Kitobni o'qish: «К вопросу о миражах», sahifa 6

Организаторам, знавшим, видимо, о типографии Бернгарда, надо было достать именно его фальшивки вместо простеньких плохих купюр, чтобы заявить, что наша страна ведет нечестную игру и представляет собой угрозу финансовой стабильности Великобритании. Как ни крути, подставляли-то сотрудника посольства, человека не случайного, обладающего статусом неприкосновенности. Это уже дипломатический скандал.

Ну, не могут они опуститься до низкопробных фальшивых денег, им бы не поверили. А тут – такое качество, да еще обнаружить их у нашего дипломата, – закончил описание подтверждающейся версии замысла преступления Строгов.

– Теперь Давыдов-Корбут, – сказал сам себе Строгов и дал указание о немедленном его задержании.

Через два часа в кабинет ввели сгорбленного средних лет человека с крупными чертами лица. По всему было видно, что он незаурядной силы: крупные руки, мощная шея, широкие плечи, и если бы не его сгорбленность, можно было подумать, что это атлет.

Сопротивления при задержании он не оказал, видимо, что-то чувствовал.

Уже через несколько минут Давыдов-Корбут не спеша рассказывал, как будто хотел выговориться за все годы своего молчания. Он подтвердил, что в 1944 году они с группой полицаев сопровождали обоз с фальшивыми фунтами и архивными немецкими документами на всех пособников фашистов из числа местного населения. В Стрешневе они напились, и он предложил Дольни-кову и Войтовичу перестрелять остальных, спрятать фальшивые деньги и сжечь архив, так как там содержался компромат на всех них. Так и решили, а когда стемнело и начали свою операцию, спьяну вышла перестрелка, в ходе которой был убит не только немец и два других полицая, но также сильно ранили Войтовича и его самого, Корбута. Войтовича пришлось оставить у какой-то женщины в Стрешневе, а самим на подводах гнать на лесопилку. Дольников был из этих мест и когда-то до войны на ней работал. Уже на лесопилке Корбут потерял сознание от потери крови и болевого шока, а очнулся уже наутро, когда ехали на подводе в сторону Гродно. Дольников сказал, что фальшивые фунты он спрятал, а архив сжег, и показал опаленную корку какого-то дела. Так и разошлись в разные стороны и долгое время не виделись. Корбут достал себе новый паспорт на имя Давыдова и устроился в Москве киномехаником в кинотеатре.

Несколько лет тому назад к нему в квартиру постучался человек, представился, что он от Бернгарда Крюгера.

– Я думал, что все забыто, но этот Коллинз – так он себя назвал – дал понять, что те, кому надо, все помнят, и поэтому поручения Коллинза придется исполнять. Первое, что велел Коллинз, – найти ящики, которые в 1944 году они везли в обозе.

Корбут и не знал, с чего начинать поиски, пока два месяца назад случайно не оказался в Сандунах. Там он и увидел Войтовича. Они после этого встретились, вспомнили былое, и Корбут объяснил Войтовичу задачу, а главное, причину, по которой от ее исполнения трудно отказаться.

– Я сказал, что нужно найти место, где спрятаны ящики с того обоза. Войтович сказал, что прятал все Дольников, но где тот сейчас, не знает. Правда, есть у него адрес сестры Дольникова в Калуге. Он пообещал поехать к ней как однополчанин брата и попытаться установить его местонахождения.

Через несколько дней Войтович пришел в баню и в парилке сказал, что у него есть адрес Дольникова в Москве. Так они все и встретились, немножко попугали Дольникова, и он согласился поехать в Стрешнево привезти те ящики. Только попросил дать ему денег, чтобы арендовать легковую машину.

Корбут встретился с Коллинзом и рассказал ему о том, что скоро ящики будут в Москве. Коллинз очень дотошно его выспрашивал о людях, посещающих парилку, и особенно заинтересовался постоянным клиентом Корбута – дипломатом из посольства СССР в Великобритании Малеевым. Тот как раз через месяц должен был приехать в Москву в командировку. Он сам об этом сказал Корбуту, когда был последний раз в Москве, еще и бутылку виски привезти пообещал.

Ну а потом, когда Дольников привез эти ящики домой к Корбуту, Коллинз пришел к нему, взял несколько купюр, остальное оставил. Вот тогда Коллинз и сказал, что нужно быстро избавиться от Дольникова и Войтовича как ненужных свидетелей.

– Ну, и ты, конечно, расправился со своими приятелями, не моргнув глазом, – прервал его рассказ Строгов.

Несколько минут Корбут молчал, уставившись на пол, потом поднял глаза и тихо сказал:

– А куда мне было деваться? Жалко, конечно, мужиков.

– Ладно, продолжай, далыпе-то что было? – продолжил допрос полковник.

– А позавчера вечером ко мне пришел Коллинз, вручил войлочную шапку для бани и велел подарить ее Малееву. Шапка очень необычная – в форме буденовки, клиенту моему она сразу понравилась. Он говорил, что ходит в посольскую баню в Лондоне, в финскую сауну, а этой шапкой затмит там всех своих знакомых по работе.

– Да, психолог этот Коллинз, – произнес Строгов, – слушай, Корбут, давай как на духу, когда придет к тебе Коллинз в ближайшее время? – резко переключился на дальнейшие действия полковник.

Корбут еще больше съежился:

– Обещал сегодня вечером в 9 часов прийти и забрать часть этих фунтов, – тихо произнес он.

– Я тебе ничего не могу сказать, но если поможешь нам взять Коллинза, мне кажется, суд учтет это, – сказал Строгов.

Кудрин машинально посмотрел на часы, уже было два часа ночи, а дела разворачивались так, что спать совсем не хотелось. Он вдруг понял, что между находкой в киоске, их с Димычем командировкой в Белоруссию, случайным обнаружением улик на лесопилке, мозговым штурмом у полковника в кабинете и датой возможного отъезда Малеева на службу прошло совсем мало времени, и они могли просто не успеть со своими выводами. Тогда сотрудника нашего посольства ждал бы верный скандал на границе.

Когда Корбута увели, Строгов подошел к окну и выдохнул, как спортсмен после финиша.

– Так, все домой, завтра будет тяжелый день, – сказал он и, попрощавшись со всеми, вышел из кабинета.

На следующий день Коллинза взяли. Задержание было для него неожиданным и происходило в лучших традициях детектива: как только он вошел в квартиру Корбута и стал считать фальшивые фунты, разнося их по своим карманам, откуда ни возьмись, на него наскочили люди, стали щелкать фотоаппаратом со вспышкой, тут же надели наручники. Коллинз, естественно, возмущался, заявлял, что это провокация и он дипломат, но работники КГБ, тщательно все задокументировав, доставили его на площадь Дзержинского.

Далее следовало выдворение Коллинза из СССР как персоны non grata, а Корбут за свои тяжелые преступления был все же приговорен к расстрелу.

Малеева, естественно, за границу больше не пустили, но оставили работать на небольшой должности в аппарате МИДа.

А Женя Кудрин, получив свою первую благодарность от руководства МВД СССР, снова каждое утро приходил на работу в родное отделение милиции, где салагой его уже больше никто не считал.

Когда заплакал тупик

Воскресный день близился к своему завершению и проходил спокойно, без особых происшествий. В этот день, согласно графику работы, Женя Кудрин был дежурным инспектором уголовного розыска по отделению милиции. Находясь в кабинете, он занимался рутинной работой по составлению различных справок по поручениям руководства и плана мероприятий на текущий квартал.

Солнечные лучи теплого сентябрьского дня бороздили по всему кабинету, и от этого Жене было очень хорошо, особенно когда солнечные зайчики появлялись то на его лице, то на столе, то и вовсе на потолке. Его душевное состояние было очень радостным еще и оттого, что он почти уже год встречается с Тамарой Гареевой и готов ей сделать предложение стать его женой. Женя улыбался, подставив свое лицо лучам солнца, и ему казалось, что его ласкает не только теплый солнечный луч, но и нежная рука его Тамары.

Сладкую негу душевного спокойствия прервал зашедший в кабинет участковый инспектор, капитан милиции Роман Калинин.

– Привет, Женя, как дежурство? – спросил он.

– Да пока все нормально, происшествий не было, сижу вот в бумагах копаюсь, – ответил Кудрин.

– А я вот тоже сегодня по графику на работе, целый день разбирал семейные склоки, а сейчас провел инструктаж у дружинников, – устало проговорил Калинин.

– Да ты присядь и расслабься, – с улыбкой сказал Женя, – посмотри, какой сегодня солнечный день, просто сказка!

– Эх, сейчас бы выйти на лоно природы или в поход пойти куда-нибудь подальше от цивилизации, – мечтательно пробубнил Роман.

– Ты, по ходу, романтик, – с улыбкой сказал Кудрин.

– Не то слово, – с грустью ответил он, – вот смотрю я на сегодняшний чудесный день, и у меня двоякое чувство: душа сегодня просит шампанского и ананасов, а организм от этой изнуряющей работы – водки и огурца.

– Очень образно ты поведал о сущности бытия простого советского милиционера, – продолжая улыбаться, проговорил Женя.

– Это, как ты называешь, бытие – одна рутина: изо дня в день приходится иметь дело с нарушением закона и отвратительными личностями, – с грустью в голосе промямлил Калинин, – поэтому организм и требует свое. К тому же если посмотреть уголовную статистику, то можно увидеть, что наш район находится в заднице, по сравнению с другими районами города. Только у нас задница – это не часть тела, а количество совершенных преступлений в первом полугодии этого года. А в конце года наступит полная задница, когда будет понятно, сколько преступлений из них раскрыто.

– Послушай, Роман, – проговорил Кудрин, – выкинь из головы эту статистику, пусть об этом другие думают. Относись ко всему с позитивом, ведь даже после одной небольшой улыбки в организме дохнет один маленький микроб. А вообще, смотри на жизнь веселее и, как говорили древние философы: даже наступив на грабли – наслаждайся фейерверком.

– Шутишь ты все, – тихо проговорил Калинин, – а мне не до шуток: на работе нервы измотают, несколько раз в день могут послать куда подальше, дома жена недовольна, что мало оказываю внимания сыну. И все это от дикой занятости.

– Ну, если тебя кто-нибудь послал подальше, почувствуй себя важным посланником и на душе станет легче, – ответил Женя.

Калинин рассмеялся и показал вверх большой палец руки, показывая, что ему шутка понравилась.

В этот момент в кабинет буквально ворвался дежурный по отделению милиции капитан Славин.

– Как хорошо, что вы вместе, собирайтесь на выезд, только что дежурный по городу сообщил, что в доме 89 по Каширскому шоссе произошло убийство мужчины. Николаев сегодня дежурит от руководства и приказал вам обоим выехать на дежурной машине к месту происшествия, – выпалил он.

– Вот тебе и денек без происшествий, – иронично заметил Калинин.

– Я уже вызвал туда скорую помощь и позвонил в райотдел; дежурная оперативная группа уже выехала по данному адресу. Точный адрес я уже дал милиционеру – водителю машины, – протараторил Славин и вышел из кабинета.

– Ну вот, уже восемь вечера, и я думал, что дежурство будет спокойным, а тут – убийство, – грустно проговорил Кудрин и начал быстро укладывать бумаги в сейф.

Доехали они быстро, а когда подошли к подъезду пятиэтажного дома, то увидели, что к нему с другой стороны подъехала дежурная «Волга» из райотдела. Из нее вышли эксперт-криминалист Глебов и следователь Варламов. Они поздоровались друг с другом и вошли в подъезд дома. На лестничной площадке первого этажа они увидели двух пожилых женщин, одна из которых, всхлипывая, что-то говорила другой.

Поздоровавшись с вошедшими, женщина, которая всхлипывала, сказала: – Это я вам звонила. Минут сорок назад я приехала с дачи и увидела, что дверь квартиры моего соседа Олега Широкова открыта. Когда я вошла туда, увидела Олега лежащим на диване с дыркой во лбу и в луже крови. Я очень испугалась и долго не могла прийти в себя; благо у меня есть телефон, вот я и позвонила в милицию.

Вся группа поднялась на второй этаж и зашла в квартиру, дверь которой была открыта. В комнате на широком диване, широко расставив руки, лежал человек с явным пулевым ранением в лобной части головы. Под его головой и на деревянном изголовье были видны следы крови, а вокруг везде валялись пуховые перья от подушки, лежащей в ногах у потерпевшего.

– Видно, что стреляли через подушку, чтобы заглушить выстрел, – сказал следователь. – Я приступаю к осмотру места происшествия и попрошу участкового инспектора пригласить понятых.

Женя подошел к столу, стоящему на середине комнаты, и увидел небольшую сумочку. Открыв ее, он увидел паспорт на имя Широкова Олега Николаевича, 1940 года рождения, прописанного именно по этому адресу.

Эксперт-криминалист достал из своего чемоданчика резиновые перчатки и приступил к поиску возможных следов, а Кудрин в это время внимательно осмотрел квартиру потерпевшего. Это была маленькая двухкомнатная квартира с еще меньшей кухней. По всему было видно, что хозяин квартиры любил порядок: вещи аккуратно висели в открытом шкафу, книги разложены по полкам, везде было чисто и ухоженно. Выйдя в прихожую, он увидел Калинина и вместе с ним вышел из квартиры в коридор.

– Нужно найти понятых, – сказал он и позвонил в дверь рядом находившейся квартиры. Ему открыла дверь та самая женщина, которая встретила их на первом этаже дома. Калинин попросил ее пройти в квартиру потерпевшего, а Кудрин позвонил в другую квартиру. Дверь ему открыла молодая девушка лет двадцати. Женя коротко рассказал ей, что произошло с ее соседом, и также пригласил пройти в эту квартиру. Потом он спустился на первый этаж и позвонил в одну из квартир на этом этаже. Дверь открылась, и он увидел пожилую женщину, которая также встречала их в подъезде этого дома. Представившись, Женя попросил разрешения пройти в квартиру. Хозяйка пригласила его на кухню и любезно подвинула к нему маленькую табуретку.

– Расскажите, пожалуйста, что сегодня произошло, может быть, вы видели что-то подозрительное в связи с произошедшим? – спросил он.

– Зовут меня Брагина Нина Петровна, мы здесь живем с мужем давно, – проговорила она, – дети разъехались по своим семьям, вот у нас теперь одна отрада – дача. Вот и сейчас муж на даче чинит крышу, а я приехала сегодня пораньше. Днем приезжала дочь Татьяна и привезла некоторые продукты питания; помогает иногда нам, пенсионерам.

– А сейчас она дома? – спросил Кудрин.

– Да нет, час назад уехала к себе, – ответила она. – Так вот, – продолжала Брагина, – под вечер я, как обычно, с теткой Настей сижу на лавочке у нашего подъезда. Часов в пять вечера в подъезд вошел мужчина среднего роста с рыжими волосами и с большим родимым пятном под левым ухом. Я его часто видела вместе с Олегом у нашего дома.

– А как вы определили, что родимое пятно было именно под левым ухом? – дотошно спросил Женя.

– Да, именно под левым, – ответила Брагина, – наша лавочка стоит слева от подъезда, если смотреть с улицы, поэтому, когда он шел именно с этой стороны, левая часть его тела была хорошо видна. Где-то минут через тридцать тот человек вышел из подъезда, почему-то сел в машину «москвич» Широкова и уехал. Мне это тогда показалось очень странным.

– А в котором часу это примерно было? – спросил Кудрин.

– Да не примерно, а точно скажу, – ответила Нина Петровна, – ровно в шесть часов вечера.

– А откуда такая точность? – не унимался Женя.

– Мы живем на первом этаже, и окно кухни как раз выходит на подъезд, – ответила она. – Так вот, мне моя дочь из окна крикнула, что по телевизору начинается «Клуб кинопутешественников», а я еще не пропустила ни одной этой передачи. Она как раз и начинается в шесть часов вечера, поэтому я сразу же пошла домой.

– А не показалось ли вам что-нибудь подозрительным у того мужчины? – продолжал Кудрин.

– Да нет, ничего такого не было, – ответила Брагина.

Женя документально оформил ее показания и, поблагодарив, вышел из квартиры на лестничную площадку, где увидел стоящего у перил Калинина.

– Роман, – сказал он, – мне эта соседка сказала, что в шесть часов вечера видела выходящего из подъезда рыжеволосого мужчину с большим родимым пятном под левым ухом. Раньше она его часто видела вместе с Широковым, но самое интересное в том, что он сел в машину потерпевшего и уехал.

– Я уже в курсе, – ответил Калинин, – свидетельница Вагина, у которой я сейчас был, тоже сидела в это время на лавочке у подъезда и видела тоже того рыжего мужика, выходящего из подъезда. Я с большой уверенностью могу сказать, что это был Алексей Маврин, бывший оперативник нашего отделения милиции. Лет пять тому назад он уволился, это задолго до твоего прихода к нам, а сейчас работает где-то в адвокатуре.

– А почему у тебя такая уверенность? – спросил Женя.

– Во-первых, приметы совпадают, а во-вторых, я вспомнил, что когда-то видел потерпевшего с Мавриным в нашем отделении милиции.

– А ты знаешь, где этот Маврин проживает? – вопросительно проговорил Женя.

– Конечно знаю, – ответил Калинин, – через два дома отсюда. Мы когда-то заезжали к нему домой и, если мне память не изменяет, даже выпивали с ним, когда он еще работал в уголовном розыске.

Так, за разговорами, они снова поднялись на второй этаж и зашли в квартиру потерпевшего. Там уже были врачи из скорой помощи и что-то рассматривали у головы потерпевшего.

– Когда наступила смерть потерпевшего? – спросил следователь.

– Приблизительно в промежутке от семи до восьми часов вечера, – ответил совсем молоденький врач.

– А может быть, раньше? – не удержался Женя.

– Да нет, по всем признакам именно в этом временном промежутке наступила смерть, уж поверьте моему опыту, – с укором проговорил он.

«О каком опыте он говорит? – подумал Женя. – Наверное, недавно окончил институт, а уж гонора хватает!»

– Я хотел бы отметить, со своей стороны, – вмешался в их разговор эксперт-криминалист, – что на полу рядом с потерпевшим обнаружена металлическая зажигалка, гильза от патрона и сама пуля, выпущенная из пистолета Макарова. Пуля прошла сквозь лобную кость и застряла в деревянном изголовке дивана. Кроме того, я взял со стола два стоящих стакана, из которых, вероятно, что-то пили, и тоже упаковал их; на них четко видны следы чьих-то пальцев. Все эти вещественные доказательства будут приобщены к делу, а заключение экспертизы перешлю вам завтра.

Труп потерпевшего санитары завернули в белую простынь, положили на носилки и понесли к своей машине, а врач, составив акт о смерти потерпевшего, попрощавшись, также покинул квартиру.

– Ну что, протокол осмотра места происшествия составлен, эксперт свою работу тоже закончил, поэтому мы уезжаем в райотдел, – проговорил следователь, – а все материалы после доклада руководству будут переданы вам, как сказал наш криминалист, завтра утром.

– Какие рабочие версии выдвигаешь? – тихо спросил у Жени Калинин.

– Первое, что приходит в голову, – кража, – ответил он, – посмотри, все ящики письменного стола открыты, как будто бы там что-то искали.

– Но ведь их мог открыть сам потерпевший, – ответил Калинин.

– Судя по относительному порядку в квартире, потерпевший был аккуратным человеком и оставлять открытыми сразу все ящики стола, как мне кажется, было нехарактерно для него, – проговорил Кудрин. – И еще, поскольку соседка Широкова характеризовала его как эдакого ловеласа, к которому приходили разновозрастные женщины, возможно, убийство совершил какой-то обманутый муж. И это – вторая версия на этот момент. А что касается бывшего оперативника Маврина, приходившего к потерпевшему незадолго до его убийства, тут надо все тщательно проверить и поговорить с ним.

– Понятно, – коротко ответил Калинин.

Через несколько минут они все сразу вышли из квартиры потерпевшего; оперативная группа уехала, а Калинин, закрыв входную дверь квартиры Широкова на ключ, висевший в прихожей, посмотрел на Кудрина и спросил: – Что дальше будем делать?

– Для начала надо поставить в курс дела Николаева, он сейчас в отделении милиции, – тихо проговорил Женя.

Они спустились на первый этаж, и Кудрин вновь позвонил в знакомую квартиру. Когда Брагина открыла дверь, он поинтересовался, есть ли у нее телефон. Получив утвердительный ответ, он попросил разрешения позвонить. Разрешение было получено, и Женя, набрав телефон Николаева, подробно рассказал ему о результатах осмотра места происшествия и о своих личных впечатлениях. И еще он особо акцентировал тот факт, что Калинин по косвенным признакам опознал человека, приходившего к потерпевшему сегодня вечером и уехавшему на его автомобиле. Это бывший работник уголовного розыска отделения милиции Маврин. Николаев был удивлен этой информацией и сказал, что он знает Маврина и тот когда-то работал с ним в отделении милиции. А когда Женя сказал, что Калинин раньше видел потерпевшего с Мавриным, то Павел Николаевич особо подчеркнул важность этого факта и подчеркнул необходимость срочной встречи с ним для объяснения его действий. Женя в ответ сказал, что Калинин знает, где проживает Алексей Маврин, это совсем рядом, буквально в десяти минутах ходьбы от того места, где они сейчас находятся. И еще сказал, что они приняли решение пойти прямо сейчас к нему на квартиру. Николаев одобрил их план и предупредил об осторожности, так как Маврин – человек «гнилой», от которого можно ждать все что угодно, к тому же, по его информации, работает в настоящее время в адвокатуре района. И еще попросил информировать его о результатах поиска Маврина.

Минут через пятнадцать они подошли к такому же пятиэтажному дому, и Калинин уверенно повел Женю к крайнему подъезду, возле которого одиноко стояла припаркованная белая «Волга». Они зашли в подъезд, поднялись на третий этаж и остановились у массивной деревянной двери. Калинин позвонил в звонок, но никто не откликнулся, тогда Женя стал кулаком стучать по двери. Никто опять не ответил, но неожиданно открылась дверь соседней квартиры и в двери показался человек крепкого телосложения, одетый в спортивные брюки и майку.

– Чего стучите? – громко спросил он, явно показывая свои мощные бицепсы.

Однако, увидев Калинина в милицейской форме, немного съежился и виновато улыбнулся.

– Вы не в курсе, где сейчас находится ваш сосед Алексей Маврин? – спросил Калинин.

– Как же не знаю, очень даже знаю, на дачу он поехал, в Сва-теево, – ответил он и пригласил их войти в квартиру.

Они зашли в небольшую квартиру; в комнате сидела женщина и смотрела телевизор, поэтому хозяин повел их на кухню.

– Меня зовут Петренко Сергей Данилович, я сосед Лешки Маврина, – проговорил он, – у нас с ним хорошие соседские отношения. Он ведь раньше тоже в вашем ведомстве работал, а сейчас он уважаемый человек – адвокат. А по какому вопросу вы к нему, что-то по работе?

– Да, по работе, – ответил Калинин, – он нам очень нужен по одному делу.

– Посоветоваться с ним нужно, – перебил Калинина Женя.

– А, если посоветоваться, то это правильное решение, – ответил Петренко, – адвокаты подскажут, как нужно поступить в том или ином случае.

– Так где находится эта дача? – нетерпеливо проговорил Кудрин.

– Да по Каширке верст десять от кольцевой автодороги, – сказал уверенно Петренко, – там будет указатель на Сватеево, и вы должны свернуть влево. Через два километра увидите небольшую деревню, это и есть то место, где у соседа находится дачный участок. У него, правда, там стоит лишь одна баня с большим предбанником; я у него там несколько раз бывал и парился в ней.

Беседуя с Петренко, Женя обратил внимание, что на кухонном столике стоит телефон.

– Можно воспользоваться вашим телефоном? – спросил он у Петренко.

– Конечно, звоните, – без колебания ответил он.

Кудрин набрал номер телефона Николаева и коротко доложил ему, что Маврина дома не оказалось, а сосед по лестничной площадке Петренко сообщил, что тот в настоящее время находится на своей даче. И еще сказал, что сосед дал точный адрес дачи, так как бывал там вместе с Мавриным, а дача находится рядом, в десяти километрах по Каширскому шоссе. Женя сказал, что они с Калининым решили прямо сейчас поехать туда, найти Маврина и получить от него объяснение о его сегодняшнем визите к Широкову. Николаев санкционировал эту поездку на дежурной машине, но еще раз предупредил об осторожности.

Поблагодарив Петренко за информацию, они вышли на улицу и направились к машине, которая все это время стояла у дома Широкова.

Через полчаса они подъехали к деревне Сватеево и первое, что увидели, как на единственной ее улице не спеша передвигалась свора грязных собак. Женя про себя отметил, что возглавляла эту процессию небольшая дворняжка с коротким хвостом. По обе стороны улицы стояли небольшие деревянные домики, у некоторых из которых отсутствовала крыша. Были видны столбы электролинии, утопающие в грязевых лужах, а рядом, метрах в десяти, виднелось полуразрушенное кирпичное здание, над которым висела вывеска с большими нарисованными буквами: «Министерство культуры РСФСР, Сватеевский сельский клуб».

– Да, – проговорил Женя, – по всей стране много таких умирающих деревень, а люди, еще проживающие в них, бытуют, будучи практически изолированными от общества. Пользы от таких деревень стране никакой нет, а вот убытков много, ведь во все эти деревни необходимо прокладывать дороги, тянуть телефонную связь и электричество. Вот и здесь, судя по всему, жильцов совсем мало, лишь в нескольких домах горит тусклый свет.

Они вышли из машины и сразу же, как пояснял Петренко, пошли по тропинке влево. Через мгновение они оказались перед небольшим участком, огороженным полуразрушенной металлической сеткой. У калитки стояли два автомобиля «москвич»: один – серии 407, другой – маленькая старая «коробочка» 401-й серии.

Подойдя поближе, они увидели, что на середине участка стоит столб, на котором висел прожектор. Его луч освещал не только сам участок, но и стоящий возле него деревянный стол со стоящими по его сторонам лавками. На них восседали трое мужчин, закутанных в простыни, и что-то громко обсуждали в выражениях крепкого русского мата. На столе стояла большая десятилитровая бутыль с мутной жидкостью, а вокруг нее лежала разнообразная закуска. В свете прожектора было видно, что говорили двое из них, а третий, уткнувшийся лицом в стол, в разговоре участия не принимал.

– Вон тот с рыжими волосами, что размахивает руками, и есть Маврин, – тихо сказал Калинин.

Метрах в десяти от них находился небольшой сруб, из трубы которого шел дым.

– Судя по всему, это баня, – также тихо проговорил Кудрин, и они, миновав открытую калитку, подошли к столу. Сидевшие за ним мужчины замолчали и уставились на пришедших из темноты мужчин, но поскольку Калинин был в форме, это как-то сгладило нервозную обстановку.

– Ромка, ты откуда взялся? – пьяным голосом спросил рыжеволосый, поднимаясь с лавки.

– Привет, Лешка, – ответил Калинин, – у нас к тебе есть несколько вопросов.

– Да какие там вопросы, присаживайтесь за стол, – проговорил он.

Они присели на свободную лавку, и Женя в свете прожектора увидел у Маврина то самое родимое пятно под левым ухом.

– Во как, да здесь знакомые все лица, – сказал участковый инспектор, – и директор гастронома Серегин, и спящий за столом заместитель директора плодоовощной базы Ильин.

– Да, мы тут все уважаемые люди, – пытаясь встать из-за стола, сказал Серегин и тут же свалился с лавки на землю.

– Крепко вы гуляете, – проговорил Калинин, – а ведь завтра всем надо идти на работу.

– Ты за нас не переживай, – усмехнулся Маврин, – давай лучше нальем хорошей самогонки.

– Да я как-то не переживаю, – ответил участковый инспектор.

– А кто это с тобой пришел Роман, что за юнец такой? – вдруг спросил Маврин.

– Это наш инспектор уголовного розыска Кудрин Евгений, – ответил Калинин.

– Ну надо же, пацанов стали набирать в милицию, опытные сыщики разбежались от такой зарплаты, – пробурчал рыжеволосый.

– Ты что, себя имеешь в виду, опытный сыщик? – с укором спросил Калинин. – Ладно, разговоров больше не будет, собирайся и поедем в наше отделение милиции.

– Ты что, Роман, сдурел, я никуда не поеду, я отдыхаю с друзьями, – заревел от злости Маврин.

– Послушай, опытный сыщик, – не выдержал Женя, – несколько часов назад в своей квартире выстрелом в голову был убит твой дружок Олег Широков. Свидетели видели, что ты выходил из подъезда его дома, сел в его машину и уехал. Ты ничего не хочешь нам объяснить?

– Да, я был у него, – заплетаясь, проговорил Маврин, – мы перекурили, и я попросил у него машину, чтобы доехать до дачи. Моя «Волга» не завелась, видимо, что-то с аккумулятором случилось.

– Вот об этом мы с тобой и поговорим в отделении милиции, – сказал Калинин, – давай одевайся и поехали.

Маврин усмехнулся, медленно поднялся с лавки и шаткой походкой побрел к бане, а Женя и Калинин последовали за ним. Они зашли в просторный предбанник, на потолке которого тускло горела лампочка. Маврин, сняв с себя простынь, начал одеваться, а когда он с вешалки снял рубашку, то под ней на крючке висела кобура с торчащей из неё рукояткой пистолета.

– Чей ствол? – резко спросил Калинин.

– Мой, наградной, – ответил Маврин и потянулся рукой к кобуре. Но в этот момент Женя опередил его и сам снял кобуру с пистолетом с крючка.

– Ты чего, парень, отдай ствол, – проревел Маврин.

– Разберемся, если у тебя документы на него в порядке – вернем, – спокойным голосом проговорил Калинин.

– Да ты, Роман, видимо, не знаешь, что я теперь адвокат, смотри, как бы не погорел за самоуправство, – ехидно прошепелявил Маврин.

– Давай одевайся быстрее, некогда рассуждать, – ответил Кудрин.

Когда Маврин оделся и они вышли из бани, Женя увидел, как он попытался ударить Калинина кулаком по голове, но тот увернулся, и кулак Маврина, описав в воздухе дугу, потянул его тело на землю. В этот момент к ним подбежал милиционер – водитель дежурной машины, который помог Жене поднять Маврина.

– Ведите его к машине, а я тут кое-что оформлю, – сказал участковый инспектор и снова зашел в баню.

Когда Женя и милиционер-водитель привели Маврина и посадили на заднее сиденье в машину, тот, откинув голову назад, захрапел. А Женя краем глаза увидел, как Калинин вышел из бани с каким-то листком бумаги и подошел к столу, где пытался подняться один из собутыльников Маврина. Участковый инспектор поднял его и помог взгромоздиться на лавку, и в этот момент зашевелился и второй собутыльник, до этого спавший, уткнувшись в стол. Калинин им что-то говорил, но видно было уже плохо, и Женя перевел взгляд на спящего Маврина.

Через некоторое время подошел Калинин и передал Кудрину протокол изъятия пистолета, подписанный обоими собутыльниками Маврина.

Приехав в отделение милиции, они с трудом дотащили спящего Маврина в дежурную часть. Дежурный по отделению милиции удивился, увидев Маврина в таком состоянии, он еще помнил его в бытность работы в уголовном розыске. В этот момент в дежурную часть зашел Николаев. Женя рассказал ему про пистолет, найденный у Маврина, и предъявил его начальнику. Павел Иванович аккуратно осмотрел его, а затем попросил дежурного офицера «откатать» на всякий случай пальцы у спящего Маврина и утром вместе с пистолетом отправить в райотдел на экспертизу.