Карнавал лжи

Побежали, как трусливые шавки, думала Таша, в бешенстве распахивая двери спальни и швыряя кубок на кровать. Никто не верит, что Орек выкарабкается. Ничего, она им ещё покажет, всем покажет…

– Джеми!

Скинув тёплый зимний плащ, она обошла все спальни, раздражённо теребя кулон на груди: маленький серебряный ключ, заключённый в янтарный овал. Прощальный подарок Советника.

«Чуть не забыл, – сказал он, когда она попыталась ускользнуть с тронного возвышения под гремящие в зале аплодисменты. – Это ваше. – Когда Таша обернулась, мужчина, не спрашивая разрешения, накинул ей на шею бархатный шнурок с янтарной подвеской. – Ищущим часто грозит опасность во время Поиска, а посему им положена спасительная соломинка. Проверните кулон в пальцах три раза и скажите «спаси», и, где бы вы ни были, вы перенесётесь в королевский дворец Альденвейтс».

«Благодарю», – ответила она, тщетно пытаясь разглядеть ответы за непроницаемыми дымчатыми стеклами.

«Посоветовал бы вам не снимать его, – добавил Советник, выправив её волосы из-под тканевой полоски, чтобы та могла прильнуть к девичьей коже, – но вы и не сможете».

Таша вдруг ощутила, как шнурок сам собой укорачивается, туго обхватывая шею, затягиваясь на ней бархаткой.

Советник располагающе улыбнулся её оторопи.

«Так его не украсть и не потерять. Это для вашей же безопасности… чтобы никто не мог отнять у вас шанс на спасение, даже вы сами, – великодушно пояснил он. Слова таяли в рукоплесканиях спасителям Его Величества, всё ещё гремевших за Ташиной спиной. – Шнурок сам истлеет ровно через двенадцать дней, когда Поиск подойдёт к концу».

По пути в гостиницу Таша сполна убедилась в правоте его слов. Треклятая чёрная ткань словно приросла к коже. И не стоило сомневаться: даже ножом ты скорее вспорешь себе вену, чем разрежешь зачарованный бархат. Она уже имела дело с заговоренными шейными украшениями.

К примеру, летом одно из них доставило ей немало хлопот.

Спальни оказались пусты. Таше вдруг вспомнилось утреннее недомогание Алексаса – и вся тревога за Норманов моментально испарилась, уступив место другой тревоге.

– Джеми! Алексас! – В гостиную Таша вернулась, крича уже в панике. – Где…

Озирая просторную комнату, осеклась – и кинулась к дивану, из-за которого торчали подозрительно знакомые ноги.

Мальчишка лежал на полу за резной золочёной спинкой лицом вниз. Лихорадочно перевернув его, Таша вгляделась в его бледный лик, но крови не увидела: казалось, её рыцарь просто крепко спит. Рядом с ослабевшими пальцами валялись фарфоровые осколки разбитой чашки; на паркете подсыхала холодная чайная лужа, в которой плавал ломтик лимона. Видимо, Алексас решил скоротать время до Ташиного возвращения с любимым напитком (он всегда пил чай с лимоном, хотя Джеми ненавидел «эту кислятину»), но упал прямо с чашкой в руках.

Таша потрясла юношу за плечи. Не дождавшись реакции, ухватила его за руки, по гладкому натёртому паркету подтащила к дивану – и, уложив на шёлковую обивку, со всех ног побежала за лекарем.

– Всё в порядке, – констатировал вскоре гостиничный маг, водя ладонью над пациентом. – Простой обморок. Даже утомление диагностировать не могу – мальчик совершенно здоров.

– Причину назвать можете? – спросила Таша, кусая губы.

– Нервы? Насколько я знаю, у обитателей этих апартаментов сегодня выдался нелёгкий день, – выпрямляясь, бесстрастно заметил маг.

Не особо успокоенная, Таша без лишних слов достала из кошеля серебряную монетку. Кошель, правда, принадлежал не ей, а Элль, но близнецы разрешили своей Ищущей тратить хоть все их средства. Это было кстати: на Поиск деньги понадобятся, и наверняка немаленькие, а до пробуждения короля вручить Таше наследство рода Морли никто не соизволит.

Выпроводив лекаря и заперев дверь, Таша подошла к окну; приоткрыла его на щёлочку, изо всех сил убеждая себя, что с братьями Сэмперами не случилось того, о чём она думает. Обхватив себя руками, посмотрела на огни города, готовившегося бурлить от обсуждений, догадок и сплетен.

…маленькая наивная девочка, которая надеется перехитрить всех…

…мушка, что пытается вырваться из паутины, но вязнет лишь крепче…

…а паук только улыбается, глядя на неё – всё ближе, ближе…

Она тряхнула головой, надеясь выбросить из неё непрошеные потом. Вдруг заметив, что её тень на стене стала чётче, обернулась.

С облегчением опустила руки.

– Джеми? – Таша вдохнула поглубже: морозный воздух возвращал мыслям трезвость. – Как ты?

Он сидел на диване. Огонёк белого пламени, плясавший над ладонью мальчишки, искрами отражался в его глазах, примешивался к золотистому свету лампы на стене, делая его холоднее.

– Джеми?

Он сжал пальцы, глядя на свою руку так, будто видел её впервые; огонь смялся, как клочок бумаги. Разжал – белое пламя вспыхнуло снова.

– Да что с тобой? – Таша нерешительно приблизилась. – Джеми, что случилось? Я нашла тебя на полу, ты…

Она не договорила.

Мальчишка вскинул голову, подняв взрослое лицо, взглянув на неё взрослыми глазами. Не бледные васильки – синева неба стылым осенним вечером.

Таша попятилась: чувствуя, как сжимает сердце холодный ужас осознания, что тревога её была не зря.

…нет, нет, нет…

Юноша поднялся с дивана: осторожно, точно проверяя собственные ощущения. Ловким движением пальцев музыканта погасив огонь на ладони, шагнул к Таше.

– Кажется, – мягко сказал он, – всё-таки стоит называть меня Алексасом.

Глава третья. Снова в путь

– Дядя Арон!

Амадэй, отстранённо созерцавший кухонную стену, повернул голову:

– Да, Лив?

Девочка сосредоточенно рисовала в своей книге для записей.

– А вы не можете с Ташей по зеркалу связаться? – спросила она, выводя цветным карандашом хвост огромного кота, походящего на колбаску с лапами.

– Таше не дали двустороннее зеркало, милая, – терпеливо растолковала госпожа Лиден, разливая чай. – Ты же знаешь, у нас в доме вообще нет зеркал.

– И зря! Почему у всех нормальных людей есть двусторонние зеркала, а у нас нет? Даже обычные из дома убрали, приходится перед чайником расчёсываться!

– Я уже говорил, Лив. – Арон устало закинул ногу на ногу, и кресло-качалка под ним шевельнулось, сплетая скрип деревянных ножек с потрескиванием огня в очаге. – С помощью зеркал мой брат может нам навредить.

Госпожа Лиден поставила перед Лив кружку, над которой поднимался ароматный малиновый дымок; попыталась погладить девочку по голове, но та, фыркнув, увернулась.

– С Ташей всё хорошо, милая, – проворковала старушка. – Не волнуйся.

– С ней-то хорошо, а Джеми она с собой увезла! – Лив с такой силой ткнула карандашом в бумагу, что та продырявилась. – Почему он её рыцарь, а не мой? Это нечестно!

– Маленькая ты ещё, чтоб рыцарей себе заводить. Пирожок будешь?

Лив открыла рот, дабы сказать «нет», но, поразмыслив, кивнула: любовь к сладкому пересилила жажду протеста.

Обеспечив названую внучку тарелкой брусничных пирожков, госпожа Лиден уселась за стол и откинула крышку ларца с вязанием.

– Чай пей, – наказала она Арону, сидевшему напротив. – Стынет.

Дэй послушно сжал чашку в ладонях, но пить не стал. Так и сидел, глядя на стену, точно связки сушёных яблок на ней были самым интересным, что он видел за одиннадцать веков своей жизни.

– Лив, милая, не хочешь пойти в свою комнату? – сказала госпожа Лиден, не отрывая взгляда от наполовину готового шарфа. Пальцы её орудовали крючком так ловко, будто жили собственной жизнью. – Что здесь сидеть – кухонька маленькая, тесная, мы, старики, над ухом бубним… Пирожки можешь с собой забрать.

– А в Ташину комнату можно?

– Можно. И спать можешь там, разрешаю.

Ликующе подпрыгнув, Лив сунула книгу под мышку, подхватила тарелку с кружкой – и была такова.

– Что тебя тревожит, Арон? – спросила летописица, когда шаги девочки стихли вдали.

– Я не знаю, правильно ли поступил.

– Ты говорил, Таше ничего не грозит.

– Говорил. – Амадэй задумчиво качнулся в кресле. Вздохнул, словно смакуя запахи малины и горящего дерева. – Лиар будет беречь её. От остального я её защитил… во всяком случае, на первое время, пока мы не поймём, что к чему. Но…

– Но? – произнесла старушка, когда пауза затянулась.

– Если что-то пойдёт не так, Таша даже не будет знать, с кем борется. Знать в полной мере.

– Что ты имеешь в виду?

Арон молчал.

Вывязав последнюю петлю в ряду и вытянув нить, госпожа Лиден отложила пряжу на стол и заглянула в лицо амадэя:

– Может, всё-таки скажешь, каким образом ты обезопасил законную наследницу престола Срединного королевства? Учитывая, что летом кеары видели её в обществе заговорщиков…

– Таша отругала бы меня за то, что ты так много знаешь, – усмехнулся тот, не отнимая взгляда от яблок, нанизанных на нитки золотистыми бусинами. – Забавно, но это была даже не моя идея. Я думал об этом… а предложила она.

– Что предложила?

– Таша – не наследница престола, конечно же. А ещё она, конечно, не оборотень. Росла она в Прадмунте, в доме семейства Фаргори, но мать её была лишь верной фрейлиной покойной принцессы. Или королевы, Таша сама толком не знает. И, конечно же, Мариэль тоже не была оборотнем. Однажды вечером Таша нашла мать при смерти, и та успела сообщить, что Таша – последняя представительница рода Морли, и Мариэль – не родная её мать. Впрочем, смерть пришла раньше, чем женщина успела сказать всё, что хотела, и тайна настоящего имени Мариэль… ведь в Прадмунте она жила под вымышленным… ушла вместе с ней в могилу.

– Беспроигрышный вариант, – кивнула старушка. – Тариш точно прихватил с собой в Адамант каких-нибудь родственников, которых вырезали Кровеснежной ночью.

– Сестру. Линдену. Норманы упоминали об этом, – уточнил Арон сухо, словно учитель, поправляющий ученика. – Дальнейшая история осталась почти без изменений. Таша кинулась в погоню, встретила меня, мы вместе выкрали её сестру, выяснили, что с ней играет злой маг крови…

– Дай-ка угадаю. Вы с Лиаром, конечно, не амадэи, а просто два брата, один из которых маг крови, а другой – целитель и чтец сознаний?

Арон кивнул.

– И с кеарами вы никогда не встречались… и с заговорщиками, естественно…

– Именно.

– А то, что её чуть не сожгли в Прадмунте как оборотня?

– Ложное обвинения дэя-фанатика.

– А что с Джеми и Алексасом?

– Бедные мальчики потеряли память. Они не помнят ничего до того момента, как мы нашли их на дороге без сознания… ничего, кроме своих имён. Их рыцарство по отношению к Таше – забавная игра.

– Это всё замечательно, но каким образом Таша умудрится пройти досмотр памяти и обмануть правдометры? Одно дело придумать ложную историю, а другое…

Госпожа Лиден смолкла.

Уставилась на амадэя так, будто только сейчас осознала, кто сидит на её кухне.

– Подожди-ка… только не говори мне, что…

– Она сама об этом попросила, – тихо произнёс Арон.

Лишь самый внимательный слушатель различил бы в интонации горечь сожаления.

Долгое время один треск огня спорил с шелестом вьюги за окном.

– Злой маг крови, – наконец вымолвила госпожа Лиден глухо. – Тоже мне… – Старушка криво улыбнулась. – Арон, о чём ты думал?

– О том, что изменить Ташину память и поставить блок в сознании Джеми и Алексаса – единственный способ обмануть кеаров, дознавателей и правдометры, – невыразительно проговорил тот. – И что Зрящий – единственный чтец, способный сделать это так, чтобы никто не заметил следов.

* * *

– Алексас? – Таша смотрела на своего рыцаря, пока сердце её стучало, казалось, на всю полутёмную комнату. – Ты… колдуешь? Но поче… где Джеми?

Он не ответил. Просто смотрел на неё спокойными глазами: не васильковыми, как у Джеми, не синими с золотом, как у Алексаса, – синими с серым, с выцветшей в них желтизной. Чем-то средним.

Это подтвердило её опасения очевиднее любых слов.

– Двоедушие… кончилось?

Она думала, что, спрашивая это – а может, констатируя, – она закричит. Но вышло только прошептать.

– Так ты знала.

Взгляд Алексаса был непроницаем.

– И… теперь ты один… в этом теле?

Он кивнул.

– И ты… владеешь магией?

– Как видишь.

Таша отступила ещё на шаг. Запнувшись обо что-то, рухнула в подвернувшееся позади кресло.

Осознала, что дрожит, словно в лихорадке.

…почему?

– Но оно же не могло, – хрипло выдохнула Таша, убеждая непонятно кого, – не могло так быстро…

…почему она не успела даже попрощаться с Джеми? Недотёпистым, вечно взъерошенным, занудливым, любимым…

– Должно было быть… что-то, какой-то переход…

…почему Джеми? Тело-то ведь его…

…почему кто-то из них вообще должен был исчезнуть…

…почему из двух друзей с ней остался один; почему так скоро, так внезапно; почему именно сейчас; почему, почему, поче…

Комната поплыла в радужной пелене, подступившей к глазам.

Сдерживаемые весь вечер чувства стоном прорвались из сдавленного слезами горла, – и Таша скрючилась в кресле, кусая солёные губы, рыдая до боли в скулах.

– Прости, прости, – выкашливала она бесполезные, ненужные извинения, раскачиваясь взад-вперёд, точно это могло облегчить боль, что жгла душу калёным железом, – прости, пожалуйста, я… я…

…если бы только здесь был Арон, который ответит на все «почему», поможет, исправит…

– Не плачь, – сказал Алексас, опускаясь на колени перед креслом – и на короткий миг Таша забыла, что Арон далеко, ведь прежде так крепко и бережно её обнимали только его руки. – Прошу.

– Я не должна была уходить! Я чувствовала, что с тобой не всё в порядке, я…

– Нет, ты должна была уйти. От этого слишком многое зависело. И ты ничего не смогла бы сделать, даже если бы была здесь. – Он утёр кружевными манжетами её мокрые щёки. – Не плачь. Меньше всего на свете Джеми хотел бы, чтобы ты плакала из-за него.

– Прости меня, я должна была тебе сказать, вам обоим сказать…

– Я не сержусь. Здесь нет твоей вины. Предупреждение ничего не изменило бы.

– Неужели ничего нельзя сделать? Вернуть…

Она запнулась, когда рыдания заставили её подавиться словами, – и Алексас, не ответив, обнял её крепче.

Должен быть выход, думала Таша, уткнувшись в плотный флеон его рубашки, отгоняя дурацкую мысль, что за пятна от слёз и соплей на дорогой ткани её рыцарь-щёголь наверняка «спасибо» не скажет. Должен. Не может его не быть. И наверняка Арону он известен. Арон сможет повернуть процесс вспять, помочь, спасти невинных, как всегда. Сможет.

Спасительная мысль чуть разжала стиснувшие сердце огненные тиски.

– Всё будет хорошо, моя королева. – Алексас слегка отстранился, чтобы провести кончиками пальцев по её векам, стирая слёзы. – Лучше расскажи обо всём, что произошло во дворце после покушения на короля.

Он казался таким спокойным. Ради неё в том числе – Таша понимала это. И, естественно, предпочёл бы говорить о чём угодно, кроме случившегося. Едва ли он действительно готов сейчас обсуждать с ней это. Сперва ему надо выплакаться наедине с собой. Принять то, что отныне он всегда будет наедине с собой.

…нет, никаких «всегда». Арон всё исправит. Точка.

– Ты… знаешь о покушении?

– Кеары ведь должны были объяснить Лавиэлль причины ареста. – Поднявшись на ноги, Алексас подвинул ближе к ней ещё одно кресло. – Итак?..

К моменту, когда он сел напротив, Таша поняла, что слёзы кончились. Хотя бы временно. Так что, уставившись чуть выше его плеча, она как могла выровняла дыхание – и спокойно, размеренно пересказала события последних часов. Алексас слушал очень внимательно, не перебивая, лишь иногда изрекая «ясно» или «ага».

Под конец даже самой Таше почти верилось в своё спокойствие.

– …а потом я вернулась сюда и нашла тебя. Вот и сказке конец.

На последних словах Таша попыталась улыбнуться, но вышло плохо.

– Боюсь, только начало, – покачал головой Алексас. – Значит, ты собираешься ехать в Броселиан.

– Нужно поговорить с мастером, который сделал чашу.

– Не дожидаясь Арона.

– Убийца вряд ли станет его ждать. Наверняка он хочет замести следы поскорее.

– Справедливо, – кивнул Алексас. – И ты думаешь, что во всём виноват Советник?

– Он слишком похож на Лиара. На то, каким я его себе представляла. Я всегда думала, что он занимает высокий пост при дворе. При короле.

– Это он тебе дал? – Алексас одними глазами указал на янтарную подвеску, лежавшую во впадинке между её ключицами.

– Да. Знакомый почерк, правда? Так и норовит одарить меня заколдованным ошейником. – Таша издала невесёлый смешок, глядя на свои ладони, сплетённые в замок. – И я думаю, что он может быть как-то связан с этим… сообществом заговорщиков. «Тёмным венцом».

– Нет. Это не Венец. – Алексас подпёр голову рукой. – Герланд на такое не пошёл бы.

– Герланд? Кто это?

Юноша посмотрел на неё.

Долгий взгляд сине-серых глаз встревожил Ташу своей непроницаемостью.

– Скажи, пожалуйста, – прошелестел он наконец, – откуда ты знаешь про Венец?

– Кеары упомянули, что есть такое общество заговорщиков, – честно ответила она.

– Понятно. – Алексас стукнул подушечкой указательного пальца по подлокотнику кресла, задумавшись о чём-то. – Что ж, в таком случае предлагаю собираться.

– В Броселиан? – неожиданное предложение помешало Таше как следует разобраться с мыслью о том, что её рыцарь будто бы знал о загадочном Венце куда больше неё. – Прямо сейчас?

– Почему нет? Как ты сама верно заметила, убийца ждать не будет. Пока мы выспимся, тоже… хотя едва ли мы оба этой ночью сможем спокойно спать.

С этим трудно было спорить. Таша прекрасно понимала, что едва ли вообще сомкнёт глаза, если будет просто дожидаться рассвета. Ей нужно было сделать что-то. Доказать самой себе: она не бессильна, она контролирует ситуацию. Доказать сейчас. А иначе ей до утра предстоит лежать, глядя в потолок, сходя с ума от хоровода мрачных дум в собственной голове.

– К тому же у нас есть ещё одна причина добраться до Броселиана поскорее, – добавил Алексас, заговорщически щурясь.

– Что за причина?

– Если ты не бывала в гостях у фей, тебе представится отличная возможность их навестить.

– Можно подумать, у тебя в Броселиане есть знакомые феи, – пробормотала Таша, бесцеремонно вытирая нос тыльной стороной атласной перчатки: сейчас манеры были последним, что её волновало.

– Не совсем знакомые и не совсем в Броселиане, но есть, – серьёзно произнёс Алексас. – И нам очень пригодится магический источник, присутствующий во всех обиталищах уважающих себя фей.

– Зачем?

– Секрет. Для пользы дела, уверяю. – Алексас встал и, церемонно поклонившись, подал ей руку. – Великие деяния ждут нас, моя королева.

Таша безмолвно вложила свои пальцы в протянутую ладонь. Опять дорога… Все неприятности в её жизни начинаются с того, что Таше приходится срываться с места и мчаться куда-то через полкоролевства. Что сейчас, что летом. Но если тогда она в одиночку бежала в неизвестность, теперь рядом с ней – друг. И они прекрасно знают, куда едут и что их там ждёт.

Всё воистину познаётся в сравнении.

Кому-то нынешняя ситуация показалась бы хуже некуда. Однако Таша совершенно точно знала: хуже есть куда. И запас этого «куда» очень большой.

С собой она взяла маленькую кожаную сумочку, куда кинула кошель, чашу и пару важных мелочей. Все вещи собирать не стала: зачем, если едут всего на день? Только сменила бальный наряд на одежду поскромнее – шерстяное платье и подбитую мехом куртку. Совсем не обязательно кричать на каждом углу, кто она такая; если же придётся заявлять о себе, всегда можно предъявить перстень Морли.

– Зерконторы закрыты на ночь, – уже в лифте вспомнила Таша. – А ехать верхом…

– У нас есть карета.

– И нет кучера.

– Есть.

– Но вся челядь Норманов…

– Посмотри налево.

Таша честно взглянула на долговязую фигуру сбоку от себя.

– Хочешь сказать, что проведёшь морозную ночь на облучке?

– Всё для вас, моя королева.

Таша сперва хотела возразить. Потом вспомнила, что Алексасу наверняка остро требуется выплакаться – и что её рыцарь слишком горд, чтобы делать это при ней.

…ладно, облучок так облучок.

Разговор с ключником, скучавшим за стойкой, прошёл без осложнений. Они не сказали, куда направляются, а их не спросили: тех, кто работает в лучших гостиницах крупнейших городов, учат атрофировать любопытство. Лишь заверили, что вещи дождутся их в апартаментах, ибо Норманы зарезервировали их на шестидневку вперёд и заплатили за весь срок сразу по прибытии. Видимо, негласный кодекс служителей гостиницы гласил, что даже государственная измена – не повод поскорее выселить неугодного власти жильца.

Когда карету запрягли, Алексас распахнул перед Ташей дверцу. Девушка поднялась по ступенькам – и, прежде чем сесть, обернулась:

– Алексас…

– Да?

В куртке, мохнатой меховой шапке и шарфе, натянутом по нос, любой смотрелся бы забавно; сама Таша, хоть и не видела себя в зеркале, наверняка исключением не была. Однако её рыцарь даже в такой одежде умудрялся выглядеть не хуже, чем в любимых щегольских нарядах.

Она не стала повторять «прости». И высказывать «мне жаль» – тоже.

– Ты всегда можешь поговорить со мной. О чём угодно. Ты же знаешь.

Скрытую шарфом улыбку она угадала в его глазах.

– Благодарю, моя королева.

С поклоном захлопнув дверцу, он одним махом вскочил на козлы и исчез из виду.

…ясно. Говорить о Джеми они не будут. Не сейчас.

Остаётся ждать.

Таша расстегнула куртку и стянула шапку. В карете было тепло: волшебный огонёк в металлической оправе под потолком не только светил, но и грел. Кажется, быть богатой и знатной не так уж и плохо… во всяком случае, можешь позволить себе путешествовать с удобством.

Какое-то время Таша смотрела, как под цокот копыт и дорожную тряску проплывают мимо высокие дома тёмного камня. Потом задёрнула шторку и сняла сапоги, чтобы свернуться калачиком на сиденье; поудобнее устроившись на подушке, прислушалась.

Если Алексас и плакал, она не слышала этого за грохотом колёс по мостовой.

Таша подавила острый приступ сочувствия, нежности и благодарности, призывавший прямо сейчас вылезти из кареты и взъерошить каштановые кудри своего кучера. И не заметила, как уснула, изо всех сил надеясь: к тому времени, когда Алексас будет готов к разговору, Арон снова окажется рядом – и надобность в этом разговоре отпадёт.

* * *

– Я столько не съем!

– Милая, тебе надо много кушать, чтобы вырасти такой же красивой, как Таша, – возвестила госпожа Лиден, накладывая девочке кашу. – Тебе какое варенье?

– Вишнёвое. – Лив широко зевнула, глядя в окно, в которое било раннее зимнее солнце. – А Таша самая красивая девочка на свете, правда?.. Эй, варенья в кашу тогда тоже побольше!

– Правда-правда. А много сладкого есть вредно.

Лив возвела к небу большие глаза – почти того же оттенка, что варенье, капавшее в пшёнку с ложки в руках госпожи Лиден.

– Почему жизнь так несправедлива? – вопросила она со всем страданием, которое способен испытывать девятилетний ребенок, лишённый сладкого. – Почему нельзя было сделать вредной кашу, а не наоборот?

– Такова вот она, жизнь. Ещё сама узнаешь, милая.

Лив уныло поковыряла ложкой в тарелке. Снова посмотрела в окно, где за узорами инея расцветало золотом зимнее утро.

– Дядя Арон уже ушёл?

– Он всегда раньше солнца встаёт. – Госпожа Лиден плеснула в кружку кипятка из чайника и, помешивая травяной отвар, уселась в кресло-качалку. – Не бережёт себя совсем…

– Да ладно, что с дядей Ароном случится? Он же всё может!

– Всё, да не всё, – пробормотала старушка.

Какое-то время на кухне слышалось лишь вялое поскребывание ложки о дно тарелки.

Затем утреннюю тишину нарушил стук.

– Принесло кого-то… – Неохотно поднявшись, госпожа Лиден неслышно дошаркала до двери по пушистому ковру, прикрывавшему холодный каменный пол. – Кто там?

– П-п-почта!

– А, новостные листки… – Летописица призадумалась. – В деревне ещё не были?

– Нет, вы п-п-первые!

– Тогда добро пожаловать, – произнесла старушка, отодвигая засов.

Почтальон торопливо прошмыгнул внутрь, стуча зубами от холода. Вместе с ним в дом вполз морозный воздух, примешав свой оловянный запах к ароматам вишнёвого варенья, мяты и домашней стряпни.

Охотно согласившись на предложение глотнуть чаю, краснощёкий парнишка с наслаждением избавился от шапки и тяжёлого тулупа, чтобы сесть за стол.

– Неблизко к вам ездить, конечно. Ладно хоть раз в шестидневку, не чаще, – согревшись и перестав изображать щелкунчика, вздохнул парень, отливая чай в глиняное блюдечко. – Не оставлять же без почты, в конце концов. Вы не виноваты, что далеко…

– Да, без новостей худо, – согласилась госпожа Лиден, косясь на небольшую сумку, брошенную гостем у вешалки-рогатины. – Эх, всегда завидую, глядя на ваши сумы…

– Безразмерные торбы-то? Так там попробуй чего найди. Хотя удобно: и веса не чувствуешь, и не тащить с собой такую вот кипу… На каждого жителя по четырнадцать листков да ещё письма, это вам не хухры-мухры!

– Хоть бы раз увидеть эти мухры, чтобы узнать, что они из себя представляют, – хмыкнула госпожа Лиден, возвращаясь в кресло. – Что-нибудь интересное в королевстве стряслось?

– Ой, и не говорите, госпожа! Страсти-то какие!

– Что ещё?.. Юная лэн, не думайте, что я этого не вижу!

– Ну не хочу я это есть! – заныла девочка, уже подкравшаяся к мусорному ведру с наполовину полной тарелкой в руках.

– Ладно, выбрасывай, горе моё. И коням ведь не скормишь, с вареньем-то… Так какие страсти?

– Вот вроде спокойная неделька выдалась, – нетерпеливо продолжил почтальон, – ну, кроме двух ограблений на тракте… Что-то разбойники в последнее время расшалились: вроде не было, не было, а тут вдруг никакого сладу с ними… А сегодня в утреннем листке такое написали! Аж печатни раньше открыли, чтобы нам с собой свежие выдать! А то как же, все знать будут, а деревенские нет? Я сам как увидел, так и обмер!

– Не томи душу, что случилось?

Оттягивая момент, парень прихлебнул чаю из тёплого рыжего блюдца.

– На короля покушение было, – трагическим шёпотом возвестил он.

Раздался громкий «бульк»: это Лив уронила опустошенную тарелку из-под каши в таз с водой, и взметнувшийся фонтан брызг украсил блестящей россыпью капель её тёмную макушку.

– Мама дорогая, – довольно-таки равнодушно откликнулась госпожа Лиден. – Но жив, конечно?

– А вы почём знаете? – протянул почтальон обиженно.

– Иначе сказали бы «убит», а не «покушение».

– Ну да, – разочарованно подтвердил парень, вновь потянувшись к блюдцу. – Жив.

– И кто же этот неудачник?

– Да герцог какой-то. Молокосос чуть за двадцать. И деньги есть, и власть, вот что ещё ему надо? Ан нет, пошёл короля убивать! Как же его… Броселианский, кажись…

– Что?!

Кресло угрожающе скрипнуло – и почтальон невольно вжал голову в плечи, когда старушка, ещё миг назад выглядевшая полной противоположностью слова «опасный», метнулась к гостю с лицом ведьмы, опаздывающей на шабаш.

– Листок! Быстро! – рявкнула госпожа Лиден, нависнув над парнишкой. – И вообще всю почту вытаскивай!

– Я не…

– Тиф в Фар-Лойле! Одни мы не болеем – на отшибе, зараза не дошла! Что, по больным пойдёшь?

– Т-тиф? – лицо почтальона успело пожелтеть, посинеть и позеленеть, прежде чем кожа его избрала оттенок благородной бледности. – Но…

– Думаешь, вру? Иди проверь!

Парнишка, спотыкаясь, бросился к сумке. Вытащив нужный листок, протянул тот старушке, вырвавшей бумагу из его трясущейся руки.

– Спасибо за гостеприимство, – пробормотал почтальон, вываливая кипу конвертов на дощатый пол. – Я это… того.

Сухо бросив «счастливого пути» в закрывающуюся дверь, госпожа Лиден заперла кухню на засов и нашарила очки на столе.

Непривычно тихая Лив мышкой скользнула за спину летописицы.

Некоторое время обе – старушка и девочка – пробегали взглядами по печатным строкам.

– М-да, – наконец изрекла госпожа Лиден. Грудь её тяжело вздымалась. – Какого дамнара…

– Таша в опасности, да? – прошептала Лив.

Старушка швырнула на стол листок.

На пиктуре посреди страницы стояли подле пустого трона светловолосая девушка – и мужчина в чёрном, накидывающий ей на шею зачарованный амулет.

– Теперь – да.

* * *

Есть много способов быстрого пробуждения человека, упорно не желающего пробуждаться. Первое место по эффективности и неприятности Таша всегда делила между снегом за шиворот и холодным душем.

Этим утром она прибавила к данным способам ещё один: когда твою тёпленькую пятку щекочут ледяными пальцами.

Отчаянно жмурясь, Таша попыталась пнуть наглеца, посягнувшего на её сон, однако ногу ловко перехватили за лодыжку; на сей раз чью-то холодную руку и её кожу милостиво разделила плотная ткань юбки.

– Доброго дня, моя королева.

Таша нехотя разомкнула веки.

Алексас примостился на краешке сиденья. Разрумяненный, улыбающийся. Он не щурился на бившее в окна кареты солнце, и, отражая золотые лучи, глаза его сияли.

– Что, приехали?..

– Да, и день чудесный. – Бесцеремонно уложив Ташины ноги к себе на колени, Алексас натянул повыше носок, который прежде наполовину стащил с девичьей ступни, и принялся обувать её в сапожки. – Как в песне поётся: «Проснулось всё, проснись и ты, красавица моя!»

– Где мы? – спросила Таша, оторопело наблюдая за его действиями.

– На постоялом дворе. Комнату я уже снял.

– И уже не утро, верно? – уточнила Таша, оценив цвет солнечных лучей.

– Пара часов до закрытия мастерских у нас есть.

Зевнув, Таша села, потянулась за курткой, – но ту перехватили раньше, немедленно накинув ей на плечи.

– Идём. Умоешься, перекусишь, и отправимся в мастерскую. – Алексас протянул ей сумку. – Время терпит.

Пока он распахивал дверцу кареты, Таша могла думать только о том, что раньше натягивать на неё сапоги Алексас бы не соизволил. Джеми – тем более.

Впрочем, возможно, в каждом из двух братьев было достаточно желания заботиться о нежных юных девах, чтобы в результате их слияния проявился подобный побочный эффект.

Перейдя двор, хрустящий свежим снежком, они вошли в белокаменное здание трактира. Комната оказалась на втором этаже – светлая и уютная, с двумя кроватями и азалиями, розовевшими в горшочках на окне; на стене висело зеркало, которое Алексас предусмотрительно закрыл пледом, стащенным с постели. Надолго, впрочем, внутри не задержались. Таша лишь умылась и сжевала кусочек хлеба с сыром, запив чаем, после чего вступила в непродолжительную борьбу с Алексасом за право одеться самой.

Битва была проиграна: ей не только застегнули куртку, но и надели на неё шапку, подали варежки и завязали шарф на шее в два оборота.

– Да что на тебя нашло? – проворчала Таша, когда они вышли из трактира. Шагали снова под руку: если во дворе золотился снежок, то на брусчатой дороге образовался гололёд, коварно присыпанный белой крупой.

– Мне нравится заботиться о тебе, – удивительно бесхитростно ответил Алексас. – О ком ещё мне нынче заботиться?

Слова кольнули больнее, чем Таша могла ожидать.

– Может, прикажешь к тому же сидеть в высокой башне у оконца, пока ты будешь вести расследование и свершать великие подвиги в мою честь?

Она надеялась, что сумела скрыть смущение за сарказмом. И вместе с тем понимала: если забота о ней немного умерит для Алексаса горечь осознания, что о младшем брате он не позаботится уже никогда, пусть хоть с ложечки её кормит.