А по прибытии туда их душевное состояние можно выразить двумя фразами Джеральда: «Приплыв на этот остров, мы будто родились заново»; «Корфу – это Рождество каждый день».

Про учебу все напрочь забыли: наступил, хоть и не сразу (довольно долго искали подходящий дом) период той самой беззаботной и счастливой жизни, о которой Джерри не мог даже мечтать! Пять лет продолжалась эта идиллия, все подробности которой подробно приведены в трилогии ДМД. Перечитайте ее заново. Не пожалеете. Особенно первую книгу. Лучше автора невозможно ни описать, ни передать словами их своеобразный, слегка сумасшедший, но такой милый семейный рай. (А вот сериал на эту тему лучше не смотреть – но это только мое мнение.)

Уже после выхода первой книги трилогии Корфу Международный институт искусств и литературы принимает Джеральда в свои члены. Это было полное признание его таланта писателя. В итоге книги ДМД стали неотъемлемой частью английской культуры конца пятидесятых – начала шестидесятых годов.

Успех был совершенно заслуженным: как же правдиво и откровенно детская страсть к природе (поглотившая его целиком) во всех ее проявлениях была отражена Джеральдом Дарреллом в «My family and Other Animals», которая вышла в Англии в 1955 г., а в СССР – только в 1971 г. (Почему-то под названием «Моя семья и звери», которое принципиально не отражало своеобразный и неотразимый юмор Джеральда Даррелла. Зато демонстрировало нелепую игру в щепетилку нашей высокоморальной советской цензуры).

Это была единственная книга, которую в своей первой семейной жизни он писал с радостью и удовольствием по собственному плану. Может, поэтому и лучшая. Воспоминание о детстве глазами взрослого. Чудесная сказка о мальчике, живущем в зоологическом раю на фоне своей семьи, которую впоследствии он охарактеризовал так: «омлет из ярости и смеха, приправленный диковинной любовью. Сплав глупости и любви».

Во многом с ним согласен и брат Ларри (будущий известный писатель Лоуренс Оливье Даррелл, получивший в 1957 г. престижную награду – премию Купера за «Горькие лимоны» из рук самой королевы):

– Джерри обратил свой внимательный взгляд любителя животных на собственную семью и описал ее с ужасающей биологической достоверностью. Он прекрасно воссоздал ее такой, какой она представала перед глазами тринадцатилетнего мальчика. Это плутовская, очень веселая и, боюсь, правдивая книга – лучший аргумент в пользу того, чтобы держать тринадцатилетних мальчишек в закрытых школах и не позволять им вертеться в доме и подслушивать разговоры тех, кто лучше и старше их.

А вот его маленькая мама с большим сердцем, одна из главных героинь этого произведения, о книге отозвалась так:

– Самое ужасное, что я начинаю верить, что все было именно так, хотя и знаю, что это неправда.

Вот что такое талант и волшебная сила убеждения. Огромное количество читателей в реальности описываемого не сомневается. Да и не задается таким вопросом, а просто наслаждаются талантом автора. По моему мнению, это действительно художественное произведение, способное реально воздействовать на формирующееся мировоззрение. Я бы без колебаний рекомендовал эту книгу для чтения всем, с подросткового возраста и далее – до пенсионного.

Остается добавить, что она на всем протяжении жизни оставалась главной кормилицей Джеральда. Ее переиздания приносили ему в среднем по 100 тыс. годового дохода. И, повторюсь, именно за нее он получил первую в своей жизни литературную премию.

Однако вернемся к жизни нашего героя. Что такое пять лет в таком возрасте? Время для него пролетело слишком быстро. И он совершенно не хотел, чтобы эта сказка заканчивалась. И был невероятно расстроен, когда им пришлось вернуться в Англию (вынужденно: вторая мировая война была уже на носу.)

Так закончился один из основных, но, несомненно, ключевых этапов жизни Джеральда. Как он сам много раз признавался, симбиоз природы Корфу и, конечно, таланта его друга и учителя Тео Стефанидеса наложили на него огромный и определяющий отпечаток и сделали его тем, кем он стал. Именно здесь обстоятельства помогли ему почувствовать и развить в себе интерес к естественной истории, ощутить вкус к познанию и исследованию и природы, и животных. То, чего он никогда не смог бы сделать сам в Англии. Но увы, этот этап его жизни, когда он мог беззаботно изучать фауну буквально в палисаднике их дома, закончился.

И теперь должен начаться следующий – ему предстоит сделать первые шаги в направлении к выбранной на всю будущую жизнь цели. Но они дались ему очень непросто. Для Джеральда возвращение в Англию стало не просто переходом от одного образа жизни к другому. Он покинул залитый солнцем средиземноморский остров, где у него был такой энциклопедически образованный учитель. Остров, на котором не только он, но и аборигены (так ему тогда казалось) жили в гармонии с природой. А очутился в северном туманном огромном городе, который был ему совершенно чужд. Сначала ему показалось, что он попал в пустоту. Где в Лондоне природа? Где солнце и море? Шок от переезда был почти физически ощутимым.

Второй Английский период

Но события развивались необратимо, и 3 сентября 1939 г. мама, Лесли и Джеральд (все, что осталось от семьи) высадились на английском берегу, и скоро все животные, которых Джеральд вывез с Корфу, а также мармозетка и сороки, добавившиеся к домашнему зоопарку уже в Англии (наш пострел везде поспел), разместились на верхнем этаже лондонского дома, снятого на время поисков более подходящего жилища. Как вы сами понимаете, несмотря на шок от смены окружения, Джерри твердо продолжал гнуть свою линию, не задумываясь об изменении обстоятельств и не встречая сопротивления со стороны мамы. Хотя задуматься бы следовало обоим: финансовое состояние их семьи сильно пошатнулось. И им явно было не до организации домашнего зоопарка.

Луиза по-прежнему не любила Лондон и хотела вернуться в Борнмут, с которым ее хоть что-то связывало. Пока она занималась поисками подходящего жилья в этом городке, Джерри потихоньку приходил в себя и осваивал британскую столицу. И, по сравнению с Корфу, открыл много потрясающих мест: кино, библиотеки, музей естественной истории, ну и, конечно, зоопарк. Посещение последнего только укрепило желание мальчика сделать все возможное, чтобы тут работать. Но в качестве кого? На первых порах он был готов на любую должность. Лишь бы поближе к зверям. А потом? Пока перспектива не очень просматривалась.

Но шансов для него найти работу в Зоо в таком возрасте не было, и он напросился в качестве помощника к хозяину соседнего зоомагазина «Аквариум». Это был большой и очень неплохой магазин, который Джерри понравился. В обязанности четырнадцатилетнего помощника входило кормление животных и уборка их клеток, террариумов и аквариумов. Очень скоро Джерри понял, что знает о потребностях обитателей магазина куда больше, чем сам хозяин. И стал проявлять инициативу и в кормлении, и в лечении питомцев, которая, как ни странно, нашла понимание и одобрение. Ему стали поручать и более ответственные задания, в частности транспортировку нового закупленного товара от оптовиков в магазин.

Я читал его подробные описания и магазина, и складов, и меня белая зависть охватывала! Мои впечатления даже от одного представления всего этого земноводного богатства я приведу дальше.

Для начала вроде все неплохо складывалось. Джерри был доволен. Ведь ему нравилось возиться в магазине, а его старание и умение ценили. Но возможный карьерный рост был прерван, переезд в Борнмут все-таки состоялся.

Как я уже отмечал, на этот раз они были вынуждены вести гораздо более скромную жизнь, чем до войны. В связи с оккупацией японцами Бирмы пропали довольно существенные доходы от ценных бумаг отца, вложенных в предприятия этой страны. И Лоренс, все это время неплохо проведший за границей (работал в Александрийском консульстве Англии в Египте как пресс-атташе) был шокирован тем скромным образом жизни, который Дарреллы вынуждены были вести в Борнмуте в годы войны. Но все это пролетало мимо Джерри, тем более, что Луиза всеми способами старалась повкуснее накормить (когда это было возможно) оставшихся с ней сыновей.

Мама все еще лелеяла надежду пристроить Джеральда в школу и даже подыскала одну небольшую частную в пригороде Борнмута. Неудачная попытка с заранее понятными результатами: он не смог сдать вступительные экзамены.

Невзирая на нехватку денег, ему наняли учителя. С одной стороны, совсем неподходящего для подготовки к экзаменам, с другой, этот любитель британской поэзии и потребления одеколона исключительно в качестве напитка, научил Джеральда пользоваться британской библиотечной системой и открыл перед ним сложный мир английского языка с его ассоциациями и ассонансами, нюансами и обертонами, поскольку сам писал книгу на эту тему. К общему образованию это вообще не имело отношения, однако продолжило знакомство Джеральда с родным языком, которое началось на Корфу под влиянием Лоренса и книг из его библиотеки.

Даррелл уже сам начал ощущать недостаток образования и решил с помощью книг местной библиотеки постигать премудрости наук самостоятельно. Вы думаете, он взял за основу школьную программу биологии или программу курса естественных наук университета? Ничего подобного. Просто читал бессистемно все, что попадалось под руку. Как ни странно, в первую очередь художественную литературу, предпринимая, правда, время от времени попытки продраться через многочисленные тома двух знаменитых энциклопедий – «Ларуссы» и «Британники». Не забывая и книги по любимой тематике: от Чарлза Дарвина и Анри Фабра до произведений Джулиана Хаксли и Герберта Уэллса, в том числе его биологический обзор «Наука жизни».

Потом он даже придумал и обосновал себе преимущества такого эклектичного обучения – оно, видите ли, научило его смотреть на проблемы под неожиданным утлом зрения. Но недостатки метода были совершенно очевидны: в знаниях Джеральда зияли огромные пробелы. Он всегда это сознавал, особенно когда стал известным зоологом и ему пришлось выступать с лекциями о науке, которую он никогда формально не изучал.

Но своих методических ошибок никогда не признавал, позднее он придумал следующее оправдательное объяснение (по принципу не было бы счастья, да несчастье помогло):

а) формальное образование могло бы убить творческую сторону моей натуры;

б) поскольку без него и без степени я не мог получить работу, то единственное, что мне оставалось, это писать, чтобы заработать на жизнь. Так я и стал знаменитым писателем.

Недостаток формального образования Джеральд компенсировал необычайно развитым и изобретательным интеллектом. Да еще ему невероятно повезло с первыми учителями на Корфу. Занятия под руководством Тео Стефанидеса подарили Джерри глубокое понимание феномена природной жизни, позволили овладеть прикладной биологией, совершенно недоступной для английских студентов (см. заключение). А старший брат, как мы уже отмечали, познакомил его с принципами художественной литературы лучше любого школьного учителя.

Еще на Корфу ему позволяли читать все, что хотелось. Закрытых тем не существовало. На любой вопрос он получал совершенно честный ответ (при условии, что отвечающие его знали). Его образование было совершенно уникально.

При этом он постоянно сталкивался с эксцентричностью своих непрофессиональных учителей (первая книга трилогии «Корфу»). Это тоже был опыт человеческих отношений. Пожалуй, после его приобретения ничто в человеческом характере и поведении не могло удивить Джеральда.

Но все эти рассуждения, делавшиеся потом, не могли изменить общей негативной картины: начальное образование было фрагментарным, среднее – нулевым, а шансов на получение высшего не существовало вовсе.

Как же быть с выбором профессии? Ведь единственное занятие, которое привлекало Джеральда, должно было обязательно содержать элементы общения с дикими животными. Но без диплома о специальном зоологическом образовании или хотя бы о среднем общем он не мог официально на нее рассчитывать. Тупик?

Так могло показаться кому угодно, однако Джерри рук не опускал, верил в свой шанс, а пока продолжал заниматься самообразованием, естественно, все так же бессистемно. И бесперспективно. Он просто читал все, что подвернется, в свое удовольствие.

Книги манили его, будили воображение, открывая новые миры: безграничных знаний и разнообразия мира, перспектив науки и строгих фактов. (Вот тут я его прекрасно понимаю. Так же хаотично осваивал книжные запасы читального зала Лермонтовской библиотеки. Скоро пожилым библиотекаршам надоели мои туманные, но частые запросы и они стали запускать меня в хранилище на свободный выпас. Прямо там в каком-нибудь закуточке я и пристраивался с очередной находкой. Главное было – не забыть меня оттуда вытащить в конце дня.)

Впоследствии, как я уже отмечал, Джеральд заявлял, что он якобы сознательно проверял такой подход к образованию на себе. Конечно же, это не так, все складывалось спонтанно, но это не помешало ему прийти потом (на гребне успеха) к выводу, что «рутина современной образовательной системы убивает в ребенке воображение. Я учился так, что мое воображение развивалось и расцветало. Оно открыло мне многое из того, чему невозможно научиться в школе, сделало из меня настоящего натуралиста и писателя».

С ним отчасти согласен и его биограф: «Действительно, если бы он отправился в университет изучать зоологию, то вышел бы оттуда с точным знанием сравнительной анатомии и линнеевского определения видов, но сомнительно, что его имя стало бы известно во всем мире».

Сознательно или нет, но он получил возможность развивать свой живой, оригинальный ум самостоятельно, не сковывая себя никакими рамками, увлекаясь тем, что его интересовало, и не обращая внимания на скучное и ненужное (хотя далеко не всегда, к сожалению, скучное бывает ненужным). Он открывал для себя новые пути и продвигался своей дорогой, не подстраиваясь под ограничения, свойственные официальному образованию. Именно это (так он сам считает) и могло заставить его задуматься над уменьшением популяции животных и начать составлять собственную Красную книгу исчезающих видов (основы международной закладывались с 1948 г.)

Так продолжалось до призывного возраста. Ему исполнилось 18 и он с тяжелым сердцем отправился на медицинскую комиссию. В армию идти категорически не хотел, легко признался, что трус, поэтому и служить не хочет, так как боится. Но это его версия. По-видимому, остаться на гражданке все-таки помогли врожденные проблемы носовых пазух, хронический катар. (Интересно, куда бы его отправили с таким заболеванием у нас, если бы на комиссии на это вообще обратили внимание? Но это была Англия. Брата Лесли, который очень хотел поступить на военную службу, ранее тоже не признали годным.)

Почти самостоятельная жизнь

Отделавшись от непосредственной военной службы, Джеральд, тем не менее, обязан был помогать армии в тылу. Пойти работать на военное предприятие его совершенно не тянуло, и он отправился в поездку по окрестностям Борнмута искать себе подходящую работу на ферме. И очень ловко выкрутился из ситуации: устроился в школу верховой езды. Сам ее нашел, сам договорился с хозяином. Ему предстояло помогать убираться в конюшне и ухаживать за двумя десятками лошадей. А также принимать участие (в роли тренера-наставника) в занятиях с обучающимися клиентами.

А за это хозяин обязался регулярно сообщать властям, что некий Джеральд Даррелл вместо военной службы реально работает на его ферме. Чистая синекура, которая обоих устраивала.

Такую жизнь Джерри и вел до конца войны, совмещая верховые прогулки с английскими дамами, сопровождающиеся мимолетными, но частыми и ни к чему не обязывающими романами (по его словам, естественно), работу на конюшне и вечерние поездки на собственной лошади Румба в лесную таверну. Надо же было молодому человеку отдохнуть от такой тяжелой жизни за пинтой другой эля. Бесцельное идиллическое времяпрепровождение на фоне длительного платонического романа с «очаровательной простушкой» Джин Мартин, тоже работающей на конюшне. Совесть его была спокойна (она вообще по жизни редко его тревожила). Джеральд не испытывал никаких патриотических чувств, так как никогда не считал Англию своей родиной, она не была для него даже приемной матерью. А такие понятия, как фашизм и демократия, просто игнорировал.

Но весной 1945 г. война окончилась, и Джеральд опять стал свободен от обязательств военного времени, отдохнув таким своеобразным способом пару лет. Как понять или объяснить наличие этого периода в его жизни, я не знаю. Получается, что он на время просто выбросил из головы мысли про свои цели? Может внушил себе, что исполняет гражданский долг и, воспользовавшись этим предлогом, погрузился в беззаботное и безыдейное времяпрепровождение? Заодно и от самобытного самообразования отдохнул?

А как только срок альтернативной службы закончился – сразу проснулся и опять вспомнил про свою цель? Все выглядело именно так, как будто он опомнился и мгновенно вернулся к своим прежним стремлениям и планам: сначала отправиться в путешествия ловить зверей для зоопарков (помощником, для чего никаких дипломов не надо), а затем на заработанные таким увлекательным способом деньги создать собственный зоопарк. Оба запланированных пункта пока ни на чем не базировались, и для их исполнения одного желания было явно недостаточно. Оба требовали, как минимум, наличия серьезных навыков, которыми Джеральд в 1945 г. не обладал. И он это понимал. Где их получить? Единственный выход – найти работу в зоопарке. Причем любую. Возраст уже позволял, но кто его туда возьмет без специального образования? Опять попадание в знакомый тупик. Многие бы на его месте опустили руки. Не судьба.

Но загнанный обстоятельствами и собственной политикой самообучения в угол, Джеральд принимает совершенно отчаянное решение. Пишет длинное письмо (как сам его иронически называл «скромное») с изложением своих планов и намерений директору Зоо. Из текста которого однозначно вытекает, что для их достижения автору с несомненно великим будущим совершенно необходима практика в одном из учреждений Лондонского зоологического обществ. Письмо кончалось фразой:

– Сообщите мне, когда я смогу приступить к исполнению своих обязанностей?

Как он сам потом пришел к выводу, только поразительное нахальство смогло привлечь внимание директора Лондонского зоопарка Джеффри Веверса. И действительно и привлекло, и заинтересовало. Этот любопытный (и, по-видимому, добрейший) ученый вместо того, чтобы выкинуть послание в корзину (99 % вероятности), не только пригласил автора на собеседование, но и предложил ему поработать в Уипснейде (иногда пишут – Випснейде, филиале Лондонского зоопарка в графстве Бердфордшир). Даже придумал Джерри несуществующую должность практиканта, красиво звучащую, но оставляющую его на нижней ступеньке иерархической лесенки, в полном распоряжении опытных смотрителей.

Но Джеральду было все равно, он витал на седьмом небе от неожиданного счастья и был готов на любые испытания. И 30 июля 1945 г. явился к месту службы для получения навыков ухода за животными, все согласно его собственному плану!

Никакие дипломы у него не спросили, посчитав, что рекомендации господина Веверса достаточно, и предложили приступить к выполнению обязанностей. С собой у него были два чемодана – один со старой одеждой, а другой с книгами по естественной истории и множеством толстых блокнотов (он собирался записывать свои наблюдения за животными, а также все полезное для будущего, что сможет узнать от коллег по работе. Так потом и поступил).

Все перипетии своей работы он подробно и как всегда красочно изложил в книге «Звери в моей жизни» (иное название сборника «Только звери»). Эта веселая, но одновременно и очень серьезная книга совершенно точно достойна того, чтобы ее прочитали.

И хотя меня так и тянет осветить некоторые моменты его интересной жизни в этот период, остановлюсь только на одном. Ему было очень непросто. Мужской персонал Зоо (в отличие от женского), взрослые сотрудники-смотрители, достаточно прохладно встретили нового нестандартного практиканта с манерами юного джентльмена, считая его, ну скажем мягко, чудиком (одним из немногих исключений был недавно пришедший в зоопарк из ВВС Кен Смит, ставший для Джекки другом на всю жизнь) и частенько специально давали ему задания, чтобы посмеяться, сопряженные, однако, с большой степенью риска. Но практикант-счастливчик при их выполнении отделался только поломанными ребрами (пытаясь отделить теленка от дикой буйволицы).

Жил, как и планировал изначально, только на свою мизерную зарплату. И даже впадая время от времени в очередной роман, действительно весь отдавался внутренней жизни и проблемам зоопарка.

Только потом он понял, как вообще ему подфартило с этой практикой. Он получил тут именно те навыки, которые ему потом будут необходимы. И даже больше: Уипснейд стал для него окошком в ближайшее будущее, так как являлся единственным зоопарком в Англии, практикующим содержание диких животных в условиях, хотя бы приближенных к природным. Именно здесь у него начали выкристаллизовываться основные требования к современному Зоо, особенно на втором году работы, когда начальное состояние эйфории его уже покинуло и на окружающую его действительность начал смотреть достаточно критически. (В последствии, став уже известным писателем и путешественником, в беседе с Дэвидом Аттенборо в Буэнос-Айресе полувольное содержание животных в этом зоопарке он уже называл не иначе, как скотоводством. Клетки и вольеры там были сконструированы так, чтобы в первую очередь публика могла видеть зверей во всей их красе, тогда как последним требовались элементарные удобства, которых там зачастую не было. Животные в зоопарках, по его мнению, были «не те». Традиционный набор, большие экзотические львы, тигры, носороги и бегемоты совсем не обязательно привлекает зрителей. Если должным образом показать мартышек и бабочек, броненосцев и скорпионов, даже колонию термитов, – это вызовет у посетителей не меньший интерес. Более того, для этого надо меньше места, а содержание крох дело не столь накладное. Но самые страшные проклятья он обрушивал на зоопарки, где ничего не предпринималось для разведения животных в неволе. Случалось, что служители даже не удосуживались разместить их парами. Когда одна особь погибала, администрация просто снаряжала зверолова для поимки замены.

В конце концов, данный вид далек от вымирания, сколько надо, столько и отловим, – рассуждали эти чиновники. Джерри намеревался полностью изменить такое положение дел. Животных, которых они уже поймали, ни при каких обстоятельствах не собирался отдавать в бесчувственные руки. Даррелл решил основать собственный зоопарк.)