Kitobni o'qish: «Трагедия, чтобы скрыть правду», sahifa 3
– Посмотри, как они тебя поддерживают. Тупо глазеют и ржут, как обезьяны, не в состоянии отстоять какие? Наши идеи? Это просто мусор, просто пустые люди. Просто люди, которым ничё особо не надо, однако, их тоже надо защищать и ограничивать, чтобы они и дальше ни о чём не парились. Посмотри, посмотри! Им на тебя насрать, алё! А вот враг твой, который тебе “омерзителен”, почему-то спас тебя от штрафа в две твои зарплаты. Так это что получается, это уже я за тебя поборолся? Какие-то семейные склоки, не находишь? Такая, на самом деле, ты дурочка ещё..
По её выражению лица нетрудно догадаться, как сильно она злится и как ненавидит меня. Но вдруг я вижу в её глазах резкую перемену – молнией пролетает страх. Резко она разворачивается и бежит. Я начинаю разворачиваться, но удар по затылку – последнее, что я помню.
Приезжаем в знакомое мне отделение и долго ищем куда встать – парковочные места перекрывает перевязанная верёвочкой колбаса автозака. Свежее белое мясо тащат на крюках в отдел, на последующую разделку и обработку. Я улыбаюсь, когда вижу знакомые лица. Кесарев, старший сержант, тащит девчонку лет двадцати пяти и кривит лицо. В его движениях нетерпеливость. Сдерживающий приличия на людях, за закрытыми дверями он срывается по полной на тех, кого людьми не считает.
Входим внутрь. Проходим мимо молодёжи, ожидающей в коридоре. Из кабинета, где оформляют новоприбывших, слышатся глухие крики и громкие маты. Бледные лица напоминают очередь к кабинету стоматолога. Иван отводит меня в конец коридора, поворачивается и говорит:
– Он сейчас придёт. Мне по делам. Давай.
Жмём руки, и он удаляется в обратном направлении. Мне ничего не остаётся, как приземлиться на диван у кабинета майора и ждать. Телефона у меня с собой нет, делать вообще нечего, и ожидание скрашивают только мысли и крики той двадцатипятилетней девушки, доносящиеся из-за стены. За неимением других развлечений, я принялся прислушиваться.
– Сейчас будет ещё сильнее, давай вставай.. ага.
Звук удара.
– Ого.
– Ага.
Звук удара.
– Ёпт, ну нахрен, – говорит переводящая дыхание девушка, – хотя, не так сильно, если честно.
– Мы продолжаем, – отвечает ей мужской голос, наверное, мужчин в пыточной двое. Вроде, один из них Кесарева. – Или пятьдесят первая?
– Девушки, нормально вам смотреть?
– А, нормально ходить на митинг?
– Ты посмотри на себя, у тебя сиськи, вымя висит, посмотри, мразь. Обезьяна!
– Место учёбы?
– Я продолжу.
Девушку, как обычно, допрашивает женщина, возможно, две. А зачем две? А, наверное, новенькая стажируется. Фамилию не запомнил ещё, но мужик у неё военный, так что привыкнет. Бабы, типа, хорошего копа. По голосам двое мужчин – в «кабинете» один, понятное дело, быстро устаёт, да и подбадривать некому. Всё в кашу, и, если честно, не всё можно разобрать. Допрашиваемая почти всё время молчит. За исключением охов и стонов, конечно.
– Место учёбы или работы? Вы работаете?
– Ответь на элементарные вопросы и гуляй. Вот телефон щас скажешь, пришлём тебе повестку.. ещё позвонят.
– …
– Фуф, – чётко слышу выход Кесарева. – Продолжаем в том же духе.
– Да или нет?
– Я ответила уже. Я имею право не предоставлять свои данные.
– Тогда, знаешь как. Какую цель ты преследуешь.. в своих вот.. мы добьёмся, тут все уже были, все лежали. Цель твоя какая? Я тебе говорю, я только вот так вот буду сейчас всё расстёгивать.. в геометрической прогрессии. Нам похрен.
– Вы мне угрожаете?
– Да, я тебе, мразь, угрожаю. Я тебе угрожаю физической расправой.
– Мне неловко как-то, – стесняется через лёгкий смешок новенькая. – Сколько полных вам лет?
– Двадцать шесть, – я почти не ошибся.
– Рост какой примерно?
– Метр семьдесят восемь, не меньше.
– Официально трудоустроены?
– Я отказываюсь отвечать.
– Откуда узнала о проведении митинга? Откуда узнала о проведении митинга?
Звуки расстёгивания одежды.
– О, господи! – дышит допрашиваемая. – Я не знаю о митинге. Пятьдесят первая. Слушайте, знаете что, неловко.. что у меня лифчика нет, вы не смотрите, пожалуйста.
– Было б чё смотреть. Смотри, она не мылась неделю.
– Они все такие, – поддакивает второй.
– Как узнали о митинге?
– Я отказываюсь отвечать.
– Твою мать, ну ради чего? Шизанутые, вы шизанутые! – о, тут и женщину, что допрашивает, довели. Из-за стены непонятно, Катерина Владимировна это или Лидия Семёновна.
– Меня мужчина при вас избивает, а я шизанутая?
Всё-таки один мужчина. И как я так слушаю?
– Да, даа!
– Я поняла.
– Надо пальцы ей… неудобно…(не расслышал) Вы, мать вашу, живёте в этой стране и идёте..
– Вы сейчас током меня собираетесь бить?
– Да, двести двадцать. Встань, щас девочка тебя сфотографирует.
– Я отказываюсь фотографироваться.
Звук удара.
– Ой, спасибо. Так, ударили по лицу бутылкой с водой.
Удар.
– Ой.
– Ну.
Удар.
– Ой.
– Она, мне кажется, кайфует. Посмотри на неё, ну да, это чмо. Маргиналка, ёпт.
А вот следующую фразу я очень хорошо представил. Кесарев не раз при мне так делал. Вот он доводит до точки такой определённой, ещё не кипения, но близко, когда допрашиваемый ещё надеется, что всё будет хорошо, после ударов, унижений и прочего, и наклоняется, как бы сверху вниз так нависает, как коршун.
– Чё, ты думаешь будет за это чё? Начальник сказал херачить вам нахер. Ну? Президент на нашей стороне. Вы – враги народа. Щас забьём тебя здесь до смерти, и всё, дело в шляпе. Ещё премию за это получим.
– Место работы?
– Я отказываюсь.. в связи с пятьдесят первой статьёй Конституции.
– Нам надо анкету заполнить, слушай. Скажи и всё, отпустим.
– Ай, волосы больно! – кричит допрашиваемая.
– Больно, мне больно, – поёт Кесарев. Он любит эту песню.
Удар.
– Нет, придётся сказать.
– Давайте, бейте меня. Я не буду вставать уже.
Грохот.
– Телефона у тебя больше нет. Он стал футбольным мячиком.
Не хватает уместной шутки про отказ фотографирования. Наверное, устал Кесарев. Он точно работал два дня назад, и вроде оставался ещё на сутки. Не удивлюсь, если его смена до сих пор идёт.
– Вы сломали мне экран сейчас.
– Получилось так. Случайно, да? Она заходила, поскользнулась. Смотри у нас тут три свидетеля? Давай, вставай.
Но встать пришлось мне.
Фёдоров подходит ко мне, мерит грозным взглядом и жмёт руку.
– Заходи, – говорит он, открывая дверь ключом.
– Ну, рассказывай, – приказывает майор, как только я сажусь на стул.
– Фуф, ну, я говорил уже, я ничего не помню. Но вы сказали, что здесь мои документы.
– Подожди. Сначала расскажи мне, как ты в отделе оказался.
– Меня Ваня привёз.
– Да не сейчас. Позавчера в сто сорок седьмом участке.
– Не был я там.
– Да что ты говоришь? Хотя, может, и правда не помнишь. И не помнишь, как тебя на митинге задержали?
Вот тут вот у меня замирает сердце. Жизнь начинает окрашиваться, как будто до этого была бесцветно-серой. Теперь становится чёрной.
– Тааак.. говорю честно. Я чуть вспоминаю, помню протесты в центре, были же, да? Или это прошлые? Было чё то? Я, наверное, где-то там из метро выходил. На машине в час пик туда не поедешь.
– Не поедешь, значит.. Ты мне затрахал мозг уже, скотина! Ты там на шалаве какой-то валялся. Орал и скандировал!
Кот начальника Барсик запрыгивает на стол, попадает под горячую руку, и тут же слетает вниз, скрипя когтями по столешнице.
– Ууу, не дай бог следы останутся! – грозит коту начальник. – Только принесли, всё никак не научится.
– Ты какого хрена там делал? – обращается уже ко мне майор. – Ты переметнуться решил? Забыл, за чей счёт жрёшь и спишь! Кто тебе служебку выдал?! Ты чё в край охренел?
Я молча смотрю в пол и, как в детстве, хочу, чтобы это быстрей закончилось.
– Какого хрена мне звонят ночью: тут нашего взяли! На митинге! В мясо невменяемого! Ты понимаешь, как я себя почувствовал? Они ведь мне ещё говорить не хотели! Замнём, сами разберёмся! И ты против меня, против них пошёл?! Ты им ноги целовать должен, они за тебя вступаются, а тебе на них положить… Вот ты мне скажи, ты стал таким смелым, что ширнулся и пошёл на митинг воевать?!
– Я не ширялся.
Майор ухмыляется. Да, думаю, он всё прекрасно знает.
– Ты же не помнишь.
– Не помню, но, – я пытаюсь отмазаться, – по утру состояние другое было.
Фёдоров замахивается, но бьёт по столу, хотя руки у него длинные.
– Рот закрой и впитывай! Какого хрена я должен ночью ехать и упрашивать тебя к нам забрать? Как домой тебя отвезли, ты тоже не в курсе? Надо было тебя здесь оставить, но уж сильно глаза мозолил.
Мне вспомнились мокрые от снега штаны и окоченелые пальцы.
– Я перевожу тебя в другую часть. Понял?
– Понял, – ничего спрашивать уже не нужно.
– В деревню. На пару месяцев. Ничего серьёзного, надеюсь, не произойдёт. Увольнять тебя сейчас не вариант, попробуем пересидеть. Но ты мне должен! Я за тебя сотку отдал, сотку мне и вернёшь! Проглотил?
Я молча сглатываю слюну.
– Теперь к твоим вещам, – майор встаёт, подходит к сейфу и открывает его ключом. – Телефон твой у меня, держи. Он целый, но я выключил – он достал звонить. А вот доки твои там остались. Не захотели отдавать – сказали, как оклемаешься, приедешь – отдадим. Ты там им пол заблевал вроде, локтём кому-то заехал. Не знаю, сколько приврали, правда, но, тем не менее.. Короче, съездишь туда, извинишься, и с документами быстро домой. Собирай вещи, за город тебя отправляю. Завтра. Старый отдел на северном съезде знаешь? Туда и поедешь. Там отдел пустой, только техника старая – поохраняешь её пару месяцев. Никто не приходит, можно спать, плитку электрическую поставишь, чайник. Не пить! Опять что выдумаешь. Пару раз пришлю кого-нибудь проведать тебя. Ночевать там будешь, там тепло, говорят, только от крыс отбиваться. Дома не появляйся, не дай бог, журналюги явятся – они-то могут раздуть. Завтра в девять там пересменка. Последняя. Потом два месяца там только ты. До магаза можно сходить, но надолго не уходи, за технику отвечаешь – там шпаны полно. Тебя завтра ждут. Так, вроде всё. Ты всё, понял?
– Понял, – киваю я головой.
– Неправильный ответ.
– Понял, товарищ майор.
– Так-то. Всё иди.
Как-то в средней школе, когда я уже стал более-менее хорошо учиться, я пришёл в школу в субботу на три урока и разом получил четыре двойки и несколько троек. Тетради раздали. Маму шокировал. Мало того, в тот день она отмечала свой день рождения. И когда она увидела мой дневник, у неё было такое лицо, что весь праздник выветрился моментально. Только тогда я испытал такой же силы жжение в груди, обиду и непонимание происходящего.
После выхода из кабинета, я словно законно лишился всего. Моя жена уехала к тёще. Моя работа пошла псу под хвост. Моя карьера похоронена под плинтусом. И всё это произошло будто во сне. В кошмаре, воплощённом в реальность и не собирающемся заканчиваться.
Выйдя из отдела, я первым делом решаю проверить телефон – пропущенные исчисляются даже не десятками. Нахожу на внутренней парковке свою машину – слава богу, хоть не битая – и набираю жене.
Прогревая мотор, я слушаю её вопли, не в силах вставить слово. На меня только что кричал начальник, так что вторая порция была излишней.
– Да, постой… да, подожди ты!
Она не унимается, чёрт знает что навыдумывала опять себе! Ну, вот на что она может злиться? Она серьёзно думает, что я был с какой-то бабой на площади?
– Может, хотя бы поинтересуешься, здоров я или нет? – что было мочи, кричу в трубку я, наверное, слишком громко. Курильщики у входа повернули в мою сторону головы.
Жена на несколько секунд замолкает.
– С тобой всё хорошо? – тихим голосом спрашивает она, и я слышу застрявшие комом в её горле слёзы.
– Да, но обмёрз немного и всё тело в синяках..
Телефон издаёт звук завершения звонка. Повторно жена не берёт. Ну, вот что не так? Один раз изменил, два года назад! Нет, теперь надо меня по любой недомолвке ревновать. По карманам шарить, переписки читать! Ещё и в открытую спрашивает, зачем пароль на телефон поставил? Чтобы ты туда не лазила, дура!
