Ричард Длинные Руки – рауграф

– Что за буквоедство, – сказал я шепотом, – ладно, пропусти подробности.

– В результате компромисса, – сказал он тихо, – было достигнуто соглашение, что к «ваша светлость» будет добавляться ваше грозное имя. «Ваша светлость сэр Ричард». Теперь к вам будут обращаться только так.

– Хорошо-хорошо, – сказал я с нетерпением, – хоть горшком… впрочем, извини, ты прав, титулование и обращение очень важны в цивилизованном обществе. А «хоть горшком, только в печь не ставь» – это у дикарей… Ладно, понял, какими важными делами занимались, пока я там у папуасов их кумыс пил. Сейчас начну прием, а ты подсказывай, кто тут и что за цаца. Ты уже знаешь местных, а для меня все как попугаи с южных островов.

– Половина, – ответил он, – ни на что не способны, обычные трутни. Другая, напротив, способна на все.

– А на то, что нужно?

– Таких лучше искать не здесь.

Я пробормотал:

– Я бы сам приблизил незнатных, но резкое недовольство зачем нам… Ладно, вроде бы народ уже собрался? Кто опоздал, я не виноват. Начнем.

Он кивнул церемониймейстеру, а тот, грузный и очень представительный, повернулся к залу и провозгласил громовым голосом:

– Его светлость сэр Ричард начинает прием жалоб, просьб и предложений!

Глава 8

Подошел немолодой мужчина в пышном, но чуточку старомодном костюме, как я это понимаю, другие сен-маринцы ярче и со всякими… да, этот проще.

Он опустился на колено и сказал густым медвежьим голосом:

– Ваша светлость сэр Ричард!.. С неба ночью упал огонь и выжег большой участок леса.

Я сказал участливо, но строго:

– Божья кара. Хочешь, чтобы я поговорил с Богом?

Он сказал торопливо:

– Все говорят, что огонь упал с неба, но у меня хорошие глаза, ваша светлость!.. Я как раз перед сном смотрел в ту сторону и думал насчет завтрашней охоты… Не завтрашней, а тогда думал о завтрашней, это почти неделю назад…

– Понял-понял, – перебил я. – Так что насчет огня?

– Он упал не с неба, ваша светлость, – сказал он твердо. – У меня и память еще не шалит! Я заметил искорку в небе как раз в момент, когда она вспыхнула, а затем стала быстро падать на лес. Хотя была ночь хоть глаза выколи, но я точно могу сказать, что на том месте высокая скалистая гора, а на самой макушке высокая каменная башня!

Я насторожился, не люблю неприятности, переспросил:

– А как было раньше? Никакой колдун не шалил?

Он покачал головой, перекрестился, и некоторые в зале, что внимательно слушают, перекрестились тоже.

– Слава Господу, – сказал он с чувством, – раньше у нас их вообще не было. Да и хозяйство мое не велико, правда… Но теперь этот вот откуда и взялся? Ваша светлость, всего за сутки до того я как-то оглядывал все со своей башенки, у меня замок тоже на горе, пусть и невысокой, и точно помню, что никакой башни не было!

– И что, – спросил я недоверчиво, – появилась всего за сутки?

Он перекрестился:

– Может быть, ваша светлость, вообще за час!.. Я не смотрел туда все время. Вчера не было, а сегодня, смотрю, есть. Откуда взялась? Я вообще-то раньше был не против колдунов, есть они ну и есть, но сейчас если изволите принять какие-то меры, то я и все мои люди пойдем с вами!

Я подумал, кивнул:

– Хорошо. Сэр Альбрехт, проследите, чтобы жалобу сэра…

– Сэра Сильвеша, – подсказал он, – владетельного хозяина поместья Пенбрабергов.

– Сэра Сильвеша, – повторил я. – Чтобы жалобу сэра Сильвеша приняли и сообщили, что удалось узнать подробнее. Я не потерплю бесчинств на землях под моей властью!..

С языка чуть не сорвалось «в моих владениях», но вовремя сориентировался, хотя барон, хитрый жук, наверняка заметил крохотную заминку в речи.

Сэр Сильвеш поднялся, сказал «ваша светлость» и скромно отступил. На его место встал высокий худой с резкими чертами лица вельможа, одет пышно, но с достоинством, сказал нервно:

– Ваша светлость, сэр Ричард! Я лорд Алоиз Мессинский, барон Нью-Вудства. Смерч Странник сошел с дороги!

В его словах было столько ужаса, что я ощутил холодок в теле.

– Что за смерч?.. Расскажите, сэр Алоиз, поподробнее. Знаете ли, по ту сторону гор их нет, это у вас тут развелись вблизи моря всякие цунами, тайфуны и прочие ураганы…

Он почти выкрикнул:

– Древний смерч, что испокон веков ходит по старым дорогам!.. Это проклятие наших земель, но за века к нему привыкли, идет медленно, обычно все мы ему уступаем…

– А если не уступить?

Он зябко передернул плечами:

– Моментально ухватит… и все!.. Но ходит медленно, все приспособились, было… неопасно. А неделю тому вдруг сошел с дороги!

– И что, – спросил я тревожно, – много разрушений?

– Пока нет, мой лорд!.. Идет по степи, потом у него на пути вроде бы лес… Но теперь неизвестно куда пойдет. А дома и пашни с его дороги так просто не убрать!

Я подумал, повелел:

– Сэр Альбрехт, распорядитесь, чтобы выделили человека… а лучше двух-трех на легких конях, что составят новый маршрут этой аномалии. Если прет по прямой, можно рассчитать, куда принесет нелегкая. Будут серьезные разрушения, сэру Алоизу будет оказана помощь из федерального центра. Нашему научно-исследовательскому комплексу, что временно располагается в монастыре под заботливым крылом отца Дитриха, дать указание поискать методы борьбы или обуздания этой штуки. Пусть пороются в старых книгах, соберут все на один лист и представят перед мои светлы очи.

Сэр Алоиз поднялся, поклонился и со словами «ваша светлость» отступил в ряды. Вперед вышел круглолицый, плотного сложения, толстый, с румяной мордой кабатчика, к моему изумлению, в кожаном панцире поверх бархатного камзола, явно подражает нашим рыцарям и хочет казаться своим или хотя бы понравиться суровым людям Севера.

Преклонив колено, он заговорил с негодованием и дрожью в голосе:

– Ваша светлость, сэр Ричард! Мой сосед, сэр Баодуин из Клерма, пользуясь моим отсутствием, отхватил от моих владений кусок долины с двумя деревеньками!

Я поинтересовался:

– А что, ваше отсутствие было таким длительным?

Он помялся, опустил взгляд:

– Нет, ваша светлость, сэр Ричард. Не длительным, но… он мог посчитать, что не вернусь.

Головы он не поднимал, что-то в нем не так, я подумал и спросил в лоб:

– Это значит, вы были в передовых частях, что сражались с нами, армландцами и брабандцами?

Он пробормотал:

– Да и не было серьезных сражений, ваша светлость. Я видел вас, я тогда командовал пешими мечниками. Сами знаете, прошло для нас не так, как хотели… Да я был, увы, в передовых частях.

Теперь, когда скрывать нечего, он поднял голову и смотрел с угрюмой надеждой.

– Вы приняли присягу новому лорду? – спросил я. – Я имею в виду… мою светлость?

Он покачал головой:

– Нет, ваша светлость. Мне это кажется не совсем честно. Все-таки наш король – Его Величество Кейдан. Это было бы… актом мятежа против законной власти.

Я повернулся к Альбрехту, но решил, что некоторые детали стоит уточнить, снова поинтересовался:

– А сэр Баодуин, отнявший у вас две деревеньки?

– И он не принес, – сообщил кабатчик, но добавил со вздохом: – Хотя, думаю, принесет ее быстрее, чем я.

– Почему?

– Он разумный человек и больше уважает силу, чем законы.

Я подумал, все замерли в ожидании соломонова решения, я произнес отчетливо:

– Закон не может быть законом, если нет силы, могущей принудить к его соблюдению. Повелеваю сэру Баодуину вернуть вам изъятое и выплатить штраф, размер которого определите по-соседски сами в ходе обоюдной дискуссии. Война окончена. Не имеет значения, воевали вы против или нет.

Его лицо вспыхнуло, глаза заблестели радостью, а в зале сдержанно заговорили. Следом преклонил колено сэр Стефан Сансерский и угрюмо сообщил, что в его владениях земля в долине за одну ночь опустилась, взамен выступила вода. Теперь там большое озеро, весь урожай погиб.

– Разберемся, – пообещал я. – Вернуть все назад не обещаю, но соседи помогут зерном, а вы пока думайте, как использовать озеро. Какая там рыба, много ли ее? Вдруг да ценная…

Затем сэр Безансон предъявил бумаги, что его род имеет права на лес Серые Ели, но тем сорок лет назад незаконно завладел дед нынешнего хозяина поместья Людогеллов и с тех пор даже перекрыл все дороги.

– Перекрывать дороги, – рассудил я, – это не совсем хорошо, как и стучать по мосту шлемами. Должно быть свободное движение товаров, людей и этих… ну, идей. Всяких разных. Кроме крамольных. И антигосударственных. А также подрывающих нашу высокую, я бы сказал, нравственность. Но мне отсюда не видно, кто из вас кто, так что это дело велю передать в местное самоуправление лордов. Они знают друг друга, как залупленных.

Альбрехт незаметно кивнул, чует, хитрый лис, что мне как-то не по себе в роли всезнающего судьи. Хотя я из тех орлов, что еще с пеленок самодовольно раздают советы и уже знают, как управлять миром, и что все взрослые – дураки, но я уже сам почти взрослый, ладно, взрослый, а это значит – понимаю, что понимаю не все.

Они подходили один за другим, одни просто излагали жалобы или просьбы, другие сперва клялись в верности, рассчитывая на добавочные шансы, я перевел дыхание и разбирался увереннее. Альбрехт понаблюдал, отошел незаметно и, как призрак, растворился в зале.

Я с усилием держал на лице улыбку великодушного и все понимающего, внимательного и заботливого, а сам начинал звереть, что такую хрень вынужден разбирать я. Надо бы создать какой-то орган для подобных дел, ну не люблю я, не люблю, хотя, по мнению моих лордов, должен бы радоваться: подобные тяжбы лордов вообще-то подлежат юрисдикции самого короля.

Когда посетителей поток иссяк, я поднялся, красивый и, надеюсь, внушающий, сказал весело и властно:

– А теперь – военный совет! Всем военачальникам прибыть в мой персональный кабинет. А также государственным мужам. Уклонившимся – виселица!.. Ладно, шутка, если кто не понял глубокого майордомьего юмора. Напоминаю непонятливым, у майордома все шутки – остроумные и смешные.

Все склонили голову, я повернулся и удалился через дверь за троном, все предусмотрено, облеченные властью не ходят через длинные залы, когда есть пути покороче.

Пока лорды медленно и важно шли обходным путем, вежливо пропуская один другого вперед, раскланиваясь и обмениваясь любезностями, я прошел короткой дорогой, сбросил мантию, ее набросили мне там для важности, раздраженно уселся в неудобное, но внушающее кресло.

В дверь заглянул барон Торрекс Эйц, начальник дворцовой стражи, обедневший барон из Армландии, простодушный и честнейший. На прежнем месте ему хронически не везло, а здесь сразу возвысился до важнейшего поста, о котором не мог и мечтать.

– Сэр Ричард, – доложил он, – охрана удвоена!

– Зачем? – удивился я.

– На всякий случай, – ответил он. – Барон Альбрехт велел. Мы все-таки в завоеванном королевстве!

– Ждете покушений?

– Все может быть, – ответил он уклончиво.

– Хорошо, – ответил я, – только ставьте так, чтобы не слишком выпячивались. А то местные сочтут, будто и тени боимся.

Рыцари в мой кабинет заходили, одни гремящие железом и грузно топающие, другие шуршали шелками сен-маринских костюмов и распространяли изысканные ароматы. Граф Ришар опустился в кресло напротив, я снова с удовольствием рассматривал этого красивого седого льва, все еще полного силы. Волосы небрежно падают на плечи, густые и толстые, как лошажья грива, сам прям, как корабельная сосна, даже сейчас, в спокойном состоянии, крупное поджарое тело полно сдерживаемой силы. Я в который раз подивился живучести, столько глубоких шрамов, что просто чудо, как выжил и все еще без посторонней помощи взбирается в седло. И как здорово, что этот ветеран, участвовавший во всех войнах континента, граф Ришар де Бюэй, герой битвы при Олбени, Гастирксе, Черной Речке, Проливе и всех войн королевства с соседями, сейчас со мной.

Макс сел возле сэра Растера, тот для него живое олицетворение рыцарского мужества. Альбрехт с тремя лордами занял место в сторонке.

Я поприветствовал всех и со вздохом облегчения рухнул в тронное кресло на возвышении, сюзерен должен быть выше остальных, здесь это подчеркивается просто и незатейливо.

– Наконец-то все свои, – сказал я громко, – так что забудем о церемониях. Я обращаюсь не к армландцам, они и так бесцеремонные дальше некуда, а больше к сэру Куно и его помощнику. Здесь все равны, я разве что чуточку равнее. Итак, у нас сейчас военный совет…

Куно поднялся и, трепеща от собственной смелости, взмолился:

– Но я не военный!.. Меня позвали, видимо, по ошибке…

– Мы все воины Господа, – сообщил я ему потрясающую новость и перекрестился. – Одни воюют за воплощение его идей оружием, другие – словом, а ты, Куно, умелым хозяйствованием. Так что навостри уши. Услышишь глупость – поправь, увидишь, как сделать что-то лучше, – говори немедленно, выслушаем и даже бить не будем.

Куно поспешно сел и постарался сделаться маленьким и незаметным. Граф Ришар сказал нетерпеливо:

– Сэр Ричард, вы что-то упоминали о карте…

– Упомянул, – ответил я. – Еще как упомянул!

– Его светлость чуть не лопнул от гордости, – заметил барон Альбрехт вполголоса.

– Дык есть повод, – ответил я.

– Пора бы уже посмотреть, – проговорил Ришар, я видел, как подергиваются его пальцы от жажды поскорее ухватить и развернуть во всю ширину стола.

– Вы, как всегда, правы, – сказал я любезно.

По моему хлопку в ладоши в зал вошел слуга, я указал на свободный стол, он расстелил на нем огромный лист. Все жадно подхватились, граф Ришар первым посмотрел и тут же поднял голову.

– Сэр Ричард… это шутка?

– Нет, граф, – ответил я любезно.

– Но там… ничего нет!

– Совершенно верно, – ответил я. – Все в интересах секретности, граф.

Он пробормотал:

– Гм… Но как…

– В интересах секретности, – повторил я с удовольствием, – сделал видимой только для себя. Но теперь, когда здесь все свои, делаю видимой для всех.

Они жадно смотрели, как я быстро, сверяясь с памятью, рисую очертания береговой линии, провожу линии рек, рисую озера, холмы, ущелья, отмечаю мосты, переправы вброд, а когда слуга принес цветные чернила, я начал отмечать города, оазисы, горячие пески и плодородные долины, а в завершение эффектно провел линию Великого Хребта и отметил место, где он опускается в океан.

– Здесь живут огры, – сообщил я. – В худшем случае они просто воздержатся от войны на стороне кочевников.

Граф Ришар завороженно смотрел на карту, а барон Альбрехт пробормотал:

– В худшем? Я бы назвал это лучшим.

Я покачал головой:

– Обижаете, барон.

– Что не так? – спросил Альбрехт.

Все в ожидании смотрели на меня, я сказал как можно небрежнее:

– Я подружился с ними и почти уговорил выступить на нашей стороне. Гарантии нет, но…

В зале наступила гробовая тишина, на меня смотрели непонимающими глазами, на лицах смятение.

Альбрехт сказал осторожно:

– Вам удалось… подружиться с ограми?

– Удалось, – ответил я скромно. – А вот эта штука… где же она… ага, вот!.. это зуб редкого морского зверя – подарок вождя огров великого и ужасного Аянбека. Когда будем в тех краях, напомните, чтобы я повесил на грудь. Сэр Альбрехт, я вижу тысячу вопросов в ваших глазах, но лучше не вникать в мелочи. Установил с ними дружбу и установил. Как?.. Да ерунда, ну что вы, право… Другие пусть ищут свои пути налаживания контактов. Давайте лучше прикинем, как поведем войска…

Сэр Альбрехт пристально смотрел на меня, но граф Ришар уже вел пальцем по карте, голос его прозвучал приподнято-деловито:

– Города укреплены хорошо?

– Там очень интересное государственное устройство, – сказал я. – В городах живет завоеванное население. Но это вовсе не значит, что нас примут с распростертыми объятиями…

Они слушали очень внимательно мой пространный рассказ о ста семидесяти карликовых королевствах, о кочевниках, о постоянных войнах племен и ежедневных набегах друг на друга, только барон Альбрехт пару раз вскинул голову и посмотрел на меня очень внимательно. Я подумал, что надо будет все же сочинить что-то правдоподобное, объяснить такие глубокие и свежие данные. Не на постоялом же дворе я купил такую карту и все разузнал… хотя почему нет?

Граф Ришар, как единственный, кто водил объединенные войска лордов и умеет управляться с большим скоплением людей, начал с ходу намечать варианты, как и где нанести первый удар. Полководцы слушали внимательно, спрашивали, постепенно начинали спорить, предлагать свое, я слушал, всматривался в их лица, горящие азартом, вслушивался в слова, вернее, в то, как произносятся.

На самом деле кочевые народы завоевывать вообще легко, хотя поверить в такое трудно. Все эти ужасающие армии Чингисхана, Аттилы и прочих татаро-монголов приводят в трепет только натиском, внезапным нашествием. В обороне ничего не стоят, что и было легко доказано русскими князьями, страдавшими от набегов печенегов и половцев. Рассердившись, собирали войска и ответными походами опустошали земли всех этих куманов, но едва уходили, там все начиналось снова. Окончательная победа пришла только тогда, когда начали строить на захваченных землях крепости. И – не стало самих печенегов, влились в местный этнос славян, а половина половцев, не возжелавших осесть по приказу русских князей на землю и заниматься хлебопашеством, ушли на свободные земли Паннонии, где их вскоре покорили прибывшие венгры и все-таки заставили осесть и пахать.

Аттила был ужасен, но никому из европейских государей не приходило в голову собрать войско и двинуться в земли гуннов. Все прекрасно понимали: кочевые народы идут в эти опасные походы от нищеты и крайней бедности, им лучше умереть в бою, чем в грязи от голода. В скудных монгольских степях нет ничего, кроме барханов и жесткой травы. Ее не станут есть европейские кони, избалованные ячменем, овсом, а то и отборной пшеницей, и потому походы туда бессмысленны.

Но в моем случае, если хочу избавиться от постоянной угрозы, придется не просто вторгнуться большим войском, но и спешно строить там крепости. Иначе после нашего ухода кочевники быстро оправятся от любого разгрома. Да и не будет разгрома, они могут сколько угодно водить за собой тяжелое крестоносное войско, как скифы таскали победоносную армию царя Дария, от которой в конце концов ничего не осталось, а сам Дарий убежал просто чудом.

Сэр Растер первый заскучал, все эти стратегии-тактики – дело непонятное и скучное, главное – тяжелый удар рыцарской конницы с опущенными копьями.

– Нам нужно, – сказал он громовым голосом, – вторгнуться. А там, с Божьей помощью – победим!

Я сказал убежденно:

– Одной веры в Творца недостаточно. Для продвижения в Гандерсгейм… а также на юг нужна еще и прочная идеология.

Он спросил озадаченно:

– А это что?

– Вера, – объяснил я, – это то, ради чего умирают, а идеология – ради чего убивают.

Глава 9

Граф Ришар попросил позволения скопировать хотя бы участки карты для своих полководцев, я велел сделать это настоятельно, раз уж двинемся, как он мудро решил, тремя колоннами. Наконец я отпустил всех, Куно, как всегда, почтительно пропускал знатных рыцарей, а они все знатнее, и пристроился в конце, а когда был уже на пороге, я сказал строго:

– А вы, сэр Куно, останьтесь.

Он вздрогнул, обернулся с бледной улыбкой, испуганный и трепещущий, поспешно поклонился:

– Да-да, ваша светлость! Как скажете.

Я сказал с досадой:

– Что у тебя всегда такой виноватый вид? Казну обобрал?.. Еще нет?.. А что, уже собираешься?

Он замотал головой.

– Сэр Ричард, – воскликнул он умоляюще, – как можно!

– Да смотришься таким, – объяснил я. – Садись вон там и докладывай. Коротко, но подробно. Сколько украл, когда, где, зачем, куда истратил или сложил в кубышку.

Он сказал умоляюще:

– Да ничего я не крал!.. Ваша светлость, я набрал штат помощников, как вы и велели, они составили свод законов, их вам предстоит подписать…

– А прочесть можно? – поинтересовался я язвительно.

Он вздрогнул:

– Простите, ваша светлость! Конечно, вы наверняка изволите внести поправки…

Я отмахнулся:

– Вряд ли. Ты уже знаешь, что надо делать. Но все равно принеси, я должен просмотреть государевым оком. А вообще… чтоб ты знал, я тебя могу проверить в любой момент. Не зарывайся.

Дверь осторожно открылась, церемониймейстер осторожненько заглянул и сказал с виноватостью в голосе:

– Простите, ваша светлость, к вам Великий Инквизитор…

– Отец Дитрих? – переспросил я. – Зови, он зря не явится.

Он отступил в сторону, поклонился кому-то, невидимому мне. В комнату медленно вошел бледный отец Дитрих, его осторожно поддерживал под руку мрачный и сердито сопящий сэр Растер.

Я вскочил в испуге:

– Отец Дитрих! Что случилось?

Он слабо улыбнулся.

– Нет-нет, все в порядке. Ступенька в старом монастыре прогнила, но я катился не так уж и далеко, хотя…

Я торопливо придвинул кресло:

– Садитесь, садитесь немедленно! Сэр Растер, останьтесь, поможете на обратном пути. Мы тут занимаемся всякими пустяками, в смысле обустройством королевства, но это такие мелочи в сравнении с делами духовными…

Отец Дитрих вяло отмахнулся:

– Ох, оставьте это для проповедей… Еще не читаете? А уже готовы, даже выражение лица вполне, вполне… Обустроить королевство необходимо прежде всего для того, чтобы ничто не мешало думать о духовном пути…

– Этим и занимаемся, – заверил я. – Сейчас вот с Куно продумываем законы, воплощающие в себе величественную идею равноправия! Как вот все равны перед Творцом, так должны быть равны и перед законом.

Куно кивал и мысленно записывал, такой у него сосредоточенный вид, но сэр Растер спросил обиженно:

– Это как? Я, благородный рыцарь, и грязный простолюдин, будем равны? Сэр Ричард, это недопустимо!

– Равны, – сказал я твердо. – Сегодня же подпишу закон, Куно его уже составил. Запрещаю спать под мостом и красть хлеб одинаково всем: богатым так же, как и бедным!

Растер попыхтел, подумал, не его дело составлять законы, звучно и с озадаченным видом поскреб затылок.

– Ну-у-у… – прогудел он в затруднении, – вообще-то вы где-то правы, мой лорд. Я как-то не подумал о такой стороне законности и равноправия. Да-да, справедливость должна быть…

Отец Дитрих сказал ласково:

– Спасибо тебе, сын мой. А теперь иди, там внизу рыцари уже составляют столы для пира.

Растер посмотрел на него обеспокоенно, потом с надеждой на меня. Я кивнул:

– Идите, сэр Растер. Без вас точно поставят криво.

Он поспешно приложился к руке отца Дитриха и отбыл.

– Santa simplicitas, – сказал отец Дитрих.

– Да уж, – согласился я, – он самый. Святой отец, Господь дал десять заповедей для всех двуногих. Постепенно мы и законы приведем в соответствие с заповедями. Сперва, как вот благосклонно одобрил сэр Растер, будем вешать каждого, кто по ночам прячется под мостом, вне зависимости от знатности или бедности, а потом и к суфражизму подойдем осторожными шажками.

Он переспросил с непониманием:

– Суф… суфражизму?

Я отмахнулся:

– Это еще не скоро понадобится. Когда рождаемость упадет и рабочих рук не будет хватать остро. А сейчас давайте подумаем над…

Дверь приоткрылась, барон Эйц вошел, сильно смущенный, не ждал, что у меня все еще гости, да еще такие, плотно прикрыл ее за собой и остановился в нерешительности.

– Ваша светлость…

– Говори, – сказал я недовольно. – Что замолчал? Я знаю, ты зря не зайдешь.

– К вам гость, – ответил он кратко.

– Кто?

– Просил не называть его по имени. Но сказал, что примете его с охотой.

Я проворчал:

– Сейчас я никому не рад.

Он поклонился и взялся за ручку двери:

– Значит, велеть прийти завтра?

Отец Дитрих сказал поспешно:

– Погоди. Это может быть очень важное. Куно, помогите мне подняться… Вот так, спасибо. Ничего, к двери могу и сам, но спасибо… Сэр Ричард, примите гостя, пожелавшего остаться неизвестным! И не стесняйтесь в таких случаях выпроваживать гостей. Даже таких любезных вам, как я. Сюда будет набиваться все больше народу и все чаще, вы должны уметь ставить заслоны.

– Но, отец Дитрих! – запротестовал я.

Он покачал головой:

– Нет-нет. Я зашел просто удостовериться, сын мой, что ты вернулся целым и полным христианского рвения.

– Но мы еще не успели…

– Я все увидел, – прервал он. – Занимайся королевством. На твоих плечах большая тяжесть, сын мой.

Они с Куно вышли, сэр Торрекс застыл в нерешительности. Я сказал с раздражением:

– Поверим чутью отца Дитриха. Приведи, но будь у этого гонца за спиной. И проверь хорошенько по дороге сюда. Сейчас он где?

– В саду.

– Это хорошо. Можно успеть понять, чем он вооружен.

– И чем защищен, – добавил он негромко. – Я все сделаю.

Его шаги затихли в коридоре. Я прикинул, сколько времени понадобится, чтобы доставить незнакомца сюда, уселся поудобнее и перешел на тепловое зрение, а затем и на запаховое. Комната исчезла, я очутился в жутковатом вращающемся мире, полном цветных пятен и диких красок, которым просто нет и не может быть названия, так как это не краски, а запахи, но кисловато-красная шершавость или сладость оранжевости может сдвинуть сознание весьма…

Послышались чересчур громкие шаги. В горьковатой прелости шалфея возникла дыра. Тепловое зрение услужливо нарисовало две фигуры, в одной узнал Эйца, я на него уже и раньше смотрел тепловым, а вторая, поменьше и спектром потемнее, принадлежит, как я понимаю, гонцу. Вроде бы ничего скрытого под одеждой, человек насторожен и взволнован, но нет особой агрессии, нет и готовности броситься на меня…

Переход к обычному восприятию мира сопровождался таким же приступом тошноты, я кое-как подавил его, поднял голову. Перед глазами мутные фигуры четверых, сдвинулись в две, затем восстановилась резкость, хотя мутные пятна еще какое-то время плавали в воздухе, постепенно растворяясь в нем.

Гость, крепкоплечий мужчина с рыжими волосами и короткой рыжей бородкой, низко поклонился. Под дорожным плащом просматривается очень дорогая одежда, а в этом королевстве, как и везде, существует закон, не разрешающий простолюдинам носить шелка или бархат. Значит, из благородного сословия как минимум.

Барон сказал негромко:

– Перед вами майордом Ричард. Преклоните колено!

Я сказал недовольно:

– Мы одни, никаких церемоний. Кто вы и кто послал?

Гонец все же преклонил колено и, глядя снизу вверх, ответил спокойным и твердым голосом:

– Я виконт де Голдинвуд. Послал меня тот, кого вы и сейчас еще готовы убить.

Я взглянул на барона, тот понял и тихонько вышел, плотно прикрыв за собой дверь.

– Таких много, – сказал я холодно, – но, как я понимаю, это слова Арнульфа.

Виконт сказал почтительно:

– Он сказал, вы так и ответите. Мне велено доставить вам некий дорогой вам лук…

– Где он? – спросил я быстро.

– В гостинице, где я остановился. С собой взять не рискнул.

– Правильно сделали, – одобрил я. – Я пошлю с вами людей. Что-то еще?

Он поколебался, наконец обронил:

– Не знаю, стоит ли говорить…

– Почему? – спросил я.

– Мне было велено только доставить лук, – ответил он.

– Лук доставлен, – сказал я. – Что в Ундерлендах?

– Ничего не изменилось, – ответил он. – Только посла от вашей светлости Его Величество в гневе велел заточить.

Я вскочил, кровь бросилась в голову, горячей волной залила щеки.

– Что?

– Он в темнице, ваша светлость.

Я прорычал, не узнавая своего голоса:

– Мой посол? На каком основании?

– Как изменник, – произнес виконт. – Ваша светлость, не гневайтесь! Вы уже не завоеватель, с которым можно вести переговоры. Позвольте смиренно напомнить, вы приняли титул маркграфа.

– И что?

– Тем самым признали власть короля, – ответил он торопливо, – над своими подданными. И, как следствие, барон Фортескью разом потерял неприкосновенность.

Я стоял над ним, коленопреклоненным, мышцы заскрипели от натуги, когда я пытался разжать сведенные судорогой руки. Он склонил голову, страшась видеть мое искаженное лицо.

– Это… оскорбление, – прохрипел я. – Зачем он это сделал?

Виконт сказал осторожно:

– Как король… он вправе так поступать со своим подданным. С точки зрения права вы тоже, ваша светлость, его подданный.

– Пусть и не надеется, – прорычал я.

– Вы его подданный, – повторил он, – хоть и с достаточно большими правами. Но за вашими плечами войско. Вас бросить в темницу не смог бы. А вот барона Фортескью…

– Барон выполнял мое поручение, – сказал я люто. – Отвечаю за его слова и поступки я! Потому… потому… хорошо же, этот королишка получит ответ!

Он поднялся, не дожидаясь моего разрешения или же решил, что стоял так достаточно долго для любого этикета, выставил перед собой ладони:

– Ваша светлость!.. Ваша светлость!.. Только успокойтесь, все, что вы сделаете во гневе, только повредит вам и вашим реформам.

Я остановился, смерил его злым взглядом:

– Что ты знаешь о моих реформах?

Он поклонился:

– Достаточно, чтобы желать вам успеха. Герцог Ульрих и его люди следят за ними с надеждой.

– Ты из ордена? – спросил я.

Он посмотрел с удивлением:

– Какого ордена?

Я кивнул:

– Спасибо, ты уже ответил. Скоро прибудет герцог Готфрид, они с герцогом Ульрихом смогут взяться за восстановление Арндского королевства гораздо интенсивнее. Так и передашь герцогу Ульриху. Конечно, с некоторыми поправками и добавлениями.

Он поклонился, лицо не дрогнуло, произнес смиренно:

– Да, ваша светлость. Все, как прикажете.

– И что сейчас с моим послом?

Он ответил ровным голосом:

– Ждет приговора.

– Короля?

– Королю, – объяснил он осторожно, – как мне кажется, уж простите, хотелось бы, конечно, решить его судьбу лично.

– А что мешает?

– Дела такого рода требуют приговора суда лордов.

Я переспросил:

– Что, у короля так мало власти?

Он пожал плечами:

– Как сказать… обычно решение всегда совпадает с мнением Его Величества. Кроме совсем уж, скажем так, трудных случаев.

Я переспросил снова:

– А этот случай?

– Думаю, – ответил он бесстрастно, – этот не будет трудным. Маркграф может присылать ко двору Его Величества только гонцов, но не послов.

Я молчал, стиснув челюсти, кровь в висках начинает стучать все громче. Он не двигался, наблюдая за мной, как паук-прыгун за толстой и жирной мухой.

– Но еще не собрал суд лордов?

– Нет.

– Не успел? Их что, нужно созывать по всему королевству?

Он покачал головой:

– Ваша светлость, вам необязательно слушать мнение простого гонца…

– Говорите, – велел я. – Говорите, виконт де Голдинвуд.

Он деловито кивнул, я чувствовал, что между нами уже установилась более прочная связь, чем у него с королем, мы оба марешальцы, он так понял, мои интересы теперь для него выше, чем кейдановские.

– Его Величество, – произнес он осторожно, – вполне возможно, сознательно не спешит созывать суд лордов… чересчур поспешно. Для него важно еще знать, как поступите вы. Его Величество человек вспыльчивый, но и осторожный.

Я смотрел в его лицо, стараясь понять, что кроется под этой информацией, затем сказал люто:

– Сделаем так… Эй, сэр Торрекс! Ко мне!..

Барон ворвался с обнаженным мечом, за ним еще двое очень быстрых воинов с дротиками в руках наготове.