Kitobni o'qish: «Я сделал тебе больно», sahifa 6

Это ведь, кровь… да?

Лужа медленно увлекает мои ноги за собой, как болото засасывает куда-то в глубину. Топит, жадно отнимая остатки кислорода, которые с трудом проникают сквозь этот нестерпимый кошмар. Мне трудно дышать, грудь наполняется неизвестным мне, но таким тягостным чувством. Лужа сжимает меня в цепких объятьях, подобно свирепой зверской пасти, и последние остатки сил ускользают от меня. Внутри груди разрастается это давящее болезненное чувство, покрывающее мою душу тёмными водами. Это безумие. Чёртова лужа…

– Оставь меня в покое!! – прокричал я то ли мысленно, то ли в слух.

Больно. Мне очень больно где-то в глубине души. Лужа не жалеет никого, целиком поглощает и растворяет без остатка, будто в ней смешали очень едкое вещество.

Безжалостная. Эгоистка. Чудовище.

Я понял… Она отражает меня, не так ли? Такая же смутная, грязная и поганая. Она бездушная, как и я. Погружаясь в этот беспощадный бордовый океан, мне становится ясно: я – чудовище, как и эта лужа.

Мой поступок, мой выбор и та мрачная безысходность, которую я ношу внутри себя, отражены в этой нечестивой маске. Саша… Я только сейчас понял, что ты мне тогда сказал. Я сделал больно, очень-очень больно и себе, и тебе.

Прости меня… Я в самом деле глупец.

У меня нет сил находиться здесь. Невынасимо душно. Мне совсем уже нечем дышать. В воздухе висит омерзительный запах крови. Ещё немного и я задохнусь. А эта кровь повсюду: в атмосфере, в этой злосчастной луже, на пожухлой траве и в светло-карих глазах…

Меня тошнит.

Не выдержав, я ринулся из толпы, схватив Фрауке за руку.

Или мы всё это время держались за руки?

Кто-то крикнул в след. Возможно, это была Марта, но я не могу больше находиться здесь. Настырно прорывался сквозь толпу, отталкивая людей и, крепко держа крохотную девичью ручку. Я тянул лёгкую фигуру за собой. Ноги двигались быстрее, чем разум успевал осознавать происходящее. Но я понимал одно: нам нужно убежать от этого дурного места. Как можно дальше и быстрее убежать от сюда.

Пульс участился, а крики и шум толпы затихли на фоне моего оглушающего сердцебиения. Кажется, в этой суматохе я запутался, потеряв ориентацию.  Неизвестные улицы и здания мелькали перед глазами, но я не обращал на них внимания. Ничего не могло остановить меня. Ни крики Фрауке, ни тревожные взгляды прохожих, ни моя накатывающая усталость. Мне было всё равно. Только одна мысль витала в моей голове – убежать. Ветер свистел в ушах, словно подхватывая мою решимость и придавая мне силы. Я чувствовал, что нахожусь на грани своих возможностей. Всё, что было за мной – это шум и хаос, которые я оставлял позади. Моя ненависть к этому месту выливалась в каждую мышцу, подталкивая меня вперед.

Вскоре учащённое дыхание и бешеное сердцебиение, отражающееся во всем теле неприятной ритмичной пульсацией, напомнили о необходимости отдохнуть. Я остановился, опершись на колени. Теперь, когда мы были отдалены от той тошнотворной площади, сознание вернулось ко мне, вместе с адреналином и болью в теле, а слёзы неконтролируемо хлынули из глаз, как будто из них бил ключ реки. Я отчаянно пытался подавить эмоции, натирая глаза тыльной стороной ладони. Но чем больше я старался справиться со своей печалью, тем неприятнее эта область пощипывала. Фрауке что-то говорила мне с тревогой в голосе, но я не видел её и даже не слышал слова. На физическую боль вовсе перестал реагировать. Мой разум куда-то провалился, а вместе с ним притупились и все органы чувств. Упав на колени, и крепко обняв себя, я безудержно разрыдался, чувствуя, как вместе со слезами уходят последние силы.

 Я запомню эти затуманенные глаза, простодушную улыбку и бархатистый голос навсегда… 

Глаза… Раньше именно они были источником силы для меня. В них я видел решимость и надежду, которые подталкивали меня к поиску истины и искуплению. Теперь же они отложились в памяти куда ужаснее изумрудных глаз моей матери, которая умирала при мне. Я вновь наблюдал за тем, как медленно вянет ещё один невинный цветок. Глаза Саши представляли зловещую картину, пронизывая ужасом и болью: превращались из светло-карих в холодные и безжизненные, и в них до последнего оставалось что-то неясное, заставляющее меня дрожать от страха. Это было  разочарование .

Теперь, когда эти глаза всплывают у меня в памяти, я вижу одно: отражение своей вины и непростительной ошибки, которая привела к такому исходу. В них было столько боли и разочарования, что иногда мне казалось, что глаза поглотят меня целиком.

Отныне карий цвет никогда не уйдёт из моей памяти, словно его вырезали ножом глубоко в душе. Я осознаю, что именно из-за меня… именно я убил эти светло-карие глаза…