Kitobni o'qish: «Думер», sahifa 4

Глава 7

Всю дорогу, что я вез груз, сзади доносился ор Генки. В потоки мата сильно не вслушивался, лишь изредка между ними проскакивали осмысленные фразы:

– …Вы хоть соображаете, сколько это стоит?.. Да Шрам вас всех за такое к электрическому стулу подключит!.. Мне плевать, что ты там мямлишь! Чтоб ни пылинки тут не осталось!.. Резче!

Я тем временем довез тачку, начал сгружать камни и только опомнился, что одну из перчаток бросил в тоннеле. Рабы с зубилами посмотрели на меня подозрительно. Они слышали, что происходило что-то ненормальное, но напрямую поинтересоваться не решались. Да и работы у них было порядочно: камней на обработку свезли уже столько, что за оставшийся час еле-еле управятся, и то не факт.

На обратном пути Генка не преминул остановить меня.

Царь с дружками уже старательно загружали рассыпанные по полу камни в тачки.

– Че устроил? – сходу спросил он.

– Подрался, – не стал играть в непонятки я и ответил сразу по существу.

– Подрался, – злобно повторил Генка. – А груз ты на кой леший ворошить начал, подкидыш?

С этими словами он шибанул хлыстом, заставляя меня выпустить из рук тачку. Спину пронзила боль, ток сковал тело, заставил мышцы непроизвольно напрячься. Генка вновь замахнулся, и на этот раз я увернулся от хлыста.

– У меня не оставалось выбора, – ответил я, давая понять, что не намерен сопротивляться – просто не позволю себя бить, вот и все.

– У тебя его и нет, – прорычал он, вновь взмахивая хлыстом.

Увернуться не получилось. Удар пришелся на плечо, кончик хлыста задел грудь. Майка в этих местах порвалась. И не только майка – кожа тоже…

Боль была дикая, и это по-своему бодрило. А когда я увидел скромную, но все-таки заметную ухмылку ползающего Царя, то рванул в его сторону – к тачкам.

– Куда! – Генка настолько разгневался моему неповиновению, что даже плюнул в мою сторону жвачкой, и этому, несмотря на всю боль, я был несказанно рад.

Вновь свистит ветер, вновь хлыст находит меня. Казалось бы, находит…

Но я успеваю пригнуться, практически ложусь на землю, закрыв голову руками, и электрической конец бьет по камням в тачке. Те освещаются похлеще любых ламп, пронзая весь тоннель синим свечением. С треском наиболее крупные камни рвутся на части, разлетаясь по коридору.

– Вот же мраз!.. – закричал Генка, отряхиваясь от пыли и каменного крошева.

Пока он вновь замахнулся, я уже поднялся и начал перепрыгивать через тачку, дабы отбежать на безопасное расстояние.

Но нет. Хлыст обрушивается на мою спину, и я падаю ровно в тачку, так и не успев совершить прыжок. Генка что-то нажал на рукоятке, и хлыст перестал пускать ток. Однако разницу я уже и не чувствую. Удары продолжаются, спина горит болью, взгляд темнеет, сердце бешено бьется. И лишь холодные камни неожиданно приятно охлаждают тело, насколько это возможно.

Генка приблизился и, дернув за волосы, макнул меня головой в камни. Лоб ударился о боковину тачки, лицо защипало так, словно кристаллы подобно стеклу влезли под кожу. Процедура повторилась, и на второй раз я успел заметить, как кристаллы в тачке успели покрыться кровью.

– Тебя Шрам вызывает, – неожиданно донеся голос Ассоль.

Удары прекратились.

– Сперва с этим закончу, – ответил Генка.

– Я сама, – возразила она, постучав рукой по телескопической дубинке. – Там что-то срочное.

– Ну, раз срочное… Только осторожнее с этим, он хитрая зараза.

Генка спешно потопал, волоча за собой хлыст.

А я решил, что обязательно убью его. Но потом.

– Ты. – Ассоль указала пальцем на того, кто настучал Генке про драку. – Везешь тачку прямо с ним.

Я почти не видел происходящего. Глаза затекли, взгляд мутнел. Раны на теле пульсировали, словно я горел заживо. Стукач вез меня по тоннелю, рядом шла Ассоль. Она то и дело подгоняла его, пару раз даже показательно применила заряды дубинки, и парень устало хныкал.

– Сюда.

Тачка еле пролезла в комнату – в ту самую, в которой сегодня вели допрос. Ассоль приказала меня здесь вывалить, после чего стукач отправился разгружать тачку на первичке.

Когда дверь закрылась, девушка приблизилась ко мне и помогла подняться, после чего усадила на стул. Сама она уселась на стол передо мной, закинула ногу на ногу и положила телескопическую дубинку рядом. Сняла фуражку, нажала кнопку на плеере, и игравшая в наушниках музыка затихла. Хм, не похоже на продолжение того, что делал Генка.

– Слушай внимательно, – начала она. – Если, конечно, хочешь жить. Ты для них – пустое место, бесполезный кусок мяса. От тебя избавятся так же непринужденно, как и приобрели.

Я хотел ответить, но не мог. Не знаю, что конкретно подействовало – полученные заряды тока, макания лица в кристаллы или общая усталость, суть в том, что губы почти не шевелились, язык онемел. В груди до сих пор присутствовало ощущение странного холодка, словно магические кристаллы все еще прижимались ко мне. Зато остальное тело горело, как при высокой температуре. Общее состояние было такое, словно я был пьян.

– Генка будет думать, что я… наказывала тебя. Если ты не проболтаешься. А вообще переставай бунтовать – я тебя, глупенького, предупреждала. Так ты ничего не добьешься.

– Рыж. Ый… – еле нашел силы сказать я.

– Да знаю я, – с некоторой злобой ответила Ассоль. – Тебе вообще с бригадой «повезло», но что поделать. Ты вроде умный. Хотя и глупенький, конечно. Так что думай. Хорошо думай.

Поступок Ассоль меня изрядно удивил, и причина тому оставалась тайной. Могла ведь продолжить калечить, вместо этого наоборот помочь пытается. Что она вообще среди бандитов забыла? Светлые волосы до плеч, симпатичные черты лица, сформировавшаяся взрослая фигура. Совсем не бандитская внешность, надо сказать. А может, Ассоль тоже насильно держат? Пусть и в качестве надзирателя. Иначе зачем ей все это? Видит же, какую мерзость творят бандиты Шрама. А если бы для нее это не было мерзостью, таких речей она бы не заводила. Взяла бы да избила дубинкой.

– Кормят здесь хорошо, так что лучше на проблемы не нарываться.

– За чей счет праздник? – с трудом проговорил я, усмехаясь.

– Недалеко ресторан «Матросская тишина», отходы привозят. Зачастую еда даже нетронутая. И из кафетерия просрочку сюда сбагривают. Такое где еще встретишь! – Она ненадолго затихла, потом продолжила: – Туалеты видел? Посередине тоннеля между хатами. Официально в них можно только три раза в день и только после приемов пищи. В остальное время на свой страх и риск.

Я кивнул, мысленно благодаря за бесценные, хоть и пока еще неактуальные сведения.

– Пить будешь? – спросила она и сразу же сама ответила утвердительно: – Пить будешь.

Она вручила небольшую фляжку, и я поднял ее, на расстоянии ловя ртом капли. Промочил горло, и говорить стало сразу как-то легче.

– Спасибо.

– После смены всем предлагают стакан «Рояля», – продолжила она. – Не соглашайся. Паленый. У нас от отравлений человек десять уже откинулось. К тому же зависимость сильная – многие как подсядут, так уже не могут слезть.

Ожидаемо. Потому-то и не торопятся сбегать.

Ассоль достала из стола стеклянный пузырек и приблизилась. Не предупредив, начала капать на спину, раны тут же нестерпимо защипало, руки непроизвольно схватились за стул так, что побелели костяшки. Еще немного, и я был готов вцепиться в девушку. Капать перекись она перестала, но раны от хлыста продолжали жечь. Я прямо слышал и чувствовал, как пузырится и шипит перекись, встречаясь с кровью.

Затем она повторила процедуру уже с лицом, предварительно вытащив несколько кристальных осколков.

Несколько минут я приходил в себя. Умом понимал, что процедура ценная – в этих подвалах можно не только заражение крови подхватить.

Ассоль молчала. Я тоже. Потом она спросила:

– Ну, вроде все. Скоро поведу тебя обратно. Пока мы здесь, что-то еще хочешь? Может узнать что-то?

Я кивнул.

– Что? – спросила она.

В ответ я ткнул пальцем на ее наушники и плеер.

– Что? Послушать хочешь? – Я кивнул, она усмехнулась. – Издеваешься? И это самое важное, что тебя сейчас интересует?

Голова почти не соображала, тело саднило, поэтому – да, так оно и было. Ничего другого сейчас не хотелось. Можно, конечно, собраться с силами и спросить что-то в духе: «Сколько отсюда выходов? Сколько охраны наверху? Какое у них оружие? В какое время выход никто не видит?». Но на такие вопросы мне никто не ответит, только зря время потратим.

– Ну, как хочешь, – пожала плечами Ассоль, пристраивая мне на голову наушники.

Я на тебе, как на войне,

А на войне, как на тебе [1]

– …Но я устал, окончен бо-ой, – непроизвольно начал подпевать я, и на сей раз язык слушался уже лучше. – Беру портфель, иду домо-ой!

– Вообще-то портвейн! – резко осекла меня Ассоль и скрестила руки на груди.

– Можно и так, и так, – после паузы ответил я, приспуская наушники. – Так сам Глеб говорил.

– В смысле – сам Глеб? Ты откуда вообще братьев Самойловых знаешь? – В ее глазах было удивление.

– Слушал одно время. Хорошие у них песни были…

– Какое такое «одно время»? Что значит «были»? Это ж новая группа! Они от силы года два выступают, и то до нас их альбомы далеко не сразу добрались.

Я еще некоторое время наслаждался музыкой с закрытыми глазами, так и ничего не ответив. Вот и пусть теперь голову ломает. Про себя отметил, что в некоторых местах песня чуть-чуть, но отличалась от версии из моего мира. Но чем конкретно, не мог вычленить. Может, просто наушники слабые, звук портят.

Пришло время уходить. Вернул плеер, встал. Меня пошатывало, но идти я мог. Перед выходом Ассоль на миг остановила меня и, пристально посмотрев в глаза, прошептала:

– Вытащи нас отсюда.

Глава 8

Всерьез прикинул, не было ли услышанное галлюцинацией. Тело знобило, голова раскалывалась. Я вообще еле соображал. Весь, чтоб его, сегодняшний день мог показаться одной большой галлюцинацией, и я был бы этому несказанно рад. Но нет.

И вот что она молчала?! В смысле – почему раньше не сказала, что тоже хочет свалить? Чем черт не шутит, тогда действительно можно было бы объединить усилия и все спланировать. Не доверяла? Ну еще бы. Боялась? Не без этого. И все-таки решила мне помочь. Или, точнее, сделать вид, что помогает – разница тонка, но она есть. Может это вообще подстава, на верность проверяют? Исключать ничего нельзя.

Когда я пошел за Ассоль, другую дверь распахнул Генка. Я заметил его лишь краем глаза, специально поворачивать голову не стал.

– Завтра на стрелку едем, – обратился он к Ассоль, игнорируя мое присутствие. – Нужно болванок собрать. Машин на шесть. Этого подкидыша точно возьмем. Остальных списки подготовь.

Ассоль кивнула, и мы двинулись дальше. Разорванная майка пропиталась кровью и перекисью, под носом засохла кровь, ноги еле держали. Похоже, мой хромающий вид дал понять Генке, что сейчас с меня спросить уже нечего, вот он и не стал меня трогать. Или его так взворошил разговор со Шрамом, что я его уже не сильно интересовал?

И все же Генка самодовольно пробурчал что-то нам вслед, явно наслаждаясь моим видом. Он думает, что этот раунд я проиграл.

А я не сомневался в выигрыше. Если бы не пнул тачку, Царь с дружками точно бы меня побили. И валялся бы я тогда посередине тоннеля с выбитыми зубами. Ну и кому хорошо бы стало? А так сделал единственно правильный выход. Зубы остались на месте, а раны… пройдут. Зато Царь свое получил.

Пока плелись по коридору, Ассоль делала вид, словно испытывает ко мне лишь неприязнь. Она подгоняла, устало вздыхала, пару раз дала указания другим сокамерникам – у них еще оставалась работа, но это были уже финальные заходы.

Успел заметить, как другая бригада рабов просеивала «выбитые» кристаллы через сито, а за соседним столом паренек, что поделился со мной перчатками, выбирал зерна вручную, пользуясь лупой. В «женском» отсеке обжигали руду на воздухе и спекали зерна в окатыши. В общем, работа кипела, помещения не простаивали.

В хате уже сидел Лебедев и тот второй, что уходил паять вместе с ним. Вести с ними беседы отсутствовало всякое желание, и я полез на свою койку.

Полез бы.

– Из Ризомы к нам попал?

Вопрос Лебедева, надо признать, порядком меня ошарашил. На секунду я замер, потом развернулся к нему.

– Что ты сейчас сказал?

– Из Ризомы, говорю, к нам попал. Я прав?

– Допустим, – я скрестил руки на груди и встал неподалеку. – А ты знаешь, что такое Ризома?

– Да кто бы знал! – суетливо махнул рукой второй пожилой мужчина. – Может ты нам расскажешь?

Только сейчас я рассмотрел его внимательнее. Полноватый, низкорослый. Длиннющие седые усы, пара золотых зубов.

– С чего такие предположения? – Я изогнул бровь.

– С того, – продолжил Лебедев, – что у тебя все на лице написано. Ты даже не был уверен, в какой стране находишься. Зато джинсов таких чудных у нас не встретишь.

– Да и носков тоже, – заметил второй собеседник, но скорее в шутку, чем серьезно.

Носков? Только сейчас опомнился: на мне были серые носки с динозаврами, держащими по кружке пива. Когда Генка выдавал мне сандалии, внимания на это не обратил. Оно и к лучшему.

– Давайте к сути, – устало поторопил их я. – Как в Ризому вернуться?

– Спросить у того, кто там был, – засмеялся второй дедок, и Лебедев подхватил смех.

– Иваныч, не глумись над парнем. Нам с ним еще кров делить, – протянул Лебедев, затем обратился ко мне. – Садись, Думер. Не в том ты состоянии, чтобы стоять.

– Расскажите про Ризому, – потребовал я, присаживаясь неподалеку от Лебедева.

– А ты нам что взамен? – хитровато спросил Иваныч.

– А я вам подробности завтрашней стрелки, на которую готовятся Генка и Ассоль, – сходу соврал я.

Информация о месте, в котором погиб мой отец, была для меня крайне важна, а с остальным как-нибудь разберемся. К тому же он говорил, что это некое междумирье. А это значит, что мне нужно именно в Ризому.

– О как, – удивился Лебедев. – Ну, насчет Ассоль ты явно что-то спутал.

– Ее никогда не берут на стрелки, – подтвердил Иваныч. – Сама же в рабынях ходила.

– И стала смотрящей?

– Ага, – кивнул Лебедев. – Ассоль у нас любят. Она хоть и строгая, но вся ее строгость надуманная и показушная. Все время старается выслужиться перед начальством.

– Да было б иначе – давно б в других местах находилась, – вставил Иваныч.

– И в каком же?

– Знамо в каком, – продолжил тот. – Шрам всех малолеток только для одного готовит. Дорого продать.

– Девственность, – авторитетно добавил Лебедев и уточнил: – Дорого продать девственность. Сами по себе девки не то чтобы дорогие… Шрам ищет покупателей, готовых брать их сразу в жены.

– То бишь в другое рабство, – метко заметил Иваныч.

– Ну вот хозяева и ждут, когда те подсозреют немного, – продолжил Лебедев. – Но Ассоль как-то за место зацепилась, инициативу проявила. Вот Шрам и пришел к выводу, что пока ее смотрящей держать выгоднее. Много той работы делает, на которую его тупые шестерки едва способны. Она успевает то, что раньше на ее месте трое лбов таких делало.

Собственно, вот оно и прояснилось. Ассоль всячески стремилась показать свою необходимость здесь, дабы ее не продали какому-нибудь арабскому шейху – или кому хуже. А покупателя на нее все равно найдут как пить дать – вопрос времени.

– Ладно, – сказал я. – Давайте к Ризоме.

– Ничего толкового ты не узнаешь, – пожал плечами Лебедев. – Ризома – это как черная дыра: теоретически она есть, а на практике никто не видел.

Мысленно я припомнил, что в моем две тысячи двадцать втором вопроса о черных дырах не стояло – их фиксировали телескопы. Но в этой реальности могло быть иначе.

– Зато явственно заметны ее проявления, – многозначительно продолжил старик. – Доподлинно известно лишь то, что Ризомой зовут пространство, из которого в наш мир проваливаются существа, совершенно чуждые нашей природе. Монстры. Случается это редко, место Прорыва всегда разное, но одаренные давно научились их фиксировать и все зачищать. Чей род больше зачистит монстров, на тем больше привилегий и наград он может рассчитывать со стороны императора.

Лебедев замолчал, тогда второй дедок вставил:

– Причина этого… феномена до сих пор неясна, как и неясно появление первых одаренных.

– Ну, слухи-то ходят, – задумчиво проговорил Лебедев, постукивая пальцем, – что, мол, встречали людей из Ризомы. Теорий много на этот счет. Среди них есть и такие, что, мол, где-то за Ризомой есть параллельный мир, похожий на наш.

Да уж. Звучит нелепо, но обнадеживающе – шанс вернуться домой все же имеется. Некоторое время я еще поспрашивал о Ризоме и о таинственных людях в пальто, но никакой конкретики не получил. Лебедев намеренно сворачивал разговоры. Он явно знал больше, и скользкие ответы вроде «поди да узнай» и «знал бы прикуп, жил бы в Ризоме» только нагляднее показывали, что дедок темнит. Или скорее не хочет разбрасываться словами, может надеется выменять остальную информацию позднее – на что-нибудь более ценное. Иначе зачем ему что-то скрывать?

– А с Царем ты зря сцепился, – как бы невзначай в очередной сменил тему Лебедев. – Он на улицах Лиговки вырос, по-другому не может. Тем не менее, парень он толковый. Бывало, чуть ли не за всю бригаду пахал и за наших заступался.

– Мне-то что с того? Он угрожал и выделывался, за то и получил. И еще получит.

– А ты на провокации не ведись. Вам бы обоим понты свои подальше запихнуть, и сработаетесь за милую душу. Ты знаешь, как он попал сюда?

– Откуда бы мне знать? – равнодушно ответил я.

– Наперстничеством он занимался. И занимался очень умело. Вот только когда люди Медведевых начали с его команды за крышевание взымать, он решил съехать с темы, заодно и их конкурентам сдать. Вот и нашли ему применение получше.

– Да тут кого ни возьми, – весело сказал Иваныч, – все где-то косякнули.

Я пришел к выводу, что Иваныч не умеет говорить без смеха. Абсолютно любая тема вызывает у него улыбку.

В хату вошел мужчина средних лет. Лебедев поддержал собеседника и подхватил инициативу:

– Вот Мишаня, например, у Медведевых шестеркой ходил. До тех пор, пока однажды не прокололся с заказухой. Наследил. Полиция и тайная канцелярия на него быстро бы вышли – оставалось либо убрать, либо сюда спрятать. Повезло, что выбрали второе.

– Ух как повезло! – язвительно буркнул упомянутый Мишаня и улегся на свою койку, отвернулся к стене. – А ведь сперва в уши долбили: «Потерпи, Мишаня, это для твоего же блага, временно на дно заляжешь, потом выйдешь».

– Кто ж знал, что дно окажется не фигуральным! – захохотал Иваныч, хлопая по колену. – Ну так и я сам аналогично: работал с воровайками-угонщиками на князя Кипарисова. Все чисто было, не придраться. А потом ребята угнали машину не того человека, и Медведевы половину клана зачистили. Ну, зато теперь бухло покупать не надо, за так наливают! – заржал он.

– А меня на вокзале угостили, – начал рассказывать Лебедев. – Кофе, кажется, предложили, ну а я и согласился, очень уж депрессивное состояние было, хоть вешайся. Проснулся уже здесь.

Потом Лебедев рассказал и об остальных – они как раз начали прибывать в хату. Никаких интересных историй там не было: каждый на чем-то попался, поверил незнакомым людям на улице, предлагающим работу, и так далее.

Насколько я понял, основная работа у всех была утром-днем, а эти вечерние четыре часа были вне очереди. Царь пришел последним. На меня он смотрел со злобными выпученными глазами, словно был готов откусить от меня кусок. Но молчал, не нарывался.

– Надо отсюда бежать, – спустя время сказал я, прохаживаясь по хате.

В ответ раздались усмешки и скептические возгласы о том, что бесполезно.

– Если организовать все большой компанией, это дастся намного легче. Бежать я в любом случае буду, вопрос только – с вами или без.

– Ты нам лучше про стрелку расскажи, – напомнил Лебедев.

И я бы и правда что-нибудь рассказал, даже планировал присесть – стоять уже не мог, голова кружилась. Но стоило посмотреть на свои руки, как померещилось, словно все вены горят огнем – настолько ярко, что я вижу их сквозь кожу. Тут-то и наступила тьма…

Глава 9

– Тёма, подъем! Приехали. Пошли прогуляемся.

Голос отца вызволил меня из глубокой дремоты, в которой я находился всю дорогу. Сказать по правде, я откровенно дрых. Еще бы – ночью мы с ребятами ошивались на крышах Литейного проспекта. Засекали время залазов, вешали репшнуры, через дрон перекидывали ленты на противоположные крыши. Полноценный хайлайн – ходьбу по веревке над пропастью – пока еще не провернули, но и подготовительный процесс забрал все силы. Особенно в такую жару.

Отца мои приключения интересовали мало, вместо этого ему отчаянно захотелось провести это утро понедельника за городом и непременно со мной. Я даже не интересовался деталями – всю дорогу до Зеленогорска продрых.

И вот ведь какой парадокс. Сейчас я знал, что это все сон и на самом деле я в подвалах клана Медведевых. На дне, как иронично заметил Иваныч. И одновременно краешком сознания помнил, что переживаю события годовой давности. Вижу их во сне, который не могу – или не хочу – отогнать.

То был июль две тысячи двадцать первого. Аномальная жара в Питере действительно вынуждала выбираться куда-нибудь на природу да покупаться. Хотя лично меня больше всего интересовали наши руферские залазы. Время белых ночей идеально подходило, чтобы протягивать тросы и тренироваться – ну мы и пользовались моментом.

Вот почему эта поездка с отцом мне тогда слабо запомнилась, хотя и была до невозможного странной. С собой мы не взяли ни телефонов, ни каких-либо других средств связи – так велел отец. Машину оставили у соснового леса, дальше шли пешком.

Всю дорогу я зевал и задавал вопросы о том, зачем мы сюда потащились в такую рань, но получал лишь абстрактные ответы вроде «Давно пора развеяться».

– Вот мы и на месте. Запомни его как следует.

Это было несложно. Наша дача находилась в паре километров отсюда, правда на сей раз мы туда даже не заехали. Лес здесь обрывался на невысоком склоне, в низовьях растянулись болотца, а чуть пораньше – тропинка из ближайшей деревни. Край леса, выразительная опушка.

– Артем, эти часы достались нам от прадеда. – Только сейчас я обратил внимание на пакет, из которого отец достал старые механические часы без ручек.

– Ну и нафига ты их взял? – недоуменно спросил я.

– Не только их, – продолжил отец и достал из пакета миниатюрный стальной сундучок; скорее декоративный, чем реальный. – Ты знаешь, время течет быстро. Не успеваем оглядеться, и прежняя жизнь уже позади. Что-то кончается, что-то начинается. Тем приятнее оставлять «приветы» из прошлого. Просто для того, чтобы помнить.

– Капсулу времени, что ли? – начало доходить до меня.

– А то!

– Не, ну ты даешь, бать! Хоть бы предупредил, я бы много чего с собой взял в земле закопать. Фотки распечатал бы. А лучше… лучше бы сразу флешку взял! То есть терабайт!

– Вот будут у тебя свои дети, Тёма, будешь брать все, что душе угодно, – поучительно сказал отец, раскрывая сундук. Кое-что в нем уже лежало. – А сейчас я сам решил собрать всякое старье… по мелочи. Пару флешек, между прочим, тоже прихватил.

Я заглянул в сундук. Запечатанные бумажные конверты, старый диск в прозрачной упаковке, спичечный коробок, боевой патрон… И в довершение ко всему эти старинные часы…

– Старье какое-то насобирал, – резюмировал я.

– Старье не старье, а я надеюсь, что однажды ты сюда вернешься. Тогда и решишь, что здесь настоящее старье, ты или эти вещицы. Копать будем глубоко. Запоминай место.

Отец достал две саперных лопатки, и мы принялись за дело. Место и правда было приметным: рядом здоровенный булыжник, заросший мхом и травой, а чуть дальше огромный дуб. Хотя точный квадрат «захоронения» совсем детально и не запомнить, тут ведь шаг в сторону – и ты уже не там.

– А чего Машу не взял? – спросил я, подразумевая старшую сестру.

– А оно ей надо? У нее своя жизнь, её попробуй вытащи.

– Ну Саньку тогда бы…

– Мал еще, не запомнит ничего. Еще и в туалет запросится, а потом пить.

– А потом опять в туалет.

– А то ж.

Да и ладно. Помучил отца еще некоторое время расспросами, чего это его так на сентиментальность пробило. Потом, так уж вышло, мы наткнулись на чернику и принялись ее собирать. Я не выдерживал и съедал каждую собранную ягоду, тем временем отец накопил большую горсть. Но с собой везти – морока, тары нет нормальной. Лучше при въезде в город купим ведерко для мамы и Саньки.

Не помню, купили ли мы тогда чернику. Потому что когда я уснул, сев в машину, то проснулся уже по-настоящему. В хате, на своей койке. И не сразу понял, где я.

Голова раскалывалась, тело знобило. Спина мало того, что болела после хлыста, так еще и затекла от длительного лежания на твердой фанере. Все сокамерники вроде бы спали, снизу доносился храп. Из тоннеля слышались удары и грохот – кто-то работал на станках. Наверное, этот грохот меня и разбудил.

Сон был настолько душевным и легким, что я не сразу его отпустил. Это был не тот случай, когда после пробуждения сновидение растворяется, и ты отчаянно хватаешься за последние его кусочки, не успевшие рассыпаться в памяти. Нет, сейчас я помнил все хорошо – как минимум потому, что увиденное реально происходило чуть меньше года назад.

Часы!

Те же самые, что отец вручил мне в машине!

Или – аналогичные? Неужели он сам их раскопал?

Да и вообще… нутром чуял, то летнее утро как-то было связано со всем происходящим сегодня. С чего все началось? С того, как отец вместе со своим товарищем забрал меня с Невского. Или – раньше? С курьера?

Я готов поверить в любые совпадение, но точно не во вчерашние. Нет, определенно курьер-рептилоид тоже должен был быть к этому причастен. Может, его тоже застрелили эти люди-пальто, а я их просто не заметил? Это бы объяснило его моментальное исчезновение. Впрочем, в этом мире от их выстрелов люди просто падали, а не взрывались и не исчезали. Словом, ничего не понятно, но очень интересно.

Что было дальше? В целом вырисовывалось, что отец забрал меня, чтобы уберечь от беды. И не уберег, раз я здесь… Или именно что уберег, раз я все еще жив? Зависит от точки зрения.

Пришел к выводу, что пока я не узнаю больше, никак все эти факты не сопоставлю. Я и вчера много ломал голову о происходящем, и понял, что гадать можно до бесконечности. Лучше действовать.

А чем вообще вчера вечер закончился? Точно, я упал – и меня, судя по всему, закинули к себе на койку. Решили не создавать себе лишних проблем, оставляя мое тело на полу.

Лучше мне не стало. Во мне словно происходили какие-то сложные процессы. Похоже на болезнь, но ощущения непривычные. Я одновременно чувствовал себя уверенно и бодро – вот хоть сейчас иди да набей Генке рожу. И в то же время голова горела, в затылке ритмично стучал пульс, и любое движение головы отдавалось дополнительной болью. Спать тоже хотелось, однако получалось с трудом. Все тело мерзло и горело одновременно, когда глаза смыкались, мне казалось, что веки плавят глазницы – настолько жаркими они казались. Наверное, это просто лихорадка.

Так я и валялся в полудреме. И ведь, похоже, даже таблетку парацетамола не выпросить, не говоря уже о постельном режиме и прочих радостях моей былой жизни. Только догнивать в этом безумном месте. Безумном мире.

Не знаю, сколько прошло времени, когда в хате зашептались. Начало разговора я не слышал, а потом в ушах словно заслонку пробило, и донеслось:

– …А ты уверен, что Генка нормально отреагирует? У них там сборы.

– Он сам наставлял: сообщать про всех, кто о побеге или разбое заикнется. Я еще раз от Евгенича «промывку» получать не хочу, ну его нафиг! Заодно, если повезет, поскорее от этого избавимся.

– Давай тихо только, пока он в отключке. И остальных не разбуди.

И шаги. Это кто-то снизу поднялся и пошел на выход. На ночь все хаты закрывались железными решетчатыми дверьми, но не на замок – просто должны были быть плотно прикрыты. Когда тот, кто решил на меня донести Генке, начал медленно открывать дверь, она тошно заскрипела. А я громко сказал:

– Настучишь – пожалеешь.

И тишина. Я чувствовал, как парень замер на месте, не веря собственным ушам. Можно было не сомневаться, что это был тот же самый, что настучал про драку с Царем.

Состояние у меня было так себе, едва ли я вообще мог сейчас встать. И все же собрался с силами:

– Мне терять нечего. Скажу потом, что ты поскользнулся и об стену ударился. Проверим?

– Тебе не поверят, – скептически ответил стукач.

– Может и не поверят, но былое не вернуть. Для тебя мертвого уже будет разница?

Стукач что-то пробурчал себе под нос и вернулся на место. Рисковать не решился, это хорошо.

Потом меня опять срубило. Снов уже не запомнил, если они вообще были. Время от времени просыпался, головная боль никуда не девалась.

Разбудил меня Генка, ожидающий у входа. Спросонья я толком не расслышал, что он прокричал, но обращался точно ко мне.

Когда слезал с койки, обратил внимание на стукача – тот не спал. Как не спали, впрочем, и все остальные, генкин крик даже глухого разбудит.

– А ну за мной, – буркнул смотрящий, жуя жвачку.

На ноги я встал с трудом, пошатывало. Лицо на удивление не щипало и не болело – когда я провел рукой по лбу и щекам, показалось даже, словно вечерние раны уже частично затянулись. А вот затылок стучал болью, неприятно ныла спина. Кожа была разодрана вклочья, не могла не болеть.

В начале тоннеля была какая-то движуха. Бугаи в спортивных олимпийках и кожаных куртках стояли группами по три-четыре человека, что-то обсуждали и таскали. По ощущениям, время было пять или шесть часов утра. Меня Генка завел в допросную.

– Сбежать решил, подкидыш? – спросил он, хрустя шеей. Я промолчал. Садиться на стул не стал, так и продолжил стоять рядом. – Я бы из тебя все вытряс, но не до того.

Вот же стукач, зараза, все-таки сдал! Что ж, свой выбор он сделал. Осталось мне сделать свой.

– Звал? – в дверях появился уже знакомый мне Евгенич.

Явно не выспавшийся, спросонья. Видимо, только приехал.

– Сбежать думает, – сказал Генка. – Прочисти ему мозги как следует уже. Только мы его сегодня болванкой возьмем, так что пусть на ногах стоит.

– Займемся, – ответил Евгенич, тяжело вздыхая, и Генка оставил нас одних.

Мелькнула мысль: долбануть менталисту стулом по голове, захватить ему шею и начать пытать, угрожая задушить. Телом он дохленький, я осилю. Наверное. Вот только стоит ему подать голос, как за дверью все услышат. К тому же я забыл, что стул здесь вмонтирован в пол посредством некоей трубки. Не знаю, что Генка называл «болванками», но после попытки покушения меня точно застрелят от греха подальше, а то и живьем в бетоне замуруют. Нужен верный момент…

– Присядь, – буднично указал Евгенич, сам подставил табурет ближе ко мне. Сегодня он был гораздо менее бодр, и вообще выглядел так, словно вот-вот сам уснет.