответствующим углом. Не удалось установить, была ли женщина изнасилована, так как убийца искромсал половые органы, а силиконовая смазка презерватива, которая была обнаружена во влагалище предыдущих жертв, в этом случае отсутствовала, как отсутствовали и следы спермы.

Теперь, когда была составлена взаимосвязанная цепочка трех убийств, предположения, что за преступлениями могут стоять разные убийцы-насильники, полностью рассеялись.

– Рюрикович, я смотрю на тебя и думаю, что же не так… так ты же усы сбрил! – воскликнул Евгений.

– Я их сбрил два месяца назад, а ты только что заметил.

– Да, я всегда вижу тебя в маске, в городе встречу – не узнаю.

– Так чаще приезжай к нам, в чем проблемы, чаем напоим, варенье есть!

– Его у тебя уже нет! – Евгений, встав с дивана, кивнул на пустую вымазанную банку и протянул для прощания руку.

– Да, незаметно доел, но ничего, жена много наварила, для тебя не жалко, принесу еще, – сжимая руку, выговорил Руслан Рюрикович.

– Спасибо, Рюрикович, ты – профессионал с большой буквы, – Евгений направился к двери.

– После таких слов варенья точно не жалко, приходи! – крикнул вслед Евгению Рюрикович.

Евгений не лукавил, Руслан Рюрикович Бадыкман, – наполовину еврей, наполовину татарин, – действительно был большим мастером трупных дел. Он единственный работал на двух ставках – эксперта-криминалиста и патологоанатома, то есть, помимо вскрытия насильственно умерщвленных людей, он брался за вскрытие и тех людей, которые нашли более скучный и прозаический способ для встречи с Богом: болезни, старость и несчастные случаи.

После посещения столь печального места Евгений поехал на работу, в кабинет на Советской площади. Его главный начальник, Житомирский Александр Федорович, уже год, как возглавляющий региональное управление Следственного комитета, решил провести небольшое послеобеденное рабочее совещание. Обычно они проходили по утрам в кабинете патрона.

Кабинет грузного седоволосого Александра Федоровича, которому недавно перевалило за пятьдесят, располагался рядом с кабинетом Евгения, это совпадение многие посчитали неслучайным, а завистники приписали Евгению статус любимца начальника. Так оно, впрочем, и было.

За недостатки в работе Александр Федорович прилюдно Евгения не карал. Даже больше – по-отечески он заботился о нем и всегда был готов прийти на помощь, – дать необходимый совет, к примеру. Но, надо отдать должное Александру Федоровичу, его человеческое и теплое отношение к сотруднику никак не связывалось с быстрым продвижением того по службе, и наоборот, предвзятость к некоторым подчиненным не могла послужить препятствием для присвоения очередного ранга юстиции и получения должности. Независимо от симпатий и антипатий босса, у Евгения сложились нормальные рабочие отношения со всеми сотрудниками.

Помимо Евгения на оперативке присутствовал его коллега, начальник отдела № 2, в чью компетенцию входило расследование экономических и должностных преступлений, – Мурычев Вадим Ахметович, по прозвищу Мурка. Заместители Александра Федоровича – статная Кожемякина Антонина Николаевна и совсем молодой Калимуллин Айрат Асхатович, ему не было и тридцати лет.

Несмотря на свой молодой возраст, Айрат пришел в следственное управление сразу после окончания института права; благодаря своим амбициям, он добился многого. Этому немало способствовала и его внешность, – он выглядел намного старше своего возраста, в первую очередь из-за седины, заполонившей треть густоволосой головы. Серебряный отлив челки был его визитной карточкой, но в региональном управлении комитета его за глаза называли «Мальчиком».

Прозвище он получил от старших товарищей в первый год работы и в начале карьеры особо не обижался на свое «погоняло». Но, как только карьера резко пошла вверх, в один прекрасный день Мальчик, когда его назначили заместителем руководителя Следственного комитета, в приказном тоне объявил коллегам, чтоб они забыли прозвище, отныне для всех он – только Айрат Асхатович. Но наивно было полагать, что новоиспеченный начальник так легко сможет перевернуть страницу из прошлой жизни. Коллеги постарались, чтоб прозвище шло рядом с ним вверх по карьерной лестнице.

Мебель в кабинете патрона была обычной, неприметной, из фанерного светлого шпона. Помимо столов и стульев в углу за рабочим столом шефа стоял небольшой шкаф. Была еще и комната отдыха, но никто не знал про обстановку в ней, туда Александр Федорович заходил всегда один, даже приятелей предпочитал встречать в рабочем кабинете. Мало того, у него был только один ключ от комнаты, и уборщица, порывавшаяся навести там чистоту, всегда получала вежливый отказ.

Однажды Александр Федорович, в ответ на очередную назойливую просьбу об уборке, даже вскрикнул грозным командным голосом так, что бедная труженица вылетела в слезах, оставив ведро с водой в кабинете начальника, и потом долго не решалась зайти обратно, боясь гнева седоволосого руководителя. Это лишь подогревало слухи и домыслы – одни судачили, что там спальня со всеми причиндалами для сексуальных утех, другие шутили, что там комната пыток для сотрудников.