Kitobni o'qish: «Взгляд в звездное небо. Избранные эссе о культуре», sahifa 3

Синь Цицзи похлопывает по перилам

В истории Китая был только один человек, который родился в семье военных и начал карьеру с военного дела, но в итоге занялся литературой и стал крупным поэтом. Синь Цицзи (1140–1207) занимает особое место среди других поэтов, писавших в жанре цы. В материалах, которые я читал, говорится, что Синь Цицзи ловко обращался с оружием и ему доводилось убивать. Он был смелым и воинственным, а оружием владел с детства. Поэт родился в беспокойное время в эпоху Сун, поэтому в 22 года, возмущенный наглыми набегами чжурчжэней, организовал армию добровольцев из нескольких тысяч человек. Затем он примкнул к армии под предводительством Гэн Цзина, стал старшим секретарем и отвечал за сохранность военной печати. Однажды в их войске появился предатель, который украл печать и переметнулся на сторону чжурчжэней. Синь Цицзи в одиночку преследовал вора двое суток, а на третьи вернулся с его головой. Чтобы восстановить китайскую власть в стране, он уговорил Гэн Цзина отправиться на юг, а сам отправился на восток, в Линьань, чтобы наладить связи. За время его отсутствия многое изменилось. Когда он выполнил задачу и вернулся, оказалось, что командиры частей подняли восстание, а Гэн Цзина убили. Синь Цицзи вышел из себя, вскочил на коня, обнажил меч и всего с несколькими конниками ворвался во вражеский лагерь. Он схватил изменников, проделал путь в тысячу ли, чтобы доставить их в Линьань и предать правосудию, а затем во главе десятитысячной армии вернулся на юг. Эти великие дела он совершил совсем юным, в нем бурлила молодая кровь, он мечтал расправиться со всеми врагами и вернуть императору земли.

Однако не все в жизни происходит так, как хотелось бы. Вернувшись на юг, он сменил меч на писчую кисть из козьего ворса и больше никогда не бывал на поле боя. Ему больше не довелось испачкать военный халат вражеской кровью, оставалось лишь, роняя слезы, писать летящим почерком трагические поэмы, вздыхать с сожалением и горько подшучивать над самим собой.

Дом-музей Синь Цицзи в Цзинане

Можно сказать, что свои стихи Синь Цицзи писал не пером, а высекал ножом и мечом. В истории и поэзии он остался как полководец-патриот и герой военных сражений. Минула уже тысяча лет, но когда мы читаем его произведения, то чувствуем отчаянную ярость и невероятную мощь. Например, его знаменитое цы «Посылаю Чэнь Тунфу боевую оду, для него написанную» на мелодию «Почжэньцзы»:

 
Был пьян, а меч блеснул в луче свечи,
и сон увел на плац, рожок звучит,
в степи бойцы свежуют у огня бычков,
им маршем дух вздымают трубачи,
и к смотру осенью боец готов.
 
 
Мчат кони, словно звездные Дилу,
громоподобен свист летящих стрел.
Небесный долг монарх свершить сумел,
мне – ныне, присно – воздадут хвалу…
Увы, уже давно я бел!⁴⁹
 

Осмелюсь заявить, что этому стихотворению не уступает разве что произведение военного гения Юэ Фэя на мелодию «Мань-цзянхун». За все пять тысяч лет в творчестве китайских литераторов сложно отыскать такое же превосходное стихотворение на военную тему. Ду Фу писал: «Если хочешь подстрелить врага, подстрели сначала его коня, ⁄ если ловишь бандитов, начинай с главаря», – а военный поэт Лу Лунь: «Враг бежал, армия выступила в погоню налегке, / внезапный снегопад укрыл наши луки и мечи», но они воспевали и описывали это лишь с позиции наблюдателей. Какой поэт может похвастаться тем, что ему довелось самому подержать в руках меч? «Ряды кораблей высятся как башни», «Побросав плетки в воду, переходят через реку», «Меч, направленный на бывшие земли Цинь», «Осенью лошади на заставе» – на основе его произведений можно составить словарь военного дела. Синь Цицзи изначально хотел принести жизнь в жертву своей стране, умереть в бою, с честью пасть на поле брани. Но, вернувшись на юг, он был вынужден оставить сражения, больше ему негде было применить военные навыки. Как Цюй Юань, что взывал к небесам, как Гун-гун, который бился о гору Бучжоу, он стоял у реки Янцзы, смотрел в сторону Чаньаня, поднимался на высокую башню, сжимал перила, проливал горячие слезы.

Цы на мелодию «Шуйлунъинь»:

 
На землях древнего царства Чу царит холодная осень,
воды Янцзы текут вслед за облаками,
бескраен осенний пейзаж.
Я вглядываюсь вдаль, смотрю на высокие горы и мощные
хребты севера —
вид прекрасен, но вызывает во мне лишь злобу и отчаяние.
Некоторые горы напоминают яшмовые шпильки,
а некоторые – девичьи волосы, собранные в узел.
Лучи закатного солнца освещают балкон,
в горестном крике отбившегося от стаи гуся звучит скорбь
и негодование странника.
Я перекатываю в руках рукоять уского меча⁵⁰
да в который раз похлопываю извилистые перила.
Никому не понять,
зачем я поднялся сюда и смотрю вдаль.
 

Кто мог понять горестное настроение этого скитальца, который на самом деле был бродягой из погибшего государства? Это цы он написал, поднявшись в городе Цзянькан в беседку Шансинь-тин. Беседка стояла над рекой Циньхуай, открывающиеся виды испокон веков радовали утонченные сердца ценителей культуры, но Синь Цицзи исполнил здесь трагичную песню. С тоской похлопывая по перилам беседки, он наверняка вспоминал, как когда-то размахивал мечом и понукал коня, как скакал во весь опор по полю брани, и не знал, куда теперь направить свою энергию, свою волю. Когда-то я специально ездил в Нанкин, чтобы отыскать место, где он с горечью хлопал по резным перилам, но от беседки уже ничего не осталось и даже следов ее теперь не найти, и только река по-прежнему несет свои воды, плеск волн подобен вздохам поэта, они бегут и бегут вдаль.

Еще одно глубинное отличие стихов Синь Цицзи от всех остальных заключается в том, что он писал их не тушью – он создавал их слезами и кровью. Сегодня, когда мы читаем его стихи, мы отчетливо слышим в них слова министра-патриота, чувствуем все его пролитые слезы, признания. Невозможно забыть его образ, эту фигурку, опершуюся о перила, смотрящую вдаль, пытающуюся разглядеть родные места.

Почему, когда Синь Цицзи вернулся на юг, его так невзлюбил императорский двор? В своем цы «Бросаю вино» на мелодию «Циньюаньчунь» он в шутку говорит: «К тому же и большая, и маленькая беда в этом мире / происходит от чрезмерной страсти к чему-то. /Слишком сильная любовь/несет большую опасность». В этом произведении описаны его политические злоключения. Он попал в беду из-за любви к своей стране, а любовью к своей работе навлек на себя невзгоды. Он слишком любил народ, страну, императорский двор, а знать его боялась, чуралась и опасалась связываться с ним. Он был подданным Южной Сун сорок лет и почти двадцать из них маялся без дела, а за те двадцать лет, когда его хоть как-то привлекали к работе, его переводили с места на место 37 раз. Всегда, когда ему выпадал шанс проявить себя, он очень внимательно и усердно брался за работу. Казалось бы, достаточно получать зарплату и не вмешиваться в лишние дела, но горячее сердце патриота упорно не давало ему покоя. Все сорок лет, где бы он ни был, кем бы ни работал, даже когда был не у дел, он постоянно учился, беспрестанно ворчал, а при возможности даже брался за дело на практике, обучал войска, изыскивал средства, приводил в порядок административные дела, демонстрировал готовность сиюминутно отправиться на фронт. Разве могло это не раздражать власть, которой всего лишь хотелось наслаждаться временным благополучием? Однажды он был генерал-губернатором Хунани, по сути просто главой местной администрации, но и на этой должности он организовал отряд «летающих тигров» в две с половиной тысяч человек, и это грозное войско конников в латах наводило трепет на всю Цзяннань. Когда при создании отряда начали строить казармы, грянули затяжные дожди и никак не удавалось обжечь черепицу. Тогда он приказал городскому населению Чанши принести по двадцать черепичных пластин с каждой семьи, черепицу он сразу менял на золото, всего за два дня удалось собрать нужное количество. Уже по этому можно составить представление о его стиле работы. Позже он стал чиновником в Фуцзяни, где снова начал призывать солдат и закупать лошадей. Южный край Фуцзянь и север великой пустыни Гоби находятся далеко друг от друга, но даже это расстояние не останавливало его заботу о народе и мечты о восстановлении государства. Синь Цицзи был настоящим трудоголиком, но чрезмерная любовь к делу навлекла на него беду и породила много клеветы и нападок. Поговаривали даже, что он хочет захватить власть и пойти против императора, и император стал прибегать к его помощи только в крайней нужде. Если в стране назревал кризис, правитель призывал его на службу, если поднималась новая волна клеветы, отправлял отдохнуть – так протекала жизнь поэта, и в этом заключалась его главная трагедия. Он был очень эрудированным человеком, часто использовал классические сюжеты в своих стихотворениях, его даже называли настоящим «книжным червем». До самой своей смерти он так и не смог понять, почему двор Южной Сун стремился только к временному спокойствию и не спешил отвоевывать утерянные земли.

В имени Синь Цицзи есть иероглиф (цзп, «болезнь»). Но болела у этого крепкого молодца, который с детства занимался фехтованием и был знатным силачом, только душа. Он страдал, оттого что государственные владения уменьшились, словно убывающая луна.

 
У подножия Юйгутая
И чиста и прозрачна река.
Сколько путниками – кто знает! —
Тут пролито слез за века?
 
 
Там, на северо-востоке,
На Чаньань затерялся след.
Цепи тянутся гор высоких,
И горам этим счета нет.
 
 
Только горы – что за преграда!
Все, я верю, придет в свой срок.
Одолел же эти громады
И пробил себе путь поток…
 
 
Опускается у причала
Вечер, в сердце рождая печаль,
И кукушка прокуковала,
Улетая в горную даль⁵¹.
 

Это знаменитое цы на мелодию «Пусамань», в котором слышатся нотки уныния, мы читали еще в средней школе.

А в цы на мелодию «Юнъюйлэ» поэт даже посмеивался над своей фамилией:

 
Пылкость солнца и чистота инея,
Верность и преданность —
Вот, что записано в наших родословных книгах.
Когда мои предки получили эту фамилию?
Я расскажу вам, что значит фамилия «Синь»,
И вы, возможно, рассмеетесь.
 
 
Иероглиф «синь» происходит от слова «невзгоды»,
Содержит значение «скорбь, страдания»,
неразрывно связан с «тяготами» и «тяжелым трудом».
Столько в нем горечи,
Что люди, услышав это слово,
Плюются, как от молотого перца или корицы.
Конечно, в мире полно
Сладких почестей и богатства,
Но наш род их не видывал.
 

Только вслушайтесь: горести, тяготы, невзгоды, скорбь – от одних этих слов сжимается сердце. В мире столько всего прекрасного, столько удач и подарков судьбы, почему же они не выпали на его долю? Он то маялся без дела, то переезжал с места на место, меняя должности одну за другой. В 1179 году его из Хубэя перевели в Хунань, когда сослуживцы провожали его, он сильно горевал и очень мягко пожаловался на свое разочарование в политике. Его сожаление вылилось в знаменитое произведение «Опять дожди…» на мелодию «Моюйэр»:

 
Опять дожди
И бесконечный ветер!
Каким же надо
Обладать терпеньем!..
Весна готова
Раствориться в лете —
Живет она
Последние мгновенья.
 
 
Ее прошу я
Не спешить с уходом.
Как жаль, что было
Раннее цветенье!
Теперь – вдвойне,
Когда под небосводом
Сонм лепестков
Проносится в смятенье.
 
 
«Постой, весна,
Не уходи! Куда ты?
Я слышал – травы
Разрослись стеною.
С пути собьешься —
И не жди возврата!..»
Молчит весна,
Не говорит со мною.
 
 
Но мне видны
Весенние приметы
В тенетах,
Заплетенных под стрехою.
Они пух ивы
С самого рассвета
К себе влекут
Незримою рукою.
 
 
Минувших лет
Свершения в Чанмыне —
Крушенье грез
И тщетность ожиданья,
И красота
Чанмыньской героини,
И зависть,
Что не знает состраданья!.
 
 
Красавица
Стихи Сянжу купила —
Не пожалела
Звонкого металла.
И мне, как ей,
Ничто теперь не мило —
И на меня
Обрушилась опала.
 
 
Вы, торжествуя,
В танце не кружите! —
Забылись вы совсем
В своей гордыне…
Но где Фэй Янь?
Где Юй Хуань, скажите? —
Истлел их прах,
Давно их нет в помине!
 
 
Боль одиночества
С тоской его бескрайней!..
Я тишины
На башне не нарушу.
Что там увидишь? —
Ивы лишь в тумане
Да луч заката,
Леденящий душу!⁵²
 

Говорят, когда император Сяо-цзун, правивший в 1162–1189 годах, прочитал это стихотворение, то был очень недоволен. Лян Цичао⁵³ так оценил его: «Невероятно волнующее, трогающее за душу произведение, ему пока что нет равных».

В палаты Чанмэнь (то же самое, что и Чанмынь. – Примеч. пер.) император У-ди ссылал наложниц, ставших ему неугодными. Синь Цицзи обратился к этой истории, чтобы поведать и о преданности, и о слепой страсти, и о горе, страданиях, терзаниях, позволить читателю прочувствовать всю палитру чувств. Даже сегодня каждое написанное слово пробирает до глубины души, кажется, что это капли крови или слез. Древние поэты написали с гору печальных стихов о весне. Но кто сумел так уклончиво, так печально перейти от темы весны к политике, поведать о своем разочаровании в политике? И о печалях красавиц древние поэты тоже исписали немало бумаги, но кому пришло в голову поведать так о государственных делах, пожаловаться на несправедливость, выразить недовольство?

И все же сунский двор оставил его не у дел на целых двадцать лет. Все это время он был отлучен от политики, мог наблюдать за ней, но не имел права вмешиваться и что-либо высказывать. В своих произведениях Синь Цицзи подшучивал над собой: «Император милостив, он отправил меня садить лотосы». Впору вспомнить, как когда-то император Жэнь-цзун отзывался о Лю Юне: «Только и знает, что петь да балагурить, за ним идет дурная слава». Лю Юн действительно отправился петь свои песни в самые низы и стал непревзойденным мастером в жанре цы. Синь Цицзи был другим человеком, он много пил, вволю ел, в сердцах хлопал руками по перилам беседки, громко спорил о политике. Поняв, что не сможет отплатить отечеству, он уехал на северо-восток, построил усадьбу на озере Дайху и погрузился в одиночество. В цы на мелодию «Шуйдяогэтоу» он признается:

 
Дайху – это самое любимое мое место,
взгляда не хватит, чтобы охватить гладь этого озера,
она подобна бирюзовой поверхности зеркала,
чиста и прозрачна.
Я живу без дела, хожу, опираясь на бамбуковый посох,
ношу туфли из конопляного полотна,
слоняюсь по берегу, за день обхожу его по тысяче раз.
Чайка, раз уж ты стала мне другом,
то прилетай почаще,
не сомневайся.
А где же белый журавль?
Может, и он прилетит?
 
 
Чайка то взбалтывает ряску,
то ищет что-то в водорослях,
сидя на зеленом мху у берега.
Оказывается, она выглядывает рыбу,
ждет момента, чтобы ее поймать.
Смешно, она лишь глупо пялится на свою рыбу
и не знает, с каким настроением поднимаю я этот бокал.
Когда-то здесь был заросший пруд да пустынные горы,
но этой ночью серебрится лунный свет, мягко дует
прохладный ветерок.
Сколько радости в этой жизни и сколько печалей?
На востоке Хуанхэ зелени еще маловато,
надо посадить здесь больше тополей и ив.
 

Недаром его второе имя – Цзясюань – означает «плуг, которым вспахивают землю», он вернулся на родину и занялся обработкой земли. Этот мужчина в самом расцвете сил, политик с богатым опытом и благородными целями целыми днями расхаживал по склону горы и побережью, вел с народом праздные беседы о земледелии и шелководстве и разговаривал сам с собой, наблюдая за птицами и рыбами. Вот уж воистину «Боль одиночества С тоской его бескрайней!..» и «Ничто теперь не МИЛО»⁵⁴.

Талант Синь Цицзи настолько огромен, что стихи его кажутся вырезанными мечом и написанными кровью, только вот сам он никогда не мечтал стать поэтом. Го Можо⁵⁵ говорил о Чэнь И⁵⁶: «Любой полководец от природы поэт». Синь Цицзи же был поэтом, хоть от природы являлся военным; был военным, хотя желал быть политиком. Его стихи – это мука, смолотая в огромных жерновах политики. Он переходил от сражений к стихам, от стихов к политике, то уходил от мира, то вновь включался в общественную жизнь, страдал от того, что его то призывали на службу, то вновь ссылали. Будучи образованным человеком феодальной эпохи, он относился к политике не как Тао Юаньмин, который лишь чуть-чуть попробовал себя на этом поприще и сразу отказался, и не как Бо Цзюйи, который долгое время занимал свой пост, одновременно занимаясь и литературой, и политикой. Он не мог не думать, не переживать за народ, его сердце пылало жарче огня, он давно скопил в себе огромные силы, которые было невозможно ни сдержать, ни применить. Он не хотел унижаться перед кем-то на государственной службе, не боялся, что на него выльют ушат клеветнических помоев. Одновременно с изменением ситуации в стране он то активно трудился, то скучал без дела, то взлетал, то падал, то продвигался вперед, то отступал назад. Стоило ему добиться небольшого успеха, как его отстраняли от дел из-за наговоров, но в смутные времена его вновь призывали на службу. Он лично тренировал войска, стал автором знаменитого труда об управлении страной «Мэйцинь Шилунь» («Десять рассуждений о прекрасном сельдерее»⁵⁷). Он был политиком, чье сердце постоянно болело за народ, таким как Цзя И, Чжугэ Лян, Фань Чжунъ-янь. Его словно кусок железа то нагревали докрасна и отправляли на наковальню, то бросали в воду поостыть. Некоторые причисляют его к направлению хаофан пай («свободного стиля»), называют последователем Су Дунпо, но у Су Дунпо этот стиль выразился в основном в цы «Река течет на восток» на мелодию «Няньнуцяо», то есть в пейзажной лирике. Су Дунпо жил в лучшие годы эпохи Северная Сун, его поэзию не отточили национальная вражда и мечты о возрождении государства, в его стихах не звучит звон клинков, не клубится пыль на поле брани. Настоящий поэт способен услышать зов эпохи лишь тогда, когда его сжимает, скручивает, вертит, закаляет, обжигает какой-то важный политический (общественный, национальный, военный) конфликт, только тогда он становится глашатаем истины. Стихи тоже могут взлететь, запылать, зазвучать, разбудить массы, только направляемые вихрем политики. Мастерство поэзии лежит за пределами самой поэзии, и эффект поэзии – тоже. Мы признаем ценность искусства как такового, но также признаем взрывную силу искусства, в основе которого лежат идеи.

Некоторые относят стихотворения Синь Цицзи к направлению ваньюэ цыпай («изящных и нежных цы»), по чувственности и вниманию к деталям они не уступают произведениям Лю Юна и Ли Цинчжао. Например, его цы на мелодию «Чоунуэр»:

 
А недавно обрушилась скорбь на меня.
Беспредельна, как небо, и всюду со мной.
Кто утешить захочет,
Кто сможет понять?
Кто утешить захочет,
Кто сможет понять?
Мне осталось лишь петь
О печали одной!
И все то, что ушло от меня далеко,
И все то,
Что теперь пережить суждено, —
Все овеяла грусть,
Все объято тоской…
Все овеяла грусть,
Все объято тоской…
Мне ж – с семьей в Цзюцюань
Ехать надо давно⁵⁸.
 

Или это цы:

 
Я в юности не ведал вкус печали,
по лестницам взлетал отчаянно.
По лестницам взлетал отчаянно
и вирши про печаль писал с трудом.
 
 
А ныне я, изведав вкус печали,
ни слова скажу о том.
Ни слова не скажу о том —
а лишь о прелести осенней дали⁵⁹.
 

Чувственность и меланхолия Лю Юна и Ли Цинчжао проявляются в строках «Рука в руке, в слезах глаза»⁶⁰ и «ложится на платан дождя скудель»⁶¹, а изящные обороты Синь Цицзи, хоть и несколько уступают им в плане эстетики, но содержат глубокую политическую и жизненную философию. Настоящему поэту хорошо удается говорить о высоких чувствах и истинах простым языком, его молчание громче раскатов грома.

Я часто думаю, что если делать скульптуру в честь Синь Цицзи, то она должна быть выполнена в камне и изображать его с тоской хлопающим по перилам. Всю жизнь он провел в страданиях и безысходности из-за своей ненужности. Правитель не сделал его чиновником, но этим создал для него условия, отточившие его искусство и мышление. Его сжигало солнце, он варился в кипятке, его сдавливали тысячи наковален. Переменчивость истории, народная вражда, столкновение зла и добра, переплетение любви и ненависти, кладезь знаний, сокровищница чувств, высоты искусства, гонг литературного слова – все это бурлило, било ключом в его сердце и мыслях, словно раскаленная лава, вспухающая под слоем земли, скапливалось и вырывалось наружу. Раз уж он не мог выплеснуть эту энергию на поле битвы или направить на занятия политикой, ему приходилось изливать ее в литературе, превращая в поэзию. Он вовсе не мечтал стать поэтом, но военная и политическая карьера были для него закрыты, и история, покуражившись над ним, сама направила его на путь поэзии. В конце концов он достиг такого мастерства, когда любой вздох становится шедевром. Талант и мышление – это основа характера человека. Маленькое деревце, прорастающее через трещину в камне, возможно, будет кривым, низким, не сгодится для мачты корабля, но из него выйдет отличная крепкая трость, оно имеет свою ценность. Но есть и условие: для этого надо быть деревом, а не травинкой. От командования солдатами на поле боя до восхищения прохладной осенью, от решимости избавить родину от несчастий до полного поражения и осознания того, что́ такое горе на самом деле, и вплоть до превращения в «пахотный плуг» и дружбы с чайками Синь Цицзи прошел непростой путь взросления подлинного патриота и поэта. Разве любой способен писать стихи? Разве любой может быть поэтом, причем таким, который оставляет свой след в истории? Успех генерала стоит многих жизней, историю одного полководца кровью пишут многочисленные воины. А как насчет поэта, который полон блистательных идей и обладает большой силой художественного воздействия? Его слава зависит от перемен эпохи. Словно при столкновении земных плит, исторические изменения то сдавливают его, перетирая в пыль, то отбрасывают в сторону отдохнуть и подумать. Именно триста неспокойных лет эпох Северная и Южная Сун подарили нам такого поэта – Синь Цицзи.

«Саньвэнь», 2000 год, № 7