Kitobni o'qish: «Двойная спираль. Забытые герои сражения за ДНК», sahifa 5

Глава 4
Командировка в сад⁶⁰

22-летнему молодому человеку предстояло настоящее приключение⁶¹: поручение сочетало в себе пропаганду и шпионаж, поездку через всю Германию с северо-востока Франции до сердца Австрийской империи, а затем в родные места – на юг в Вену. К. В. Айхлинг, родившийся в Германии и окончивший Венский университет, был коммивояжером, работавшим у Луи Рёмплера из Нанси, специализированного поставщика ботанических новинок. У Рёмплера было внушительное число почитателей по всей центральной Европе, а великолепная герань «Мадам Рёмплер» («огромные соцветия карминно-красных цветов») недавно произвела фурор⁶² в далекой Филадельфии. Вооруженному новым каталогом Айхлингу было поручено распространять сведения, наращивать продажу и возвращаться с разведданными. По совету работодателя он отпустил бороду и усы, для пущей важности.

Кульминацией этой поездки должно было стать посещение Эрфурта в центральной Германии. Город прозвали «Город цветов» (нем. Blumenstadt), отмечая процветание, которое принес ему Эрнст Бенари, самый ярый продавец растений в стране и великий мастер искусства садоводства. Каждый год садоводы расхватывали новый выпуск «Альбома Бенари»⁶³ с красивыми цветными литографиями и сопроводительным текстом на немецком, французском, английском и русском языках. Дела у Рёмплера шли неплохо, но Бенари был совсем на другом уровне.

Приехав в Город цветов, Айхлинг направился выразить свое почтение человеку, олицетворявшему собой силу цветов. Во время их беседы Бенари упомянул «выдающегося ученого» – клиента, который проделывал потрясающие вещи с фуксиями и проводил какие-то странные опыты с горохом. Оказалось, что ученый-клиент был настоятелем одного из монастырей в Брюнне, столице австрийской провинции Моравия.

Брюнн уже значился в маршруте Айхлинга. Уже имевшийся клиент в этом «причудливом старом городе» знал «любимого священника» и восхищался им, но был очень удивлен, что «возня» доброго аббата в своем саду привлекла внимание великого Бенари. Другие сюрпризы ожидали Айхлинга чудесным летним утром, когда он навестил величественное Августинское аббатство святого Томаша, которое являлось доминантой площади Клостерплац в старом городе Брюнне. Он мысленно представлял себе «старого морщинистого жутковатого монаха»; вместо этого он пожал «приветливую руку» «носящего очки священника приятной наружности», которому было за 50 и улыбка которого выражала «одновременно целеустремленность и доброту».

Немецкий язык для обоих был родным, и они сразу же погрузились в «оживленную беседу». Она началась с того, что аббат засыпал Айхлинга вопросами о каталоге редких растений Рёмелера (и продемонстрировал при этом исключительную осведомленность); продолжилась во время перекуса («домашний хлеб, изысканная ветчина и пиво»); и плавно перешла в воспроизведение того, что они могли вспомнить из студенческих застольных песен времен учебы каждого из них в университете.

После перекуса они вышли на солнышко прогуляться по садам аббатства: обширным, красиво расположенным и «чистым с иголочки». Особой гордостью аббата были овощи и фрукты, и он объяснял, что «придал иной вид» гороху, чтобы он «лучше служил» потребностям аббатства. Под впечатлением от слов Бенари и, вероятно, видя коммерческие возможности, Айхлинг попросил его рассказать подробнее. В ответ аббат сказал только: «Это всего лишь маленький фокус, но с ним связана длинная история, рассказывать которую будет слишком долго». Затем он намеренно сменил тему разговора и увел своего гостя подальше от гороха, тщательно избегая в дальнейшем любых упоминаний как «маленького фокуса», так и «длинной истории». В конце дня аббат распрощался с Айхлингом, «обменявшись с ним сердечным рукопожатием и преподав благословение». Молодой человек ушел в надежде, что когда-нибудь они смогут возобновить «оживленную беседу», но их пути больше не пересекались.

Эта встреча произошла летом 1878 года. Воспоминания Айхлинга о его вылазке в Моравию были скоро заслонены впечатлениями от более значимых путешествий – пока они не были откопаны спустя более полувека в мире, который две мировые войны изменили до неузнаваемости. А когда Айхлинг поделился своим рассказом, он сразу завоевал себе место в истории и стал объектом зависти, даже ревности, для очень большого числа людей по всему миру.

Августинский. Ньютоновский. Дарвиновский. Менделевский.

Только подлинные гиганты, те, кто в корне изменяют существовавший до них порядок, получают высочайшую награду – обессмертить свое имя в названии предложенного ими способа. Блаженный Августин поразил западное христианство своим трудом «О граде Божием»; ньютоновские «Начала» заложили основу современной физики и астрономии; а Дарвин представил теорию эволюции в «Происхождении видов».

А как же Грегор Мендель, носивший очки монах, который вечно возился со своим горошком в саду аббатства? Его эксперименты по межпородному скрещиванию встают с полузабытых страниц наших школьных учебников естественных наук, словно маленький колючий атолл алгебры в спокойном океане биологии, а его «доминантные» и «рецессивные» гены все еще сохраняются в нашей памяти – хотя ничто из этого не имеет какой-либо видимой связи с ДНК-дактилоскопией, дизайнерскими детьми и всеми остальными увлекательными штуками молекулярной генетики XXI века. На первый взгляд, Мендель не дотягивает до величия Дарвина, Ньютона и Блаженного Августина.

Иоганн Мендель родился 20 июля 1822 года в Хейнцендорфе, сельскохозяйственном поселке примерно в 50 километрах к востоку от Ольмюца (современный город Оломоуц) в Моравии⁶⁴. Отец Иоганна работал в крестьянском хозяйстве № 58; местная помещица, графиня Мария Вальдбурга, считалась «просвещенной правительницей», но все же ожидала (и получала) от него три дня дармовой работы на барщине каждую неделю.

Иоганн был настолько одаренным, что обратил на себя внимание школьного учителя и священника, которые направили мальчика в местную гимназию, а затем – в Институт философии в Ольмюце. Семье было тяжело нести такие расходы, даже до того как Мендель-старший потерял возможность держать в руках лопату после несчастного случая во время заготовки дров. Несмотря на неоднородные успехи в учебе (и склонность возвращаться домой, чтобы полежать месяц-другой, когда дел становилось слишком много), учеба Иоганна считалась хорошим вложением семейных средств. Его младшая сестра отдала свое приданое, чтобы оплатить его обучение, а когда хозяйство № 58 пришлось продать, потому что Иоганн отказался принять от отца ведение дел, часть денег была отложена для того, чтобы парень продолжил образование – при условии, что он будет учиться, чтобы стать священником или заняться «какой-нибудь иной выгодной деятельностью».

К счастью, он произвел впечатление на одного из своих наставников в Ольмюце, который написал рекомендацию для этого «чрезвычайно основательного человека, демонстрирующего почти превосходные успехи в физике» настоятелю Августинского аббатства святого Томаша в Брюнне. Возможно, под влиянием надвигающейся нехватки священников, они его приняли. 9 октября 1843 года 21-летний Мендель был принят послушником. Крестьянский сын Иоганн остался за воротами монастыря, в стенах которого принял новое имя Грегор и начал изучать порядки Ордена.

Кирилл Напп, принявший Менделя настоятель, был низкорослым проницательным человеком слегка за 60, который проявлял мудрость, смекалку и широту взглядов при управлении аббатством⁶⁵. Первоначально увлекавшийся Ветхим Заветом и ориенталистикой, Напп теперь больше интересовался наследственностью и тем, как определенные черты передаются от родителей потомству. Его основная цель заключалась в том, чтобы превратить научную теорию в сельскохозяйственную практику: как увеличить выход шерсти с овцы, повысить сладость яблок или урожай винограда. Моравия была основным производителем тканей и пищевых продуктов в Австрийской империи, и Напп занимал стратегическое положение, словно обозревающий свои сети паук, входя в такие влиятельные местные организации, как Моравское сельскохозяйственное общество и его подразделения овцеводства, виноградарства и выращивания яблок. Он также стал соучредителем Брюннского общества естественной истории, слава которого впоследствии распространилась далеко за пределы его местонахождения.

Аббатство начало свою историю строгим женским монастырем, и Напп усердно трудился над тем, чтобы превратить его в мини-университет. Этот центр образования отличался хорошей оснащенностью, библиотекой, на которую не жалели расходов, великолепными коллекциями минералов и редких растений и большими садами, тщательно спроектированными и поддерживавшимися в безупречном порядке. Не пренебрегали и земными благами; келья каждого монаха возникла в результате «слияния клеток» – келий (устранения перегородок между двумя или тремя первоначальными кельями монахинь), а о продуктах монастырской кухни и пивоварни рассказывали легенды.

Напп подбирал своих соратников скорее по их интеллектуальным дарованиям, чем по приверженности Писанию. В начале 1860-х годов была сделана фотография, на которой можно увидеть низкорослого гуру в окружении десяти братьев; все бросающиеся в глаза позы пронизаны юмором и иронией, а также выдают интенсивную умственную деятельность. В их число входит Павел Кржижковский, талантливый композитор и смутьян, писавший революционные песни и присоединившийся к протестам против монархии на улицах Брюнна во время «Весны народов» 1848 года, и Матоуш Клацель, смещенный с должности учителя⁶⁶ и назначенный библиотекарем аббатства, когда высшие церковные власти возмутились его «радикальной» деятельностью. А в заднем ряду той фотографии вы сможете видеть Грегора Менделя, демонстрирующего заинтересованным сотоварищам один их результатов своих трудов: не горошину, а цветок фуксии.

Большие данные

Мендель был рукоположен во священники в 1847 году, но перерождение Грегора на этом не завершилось. Он быстро понял, что вид больных наполнял его патологической «боязливостью»; это исключило для него какие-либо помогающие профессии и, тем самым, направило на должность учителя в местном реальном (техническом) училище. Он был любим учениками, но это не помешало ему провалить экзамен на должность учителя настолько убедительно, что Напп отправил его на пару лет в Венский университет, чтобы подтянуть знания. Там Мендель изучал физику, ботанику и премудрости комбинаторной математики; его преподаватели были ведущими экспертами в своих областях, в их числе был и Кристиан Доплер, незадолго до того продемонстрировавший названный его именем эффект недоверчивой публике при помощи быстрого поезда с прицепленным к нему открытым вагоном, в котором ехали трубачи.

Пребывание в Вене подвигло Менделя набросать пару коротких статей о садовых вредителях и вновь, с еще большим треском, провалить экзамен на должность учителя. Напп невозмутимо приветствовал его по возвращении в аббатство, а в реальном училище – где ученикам Менделя доверяли больше, чем экзаменаторам, – его назначили замещающим учителем (постоянным) классических языков, естественных наук и метеорологией. Поощряемый Наппом заняться собственными исследованиями, Мендель начал применять статистику к тенденциям в изменениях погоды и вскоре стал признанным авторитетом в метеорологии. Кроме того, он на уровне любителя занимался пчелами, мелиорацией почв и декоративными растениями – отсюда его великолепные гибридные фуксии, обратившие на него внимание Эрнста Бенари из Города цветов.

Прихотливый процесс выращивания растений очаровал Менделя. Потомство, скажем, красного и синего вариантов одного и того же вида не были смесью синего и красного – фиолетовыми; напротив, все они выглядели точно так же, как один их родителей, например синий. Тем не менее этот синий был более сложным, чем с виду такой же синий одного из родителей, потому что если синие представители второго поколения скрещивались друг с другом, то меньшая часть их потомства оказывалась красной, такой же, как их дед, который, по-видимому, не оставил этого признака следующему поколению. В какой-то момент в 1854 году Мендель решил, что фуксии слишком сложны, чтобы разобраться в происходящем, и вместо них обратил свое внимание на Pisum sativum, посевной горох. Это был удачный выбор. Если бы вместо этого он занялся бы Hieracium (ястребинкой), с которой позже боролся, то термин «менделевский» никогда бы не вошел в научное употребление.

Так началась восьмилетняя программа экспериментов⁶⁷, в процессе которой было выращено свыше 20 000 гороховых стеблей и около 300 000 горошин. В какой-то момент растения переместились с участка в саду аббатства в просторную теплицу, которую Напп распорядился соорудить исключительно для Менделя. Сначала Мендель потратил целых два года на создание линий гороха, которые сохраняли чистоту семи легко узнаваемых особенностей (признаков). Каждый из этих признаков присутствовал в двух исключающий друг друга формах, словно стороны подброшенной монеты. Например, растение было высоким или низким; горошины были зелеными или желтыми; цветы были белыми или лиловыми. Эти различия были четко выраженными: высокие растения были ростом с человека, а высота коротких не достигала и двух футов.

Мендель скрестил эти чистые линии, используя тонкую кисточку для перенесения пыльцы с пыльников (мужских органов) цветков одного типа (например, высоких) на рыльце (женский орган) альтернативного типа (низких, в данном случае). Чтобы природа не вмешалась, вначале он провел малоинвазивную операцию цветков-получателей, вскрыв их и обрезав пыльники до того, как они созреют и произведут собственную пыльцу. После оплодотворения каждого цветка он обмотал его крошечным ситцевым мешочком, чтобы уберечь его от пчел и носящейся в воздухе пыльцы. В завершение он повторил эксперимент в противоположном направлении, опылив цветы высоких растений пыльцой, собранной с низких растений.

Через пару лет Мендель знал, что он открыл нечто необыкновенное. Несмотря на то что семь характеристик были совершенно разными, все эксперименты указывали на четкую закономерность. Каждый гибрид выглядел как один из родителей: все потомство скрещивания высокого × низкого оказалось высоким, а скрещивание растений с желтыми × зелеными горошинами привело к появлению потомства исключительно с желтыми горошинами. Но если растениям из этого первого гибридного поколения давали оплодотвориться самостоятельно, признак «непроявившегося» родителя – низкие стебли или зеленые горошины – вновь появлялся у части потомства.

Тогда Мендель дал проявиться своему гению, что позволило ему увидеть то, что упускали его предшественники. Количество растений в его экспериментах было в 20 раз выше, чем когда-либо ранее – свыше 8000 растений в скрещивании высоких × низких растений – что сглаживало случайные эффекты и вселяло уверенность в проявляющейся закономерности. Поразительно, доля растений, напоминавших «непроявившегося» родителя в потомстве самооплодотворенных гибридов, была практически одинаковой для всех семи признаков. Эта доля была очень близка к одной четвертой, так что такое проявление каждого признака было меньше противоположного результата в соотношении 3 к 1.

Это удивительно постоянное соотношение заставило Менделя разработать математическую теорию, которая объясняла такую ставящую в тупик последовательность. Он предположил, что каждое растение содержит в себе два варианта каждого признака и что их соотношение определяет, как будет выглядеть растение. Он назвал вариант, который не давал проявляться другой форме в первом поколении гибридов, «доминантным»; его податливое alter ego, которое растворялось в этом поколении, но появлялась вновь у четвертой части при самооплодотворении гибридов, было названо «рецессивным». Для признака, отвечающего за высоту, высокий вариант (обозначенный T) был доминантным и приводил к появлению высокого растения даже в том случае, когда также присутствовал рецессивный низкий вариант (обозначенный t). Таким образом, как чистые растения TT, так и гибридные Tt были высокими, в то время как короткие растения могли быть только tt.

Что произошло во время формирования половой клетки и оплодотворения? Единственным логическим объяснением могло быть только то, что половые клетки (зерна пыльцы или яйцеклетки) каким-то образом содержали только один вариант каждого признака, так что у зародыша, образующегося в результате слияния пыльцы и яйцеклетки, был полный набор из двух вариантов, по одному от каждого их родителей. Если предположить, что распределение вариантов в каждой половой клетке было произвольным, теория Менделя предсказывала, что соотношение высоких и низких растений во втором поколении гибридов будет 3 к 1 – что прекрасно вписывалось в его экспериментальные данные (Рис. 4.2).

Доказав, что его теория соблюдается для каждого из семи признаков, Мендель продолжил тестировать, влияют ли другие характеристики на наследование определенного признака. Он не обнаружил каких-либо подтверждений такого влияния. Например, магическое сочетание 3:1 у самооплодотворенных гибридов с желтыми и зелеными горошинами оставалось таким же вне зависимости от того, были ли эти растения высокими или низкими.

Рис. 4.2. Исследование Менделя по перекрестному опылению гороха. В этом случае высокорослость (T) является доминантным признаком, а низкорослость (t) – рецессивным. Таким образом, гибриды (Tt) являются высокими; и только растения с генотипом tt являются низкими.

Без сомнения, это были самые счастливые годы в жизни Менделя. В реальном училище он проводил до 20 уроков в неделю в классах, где училось более 100 человек, но он любил преподавание, а также ценил уважение и любовь своих учеников. Он также завоевывал репутацию за пределами аббатства. Летом 1862 года он вошел в состав Моравской делегации⁶⁸ на Второй всемирной выставке в Лондоне, руководя экспозицией по кристаллографии из реального училища. А на следующий год вместе с аббатом Наппом Мендель основал Брюннское общество естественной истории.

В это время он скорее напоминал светского человека, чем священника, и как учитель обычно носил сюртук и цилиндр. В типичном описании его внешности говорится, что он был «среднего роста, широкоплечий и уже чуть полноватый, с большой головой, высоким лбом и приветливыми голубыми глазами, блестящими сквозь очки в золотой оправе»⁶⁹.

Публикация

Итак, в начале 1865 года Мендель был готов объявить о своем открытии. Он начал недалеко от дома, с проповеди для посвященных – членов Брюннского общества естественной истории. Около 40 достойных членов общества явились в Neuschule вечером 8 февраля, чтобы послушать первую часть доклада Менделя⁷⁰; вторая часть была представлена на следующем заседании общества 8 марта. Позиция Менделя, что восемь лет работы нельзя уместить в один вечер, оказалась обоснованной. Часть 1 представляла собой подробнейший отчет о его исследованиях над горохом, а часть 2 – интерпретацию результатов, вместе с кратким отчетом о последующих экспериментах над различными типами гороха – которые, к сожалению, были представлены не столь убедительно.

Так мир впервые услышал о том, что потом стало известно как законы Менделя, не говоря уже о первых крупицах абсолютной истины о механизмах наследственности. Неудивительно, что многие испытывали соблазн наполнить это событие драматическими переживаниями, так что рассказ о нем обычно перенасыщен трагедией пророка, которому не внемлют в своем отечестве. Хуго Илтис, который совершил выдающееся чудо воскрешения, написав «Автобиографию Грегора Менделя» через 40 лет после его смерти, изобразил Менделя нервным и напористым, разящим свою непонимающую аудиторию уравнениями и статистикой; по крайней мере, Илтис не упоминает о презрительном смехе, который впоследствии стал создавать фон для этой сцены. На самом деле Мендель был талантливым лектором с хорошим чувством юмора, для которого обычным делом было удерживать внимание класса из сотни юных непосед («Он пробудил во мне страсть к естественным наукам»⁷¹, – впоследствии говорил один выдающийся бывший ученик Менделя). В местной газете сообщалось об «интересном собрании, где производились демонстрации, а участники проявляли активность»; сам Мендель отметил «разделение мнений», но истолковал это как здоровый признак того, что образованная аудитория наткнулась на что-то новое и поразительное. Была лишь одна грустная заметка: аббат Напп, теперь постаревший и слабый, был вынужден остаться в своей келье и не слышал, как его протеже рассказывает о проекте, в который они оба так много вложили.

Тем не менее не вызывает сомнений, что участники Брюннского общества естественной истории – бывшие по большей части самоучками и школьными учителями, а не профессиональными учеными – полностью упустили более глобальное значение услышанного ими. Но то же можно сказать и про Менделя. Он поставил узкую цель дать практическое руководство растениеводам; как и его аудитория, он не знал, что обнаружил фундаментальные принципы наследственности, которые применимы ко всем живым организмам.

Впоследствии Мендель пытался распространить информацию о полученных им результатах. Как было принято на этих собраниях, он записал свое выступление для публикации в трудах общества. Его статья⁷², занимавшая 44 страницы, увидела свет в 1866 году под загадочным названием Versuchen über Pflanzehybriden («Опыты над растительными гибридами»). Эта работа не для математически слабонервных, и чтобы понять, о чем, собственно, речь, требуется тщательная прополка.

На протяжении всей своей работы Мендель старался не строить предположений о том, что происходит в глубине растений гороха, хотя лекции по ботанике, которые он прослушал в Вене, познакомили его с новыми научными понятиями клетки и ядра, за 33 года перед тем открытыми Броуном. Тем не менее ядро все еще оставалось зыбкой областью, и пройдет еще почти 20 лет, пока Вальтер Флемминг направит свой микроскоп на «ядерные нити». Таким образом, в распоряжении Менделя не было каких-либо физических структур внутри клетки, с которыми он мог бы связать свои идеи. Вместо этого он использовал замечательно расплывчатый термин «элемент» для обозначения любого волшебного признака, который проявляется как T или t.

Как было принято, общество разослало 120 экземпляров своих «трудов» научным учреждениям по всей Европе, включая Кембриджский и Женевский университеты и Лондонское королевское общество. Кроме того, Мендель заказал 40 отдельных оттисков, с помощью которых он надеялся произвести впечатление на некоторых светил в области ботаники и наследственности⁷³. Только один из заказанных Менделем оттисков достиг ощутимой цели, и результат был не тем, на какой он наделся. На работу обратил внимание Карл фон Негели, профессор ботаники в Мюнхене, эксперт по эволюции и классификации гибридов, особенно похожего на одуванчик растения Hieracium (ястребинка). У Негели была непоколебимая репутация, и он широко признавался (в том числе самим собой) ведущим ботаником своего времени. Менделю нужно было собраться с духом в канун нового 1866 года, чтобы написать сопроводительное письмо к экземпляру, предназначенному для Негели. «Многоуважаемый государь! – начал он. – Признанное всеми превосходство Вашей чести <…> делает моим приятным долгом предоставить на Ваше милостивое рассмотрение описание некоторых экспериментов по искусственному оплодотворению».

Если бы Мендель заявил, что он открыл фундаментальные законы наследственности, объясняющие поведение гибридов, – и даже сбивающее с толку возвращение к дедовской форме, – Негели мог бы ответить оперативно и более положительно. Вместо этого только через два месяца он прислал письмо, где предельно ясно говорилось, что у него мало времени и что он по горло занят собственными проектами. Он рекомендовал Менделю закончить свои исследования, «которые еще очень далеки от завершения» и заняться чем-нибудь более полезным, чем «идти по следам своих прославленных предшественников». Знаменитый профессор, по-видимому, не уловил, что Мендель уже проделал это. Тем не менее ответ Негели был окончательным и казался набросанным в очень сильной спешке, а не с целью унизить; он также приложил пять экземпляров собственной работы о ястребинке. Так началась нерегулярная переписка⁷⁴, продолжавшаяся семь лет – почти столько же, сколько эксперименты Менделя с горохом.

По мере развития их отношений Мендель расслабился, и его письма, хотя все еще уважительные, утратили униженность первого письма. «Многоуважаемый государь!» сменилось на «Многоуважаемый друг!», а «с глубочайшим признанием и уважением к Вашей чести» – на «Ваш преданный друг». Ни один из них не был прилежным корреспондентом, но Негели чаще отвечал быстро и продолжал поставлять образцы ястребинки – даже когда его предыдущие приношения потерпели фиаско в Брюнне.

Мендель производил впечатление (несомненно, верное) человека, который постоянно спотыкается о мелкие житейские неприятности⁷⁵. Он рассказал Негели все о монастырском садовнике, который решительно залил присланные Негели образцы («Я надеюсь, что ни один из видов не был полностью утрачен»), и о перенапряжении глаз, вызванном попытками рассмотреть интимную анатомию ястребинки. Не забыл и о наборе веса («избыток полноты»), который все более затруднял для Менделя сбор образцов в природных условиях и был особенно утомителен «как следствие закона всемирного тяготения при подъеме в горы».

Эти письма также наметили курс к упадку Менделя в качестве экспериментатора. Негели принуждал его изучать гибриды ястребинки; польщенный, Мендель попробовал повторить свои опыты, проделанные с горохом, но Hieracium отказывалась слушаться. Получаемые гибриды были непредсказуемы, так что Мендель вынужден был признаться Негели, что чувствует себя «решительно обманутым», и не мог предложить никаких объяснений – несомненно, с болью осознавая, что его фиаско подрывает первоначальные результаты и может еще сильнее настроить Негели против его «незавершенных» исследований.

В мае 1868 года Мендель сообщает важную новость⁷⁶. После недавней смерти аббата Наппа «моя скромная персона» была избрана «пожизненным настоятелем собранием членов аббатства, к которому я принадлежу». Вновь назначенный аббат признавался, что «эта сфера представляется мне незнакомой, и потребуется какое-то время и усилия, чтобы я почувствовал себя в ней уверенно». Это предсказание было верным; обещание «посвятить больше времени и внимания» головоломке с гибридами ястребинки вскоре оказалось, напротив, безнадежно оптимистичным.

Последнее письмо Менделя к Негели⁷⁷ началось с запоздалого извинения: «Несмотря на мои лучшие намерения, я не смог сдержать своего обещания…» Плантация ястребинки в аббатстве, которой Мендель смог нанести «лишь несколько поспешных визитов», «вновь завяла», и он больше не продвинулся в понимании специфических особенностей этого растения. И с этим признанием поражения и «выражением своего величайшего восхищения и уважения» аббат Грегор Мендель распрощался как «искренне Вам преданный».

Десять писем растянулись на семь лет – и в них не содержалось ни намека на то, что Негели, один из самых проницательных ботаников своего времени, понял открытие Менделя или проявил какой-либо интерес к этому открытию.

Более высокое призвание

Исследовательская карьера Менделя уже достигла апогея, когда епископ Брюннский назначил его настоятелем в апреле 1868 года, всего через два года после того, как вышла (и осталась незамеченной) его работа. Тщетные попытки Менделя заставить любимые растения Негели вести себя так же, как горох, немедленно уступили место новым обязанностям, но ему удалось выпустить одну работу по гибридам ястребинки (на немецком, возможно, более чистосердечно: Hieracium-Bastarde)⁷⁸. В этой опубликованной в 1870 году работе ему явно не удалось повторить математической красоты экспериментов с горохом.

Несомненно, Менделя сильно расстраивало его положение бывшего ученого, особенно если учесть, что по большей части его новые административные обязанности были скучными и изматывающими. Одним из немногих светлых моментов было назначение органистом аббатства талантливого молодого композитора – Леоша Яначека, написанная впоследствии опера которого, «Приключения лисички-плутовки», как полагают, была вдохновлена ручной лисицей аббата⁷⁹⁸⁰. Кроме того, Мендель вынужден был сидеть в четырех стенах из-за прогрессирующего ожирения и ухудшающегося здоровья. Ему удавалось вырваться только от случая к случаю, уже не в дикую природу на поиски растений, а на мероприятия вроде Собрания немецких пчеловодов в Киле в 1871 году.

К этому времени тщательно систематизированная гороховая плантация ушла в историю, ее разорили стихийные бедствия, которые следовали одно за другим, словно ветхозаветные египетские казни: сначала гороховая зерновка, потом нечто, подозрительно напоминающее вмешательство Божие. Однажды осенним утром Мендель стал свидетелем того, как через сады аббатства пронесся ураган, разрушивший построенную Наппом теплицу. Более заурядный человек мог бы счесть это велением Всемогущего и сосредоточиться на своих пастырских обязанностях, но Мендель отреагировал как истинный ученый. Он обобщил всю имеющуюся информацию, в том числе собственные наблюдения за «адской симфонией», вращающейся по часовой стрелке воронке урагана и кровельным шифером, перелетевшим через его стол, и написал исчерпывающий отчет об «Урагане 13 октября 1870 года»⁸¹.

К моменту визита К. В. Айхлинга в 1876 году Мендель, по-видимому, смирился со своей ролью настоятеля, но твердость, с которой он перевел разговор на другую тему после упоминания «маленького фокуса» с горохом и истории, пересказ которой занял бы слишком много времени, указывала на то, что это было для него больной темой. Мы можем только догадываться, чем ему не хотелось поделиться. Возможно, насколько быстро и полно его работа канула в реку забвения: ни проблеска интереса от любого из 120 научных учреждений, в которые были отправлены «Труды Брюннского общества естественной истории», не говоря уже о 39 адресатах отдельных оттисков. Единственный ответ был отправлен Негели, который назвал его эксперименты незавершенными, а затем привлек его в качестве ассистента в кошмарный проект с Hieracium-Bastarde – из-за которого Мендель выглядел дураком и, возможно, мучился подозрениями, что горох его обманул.