Kitobni o'qish: «Инженер. Часть 2. Поиск», sahifa 2

Следующий час я просидел безвылазно на скамейке, устанавливая необходимые приложения, регистрируясь и авторизуясь. Профиль в «Гугле» сохранил все мои контакты, но была ли в них теперь ценность, я не знал. Приложение «Госуслуги» оказалось предустановленным порталом с фееричной функциональностью. На вкладке было сказано, что оно, согласно федеральному закону, работает независимо от баланса на счете провайдера цифровых услуг. Пройдя все необходимые процедуры аутентификации, я обнаружил, что мне в прошлом принадлежала недвижимость в городе Москве, о чем я и так знал, и что через два года после моего исчезновения она, по решению суда, была переоформлена на мою супругу, брак с которой был расторгнут еще раньше. Больше никакой информации по прошлому там не было, хотя, насколько я понял, это было связано с тем, что в те годы это приложение еще не было обязательным и не заменяло для гражданина все документы: паспорт, водительские права, имущественные права, банковские счета, и прочее, и прочее. Мне тут же сообщили, что мои права просрочены и что я должен повторно сдать биометрию в любом отделении полиции или в уполномоченных банках. Хорошо хоть, что я числился живым. По-видимому, по-своему мне повезло – этот портал стал универсальным носителем информации о человеке гораздо позже моего исчезновения, и информация об объявлении моего розыска или иных действиях, связанных с моим исчезновением, туда не попала. Когда же он превратился в то, чем он теперь был, то данные по моей личности просто перекочевали из одной базы данных в другую.

– Через час закрываемся! – вернул меня в реальность голос проходившего мимо охранника.

– Ой, спасибо!

– Не за что.

* * *

Я плакал. Никогда не замечал за собой какой-то слезливости или сентиментальности, но тут вдруг пробило. Покончив с магазином, переодевшись, поужинав и приобретя, между делом, билет на поезд до Москвы, проходивший через город в полтретьего ночи, я вышел на уже знакомую автостоянку. Торопиться было некуда, стоянка была пуста и безлюдна. Присев на скамейку под фонарем, я бросил объемистую сумку с моими инопланетными вещами и ковырялся в телефоне, когда что-то коснулось моей ноги. Небольшая черно-белая кошка терлась об нее, выпрашивая ласки и еды. Оказывается, я настолько отвык от того, что кому-то нужна моя любовь и забота, что внезапно внутри лопнула застарелая туго натянутая струна, и слезы потекли из глаз. Было безумно жалко не только себя, но и всех людей, которых я невольно подвел, всех, кто нуждался во мне и кто потерял меня. В тот момент я был уверен в своих будущих действиях – найти семью. Пусть для них прошло двенадцать лет, но для меня – только полтора года. Разум на время уступил права иным механизмам управления моим телом, древние отделы мозга царствовали, и сознание не в силах было им противостоять. Когда между мной и семьей были не безграничные дали космоса, а расстояние вытянутой руки, я был не в силах сопротивляться.

Проплакавшись, я успокоился и почувствовал, насколько устал. Безумно захотелось улечься прямо на этой скамейке и заснуть. Но я решил, что есть гораздо более удобное для этого место – вокзал. Вызвал такси и побрел к выезду со стоянки, чтобы последнему не нужно было меня искать.

4

Москва встретила меня солнечным теплом. Небо было синее от края до края, и ни одно пятнышко облака не пачкало его. Поезд, вполне комфортное и технически продвинутое средство передвижения, доставил меня точно по расписанию на Казанский вокзал столицы. За время поездки я успел, как мне казалось, приобщиться к текущим реалиям, благодаря безупречной связи, которая воспринималась другими пассажирами как совершенно естественное явление. Я до одури насмотрелся разнообразных вещательных каналов, разбираясь в текущей ситуации в стране и мире. Здесь меня ждало множество сюрпризов – как оказалось, двенадцать лет в политике – это тоже много. Интересно, но я смотрел и слушал текущие новости довольно безучастно. Оказывается, отсутствие личного опыта, сопричастности к тому, что происходило вокруг, отражалось на том, как мы воспринимаем информацию. Я, например, не реагировал на новости о грядущей валютной реформе на пространстве от Лиссабона до Владивостока, так как совершенно не ощущал, как это событие может повлиять на мою жизнь. Или, например, новый мэр Москвы – я даже не вполне понял, о чем он говорил в своем выступлении, за которое его критиковали абсолютно все и даже поговаривали о скорой отставке. Что это за единое транспортное пространство, которое мэрия грозится ввести со следующего года? А сейчас оно что, не единое?

Вызвав такси до моего дома – прежнего дома, я с любопытством рассматривал сияющий в свете яркого весеннего солнца город. Никаких следов снега не было, а это ведь начало апреля. По мелким, знакомым с детства деталям я понимал, что снег, если он и был, должен был растаять недели две назад – нигде не было видно останков нерастаявших сугробов, которые обычно прятались в укромных местах города еще долго после того, как тот оттаивал от зимы. Очень чистый, ухоженный и местами пугающе незнакомый. Среди машин на улицах было так много новых, никогда не виденных мной моделей, что я искренне радовался, когда встречал знакомые марки, дожившие до моего возвращения. Улицы пестрили множеством незнакомых мелких деталей – от непривычных светофоров, если это были они, до новой разметки проезжей части. Я рискнул поинтересоваться об этом у водителя и получил в ответ длиннющую тираду про то, как стало все плохо и как оно раньше было лучше. Водитель – пожилой узбек, как выяснилось, приехал в Москву десять лет назад и помнил, как тогда было. Тогда, по его словам, можно было зарабатывать, а теперь просто караул, закрутили все гайки так, что хоть собирай вещи да уезжай.

Я поинтересовался:

– А куда поедете?

– Э, куда из Москвы поедешь? Центр мира! Все, приехали! Внуки здесь уже учатся, совсем русские стали!

* * *

Сзади коротко посигналил автомобиль, выводя меня из состояния ступора. Я оглянулся, водитель жестами показывал, что ему надо проехать на подземный паркинг, на входе в который я и застыл. Махнув ему рукой, я сдвинулся, пропуская машину. Знакомая береза уцелела и торчала теперь немного в стороне от места, где был когда-то подъезд моего дома. Я оглянулся на уступы гигантских башен от четырнадцати до пятидесяти двух этажей, стоявших на месте старых домов. Береза была единственным, что роднило меня с этим местом, а ведь я прожил здесь почти тридцать лет!

Я подошел к ней. Было видно, что когда-то эти березы росли в линию вдоль дорожки у дома. Теперь дорога проходила чуть дальше, и на том месте, где стояла моя машина, высилась мачта уличного фонаря. Я постоял рядом с ним, раздумывая, что делать дальше, как искать родных.

На подъездной дорожке напротив фонаря стоял кроссовер того же цвета, что и мой старый автомобиль. Я достал из кармана камень и стал вертеть его, разглядывая, не появится ли знакомая звездочка. Я уже пробовал делать это раньше, но ничего не обнаружил. Камень был безответен. Неожиданно мне показалось, что в глубине камушка что-то мелькнуло. Светило яркое солнце, которое мешало разглядеть тусклую искорку, и я повернулся к нему спиной и немного придвинулся к припаркованной машине, стараясь разглядеть хоть что-нибудь в глубине зажатого в кулаке камня. Машина громко квакнула сигнализацией, и я, дернувшись от неожиданности, отпрянул от нее. Однако та не успокоилась – в салоне автомобиля отчетливо и громко зазвонил телефон. Оглядевшись, я не заметил никого поблизости и из любопытства заглянул через боковое стекло внутрь. Центральный дисплей на панели приборов светился, телефон не умолкал. Солнце мешало разглядеть, что было на нем, поэтому я обошел машину по кругу и заглянул в окно с другой стороны. И остолбенел. На дисплее высвечивались имя и фотография вызывавшего абонента: «Илья, откройте дверь!» и моя фотография. Еще раз почему-то осмотревшись по сторонам, я потянул за дверную ручку, та щелкнула, и дверь открылась. Телефон тут же замолчал. Я стоял в нерешительности, не зная, что делать дальше. После короткой паузы раздался новый звонок. На этот раз имя высветившегося абонента было: «Илья, возьмите трубку!» Аккуратно, боком присев на водительское сиденье, я нажал на иконку ответа:

– Алло? – незнакомый голос со знакомым акцентом.

– Да, я вас слушаю.

– Илья?

– Да, а вы, простите, кто?

И неожиданно на языке Мау:

– Илья, пожалуйста, дождитесь меня. Никуда не уезжайте. Вы меня понимаете? Это очень важно!

Я машинально ответил на том же языке, на котором говорил еще два дня назад:

– Понимаю. Хорошо, дождусь.

– Меня зовут Михаил. Я плохо вожу машину. Сейчас приедет моя жена и отвезет меня к вам. Она уже едет. Но думаю, что все равно добираться мы будем около часа, – торопливо затараторил он по-русски. – Пожалуйста, не уезжайте.

– Да не уеду я, успокойтесь. А куда мой дом переехал, вы, случайно, не знаете?

– Знаю. Дождитесь, пожалуйста. Камень не потеряйте! – с явным беспокойством продолжил незнакомец. – Если хотите, можем поговорить по телефону, но это будет неудобно, да и смысла в спешке, я думаю, нет.

– Хорошо, я дождусь. А далеко они переехали?

– Не очень, но есть некоторые обстоятельства. Давайте лучше при встрече?

– Ладно, ладно. Через час я буду рядом с вашей машиной.

– Можете в ней подождать. Если вам удобно, я заведу ее.

– Да нет. Не стоит. Я только сумку брошу в салоне, а сам прогуляюсь. Хорошо?

– Да. До встречи. А у вас есть номер смарта? Ну, чтобы, там, связаться с вами, если что?

– Есть, – и я продиктовал номер.

Голос немного успокоился:

– Отлично, я перезвоню. До встречи!

– До встречи.

Стоило мне нажать иконку отбоя, как зазвонил мой одноразовый телефон. Михаил проверял номер, который я ему надиктовал.

5

Из окна квартиры на двадцатом этаже, в которой жил Михаил, открывался захватывающий вид на Москву-реку. Я был в чужой квартире, у незнакомых мне людей, но чувствовал себя дома. Михаил – худощавый мужчина лет пятидесяти с типичными чертами уроженца Мау, только подстриженный и одетый по последней московской моде – приехал за мной через полтора часа со своей женой – миловидной крашеной блондинкой бальзаковского возраста, москвичкой в пятом поколении. Вела машину последняя, так как Михаил, с его слов, так и не освоил премудрости вождения самодвижущихся повозок. Разговор в машине толком не получился – мои новые знакомые нервничали, говорили сумбурно, урывками, и я решил, что действительно надо дать им возможность рассказать все по порядку, обстоятельно. Тем более что и у меня вопросов было столько, что можно было только их перечислением легко заполнить всю поездку назад.

Жили они в новой, сверкающей стеклом, башне недалеко от набережной, и я был удивлен тем, что эти явно недешевые апартаменты были приобретены именно Михаилом, так сказать, на кровно заработанные.

После необходимого ритуала знакомства и короткого застолья пришло время объясниться. Михаил сидел в глубоком кресле модернового вида из гнутой фанеры, на вид очень удобном, с подставкой под ноги, и терзал в руках чашку с чаем – как выяснилось, алкоголь для него был практически непереносим. Я устроился на коротком диванчике напротив, Марина – так звали его жену – все время перемещалась по квартире, то убегая на кухню, то присаживаясь рядом с мужем, то мигрируя от одного кресла к другому. Они оба волновались, но жена Михаила почти не участвовала в разговоре, в то время как последнего, что называется, прорвало.

Настоящим именем моего нового знакомого было Миутух. Родился и вырос он в Арракисе, столице Мау⁴, в которую я так и не добрался. Отец его работал в библиотеке ордена, если это можно назвать библиотекой. Про мать он не упомянул, но она точно не была скелле. Мальчик с детства проводил большую часть времени среди книг, и они стали его страстью. Ему удалось, не покидая Арракиса, выучить языки востока и островов, он мог говорить на южных диалектах Мау так, что южане принимали его за своего, и талантливого мальчишку заметили сестры. Они отправили его учиться в университет. Оказывается, о чем я не знал, в местных университетах учились не только девочки, но и мальчики. Правда, правила сегрегации действовали строго и, хотя формально они могли учиться в одном и том же заведении, фактически они никогда друг друга не видели. Все, что касалось магии, тем более было засекречено и отделено от простых смертных. Впрочем, Михаила, я буду называть его так, интересовали только древние языки. В первое столетие после Второго поворота не просто уничтожалась артефактная магия и знания о ней, уничтожалось все, что принадлежало культуре погибшей цивилизации. Орден скелле возник и развился в среднем течении Дона и этнически отличался от жителей побережья, которые до Поворота господствовали над Мау. Остатки выжившего населения побережья даже сейчас выглядели иначе, чем остальное население. Ана и весь дом Ур⁵ как раз и были живыми ископаемыми – пережитками далекой эпохи. В то столетие не просто уничтожались все книги или образцы древнего искусства, но и запрещался язык, который до катастрофы был общепринятым стандартом. Время шло, страсти улеглись, но ущерб, нанесенный ненавистью скелле и страхом переживших те события людей, оказался невосполнимым. В настоящее время древний язык и, что тоже важно, культура были полностью утеряны. Новые поколения сестер в борьбе за власть были готовы использовать древние знания, но это оказалось невозможно. Невозможно потому, что для того, чтобы читать книги древних, точнее, для того, чтобы понимать, что там написано, надо было, кроме языка, владеть еще и культурой древних. Если представителю затерянного на далеком острове в океане племени предоставить перевод справочника по обработке металлов, это последнему ничего не даст. Культура – это совокупность не только знаний, понятий, идей и языка, это еще и машины, механизмы, инструменты, и прочее, и прочее, что справедливо называется культурой материальной. Но идея восстановить часть древнего наследия смогла выжить в среде консервативных монашек. Этому способствовала ожесточенная борьба, которую ордену пришлось выдерживать все эти годы. Вероятно, что-то они все же смогли использовать, иначе талантливый специалист по древним языкам не оказался бы направлен на особо важное и секретное задание – перевод и, что более важно, адаптацию древних источников к новым реалиям.

В один прекрасный день Михаил вошел в сумрачные залы закрытой части библиотеки, в которых, как ему тогда казалось, он должен был провести остаток жизни. Древний язык не уцелел, кроме пары далеких деревень на островах, где говорили на упрощенном рыбацком диалекте – потомке древнего величия. Зато уцелела письменность. Скелле в последнее время заботливо собирали то, что сохранилось, и помещали в закрытый фонд библиотеки. Надо сказать, что насобирали они немало, хотя было понятно, что от древней культуры, где книги были почти в каждом доме, почти ничего не осталось. Это «почти ничего» занимало огромный подвал, который находился в резиденции магистра ордена.

Письменность древних была основана на иероглифах, плавно трансформировавшихся в слоговое письмо, но сохранивших при этом древнюю традицию. Михаил, увлекшись, кажется, был готов говорить об этом бесконечно, но его прервала жена, и он оговорился только, что расшифровка древних книг была очень сложной задачей.

Занимаясь любимым делом, он жил затворником. Практически он жил на территории монастыря, хотя никто не ограничивал его свободы. С особой гордостью он сообщил, что создал теорию и метод, которые позволяли фиксировать вместо полей употребления значений древних слов их как бы инвертированную версию – поля исключений или запретов употребления. По его словам, это позволяло на порядок сокращать объемы словарных статей, которые были главным продуктом его работы. Разумеется, пользоваться такими таблицами мог только подготовленный специалист, для остальных же готовились традиционные многотомные словари.

Я немного поплыл на лингвистических терминах, которыми стал обильно сыпать Михаил, но Марина его не прерывала, и я понял, что это важно.

Дальше была экспедиция к подножию гор, найденный камушек, ночная прогулка, и – Земля. В отличие от меня, заброшенного на юг России, Михаил попал в Подмосковье. Закономерным финалом для неподготовленного к жизни в современном человеческом обществе пришельца оказался приемник-распределитель, где, по-видимому, он содержался в качестве неопознанного сумасшедшего. Там его и нашла Марина. Она по профессии психиатр, давно уже работала психоаналитиком в частной клинике, но по каким-то причинам числилась на полставки в стационаре для психов. Среди прочего ее иногда привлекали в качестве специалиста для экспертизы. Марина верно определила, что всклокоченный испуганный человек со странными чертами лица, называвший себя Миутух, вовсе не ее пациент. В финале долгой истории, которую Михаил счел нужным опустить, он оказался в доме Марины, а со временем стал ее мужем, оформив официальный брак и таким образом решив свои проблемы с государством.

Талантливый лингвист быстро справился с незнакомым языком и, более того, опубликовал статью в каком-то сетевом ресурсе, объединяющем любителей лингвистики. Вскоре оказалось, что его метод, совершенно не соответствующий земным традициям грамотного оформления научных материалов, тем не менее, оказался отличным практическим решением для группы исследователей из крупной международной компании, решавшей задачи машинного распознавания речи. Уже год спустя Михаил работал на корпорацию с мировым именем, а любой робот в телефоне содержал модуль, использующий его метод.

Но это было потом. А пока, выбравшись в цивилизованный мир, несчастный пришелец не справился с его напором и угодил под машину в результате банального похода за картошкой, которая оказалась его любимым земным блюдом. Тогда же он потерял и камень.

Еще позже он встретил в сети упоминание об исчезновении человека в нашем районе. В заметке смаковались подробности, вроде открытого багажника и исчезнувшей сумки с продуктами, но его привлекло совпадение даты и времени, когда он потерял камень и когда я исчез. Михаил сохранил всю информацию о моем исчезновении. Года через три, уже будучи обеспеченным уважаемым человеком, он предпринял расследование – мало ли что, вдруг я позже нашелся – и выяснил все подробности. Мое исчезновение стало для него идеей фикс – кроме того, что оно, по его мнению, было связано с его камнем, оно также было единственным свидетельством для его жены, которой он доверился, что тот бред, который он рассказывал – не выдумка.

Пока Михаил все это рассказывал, Марина, замерев, слушала его так, как будто и для нее все это было открытием. Похоже, что в этот момент он делился чем-то внутренним, чем-то, что скрывал даже от супруги.

В прихожей хлопнула дверь. Михаил замолчал, я сидел, переваривая услышанное, Марина выскочила из комнаты. В коридоре забубнили женский и детский голоса, минуту спустя в комнату заглянуло нечто – мальчик лет десяти, на лице которого были очки, похожие на плавательные, только гораздо крупнее. Не снимая их, тот заученно произнес:

– Здрасьте, – и исчез.

Я посмотрел на Михаила:

– Чего это у него?

– А? А-а, очки дополненной реальности. Врачи прописали – у него близорукость начала развиваться. Действительно, очень помогают – там что-то связанное с адаптационными механизмами. Я не очень в курсе, вы же понимаете. Чтобы освоиться в этом мире, надо двадцать лет учиться. Но, в любом случае, зрение у него исправилось.

Я кивнул:

– Ясно. А зачем вы ловушку на меня поставили?

– Вы про машину? Ну, как зачем? Марина меня любит, конечно. Но вы представьте, что живете с человеком, который заявляет, что он инопланетянин. Даже если вы психиатр и уверены, что он здоров, каково ему? Инопланетянину?

– И вы решили, что, поймав меня, что-то докажете? Никто ведь не видел, как я сюда попал. Может, я мошенник?

– Дело не в вас, а в камне. Вы что же, думаете, что машина пиликала всем, кто к ней подходил?

Я достал камень из кармана и еще раз оглядел. Никаких звездочек не было видно.

Михаил внимательно следил за моими действиями:

– Хотите увидеть маячок?

– Это вы про звездочку такую?

– Ну да. Я, пока в библиотеке работал, о магии узнал гораздо больше, чем о ней знают сами скелле. Но давайте сделаем перерыв. У меня уже в горле пересохло, а нам еще говорить дня два – не переговорить.

Я хмуро кивнул:

– Давайте. А что с моей семьей? Вы сказали, что в курсе, где они. Так ведь?

В комнату заглянула Марина:

– Вы бы прервались. Мне надо Сашку покормить, а я хочу услышать историю Ильи.

Михаил посмотрел на свой телефон, не могу называть его смартом – режет ухо, и сказал:

– Илья, вы не против прогуляться? Мне врачи велели каждый день наматывать минимум по десять тысяч шагов, и, что хуже, они это контролируют. Давайте пройдемся, а я вам расскажу про вашу семью и про ловушку, как я ее устроил, – повернувшись к Марине, он добавил:: Я про его приключения спрашивать не буду – обещаю!

Из глубины квартиры послышалось: «Ма-ам!», и жена Михаила, махнув рукой, опять испарилась.