– Гока-пока-воки-фум!
– Боже мой! неужели я сплю!.. Я ясно расслышала голоса под полом и почувствовала запах гари. Я встала с неясным предчувствием чего-то дурного, и поспешно положив вату в уши и обвязав полотенцем голову, завернулась в шаль и побежала вниз. Дверь в комнату м-ра Рожестера была открыта. Я вошла.
М-р Рожестер, по-видимому, крепко спал; он не просыпался, несмотря на клубы дыма от пылавших занавесок его кровати. Вокруг комнаты негритянка высокого роста и сильного сложения полуодетая, – на голове её красовались перья – бешено плясала под звуки костяных кастаньет, – картина имела сильно языческий характер.
Я не потеряла присутствия духа. Смело опрокинув рукомойник, лоханку и ведро с помоями на пылавшую постель, я побежала в сад, и вернувшись оттуда с трубою для поливки, направила слабую струю на м-ра Рожестера. При моем появлении, гигант-негритянка убежала. М-р Рожестер зевнул и проснулся. Капли воды струились с него, когда он встал с постели; я объяснила ему причину моего присутствия. Он нисколько не казался возбужденным, испуганным или расстроенным. Он с любопытством взглянул на меня.
– И так, вы рисковали жизнью, чтобы спасти меня? о, милая наставница детей!
Я сильно покраснела и крепко закуталась в шаль, надетую поверх моего капота из желтой фланели.
– Вы любите меня, Мери Джен, – не отрицайте этого! Вы дрожите, и это доказывает, что я прав.
Он прижал меня и сказал нежно своим чудным глубоким голосом:
– Что ножки, – не промочили ли вы их?
Я поняла, что он намекает на мои ноги. Я взглянула вниз и увидала, что в своей поспешности я надела его на старые, резиновые галоши. Мои ноги были не крошки и вовсе не малы, и эта обувь не прибавляла им красоты.
– Пустите меня, сэр, – сказала я спокойно. Это совершенно не прилично; дурной пример для вашего ребенка. – И я с твердостью, но осторожно, высвободилась от него. Я подошла в двери. На минуту он, казалось, погрузился в глубокую думу.
– Вы говорите, что здесь была негритянка?
– Да, сэр.
– Гм! № 1, полагаю.
– Это первый нумер, сэр?
– Моя первая, – возразил он, значительно и саркастически улыбаясь. Затем он стал обращаться со мною по прежнему, швырнул мне сапоги в голову и велел убираться. Я спокойно удалилась.
Воспитанница моя была прелестная девочка, говорившая великолепно по-французски. Вероятно потому, что мать её была француженка танцовщица. Хотя ей всего шесть лет, тем не менее видно было, что она уже раз шесть влюблялась. Однажды она сказала мне:
– Мисс Микс, питали ли вы к кому-нибудь сильную страсть? Чувствовали ли вы когда-нибудь здесь трепет? – и она положила свою ручонку на узкую грудь и мило вздохнула; – при этом чувствовали ли вы полнейшее отвращение к конфетам и карамелькам, и казался ли мир вам пустым, неинтересным, как разбитый флакон от лавровишневых капель.
Bu va yana 2 ta kitob 399 UZS