Kitobni o'qish: «Думер», sahifa 5

– Опять в гляделки играть будем? – спросил я, и менталист принял это как вызов.

Он поправил очки, закрыл глаза, поднес ко мне руку… И ничего. Я прямо видел, как он сдался. Сперва несколько секунд не дышал, усиленно о чем-то думая закрытыми глазами, а потом часто задышал, опустил руку. Процедура повторилась.

Никакой «промывки мозгов» мне, конечно, не хотелось, но после предыдущей встречи Евгенич как-то совсем не вызывал у меня страха. Я всерьез раздумывал, не дурит ли он всех этих бандитов.

– Слушай сюда, – злобно проговорил в итоге он. – Черт его знает, что с башкой твоей творится. Считай, что повезло. Значит так: никаких мятежей ты больше планировать не будешь, говорить об этом тоже. Ведешь себя тихо, спокойно. О нашем разговоре никому ни слова.

– А если нет?

– Всю шкуру с тебя сдерут, – оттарабанил он, явно пытаясь нагнать страху. – Лично распоряжусь. Скажу, что ты невменяем.

– Не пойдет, – пожал плечами я.

…Потому что все и так знают, что я невменяем. Для этой системы.

– Ты что, не понял? – Евгенич со злости сдернул очки, стал нервно перекладывать их из руки в руку.

– Да все я понял. Условия другие. Ты прямо сейчас достанешь мне пару таблеток парацетамола или аспирина, а я постараюсь быть смирным неделю.

Менталист перестал двигать очками, удивленно посмотрел на меня – словно до этого считал, что разговаривает со стеной, и вдруг обнаружил нечто другое. Встал, дошел до стола, открыл дверку шкафчика. Долго молчал.

– Две недели, – наконец сказал он. – И есть только анальгин.

Запивать таблетки Евгенич не дал, зато предоставил возможность собраться с силой и принять их, глотая вместе со слюной. Данное менталисту слово я держать, конечно же, не собирался. Неделю я здесь не выдержу. Но выиграть временное доверие – почему нет.

По-видимому, Евгенич должен был как-то «заколдовать» мой разум, чтобы я перестал думать о побеге. А ведь это, кстати, весьма объяснило бы, почему местные рабы так неохотно думают сбежать. Не будет же Евгенич с каждым договариваться, как со мной?

На самом деле для меня эта «сделка» была гораздо важнее пары таблеток обезболивающего. Ведь это означало, что менталисту можно будет и дальше ставить условия. Слабый он на дух, легко прогибается. Жаль, что видно его тут нечасто. Может, через Ассоль получится вызвать в случае чего, а там и действительно допросить. Уже похоже на хлипкое, но все-таки начало плана.

На выходе из допросной Генку не встретил, оно и к лучшему. Неторопливо дошел до хаты, прикрыл за собой дверцу. Окинул взглядом местных, заметил, что некоторые точно не спят. Выждал время и сказал:

– Как видите, я жив, хотя и вероятно не очень здоров. Как видишь, стукач, я вернулся. И вернулся я за двумя вещами: сломать тебе зубы и сбежать из этой дыры. И, как ты догадываешься, начну я отнюдь не с побега.

Глава 10

Стукач от неожиданности свернулся калачиком, выпучил глаза и заверещал:

– Я-то тут при чем! Это не я!

– А даже если и он, – зарычал со своей полки Царь, но спускаться не решился. После драки ему сильно досталось, лицо в синяках, губы разбиты. – Тронешь его – убью.

– Ну так убей, – ответил я.

– Ну-ка тихо, – вмешался Лебедев, разводя руками. – Во-первых, Думер, ты наверняка не в курсе, но многих наших ментально заряжают на доносы. У кого разум послабее, устают сопротивляться. Он не мог не сдать тебя. И не только он.

– Я предупреждал. Он не послушал.

– Послушал, – пискляво ответил стукач. – К себе ушел.

– Ты видел, как он настучал? – спросил Лебедев.

– Я увидел следствие этого, – ответил я, закипая. – У вас тут хаты, смотрящие, все по-тюремному, я смотрю. А ты, Лебедев, очень похож на сидевшего, уж прости за честность. И ты мне будешь доносы оправдывать?

На самом деле в голове развернулась дилемма. Возможно, паренек и правда не виноват – на этот раз донести мог кто-то другой. Но вот это вечное покрывательство мне не нравилось, пора уже ставить на место всех сокамерников.

– Не шуми, – хмуро ответил Лебедев. – Это главное правило. А теперь насчет тебя…

– Идут! – прошипел один из дружков Царя, и все тут же улеглись по койкам. Я постоял-постоял и тоже залез к себе, в тоннеле шаги действительно разносились.

– Ты, – ткнул в меня появившийся Генка, – ты и ты. На выход.

Со мной выходил паренек, который вчера вместе с Царем пытался меня побить, и мужчина лет тридцати пяти, который в моем присутствии еще ни слова не говорил. Собирали народ и из других хат, в общей сложности набрали человек двадцать.

– Значит так, трудоголики, – заговорил Генка, подводя нас к выходу, где толпилось много братков в кожанках. – Напоминаю один раз и для всех. Сейчас одеваете куртки, затем пакуемся в машины. Напоминаю, что с вами будут ехать взрывчатки. За попытку сбежать шмаляем на месте. Делаете то, что вам говорят, и ничего другого. Работаем!

Каждому из нас выдавали олимпийки, а отдельным счастливчикам – кожаные куртки. Причем не просто выдавали: бандиты проверяли, чтобы каждому куртка подходила по росту. Особо отличившимся рабам, на которых смотреть было страшно, меняли еще обувь и брюки.

Ну а дальше повели наверх. Постарался внимательно запомнить, как выглядит выход: подъем по лестнице занимает около пятнадцати секунд, если не толпиться. Так мы оказываемся в складном помещении, похожем на то, в которое я забежал с улицы. Здесь охрана – шесть братков, развалившихся на креслах и диване. Лежат вальяжно, рядом – маленький квадратный телевизор фирмы «Шарп» с толстым закругленным экраном. На тумбочке рация с длинной антенной, глянцевые журналы, кулек семечек. У одного из бандюков – развернутая газета «Вечерний Петербург». То есть сидят тут подолгу, все условия комфортные. Мимо не прошмыгнуть.

Более того, за стеллажами помещение тянется дальше и через дверь ведет в следующую комнату, в которой ситуация с вахтенными повторяется почти точь-в-точь. И вот теперь – выход на улицу.

Просто взять и рвануть – вот прямо сейчас, сходу – нереально. Братки контролируют каждого, в руках пистолеты, у двоих – небольшие автоматы на ремнях. А если и бежать, то непонятно куда: похоже на частный сектор, арка двора перекрыта решеткой, кругом заборы и стены других зданий. Хотя кое-где без особого труда можно забраться на пристройки и крыши по вытяжным трубам, например.

Нас заталкивали в ожидающие «волги», «шестерки», «девятки» и другие автомобили – нашелся даже один микроавтобус. У машин цвета либо черные, либо малиновые – как например у «восьмерки», в которую меня запихнули не первым и даже не третьим. Пятым. Ну а шестому, как самому упитанному, досталось место рядом с водителем.

Сказать, что тесно – ничего не сказать. Машины заполняли по полной, не продохнуться. И нет уверенности, что анальгин помог – у меня точно все еще была температура.

Лицо водителя нашей восьмерки показалось мне смутно знакомым… Или не лицо, а общий вид: стрижка ежиком, косуха с выразительными погонами и брови, форма которых создавала иллюзию того, что человек все время в хмуром удивлении. Хм, а не он ли стоял у машины, когда за мной гнались люди-пальто? И автомобиль, между прочим, был такой же!

Машины, как по команде, начали заводиться. Ворота арки отворили. Первым со двора выехал роскошно смотревшийся черный «понтиак», затем остальные. Водитель включил магнитолу, и заиграло:

Она утверждает: ставь на зеро.

Я ставлю себя, а куда – все равно,

По-па-да-я к ней в засаду-у [2]

– Оу-оу-о, ставим на зеро, – тут же начал подпевать водитель. – Это странный ход, но на зеро всегда везло-о…

Ехали мы быстро, но и дороги были на удивление относительно пустыми. Машины выстроились в два ряда и почти не отрывались друг от друга. Думал, бандиты будут игнорировать светофоры, но нет – правила соблюдали, хотя куда тут денешься, когда на пешеходные переходы высыпает толпа.

Сейчас я еще более отчетливо наблюдал, как этот Питер отличался от привычного мне. Не сказать, что в худшую сторону – местами он был просторнее и тише, деревьев и кустов точно больше – а местами откровенно непонятный. Вывески магазинов «Булочная», «Молоко» и «Галантерея» встречались чуть ли ни через дом. Незнакомые названия, бесконечные очереди людей, толпы уличных продавцов с картонками вроде «Куплю антиквариат» или «Османский трикотаж»… А еще – крыши. Взгляд рефлексом цеплялся за них, и вот что занятно: на крышах то и дело мелькали люди, причем не работники, а прохожие, кое-где даже заметил лавочки и цветы.

Я знал, что мы ехали на какую-то стрелку. Не знал, зачем взяли нас. Хотя слово «болванки» подсказывало, что рабов бандиты Шрама используют как пушечное мясо. Вот почему Генка настоял, чтобы взяли меня. Остальные присутствующие выглядели зажатыми и чахлыми – взяли тех, кого не жалко потерять, а хороших работяг берегут. Но не заставят же они нас драться? Пусть попробуют.

С Лиговского мы выехали на Московский проспект и дальше двигались прямо, пока не достигли ресторана с названием «Роза ветров», расположенного на углу широкого перекрестка. У выхода из ресторана не встать – множество других машин занимало целую полосу. Развернулись и встали на противоположной стороне перекрестка. Мишин было больше десяти, в некоторых, судя по всему, рабов вообще не находилось, только братки.

И мы не просто «приехали». Отдельные автомобили встали поперек улицы, нагло перекрывая движение. Через минуту перекресток уже был полностью заблокирован, даже трамвай не мог проехать. Несколько пытающихся проехать машин посигналило, но в итоге развернулось – кому охота иметь проблемы с… вот такими ребятами?

Вылезать нужно было не в разнобой, а по команде. Эффект получался таким, что из всех машин мы выходили одновременно – при этом неторопливо. Если бы не тонированные стекла, я представляю, каким уморительным было бы зрелище: в машинах люди теснятся как килька в банке, зато на улицу выходят по-величественному неторопливо! А смотреть было кому, взгляд сам собой мазнул по крыше шестиэтажного здания, на первом этаже которого была «Роза ветров». Сверху мелькнуло трое фигур. Они то ли получили какую-то команду, то ли сами действовали синхронно. Выглядело это так, словно люди с оружием в руках приняли упор лежа. Тут так принято?

Водитель пристально следил за нами и одновременно показывал безмятежный вид. Стоя спиной к «Розе ветров», он неторопливо прикуривал сигареты марки «Прима», а глазами зыркал по нам, руководил, кому куда встать и какую позу принять.

– Шаг назад, – скомандовал он. – Руки в карманы. А ты – к машине прислонись. Ненавязчиво, усек? Вы двое! С другой стороны к машине облокотитесь. Так, чтобы и полчаса неподвижно простоять могли. Как истуканы тоже не стойте. И не дергаться.

Общее впечатление вся эта театральность производила нешуточное. Человек тридцать, а то и больше, размеренно выходит и встает возле машин. Издалека попробуй еще догадайся, что половина присутствующих – рабы.

Начал понимать, зачем все это. В случае перестрелки у бандитов Шрама будет больше шансов выжить, пока враг будет тратить время на расстрел переодетых рабов. Не то чтобы это панацея, но в качестве халявной подстраховки – почему нет. Раз используют это постоянно, значит, работает. А вот персонально для меня это плохо.

Из «понтиака» Шрама вышло еще несколько важных персон. Ну а как еще назовешь двух мужчин средних лет, разодетых в элегантные плащи с подобием эполета на плече? Да и весь их вид давал понять, что люди эти не от мира сего, иного сорта. На их фоне Шрам в кожаном плаще с серебряной цепью выглядел так себе, будто мелочь по карманам тырит.

И вот эта тройка в сопровождении телохранителей направилась в сторону «Розы ветров», где тоже уже собиралась немаленькая компашка – только уже «второй» стороны. Какие-то другие бандиты, видимо. Над входом в ресторан вдруг вспыхнул полупрозрачный синий шар. Подобно жевательному пузырю он быстро расширялся в размерах, достигнув проезжей части. А затем моментально схлопнулся, оставив после себя секундное свечение на стенах здания. Так, словно это была какая-то магическая защита, никаких других объяснений подобным выкрутасам в голову не приходили.

Компания со Шрамом встала возле входа и заговорила с людьми, которые мало чем отличались от шрамовских братков. Те же кожаные куртки или плащи, в отдельных случаях рубашки и кофты.

Из некоторых окон окрестных домов вылезали зеваки – и тут же исчезали, ожидая недоброго. Но неужели никто больше не заметил людей на крыше?

– На крыше снайперы, – ровным тоном проговорил я, обращаясь к нашему водителю. Тот вздрогнул, у него аж сигарета изо рта чуть не выпала.

– Че н-на? – спросил он, и я никак не смог даже примерно понять, какие смыслы и эмоции он вкладывал в этот вопрос, и были ли они вообще. Но потом, задумавшись, уточнил: – На каком?

– На «Розе».

Водитель глянул туда, но, видимо, ничего не увидел.

– Стойте тут. Дернитесь – порешу.

И двинулся к Генке, который тоже руководил группой рабов, хотя издалека могло показаться, что он стоял с собратьями. Вернулся водитель уже с Генкой, а тот даже слушать ничего не хотел.

– Слышь, подкидыш. Будешь Брому мешать – я тебе показательно тут горло порежу у всех на глазах. Не трынди чепухи.

– Да мне-то что, – пожал плечами я. – Что увидел, то и сказал. Один справа у антенны. Другой слева, аккурат над водостоком. Третьего не видно, но он посередине ложился.

Водитель, которого назвали Бромом, косо присмотрелся. И тут трио из Шрама и двух аристократов вслед за компанией местных отправилась внутрь здания. Генка, пренебрежительно махнув рукой, вернулся на свою позицию и заговорил с братками.

На всех этих шрамовских бойцов – плевать, если честно. Умрут – и хорошо, быстрее сбегу. Вот только кто сказал, что меня самого валить не станут? Скрыться за ближайшим домом тут несложно, хотя за условной линией машин с рабами стоит еще одна полоса братвы – специально следит, чтобы никто не сбежал, закрывает контур. Но что, если снайперы как раз на этот счет там и сидят? Линия огня у них только на дальние позиции, с дороги их и не видно толком. И где гарантии, что у второй стороны тут не напичкано бойцов по всем зданиям?

Короче, я еще слишком слабо знал реалии этого мира и мог чего-то не учесть. А жить хотелось все же больше, чем жертвовать собой ради смерти людей Шрама.

– Бром, кто у вас по охране главный? – спросил я водителя. – Набери по рации, скажи о снайперах. Хуже не будет, зато будут иметь в виду. Охота тебе на прицеле стоять?

Лицо Брома исказилось, выражая крайнюю степень умственной работы. Надо признать, я его недооценил – думал, совсем тупенький, ему пока прямо не скажешь, он сам ни до чего другого не додумается. Ан-нет. Бром ненавязчиво сел в машину, закрыл дверь. И уже в машине чем-то занялся – плотные тонированные окна не позволили разглядеть.

– Сядь, – сказал он, открывая мне вторую дверь.

Ну я и сел. Бром держал в руке миниатюрный бинокль.

– Как понял, что снайперы?

– Предположил, а не понял. В руках у всех что-то было.

– А давай я предположу сходить тебе нахер, а? – раздраженно ответил он и еще раз присмотрелся в бинокль. А затем протяжно выматерился, доставая из кармана рацию. – Роза-медуза, Роза-медуза, прием.

Брому ответили, хотя слов я не разобрал.

– Жду, – ответил он и поторопил меня выйти из машины, затем вышел и сам.

Смысла всех этих действий я не понимал до того момента, пока из ресторана не появился Шрам, направившийся к нам. И только в личной беседе Бром едва ли не шепотом ему озвучил проблему. Я, как и остальные рабы, стоял где приказано, разговора не слышал. Шрам подошел к микроавтобусу, залез внутрь. Потом направился обратно в «Розу ветров» как ни в чем не бывало.

Последующие минут двадцать ничего не происходило. Бандиты курили, вставшие по обе стороны трамваи сигналили, не в силах проехать, Генка жвал жвачку и звенел в руке цепью. А потом все закончилось. Аристократы выходили из здания, братки возвращались в машины, запускали туда рабов. Мне показалось, я прямо слышал и видел вздохи облегчения – потому что боялись на самом деле все. Лишь за пару секунд до того, как пришла моя очередь лезть в восьмерку, заметил на крыше человеческий силуэт. В руке у него что-то светилось… Похоже на длинный нож, источающий белый свет. Этот силуэт двигался быстро – неправдоподобно быстро. Как будто убивал…

Или это всего лишь отблески яркого летнего солнца? Мало того, что жара на улице, так еще и голову кружит. Самое то, чтобы потерять сознание в душной восьмерке.

Глава 11

В салоне не сразу поняли, что я отрубился. Давка была такая, что голова неподвижно упиралась в окно. Ну а то, что кровь из носа пошла, никого другого не заботило, да и вряд ли кто-то заметил. Уже когда подъезжали, в колонках заиграла громкая песня, заставившая проснуться.

Нажми на кнопку – получишь результат

И твоя мечта осуществится [3]

Мечта моя пока была далека от осуществления. Общее состояние напрягало. Мало того, что лихорадит, так еще и время от времени весь мир «моргает» цветами. На миг все становится каким-то огненным, кислотно-огненной сепией. Затем все возвращается в норму, а вот странное ощущение остается. Это было и вчера в хате – показалось, словно в венах на руках течет огонь.

Кровь из носа утер. Спускаясь в подвал, постарался снова запомнить весь путь, прикинуть варианты побега. Все бы хорошо, если бы не охрана. А еще при переходе из одной комнаты в соседнюю стоят подвижные зеркала. Они настроены так, чтобы сидящие в одной комнате могли видеть, кто находится в другой.

Когда возвращал олимпийку, заметил своих сокамерников на станках и за столами – что-то делали с рудой. Их контролировала Ассоль. При появлении нас – в смысле не только рабов, но и бандитов – она осторожно посторонилась, словно и близко не желала находиться. Меня она заметила не сразу, но когда заметила… Не знаю, показалось ли, словно облегченно выдохнула. Наушники традиционно висели на ее шее, а вот фуражки на сей раз не было. Светлые кудрящиеся волосы доходили ей до плеч. Взгляд мой размывался все сильнее, но эти сияющие волосы, подобно нимбу, виделись мне очень ярко, затмевали все остальное…

Чуть не упал. В прямом смысле – просто стоял, колени надломились, и меня повело вперед.

– Куда собрался? – придержал меня за плечо неизвестный мне бугай, неправильно разгадав мое движение. – От работы вас никто не освобождал. Ген, займи своих болванок, в натуре!

Генка появился из какой-то двери, перекинулся парой фраз с уходящими бандитами и затем окинул взглядом тех, кто уже вернул одежду. Видимо, до следующего раза…

– Значит так, трудоголики. Глазастые – на отбор. – Он ткнул в трех рабов пальцем. – Ты сегодня схемы мне припаяешь, вы двое – швабры в руки и за уборку. Вы – в дробильню. Все! Работать, негры, солнце еще высоко. – И тут Генка дошел до меня. – Ну а тебе, подкидыш, я такую чморильню устрою, ты у меня, сука, собственный желудок выблюешь.

– Придержи коней, – неожиданно донесся голос приближающегося Шрама. – Он нам снайперов тамбовских на крыше выцепил. Бром хвалит.

Генка недобро хмыкнул, не переставая чавкать жвачкой. О том, что ему о снайперах я тоже рассказывал, а Генка не поверил, он говорить не стал.

– Глазастый, что ли, – родил в итоге он.

– А вот ты и узнай, – ответил Шрам, неотрывно глядя мне в глаза. – Посмотри, что парень еще умеет.

– Так он в натуре не нагнал? – осторожно уточнил Генка, не желая верить в услышанное.

– Мы Эрику заслали, она все зачистила, – кивнул Шрам. – Удачно вышло. Тамбовские и Медведевых выслушали, и напоследок сюрприз в виде трех жмуров получили. – И, помолчав, сказал: – Как со всеми разберешься, наверху встречаемся. Медведевы дело новое внедрять будут, ты тоже нужен.

Когда Шрам ушел, Генка беззвучно выругался и повел меня на первичку.

– Ты, подкидыш, не обольщайся. Я тебя, заразу, насквозь вижу. Но раз Шрам сказал тебе дело дать, радуйся, только недолго. А вот пахать будешь долго. Ассоль, этого принимай! Расскажи ему че почем, чтоб дурака не валял.

Генка продолжил распределять рабов, ну а я двинулся в цех. Сил, если честно, не было вообще. Только и думал о том, как бы хорошо свалиться и поспать – пусть бы и даже на голой фанере.

Ассоль сделала максимально суровый вид, словно видит меня впервые. Постаралась сделать, по крайней мере. Телескопической дубинкой она приглашающе указала на место у стола.

– Работаем только в перчатках, – начала она. – Руду обрабатываем строго над контейнером, чтобы все сыпалось только в него. Кристаллы оставляем нетронутыми, не счищаем. Ими занимаются уже в другом месте. Тут задача – отделить от руды, не разрушая их структуру. Случается так, что кристаллы все равно случайно задеваются и крошатся. Тогда уже их крупицы нужно выискивать в контейнере и перетаскивать туда же, куда и целые – в отдельный контейнер.

Процесс даже показался интересным. Хоть работа и стоячая, но и столы высокие, на них можно слегка прислониться. Это уже не тупой физический труд, где из тебя выжимают все соки – работа больше на мелкую моторику. Главное – правильно зафиксировать зубило, а затем бить по его тыльной части молотком. Руду можно зажимать в тисках, тогда удары по зубилу совершать еще проще.

Поначалу я неверно рассчитывал силу, инструменты часто соскальзывали. Ассоль по возможности поправляла меня:

– Осторожнее. – Она перехватила мою руку с молотком, другой рукой взялась за мою на руку с зубилом и изменила угол наклона. – Давай.

Через несколько ударов руда откололась неровной кромкой, за ней засиял красным кристалл.

– Стой! – дернулась девушка, опасаясь, что я рубану и по нему, но я вовремя остановился. – Вот такие сложные участки не трогай. Их потом уже извлекут другим способом.

В целом, процесс походил на чистку яйца с той разницей, что здешняя скорлупа была разной толщины, с наростами и бугорками, а вместо белка – хрупкие магические кристаллы, которые от случайного удара лезвия зубила крошатся и вспыхивают. Потом, конечно, слегка затухают, и это осложняет их поиск среди каменной пыли.

Другие рабы выполняли процесс быстрее и точнее. Оно и понятно – руки натренированы, глаз наметан. А для меня каждая новая глыба становилась сюрпризом, непохожим на предыдущие.

Пару раз Ассоль еще инстинктивно хваталась за мои руки, надеясь не допустить ошибку. Как правило, волнения были беспочвенными, но ее прикосновениям я был не против и даже в какой-то момент подумал этим пользоваться. Увы, девушке пришлось отвлечься, ей стало не до меня: то ее звал один из бугаев, то Генка. Бандиты много суетились – очень похоже, что намечался сабантуй в честь успешной стрелки. Или просто потому, что братья Медведевы посетили столицу.

Надо же, уже начал запоминать их клановую иерархию. Интуитивно понимал, что Шрам – такой же винтик общей системы, как и прочие. Тем не менее, поводов его уважать у меня не возникло даже после похвалы. Только настоящие отморозки будут держать людей в рабстве, и как я понимаю, здешняя точка отнюдь не единственная. Байки про кирпичные заводы могли так и остаться байками, но даже здесь условия мало чем радовали. Рабов подсаживали на паленый спирт, промывали мозги через менталистов, в том числе давая установку на доносительство и покорность.

Я понял, что мне не нравилось в Лебедеве и остальных. Они, возможно, остались неглупыми и даже интеллигентными людьми, но внутри перегорели. Увязли в трясине болотца подобно Нео из Матрицы. Быть может, бунтари здесь просто не выживают. Что ж, в таком случае пришло время своим примером доказать обратное.

Но сначала – обкашлять план с Ассоль, в идеале даже обзавестись оружием. Еще как оказалось, камеры в тоннеле все же стоят – на входах. Но и это не осложняет возможность побега так, как мое нынешнее состояние. Голова раскалывалась, со лба текло. Отчасти потому, что в тоннеле действительно было душно, отчасти – потому что со мной что-то происходило. Не сомневаюсь, что стоит сунуть мне градусник, и ниже тридцати восьми не покажет.

Вчера остался без ужина, завтрак пропустил, пока был на стрелке. Выходит, я уже больше суток ничего не ел. Желудок уже даже как будто привык, перестал ныть и напоминать о голоде. Я вообще мало что чувствовал – кроме холода, который испускали кристаллы. Подобно мясу из морозилки их хотелось приложить ко лбу, чтобы хоть немного остыть. И с каждой новой обрабатываемой глыбой это желание становилось все более навязчивым…

Пока не случилось нечто необъяснимое. Когда я устанавливал на верстаке очередную породу руды, то резко почувствовал сильный холод в ладони, которой ее придерживал. Стало настолько холодно, что руку я одернул – а руда одернулась вместе с рукой. Она прилипла – и не к перчатке, а прямо к ладони. Помогая второй рукой, я все-таки отодрал руку и обнаружил, что перчатки не осталось. Она буквально прожглась насквозь в тех местах, где я касался руды…

И не просто руды, а чистого кристалла. Как такое возможно?! Минуту назад глыба ни с одной стороны не показывала света кристаллов, а теперь целая грань светилась чистым голубоватым цветом. Покрывавший ее камень исчез, словно его и не было! Это как полить водой покрывшийся пылью предмет: пыль исчезает, остается чистый материал. Вот так и тут.

Не сразу понял, что со второй перчаткой повторилось все то же самое. Ткань исчезла, порода прилипла к руке.

– Что такое? – Ассоль заметила неладное еще издали, а когда приблизилась, я пытался совладать с кристаллом, отдирая его то от одной, то от другой ладони.

В итоге справился. Перчатки, правда, уже были негодны, а от моих рук шел пар.

– Очуметь, что за чертовщина… – испуганно пробормотала Ассоль, отступая на шаг назад. – Ты кто такой?

Удивилась не одна она. Соседние работяги теперь тоже обратили внимание, хотя самый странный момент не застали. Теперь я просто стоял, разглядывая прожженные перчатки. Похоже, Ассоль тоже заметила их внимание и сразу же взяла себя в руки.

– Осторожнее! – сказала она, но в ее взгляде и движениях чувствовалась неуверенность.

Все же она нашла силы приблизиться. Посмотрела на лежащий на столе кристалл. Две его стороны хоть и были неровными, но выглядели очень чисто. Ни одна из обработанных мною глыб не получалась столь идеально очищенной – какие-то мелкие каменные фрагменты всегда оставались.

Ассоль молча сунула мне новые перчатки. Проследила, чтобы я надел их.

– Стой! – прикрикнула она. – Этот не трогай.

Она достала телескопическую дубинку и осторожно сдвинула руду в угол контейнера.

Ну а я взял следующую глыбу.

Взял – и все повторилось. Прямо на глазах камень стал уменьшаться, таять, липнуть к руке. От перчатки пошел дым. Постарался тут же отбросить камень – за счет того, что в целом он был громоздкий и тяжелый, получилось. Снял прожженную перчатку и…

Коснувшись ее, уже снятую, пальцами, перчатка вновь задымилась именно в тех местах, где я за нее держался. До меня не сразу дошло, что когда я перестал держаться за кристалл, ощущение в ладонях были такие, словно их облили кипятком.

Очень. Очень. Горячо.

Уже откровенно не понимая природу происходящего, я наотмашь швырнул перчатки и отступил. В глазах Ассоль я видел страх и недоумение. Она смотрела на мои руки так, словно в них было оружие.

– Я плохо себя чувствую, – максимально спокойно и негромко сказал я ей.

И рухнул на пол.