Kitobni o'qish: «Даль весенняя», sahifa 16

Для любимой девочки и новогоднего гостинца не жалко

В нашу семилетнюю школу деревни Новопокровское с пятого класса начали ходить учиться ребята из других близлежащих деревень: Утечино, Анкудиново и Афонино. Время было послевоенное, голодное и холодное. И несмотря на это администрация школы каждый год справляла Новогоднюю елку. Украшали ее разноцветными самодельными игрушками. Но гостинцы нам вручали настоящие, купленные в городе: печенье, конфеты (леденцы), пряники. Пусть в пакете их было немного, но детская душа была и тому рада.

Я почти всегда своим новогодним гостинцем делился с товарищами. Мать меня бранила за это. Говорила, чтобы я сам ел.

В шестом классе мы справляли елку вместе с учениками из деревни Афонино. В конце того праздника ко мне и к моим друзьям Витьке и Кольке Ганиным подошли три афонинские девочки и попросили нас проводить их до своей деревни. Мы согласились. Сначала шли вместе. Весело шутили, делились впечатлениями о проведенном Новогоднем вечере. Затем, когда зашли за деревню, Витька и Колька (они были старше меня на год и выше на полголовы) стали договариваться: кому с какой девочкой идти на пару. По их мнению, мне должна достаться самая маленькая. Подошли к девочкам, но не тут-то было. Девочки уже распределили нас между собой. Самая высокая и красивая досталась мне. Она меня взяла за руку, и нежное тепло ее ладони жарко вспыхнуло в моем сердце. По небу гулял молодой месяц. Под ногами поскрипывал снежок. Пощипывал уши морозец, а я шел пальто нараспашку. Мне сразу тогда показалось, что на улице не январь, а май. И под ногами вовсе не снег, а цвет черемухи. Я в то время почувствовал себя наисчастливейшим человеком. Достал из кармана гостинец и стал угощать свою девочку.

На другой день утром меня мать спросила: «Опять не воспользовался своим гостинцем?» Тут я вспомнил, что на лугу нам встретилась женщина, которая долго наблюдала за нами, а потом все до мельчайших подробностей рассказала моей матери: и как я шел за ручку со своей девочкой, и как угощал ее конфетами и пряниками.

Мать тогда мне сказала: «Девочка у тебя хорошая, но ты еще мал, чтобы думать о невестах».

Я был не согласен с мамой. Та девочка так всколыхнула мои чувства, что я написал ей длинное стихотворение. Вот две строки из него:

Красива ты, как нежная фиалка.

Повсюду снег, а мне с тобою жарко.

Та девочка приоткрыла мне завесу к тайне любви.

Меня однажды за террориста приняли

Зимой темнеет рано. И я всегда на прогулку в зимнее время стараюсь выйти засветло, чтобы успеть покормить синиц.

Позапрошлой зимой я также вышел из дома, прихватив с собой подсолнечных семечек и крошек от зачерствелого батона, и направился в березовую аллейку. Это место между школой и стадионом. Там всегда бывает много синиц. Но на этот раз их не оказалось.

Прогуливаясь между берез, я видел, как за горизонт начало заходить солнце, а через некоторое время на небе стали появляться первые звездочки. Над стадионом включили освещение. И я решил семечки и крошки высыпать из кармана, но не на снег, а на крышку колодца теплотрассы у гаража по другую сторону школы, чтобы птицы могли воспользоваться этой пищей прямо с утра.

Только забрался на колодец и стал вынимать свое содержимое из кармана, как увидел в шагах семидесяти от меня молодую женщину, везущую в коляске ребенка. Я заторопился. Неудобно ж все-таки, глядя на ночь, таким вот образом о птицах заботиться. Но напрасен был мой конфуз. Когда взглянул еще раз в ту сторону, женщины с коляской уже и в помине не было.

Вернувшись на березовую аллейку, я снова стал прогуливаться по ней. И вдруг заметил, что ко мне приближается женщина – сторож школы, внимательно вглядываясь в мое лицо. Я понял, что ей доложила обо мне молодая мама. Сторожиха поговорила со мной совершенно о чем-то постороннем и, убедившись, что я не террорист, удалилась.

Тогда по телевизору шла передача, где настойчиво доказывали, что у нас, россиян, с советского времени ни сексотов, ни гласных надсмотрщиков теперь нет, и террористы могут гулять по нашей стране, где угодно. Я благодарю Бога, что они ошиблись. Враг нас не застанет врасплох, наши люди, так же как и при советской власти, всегда настороже. Я в этом убедился.

Был такой случай

Летом 2001 года мы с сормовским поэтом Александром Колесовым договорились съездить в Дивеево, приложиться к святым мощам Серафима Саровского и искупаться в его источнике. Тогда очереди за билетами на автобус были большие, и я купил их заранее, недели за две. На автобусную станцию приехать в день отъезда условились на час раньше, чтобы спокойно сесть на свои места и уехать.

Но когда я прибыл на автостанцию, его не нашел ни в самом здании автостанции, ни на том месте, откуда отправлялся наш автобус. Подождал немного. Он все не появлялся. Стояла жара. Я позвонил на квартиру, но и по телефону никто не отвечал.

Оставалось 20 минут до отправления. Разнервничавшись, я пошел и сдал Сашин билет. Когда подошел к автобусу, увидел его. Спросил: «Ты почему запаздываешь?» Он ответил: «Я здесь уже целый час сижу!» – «Где, – спрашиваю, – ты сидел?» – «Вон там, в тенечке». Он сидел на лавочке под табличкой с расписанием движения совершенно другого автобуса. Пришлось брать новый билет. Я начал высказывать ему, что хотелось спокойно чувствовать себя при отъезде, ведь едем-то мы на святые места, а вот пришлось испытать досаду.

Неподалеку от нас сидела пожилая женщина. Она, услышав весь наш разговор, проговорила: «Ну и что, что вы едете к святым местам. Дьявол и в этих случаях не дремлет».

«Юмористы»

Сын моей тещи однажды летним воскресным утром вернулся с рыбалки пьянющий, по пояс мокрый. Пробормотал жене, что чуть в озере не утонул. Жена с оханьем, аханьем раздела его и уложила на диван. Весь день он на нем проспал. Вечером проснулся и пошел к своей матери, моей теще то есть, просить денег на похмелье. Идет, голову ломает, что на этот раз наговорить ей, с чего начинать, чтобы она сжалилась над ним и дала ему, ну, хотя бы на четверок.

Дорогой он услышал, что у его друга-собутыльника, который живет рядом с тещей, квартира сгорела от его собственного окурка. Сам друг чудом остался живым. Тут моего шурина осенила мысль. Вот сейчас он и спросит у матери денег, якобы для друга-погорельца. Мол, помочь надо! А сам купит вина и с ним выпьют. Пришел к матери и говорит: «Мама, мой друг Лешка сгорел…» – «Нет, сынок, – не дала договорить ему мать, – такие, как ты да твой друг Лешка, ни в воде не тонут, ни в огне не горят!»

У тещиного внука огород находится в низине, поэтому копка у него из-за сырости всегда задерживается. Прошлой весной теща говорит сыну: «Сходил бы ты к племяннику своему, помог огород докопать!» – «Чего там осталось копать-то – раз плюнуть!» – ответил он ей. «Не вздумай плевать, – предупредила теща, – там и так сыро!»

А это высказывание трехлетнего тещиного правнука: «Бабуль, я не люблю кашу с ноготками (это он имел в виду овсяную кашу), свари мне лучше яйцо со снегом (глазунью то есть)».

Однажды его бабушка ногу наколола. Стала хромать. Он подошел к ней и говорит: «Бабуля, у тебя ножка болит? Тебе ходить трудно? А ты ползком, на коленках. Так не будет больно!»

За это его приняли в коммунисты

«Коммунистом стать можно лишь тогда, когда обогатишь свою память знанием всех тех богатств, которые выработало человечество».

Эту ленинскую формулировку я читал не только в книгах, но и на улицах нашего города на рекламных щитах. И свято верил этим словам. Когда мне предлагали стать коммунистом, я говорил: «Коммунистом должен быть кристально чистый человек, а я таковым себя не считаю. И не достоин носить это высокое звание». И приводил примеры из кинофильмов о Павке Корчагине, о молодогвардейцах, о бойцах Великой Отечественной войны. Конечно, я знал в жизни коммунистов-негодяев, которые за счет партии занимали посты и транжирили государственные деньги. Но считал, что таких было мало. Обычно в коммунисты принимали заслуженных людей.

Но бывали случаи и такие. В один прекрасный день я встретил мужика лет 50-ти, из дальнего района нашей области. Он мне рассказал, при каких обстоятельствах его приняли в члены КПСС.

«Это было осенью, – начал он. – Я пас телят на лугу. Погода тогда стояла солнечная, теплая. Отава была сочная. Ее телята с удовольствием щипали. Я спокойно прилег на траву, подстелив под себя телогрейку, и сладко заснул. Рядом с лугом находилось поле, на котором взошли уже озимые. Они тоже были молодые, сочные. Пока я спал, телята перешли на поле и наелись их. А они, оказывается, были протравленные химикатами. И половина моих телят сдохли. Хошь верь, хошь не верь, – с серьезным видом продолжал рассказывать мужик, – вызывает меня к себе в контору председатель колхоза и говорит: “Ну что, голубчик, с тобой делать? Сажать в тюрьму за нанесенный вред социалистическому хозяйству? Ты знаешь, сколько припаяют тебе за это? Не менее пятерика! Да и три года дадут – сладко не покажется. Единственно, как правильно выйти тебе из этого положения – вступить в партию. Согласен с моим мнением?” И, не дожидаясь моего согласия, председатель колхоза дал мне листок бумаги, ручку и стал диктовать, как писать заявление о вступлении в члены КПСС.

С той поры я стал коммунистом», – закончил свой разговор сельский мужик.

Бог шельму метит

Этот случай произошел осенью 1943 года. Рассказал мне его старый лесник Проворов Алексей Егорович.

Недалеко от Канавинского рынка города Горького один бандит выследил в закоулке беременную женщину и, наставив наган, начал вымогать у нее деньги. Но поскольку денег оказалось мало, он стал снимать с нее пальто. На улице было холодно. Молодая женщина упала на колени и пыталась умолить грабителя, чтобы он не делал этого, потому что до дома ехать далеко, и она может простудиться и загубить еще не появившегося на свет младенца. Но преступник был непреклонен. Стащив с нее пальто, быстро свернул его и сунул в широченную сумку. Тогда несчастная женщина, дрожащая от холода и страха, заплакала и уже безнадежно проговорила: «Дайте мне хоть вашу телогрейку, она же все равно у вас старая». Бандит, криво усмехнувшись, снял с себя телогрейку, кинул ее потерпевшей и убежал.

Приехав домой, женщина обнаружила в грудном кармане телогрейки милицейское удостоверение на имя старшего лейтенанта Кесарева. Поехала на улицу Воробьева – Главное управление внутренних дел – и там сообщила о случившемся.

Старший лейтенант Кесарев (нерусской национальности) вместо буквы «Г» произносил «К», вместо «Д» – «Т», а вместо «Б» – «П». Был участковым в Дубенках и близстоящих бараках, и потому частенько под хмельком напевал самим сочиненную песенку: «Кте Тупенки, кте па-раки – там служу я Кесарем!».

После этого случая люди больше не слышали такой песенки и никогда не видели этого человека.

Когда приехали его арестовывать, он валялся на полу мертвый. Видно, вспомнил, что в телогрейке оставил свое удостоверение. И застрелился.

Фамилия милицейского работника изменена

Слово о бывшем воре-медвежатнике

«От людской подлости

не убережешься»

Ф.М. Достоевский

Мне рассказал о бывшем воре-медвежатнике один пожилой мужчина еще несколько лет тому назад, когда существовала советская власть. У нас с ним рядом находились садовые участки, и мы изредка навещали друг друга. Звали его Федором Поликарповичем Тюкаевым.

Однажды он у меня увидел изломанный старинный замок, взял его с собой и на другой день принес отремонтированным. Когда я начал восхищаться его мастерством, он мне поведал, от кого так нахватался починять замки. Я слушал его внимательно. Потом записал.

«На судоремонтном заводе города Баку Азербайджанской ССР, при управлении Каспийско-Нефтепромыслового флота, – начал рассказывать Федор Поликарпович, – наше морское судно стояло на ремонте. Я там работал механиком. Было мне в ту пору 23 года. На этом же заводе работал слесарем-инструментальщиком Иван Сидорович Иванов, лет пятидесяти пяти, который при знакомстве с другими попросту представлялся дядей Ваней. Семьи он не имел. Некоторый раз и ночевал у себя в мастерской.

Как я с ним познакомился?

Один раз старший механик судна дал мне изломанный норвежский замок, чтобы я его отремонтировал. Три дня я с ним возился и все понапрасну. Не поддавался он ремонту. Я уж было хотел вернуть его хозяину изломанным. Но тут мне один рабочий посоветовал: “Ты отнеси его дяде Ване”. Я поинтересовался: “Кто такой дядя Ваня?” На это мне мужчина ответил: “Он тут недалеко в слесарной мастерской работает Там с ним и познакомишься”. Замок был не висячий, а внутренний. Пришел я к дяде Ване в мастерскую без всякой надежды, что он его починит, потому что сам с ним намучился.

Дядя Ваня был невысокого роста. Мрачноватый. Ходил, опустив голову вниз. Повертел он в руках мой замок. Даже не разбирая, сказал: «Детали в нем сложные, но я починю его к утру».

Я потом узнал, что он бывший вор-медвежатник. Половину своей жизни провел в тюрьме. Но мне не верилось, что этот человек был когда-то преступником, потому что уж очень мягким, справедливым и человечным он был. Даже каким-то застенчивым.

На другое утро зашел я к нему в мастерскую, а у него на верстаке уже лежал отремонтированный мой норвежский замок и три новых ключа к нему. Я поблагодарил его и дал ему бутылку водки, как договаривались. К дяде Ване через военизированную охрану, которая охраняла наш судоремонтный завод, обращались за помощью, как к мастеру слесарных работ многие, в том числе и начальники других заводов. Когда к нему приносили сейф, который не открывался, он всегда просил всех выйти из мастерской, чтобы никто не мешал ему. Однажды я упросил его, чтобы я остался. Хотелось посмотреть, как он с ним работает. И был изумлен его отношением к железному ящику. Он с ним разговаривал, как с живым. Наклонившись, одной рукой обнял его, другой, сунув отмычку в замочную скважину, осторожно там нащупывал что-то и в это время тихо и ласково произносил: «Не подведи, дружок, умоляю тебя, откройся, пожалуйста». Сам был весь в напряжении. По лицу тек пот. Через минуту смотрю – о чудо! – сейф и вправду открылся. Дядя Ваня замок поправил. Новые ключи к нему сделал. Хозяин этого сейфа вместо одной бутылки водки притащил ему целый ящик, потому что в нем, кроме денег, находились еще ценные документы. При вскрытии сейфов дядя Ваня никаких ударов не производил и никаких вмятин и царапин на нем не оставлял. Действовал только отмычками и шептал, шептал что-то, как ворожей.

Один сейф, в котором находилась огромная сумма денег, хотели вскрывать с помощью автогена, потому что не надеялись, что дядя Ваня откроет, но он его открыл, всем на удивление, очень быстро. У него под рукой всегда был его личный инструмент, только ему необходимый. И он знал, какую отмычку надо применять к тому или иному сейфу.

К нему часто приезжали за помощью работники милиции. Также ему не давали покоя и воры-рецидивисты. Они знали его как незаменимого профессионала-медвежатника, который за несколько минут откроет любой сейф, и надеялись, что со временем он вольется в их шайку. Но проходил год, другой, а дядя Ваня и не думал к ним переходить. Только с горечью говорил: «И чего они от меня хотят? Я уж немолодой».

Жил он недалеко от завода в маленькой комнате. В ней была кроватка, стол и табурет. В один из дней дядя Ваня не вышел на работу, а мне нужно было сделать очень важное дело. Я уже к нему настолько привык, что шел по любому поводу. Ведь он совершенно бескорыстно меня натаскивал тайнам своего ремесла. Когда мы с товарищем пришли к нему в комнату, он лежал на полу мертвый. Сработали четко. Убийцу не нашли. А кто будет искать? Кому нужен был дядя Ваня мертвый, притом в прошлом вор в законе?».

На этой печальной ноте и закончил свой короткий рассказ Федор Поликарпович.

Пуд соли

Как-то раз старик купил в городе пуд соли. Ссыпал ее в мешок и, легко взвалив себе на спину, подумал: «А все-таки тут пуда-то нет. Обманули, канальи». И пошел неудовлетворенный. Шел, шел старик, устал. До деревни еще далеко. Решил передохнуть. Отошел от дороги, присел на траву. Мешок рядом поставил. Вынул кисет с махоркой. Закурил, сладко затягиваясь и подозрительно поглядывая на свой мешок. Через некоторое время снова взвалил свой груз на себя. И тут ему показалось, что мешок-то стал тяжелее. «Пожалуй, тут пуд будет», – обрадованно подумал он. С его лица стал катиться пот градом, он смахивал его, улыбаясь. Сейчас он твердо был уверен, что на его спине соли не один пуд, а все два. «И как это я их одурачил?» – ухмылялся про себя старик. С каждым шагом тяжесть становилась на его спине все несусветнее. Домой еле притащился. С порога сказал супруге своей: «Обманул я продавцов-то пуда на три!». – «Батюшки мои! – воскликнула старуха. – Что ты, старый, с ума, что ли, спятил, на свою душу грех такой брать». – «Я бы их, баба, не обдурачил, если б мой путь был коротким», – с серьезным видом устало ответил старик.

Мне эту притчу рассказывала мать еще в юности.

Подкармливать птиц – природе польза и себе удовольствие

Когда-то я держал птиц в квартире. Недавно зимним днем, увидев, как жена с удивительным интересом смотрит на синиц и воробьев через окно, сказал: «Не купить ли нам опять каких-нибудь попугайчиков или канареек?» На что она ответила: «А разве нам этих недостаточно?» – и кивнула на кормушку. Действительно, за окном шумел птичий базар. От нашего дома в десяти метрах – березовые посадки, и нам очень интересно наблюдать, как птицы пикируют с высокой березы на подоконник, где находится их кормушка. Это у нас стало как бы нормой жизни. Так привыкли, что сами за стол не сядем, пока не насыплем в кормушку хлебных крошек для воробьев и не привяжем на ниточку сальца для синичек.

Я заметил: если воробьи проголодались, да еще за окошком мороз, они ранним утром, словно заняв очередь, сидят на пустой кормушке. Ждут. Насыпаешь им корму, а они, кто посмелее, уже клюют. Другие порхают над кормушкой. Третьи на ветках берез тоже приготовились, как на старте. Через минуту смотришь – у них «куча мала». Головы вниз и молча, кажется, забыв про свою безопасность, клюют – не наклюются. Если какому-то воробью не находится места, он шлепает прямо по головам и спинам своих друзей. Не протиснулся – отгоняет синицу от сала и сам начинает его клевать. Синица обиженно пищит, но… сдается и улетает. А когда птицы не очень голодны, они не торопятся к кормушке, выжидают: кто из них самый смелый и нетерпеливый. Подлетит один, за ним все. И клюют, оживленно переругиваясь друг с другом. А то еще и драку затеют. Иногда некоторые из них вытянутся и заглядывают сквозь оконные рамы на кухню, чутко реагируя через тюлевую занавеску на каждое наше движение. На кормушке, кроме воробьев и синиц, можно увидеть и поползней, и дятлов. Дятел так долбит замороженное сало – думаешь, кто-то стучит по окну.

Природа для птиц – естественная среда обитания. Но квартира – это и для них плен, и хозяевам лишние хлопоты и неудобства. Кроме того, запах их помета здоровью человека очень вреден. В свое время я немало знал любителей птиц. Некоторые держали для них целые комнаты-вольеры. У них птицы были почти со всего мира: из Австралии, Африки и других стран. Говорящих попугаев – Жако, Лори, Какаду – они держали отдельно. Один любитель птиц мне рассказал, как директор одной фабрики, выйдя на пенсию, захотел «душевно отдохнуть». Купил у него всю коллекцию этих птиц (разумеется, за большие деньги). Через какое-то время он заболел. Астмой, что ли… Врачи ему категорически запретили держать в квартире птиц. И тут он приехал к любителю, взмолился: «Хозяин, возьми обратно у меня своих птиц!» Тот за полцены согласился. У этого хозяина в вольере стояло крепкое, сухое, типа яблони, суковатое дерево, на котором располагались, перелетая с ветки на ветку, птицы. Здесь для них было все необходимое: и пища, и вода. Если на улице пасмурно, включал электрический свет. Такие люди находят в птицах не только душевное удовлетворение, но и материальную выгоду. Конечно, кому что. Но мое личное мнение таково: надо любить птиц и подкармливать их бескорыстно, на воле. Этим не только себе делаешь удовольствие, но и природе пользу, а это важнее денег.

Вездесущая синица

Один знакомый мне рассказывал, как к ним в форточку залетела синица. «Давно это было, – говорил он. – Тогда мы еще жили в бараке. Жилье было обветшалое, и мы не стали ее держать в клетке, а оставили летать по комнате. Синица – птица любопытная, сразу же приступила по-хозяйски высматривать все углы и щели нашей комнаты. Чего-нибудь да находила там. Из-под старых обоев поклевала всех клопов, в щелях мух и всяких других букашек-таракашек. Очистив от насекомых комнату, синичка заскучала. Мы это сразу заприметили, стали баловать ее: специально ставили в одной тарелке водичку, в другой – подсолнечные семечки, пшено, мелко нарезанное мясо. Когда садились за стол, она и тут обязательно присоединялась к нам. Не прозевает ни завтрак, ни обед, ни ужин. У нас был самовар, мы его начищали до блеска. Синичка наклюется, напьется, сядет на ручку самоварную и любуется на себя. У нас тогда телевизора не было, так мы с удовольствием наблюдали за ней. Всей семьей полюбили ее. Она тоже привыкла к нам. Садилась каждому на плечо, на голову, на руку. Это привлекало нас. И вдруг она пропала. Для нашей семьи это был шок. Недоумевали: куда синица могла деться? Кошка у нас не водилась. Единственно, на что можно было подумать: могла вылететь при открытии входной двери. Все думы передумали. Но через неделю она нашлась. Кто бы мог представить себе где? Мать полезла на печь за валенками, и синичка из валенка выпорхнула. Слава Богу, жива и здорова. Сколько было радости. Не передать.